Министерство внутренних дел Российской Федерации
Главное управление по Сибирскому федеральному округу
Главное управление внутренних дел Алтайского края
Барнаульский юридический институт







Проблемы применения
нового уголовно-процессуального 
законодательства 
в досудебном производстве


Материалы 
научно-практической конференции



Часть II









Барнаул 2002


ББК 67.99(2)93
П 78Печатается по решению
Редакционно-издательского совета 
БЮИ МВД России



     Проблемы применения нового уголовно-процессуального законодательства в досудебном производстве: Материалы научно-практической конференции. Часть 2. – Барнаул: БЮИ МВД России, 2002. – 184 с.


Редакционная коллегия:

Чечетин А.Е. (отв. редактор), Семенов В.М., Давыдов С.И.
Брагин Г.П., Ким Д.В., Воронин С.Э., Петухов Е.Н., 
Авдюшкин Е.Г. (отв. секретарь).



Сборник материалов межрегиональной научно-практической конференции посвящен изучению проблем, связанных с введением в действие нового Уголовно-процессуального кодекса РФ, рассмотрению принципов, перспектив и путей его дальнейшего совершенствования.
Предназначен для следователей и руководителей следственных подразделений, а также для ученых, занимающихся проблемами уголовного процесса.



    ISBN 5-94552-018-7




?Барнаульский юридический институт МВД России, 2002

С.Э. Воронин
д-р юрид. наук, доцент
Барнаульский юридический институт МВД России
«Острые» углы применения норм УПК РФ на территории Сибирского федерального округа
    В результате многолетних дискуссий в научной среде и десятилетних усилий законотворческих органов российское государство все же получило новый УПК. Предлагавшиеся проекты Минюста, Генеральной прокуратуры и МВД России содержали самые различные варианты текста данного закона как одного из сложнейших с точки зрения юридической техники и природы правовых отношений кодифицированного акта. Однако несовершенство принятого УПК стало очевидно еще задолго до вступления его в законную силу. Уже на сегодня, спустя всего три месяца жизни нового УПК, в него внесено более 80 изменений и дополнений. От ученых и практиков уже поступило свыше 3 тыс. поправок и предложений в действующий текст этого нормативного акта, что закономерно ставит вопрос о создании рабочей группы в Государственной Думе по пересмотру и корректировке содержания документа. И сегодня, на наш взгляд, трудно согласиться с высказыванием одного из основных авторов и разработчиков УПК профессора Е.Б. Мизулиной, которая заявила: «Я не вижу ничего страшного в том, что в текст УПК вносится так много поправок и дополнений. А чем лучше УК РФ, в который также вносилось много поправок? Это, однако, не помешало ему успешно работать. Сегодня мы можем с определенностью заявить – новый УПК РФ работает, и работает успешно». Очевидно, уважаемая г-жа Мизулина Е.Б. не учитывает специфику регулируемых правовых отношений УК РФ и УПК РФ. УК РФ по своей природе содержит постулаты, многие из которых приобретают актуальность лишь после совершения преступления определенного вида. Регулируемые же УПК РФ процессуальные отношения, и это аксиома, в отличие от материальных, порождены ежедневной деятельностью людей, причем в орбиту этих правоотношений вовлечены десятки тысяч людей. Деятельностный характер предмета правового регулирования УПК вызывает необходимость подробного, детального и точного регулирования всех процессуальных процедур, а коллизии, возникающие между нормами на пути такого регулирования, неизбежно отразятся на практике применения уголовно-процессуальных норм и поставят под вопрос саму реализацию задач уголовного судопроизводства.
    Мы видим, что радикальность реформаторства разработчиков УПК РФ проявляется уже на теоретическом уровне – в отказе от категории «истины» как цели уголовного процесса. В частности, уже упоминаемая нами Е.Б. Мизулина утверждает, позволю себе еще раз процитировать, что «…важна не цель, а то, как не допустить получение нежелательного результата. Поэтому бесплодны споры об истине как цели уголовного процесса». Таким образом, законодатели, а точнее, группа разработчиков УПК РФ «изящным движением» и из самых лучших побуждений выбили главную опору из-под ног самой концепции уголовного процесса, поставив перед правоприменителем много неразрешенных вопросов:
     1) Как обеспечить законность, обоснованность и справедливость судебного приговора (ст. 297 УПК РФ) без выяснения существа действительно происшедших событий, т.е. истины?
     2) Что такое вообще справедливое разрешение дела на основе закона и совести?
     3) Как можно назначить виновному справедливое наказание (ст. 6 УПК РФ) и при этом не опираться на установление объективной истины?
    Таким образом, как справедливо восклицает профессор Азаров В.А., «…феномен объективной истины обречен бродить как «тень отца Гамлета» между строк УПК РФ, скорбно напоминая о себе и «ставя набекрень» мозги правоприменителю».
    Разработчики, наверное, забыли о бесспорности того, что лучшим критерием истины является практика. Именно правоприменительная практика ответит на вопрос о достоинствах и недостатках УПК РФ, проверит жизнеспособность сформулированных в нем постулатов и принципов. И, действительно, сделанный нами анализ 2-месячной практики применения нового УПК только на территории Сибирского федерального округа уже позволяет сделать определенные выводы о качестве предложенных законодателем правовых норм.
    Так, если использовать метафору и образно представить в идеале задуманную законодателем геометрию УПК РФ, то это будет, безусловно, равносторонняя фигура, вероятнее всего, квадрат, так как ст. 15 УПК провозглашает состязательность сторон, их равенство, в том числе и на досудебном производстве. Состязательность сторон «красной линией» проходит через всю правовую материю УПК РФ, является основополагающей идеей предложенного законодателем кодифицированного акта. Мы видим, что существенно расширены правовые возможности стороны защиты; предусмотрен, хотя и весьма формально, институт безопасности свидетелей и потерпевших.
    Однако в реальной «геометрии» УПК РФ обнаруживается достаточно много острых и тупых углов, что ставит под сомнение реализацию принципа состязательности. «Острые» углы – это порождаемые нормами УПК сложные проблемные ситуации, в которые постоянно ставятся участники уголовного судопроизводства; «тупые» углы – это многочисленные коллизии норм и пробелы в новом Кодексе. 
    Скрупулезный анализ институтов и процессуального положения различных участников процесса позволяет сделать неутешительный вывод о том, что и без того хрупкий баланс оппонирующих сил в уголовном судопроизводстве неумолимо нарушается в пользу стороны защиты. Особенно это касается процессуального статуса следователя.
    Так, не совсем понятна логика законодателя, лишившего следователя права на принятие самостоятельного решения о возбуждении уголовного дела. Теперь на это требуется согласие прокурора (ч.1 ст. 146 УПК). В условиях огромной территории нашей страны, в том числе и Сибирского федерального округа, задача практически невыполнимая. Случаи необоснованного возбуждения уголовных дел в следственной практике являются достаточно редкими. Органы дознания возбуждали уголовные дела только с утверждения начальника органа дознания и этого контроля было бы вполне для них достаточно. Право на самостоятельное возбуждение уголовного дела было одним из немногих существенных отличий процессуального положения следователя от процессуального статуса органа дознания даже по старому УПК, а теперь и это отличие нивелировалось.
    Очень своеобразные отношения по новому УПК выстраиваются у следователя с защитником. Так, согласно п.3 ч.4 ст. 46 и п.9 ч.4 ст. 47 УПК РФ, подозреваемый и обвиняемый имеют право на конфиденциальные свидания с защитником, не ограниченные ни по времени, ни по продолжительности. О какой организаторской роли следователя в уголовном процессе может идти речь в этом случае, если сторона защиты может настоять на праве такого свидания, в котором следователь не должен присутствовать, даже в ходе проведения следственного действия? Кроме того, в соответствии с нормой п.9 ст. 47 УПК РФ обвиняемому предоставлено право многократного прерывания следственного действия для согласования с защитником своих ответов на задаваемые следователем вопросы, что, бесспорно, сводит на нет стратегию и тактику проводимого следственного действия, и, как результат, ставит стороны обвинения и защиты в неравные условия.
    Законодательное расширение участия защитника в производстве следственных и процессуальных действий закономерно потребовало значительного увеличения адвокатского корпуса, особенно в сельской местности. Отсутствие дежурных адвокатов, дежурство которых организовано, как правило, только в дневное время, существенно усложнило производство многих процессуальных действий, особенно таких, как задержание. В большинстве населенных пунктов субъектов округа в вечернее время адвокаты отказываются от участия в уголовном деле по назначению из-за отсутствия оплаты. Производство следственных действий без участия защитника порождает проблему допустимости таких доказательств в соответствии со ст. 75 УПК, что, как показывает практика, возникает чаще всего при производстве опознания.
    Далее, ст. 86 УПК РФ предоставляет защитнику право собирать доказательства путем получения предметов, документов и иных сведений. И вновь законодатель допустил дисбаланс состязающихся сторон, так как процессуальный порядок получения документов и сведений в Кодексе не предусмотрен, что дает право адвокату оспорить доказательства обвинения любыми, в том числе нелегитимными способами. Хорошо известно, что означает так называемая «адвокатская тактика» недобросовестного защитника при проведении опросов, формировании ложной свидетельской базы и ложного алиби обвиняемого, а также использовании других средств, не допустимых для следователя, находящегося в жестком правовом поле. Кроме того, адвокат вправе не приобщать материалы к уголовному делу, в связи с чем при ознакомлении с материалами уголовного дела вновь нарушается равноправие сторон.
    Не учитывая опыт прошлого, законодатель включил время ознакомления обвиняемого и его защитника в срок предварительного следствия, который при этом не прерывается. Нетрудно спрогнозировать результат такой законодательной конструкции – обвиняемые и их защитники будут умышленно затягивать ознакомление с материалами уголовного дела, что неизбежно приведет к волоките в расследовании. Следователи, не укладываясь в отведенные законом сроки предварительного следствия, будут вынуждены продлевать их, повторные допросы и очные ставки при этом отнюдь не будут способствовать укреплению свидетельской базы, сохранению и умножению доказательств. Это – «тупые» углы в геометрии УПК, порой порождающие в досудебном производстве патовые, тупиковые ситуации для следователя.
    Еще более драматичные отношения складываются по новому Кодексу между следователем и органом дознания. Еще в ходе обсуждения проекта УПК РФ, принятого во втором чтении, ведущие ученые-процессуалисты, в частности профессор Божьев В.П., предупреждали о несовершенстве предложенного законодателем института дознания. Отказавшись от протокольной формы досудебной подготовки материалов как неэффективной формы расследования, действующий УПК РФ сократил сроки производства дознания, кардинально изменил подследственность органов дознания, усилил ведомственный (процессуальный) контроль за производством предварительного расследования со стороны начальника органа дознания. И результаты этих законодательных новелл, чаще всего негативные, не заставили себя ждать. Особенно проблемные ситуации возникли в правоохранительной деятельности в связи с изменением подследственности органов дознания. Передача законодателем в подследственность органов дознания 39 составов преступлений предполагала осуществление предварительного следствия только по тяжким и особо тяжким преступлениям. Однако в действительности сокращение сроков дознания до 15 суток привело к увеличению объема следственной работы за счет передачи в производство следователей дел о малозначительных преступлениях. В то же время квалифицировано провести дознание в установленные законом сроки по отдельным категориям преступлений, в частности о ДТП, незаконном обороте наркотиков и другим, связанным с производством различных экспертиз, невозможно.
    Так, согласно действующему приказу МВД РФ № 263-1993 г., срок производства экспертных материалов в экспертных учреждениях МВД составляет 15 суток, а это как раз время, отведенное законодателем на производство дознания, которое может быть продлено не более чем на 10 суток. Уточним, что производство судебно-медицинских, биологических и некоторых других видов экспертиз занимает по времени 30 и более суток. 
    Кроме того, новый Кодекс не урегулировал вопрос о применении ст. 223 УПК РФ в части возбуждения, расследования и приостановления уголовных дел, подследственных органу дознания при отсутствии подозреваемого. Как правило, данная категория дел, подследственных органам дознания, через прокурора передается следователям, причем иногда лишь для того, чтобы быть прекращенными по основаниям ст. 24 или приостановленными по ст. 208 УПК РФ, т.к. глава 32 «Дознание» предусматривает лишь составление дознавателем обвинительного акта. Это вносит серьезные проблемы во взаимоотношения следователя и органа дознания и непомерно увеличивает и без того большую нагрузку органов предварительного следствия. 
    По мнению многих ученых и практиков, в рамках реформы малых форм расследования имело смысл законодательно вообще отказаться от такой формы расследования как дознание, тем более, как нами уже было выше замечено, что по УПК РФ процессуальные статусы следователя и дознавателя мало чем отличаются. Целесообразнее было бы, на наш взгляд, усовершенствовать необоснованно отвергнутую законодателем протокольную форму досудебной подготовки материалов как варианта полицейского расследования, позволяющего экономить время и средства правоохранительных органов, работающих в жестком «конвейерном» режиме борьбы с малозначительной преступностью. 
    Весьма проблематичным для следователя и дознавателя стал процесс задержания в порядке ст. 91 УПК РФ, а также дальнейшего представления на санкцию с целью избрания меры пресечения в виде заключения под стражу. Время, затрачиваемое на получение судебного решения, занимает в среднем от 5 до 8 часов. С учетом времени на подготовку ходатайства прокурором этот срок увеличивается еще. Практика показывает, что отведенный ч.2 ст. 94 УПК РФ срок задержания подозреваемого в 48 часов является явно недостаточным для сбора доказательств и предоставления в суд задержанного на санкцию. Легко прогнозируемый в этой ситуации результат – сокращение количества задержанных и арестованных лиц, что, в частности, и констатируется сегодня в отчетах администраций ИВС и СИЗО, находящихся на территории округа.
    Так, лица, подозреваемые в совершении преступления на территории Кемеровской области, задерживались по ст. 91 УПК РФ в июле текущего года почти в 3 раза реже, чем в аналогичном периоде прошлого года. Также в 3 раза сократилось и число арестованных граждан – с 310 в прошлом году до 93 в текущем. В Иркутской области задержано в порядке ст. 91 УПК лишь 219 лиц, арестовано – 86 (для сравнения – с января по июнь арестовывалось ежемесячно от 440 человек до 500). Число лиц по направленным в суд делам снизилось на 44% и составило 955. Если в течение 1 полугодия 2002 г. следователями Красноярского края в порядке ст. 122 УПК РСФСР задержано 3784 гражданина (в среднем 630 человек в месяц), то в июле текущего года по подозрению в совершении преступления задержано всего 180 лиц. Мера пресечения в виде заключения под стражу избрана в отношении 134 обвиняемых. В Алтайском крае за июль-август 2002 г. мера пресечения содержание под стражей избиралась в отношении 290 обвиняемых (за тот же период 2001 г. – в отношении 290 чел.).
    Таким образом, следователи и дознаватели пытаются обойти «острые» и «тупые» углы уголовного судопроизводства, избегая применять меры процессуального принуждения даже в тех случаях, где это жизненно необходимо.
    Подводя итог всему вышесказанному, полагаем, что все же не стоит предаваться пессимизму, так как различного рода проблемы существовали и в ранее действующих УПК, но государство их успешно преодолевало. Отмеченное несовершенство действующего уголовно-процессуального закона, безусловно, устранимо. Повсеместно проводимые сегодня совещания, семинары, конференции, круглые столы по проблемам применения норм УПК РФ должны приводить и приводят не только к выработке единообразного понимания уголовно-процессуального закона и правильного его применения, но и его совершенствованию.
Ю.В. Деришев 
канд. юрид. наук, доцент
член Высшей квалификационной коллегии судей РФ
Омский юридический институт 

Некоторые организационно-правовые проблемы досудебного производства по УПК РФ
    Эффективность уголовного судопроизводства в полной мере оценивается через достижение его целей при минимальной затратности, куда следует отнести, с одной стороны, возможные материальные расходы государства на его процедуры, с другой – адекватность ограничения прав и интересов участников уголовного процесса.
    Еще более 30 лет назад профессор В.Т. Томин призывал ученых-процессуалистов считать государственные деньги, о чем, впрочем, некоторые из них стали забывать, предлагая в последнее время не только высокозатратные, но и не обеспеченные финансовыми и организационными средствами процедуры производства по уголовным делам1.
    Как известно, право (в том числе и уголовно-процессуальное) – это нормативная модель должных и возможных состояний (эталон) деятельности, в связи с чем законодатель должен прогнозировать (создавать систему представлений, частично имитирующих предлагаемый оригинал для получения новых знаний о нем2) последствия введения предлагаемого порядка судопроизводства. В противном случае возникает опасность декларативности правового регулирования, решающего только «политическую сторону» правоприменительной практики, представители которой вновь предстанут перед старинной дилеммой: как действовать – по закону или по совести? 
    Создавая новый Уголовно-процессуальный кодекс государства, законодатель должен был исходить в первую очередь из оценки эффективности (взаимовыгодности) применения западных моделей судоустройства в условиях возможностей реальной российской действительности, в государстве со слабо развитой инфраструктурой, экономическими, социальными, религиозными, национальными, демо- и географическими противоречиями и ограничениями доступа к правосудию и судебной защите. Трудно представить, насколько при этом учтены законодателем нигилистические традиции нашего народа, его «правовой уклад» и «правовые воззрения», и, наконец, уровень и динамика не сдающей своих позиций, качественно и количественно зреющей и легко приспосабливающейся к реформам преступности. Можно ли рассчитывать, что предложенные «либеральные ценности» уголовного судопроизводства смогут стимулировать разрешение этих проблем? 
    Вместе с тем правоприменитель обязан применять закон, который предложен законодателем, а точнее, обществом и государством, и не должен размышлять, где найти силы и средства для этого и как «выкрутиться» из порой безвыходной ситуации, чтобы точно и неукоснительно выполнить норму права. Первое прочтение и первые правоприменительные шаги УПК Российской Федерации свидетельствуют, что подобные проблемы и противоречия организационно-правового характера далеко не плод теоретических исследований ученых и предсказаний аналитиков.
    1. В соответствии с ч.4 ст. 146 УПК РФ постановление следователя и дознавателя о возбуждении уголовного дела незамедлительно направляется прокурору для ознакомления с материалами проверки сообщения о преступлении и принятия одного из решений: дачи согласия на возбуждение уголовного дела либо вынесении постановления об отказе в даче такого дозволения или возвращении материалов для дополнительной проверки. Причем это не распространяется на подобные решения, принимаемые капитанами морских и речных судов, находящихся в дальнем плавании, руководителями геологоразведочных партий и зимовок, удаленных от мест расположения органов дознания, главами дипломатических представительств и консульских учреждений Российской Федерации. В данном случае допускается «отложенный» прокурорский надзор. Общеизвестно, что в необъятной России подобных органов дознания и предварительного следствия, организационно находящихся в перманентном «дальнем плавании» и по объективным причинам удаленных от органов прокуратуры, довольно много.
    Таким образом, во-первых, подобная мера остается эффективной (если вообще возможно рассуждать об этой категории в данном применении) лишь к правоприменителям, «доступным» для прокурорского надзора, а во-вторых, данный шаг законодателя вызывает сомнение и самой потребностью прокурорского вмешательства на данной стадии уголовного судопроизводства. Практике известно, что количество отмененных прокурорами постановлений о возбуждении уголовного дела в порядке ст. 116 УПК РСФСР было крайне незначительным.
    Как известно, Генеральный прокурор Российской Федерации в Приказе № 39 от 5 июля 2002 г. «Об организации прокурорского надзора за законностью уголовного преследования в стадии досудебного производства» потребовал от подчиненных прокуроров тщательно изучать материалы проверок заявлений и сообщений о преступлениях и при этом не допускать промедления в возбуждении уголовного дела при очевидных признаках преступления.
    Вместе с тем, эти вопросы прокурорам предлагается решать на месте происшествия (а значит, оперативно) лишь при сообщениях об убийстве, террористическом акте, бандитизме, иных особо тяжких преступлениях, т.к. приказ обязывает их лично выезжать на места совершения подобных преступлений и непосредственно изучать обстоятельства происшедшего и собранные материалы, а при наличии достаточных оснований на месте возбуждать уголовное дело либо давать согласие на его возбуждение, если постановление о возбуждении вынесено следователем.
    В других случаях приказ предусматривает некоторый организационный механизм обеспечения реализации введенного порядка возбуждения уголовного дела. Так, согласно п. 2.6 Приказа, в случае решения о согласии на возбуждение уголовного дела, но при невозможности оперативного возвращения следователю или дознавателю материалов дела для производства расследования или дознания о принятом решении необходимо уведомлять их по телефону, телеграфу, телетайпу, средствами факсимильной связи или электронной почтой, а постановления о возбуждении уголовного дела с материалами незамедлительно направлять следователю или дознавателю. Уведомление, полученное по телефону, оформлять телефонограммой.
    Кроме того, в целях оперативного рассмотрения вопросов, связанных с дачей согласия на возбуждение уголовного дела, предлагается установить в нерабочее время (включая выходные и праздничные дни), дежурство прокурорских работников, правомочных принимать процессуальные решения.
    Как свидетельствует пока небольшая, но убедительная практика, подобные «благие пожелания» во многих регионах не обеспечены ни финансово, ни организационно. Требования п. 2.6 Приказа толкуются порой расширительно, и это по причинам объективного характера, т.к. прокуроры вынуждены разрешать начало производства по уголовному делу по средствам коммуникативной связи, не имея реальной возможности ознакомиться с материалами сообщения о преступлении, особенно когда речь идет о неочевидных правонарушениях. 
    Реакция правоприменителей однозначна. В заинтересованные ведомства (в Генеральную прокуратуру, МВД Российской Федерации и т.п.) поступают многочисленные жалобы на невозможность получить соответствующее согласие прокурора в силу самых различных причин: ввиду болезни, отъезда прокурора, отсутствия транспортных связей и т.п. «Абсурдной данную норму считают и работники прокуратуры»3, которые «никак не могут взять в толк, где найти время на прием всех следователей, возбудивших за сутки дела»4. Как представляется, особого оптимизма компромисс, достигнутый с законодателем и компенсирующий «отобранный» прокурорский надзор за ограничением конституционных прав граждан подобным неуклюжим нововведением, у прокурорских работников не вызывает. 
    2. По наблюдениям западных журналистов, за новым Уголовно-процессуальным кодексом Россия «ходила» на Запад, что, впрочем, и не скрывает один из основных разработчиков и «продавливателей» закона Д. Козак, связывающий будущее отечественного уголовного процесса с приведением его в соответствие с мировыми стандартами уголовной юстиции5. Давно известные и широко применяемые на Западе гарантии habeas corpus (предписание об обязательном доставлении в течение 48 часов задержанного в суд для подтверждения ареста) в России оставались после принятия Конституции в течение десятилетия лишь абстракцией, вызывающей у юридической общественности понимание, признание и, одновременно, неопределенность. Став реальностью с 1 июля 2002 г., они потребовали серьезных ресурсных, организационных и кадровых обеспечительных мер. Если в России сегодня 18.000 судей, то для реализации нововведений необходимо 50.000, а к ним 1,5 млрд долларов и не менее 4 лет созидательной подготовительно-обеспечительной работы6. Обнародование данных цифр уже после вступления в действие УПК РФ лишь еще раз подчеркивает, что законопроект не прошел достаточно взвешенную и строгую организационно-финансовую экспертизу. При этом резкое снижение числа арестованных обвиняемых после 1 июля 2002 г. вряд ли можно рассматривать как плод либерализации уголовной политики. Причины более прозаичные: отсутствие транспорта и конвойных служб для организации доставки задержанных в суд, объективная невозможность суда обеспечить реализацию данных гарантий и т.п.
    3. И, наконец, last, but not list. Вступление защитника в уголовное судопроизводство на самых ранних его стадиях – одна из самых ярких черт, характеризующих цивилизованный состязательный уголовный процесс, отличая его от розыскной модели. Согласно ч.3 ст. 49 УПК, защитник участвует в деле, в том числе с момента фактического задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, либо с момента начала осуществления в отношении него мер процессуального принуждения или процессуальных действий, затрагивающих его права и свободы. Причем законодатель еще до введения в действие УПК РФ внес некоторые существенные коррективы, заменив Федеральным законом от 29 мая 2002 г. формулировку «допускается к участию» на «участвует», тем 
самым обязав правоприменителя в случае заявления лицом ходатайства реально обеспечить его право на защиту и пользование услугами защитника – адвоката. Однако, по справедливому замечанию западных наблюдателей, «на широких просторах России не известно вообще, найдется ли достаточно адвокатов»7. Действительно, если количество российских адвокатов в 2001 г. увеличилось почти на 4.000 человек и насчитывает более 47.000, то число районов Российской Федерации, в которых вообще нет адвокатов и требования ст. 52 Конституции остаются декларацией, сохранилось прежним – 45!8 Добавить к тому районы, обслуживаемые недостаточным количеством адвокатов, и картина реализации требований нового УПК, направленных на реальное обеспечение права на защиту, становится вполне ясной.
    Перспективы новой уголовной политики могут стать довольно туманными, если реформаторам не удастся убедить в своей правоте не только юристов-профессионалов, но и большую часть населения. При этом необходимо признать, что широко распространенные сейчас методы борьбы с преступностью в народе не популярны9 в связи с низкой их эффективностью. Запоздалое решение вопросов обеспечения реализации нового УПК РФ или их решение, но по «остаточному принципу», не только повредит авторитету власти, но и серьезно скажется на криминальной ситуации в стране.
И.В. Колесниченко
прокуратура Алтайского края 
О некоторых проблемах применения нового 
уголовно-процессуального законодательства 
в досудебном производстве
    Статьей 140 УПК РФ, по сравнению со ст. 109 УПК РСФСР, существенно сокращен перечень поводов для возбуждения уголовного дела. В соответствии с указанной нормой УПК РФ поводами к возбуждению уголовного дела служат: заявление о преступлении, явка с повинной, сообщение о совершенном или готовящемся преступлении, полученное из иных источников. Таким образом, из УПК РФ исключены являющиеся таковыми согласно ст. 109 УПК РСФСР иные поводы к возбуждению уголовного дела. Вместе с тем указанное в ч.1 ст. 140 УПК РФ в качестве повода для возбуждения уголовного дела сообщение о совершенном или готовящемся преступлении, полученное из иных источников, является более емким и, по сути, объединяет в себе те поводы, которые существовали ранее.
    Основанием для возбуждения уголовного дела является наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления.
    Вопросу качества проведения предварительной проверки с введением в действие УПК РФ должно придаваться более пристальное внимание, поскольку ст.ст. 11, 133 УПК РФ предусматривают обязанность государства возместить моральный и материальный вред, причиненный лицу нарушением его прав и свобод в результате уголовного преследования, в полном объеме независимо от вины органа дознания, дознавателя, следователя, прокурора и суда. Представляется, что в большей части именно этим обусловлена позиция законодателя о необходимости обязательного получения согласия прокурора на возбуждение уголовного дела. Кроме того, необоснованное возбуждение уголовного дела влечет за собой и необходимость финансирования государством процессуальных издержек по оплате труда следователя, адвоката, экспертов и т.д., при этом результатом их работы будет прекращенное уголовное дело. При таких обстоятельствах на органы прокуратуры фактически возложено бремя ответственности за дачу согласия на незаконное возбуждение уголовных дел, логическим продолжением которой является предусмотренная ст. 136 УПК РФ обязанность прокурора приносить от имени государства официальное извинение реабилитированным лицам за причиненный вред.
    Анализ постановлений об отказе в даче согласия на возбуждение уголовного дела свидетельствует о том, что основными причинами отказа являются нарушения действующего законодательства при проведении оперативно-розыскных мероприятий, при возбуждении уголовных дел о хищениях – не устанавливается (либо не достоверно устанавливается) стоимость похищенного, имеющая существенное значение для наличия в действиях лица состава уголовно-наказуемого деяния.
    Новым уголовно-процессуальным законодательством закреплен принцип состязательности сторон обвинения и защиты, их равноправия перед судом, а обязанность осуществления уголовного преследования возложена исключительно на органы прокуратуры, предварительного расследования и дознания. В связи с этим существенно возрастает ответственность этих органов, поскольку любое их упущение, нарушение закона в ходе оперативно-розыскной деятельности и предварительного расследования ведет к недопустимости доказательств и, как следствие, в ряде случаев – к оправданию подсудимого независимо от тяжести содеянного им преступления. При таких обстоятельствах правоохранительные органы должны выступать перед судом в качестве единой скоординированной системы, цель которой – на основе законным путем добытых доказательств установить вину лица, совершившего преступление. В связи с этим роль органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, дознания, предварительного следствия, не должна исчерпываться выявлением и раскрытием преступлений, их расследованием и направлением уголовных дел в суд. Необходимо осуществлять оперативное сопровождение, контролировать ситуацию и во время рассмотрения дела в суде. Не исключена возможность давления на свидетелей обвинения со стороны защиты и обвиняемого, крайне важным является вопрос явки свидетелей в суд.
    Проблема обеспечения безопасности и защиты участников уголовного судопроизводства как в стадии досудебного производства, так и при рассмотрении дела судом имеет важное значение в условиях сложившейся криминогенной обстановки, а также с учетом предъявляемых УПК РФ требований к допустимости доказательств (возможность оглашения в судебном заседании показаний участников уголовного судопроизводства, полученных в ходе предварительного расследования).
    Так, предусмотренные ст.ст. 186 ч.2, 193 ч.8, 278 ч.5 УПК РФ меры безопасности в отношении потерпевшего, свидетеля или иных участников уголовного судопроизводства в случае угрозы их жизни, здоровью, имуществу требуют выделения дополнительных финансовых средств и в настоящее время практически неосуществимы.
    Вместе с тем в соответствии с требованиями ст. 281 УПК РФ оглашение показаний потерпевшего и свидетеля, ранее данных при производстве предварительного следствия, допускается при наличии противоречий между ранее данными показаниями и показаниями в суде, а также при неявке в судебное заседание свидетеля или потерпевшего только с согласия сторон. Между тем, как показывает практика, такое согласие между стороной обвинения и защиты по показаниям, имеющим важное значение для дела, может быть достигнуто крайне редко. Таким образом, показания потерпевших и свидетелей, данные в ходе предварительного следствия с соблюдением всех требований уголовно-процессуального закона, не могут быть использованы как доказательства. Тем более, что изменение показаний потерпевшими и свидетелями в суде может быть вызвано разными причинами (угрозы для жизни и здоровья их самих и родственников, подкупом и т.п.). Кроме того, при рассмотрении дела судом, по прошествии определенного, значительного промежутка времени, они могут просто не помнить обстоятельства дела.
    С целью исключения возможности признания показаний потерпевшего и свидетеля, добытых при производстве предварительного расследования, органам следствия предлагается закреплять полученные в ходе допросов указанных лиц доказательства иными предусмотренными УПК РФ способами (очная ставка, проверка показаний на месте и др.).
    Существует ряд специфических составов преступлений, по которым значительная часть доказательственной базы строится на результатах ОРД, которые в соответствии с Федеральным законом «Об оперативно-розыскной деятельности» могут служить доказательствами по уголовному делу. Речь идет о преступлениях, совершенных организованными преступными группами, бандами, а также связанных со злоупотреблениями должностных лиц государственных органов, взяточничеством. В свете нового уголовно-процессуального законодательства в связи с невозможностью возвращения судом уголовного дела на дополнительное расследование на первое место выходит проблема допустимости доказательств. В связи с этим возрастает ответственность органов, осуществляющих ОРД при проведении оперативно-розыскных мероприятий, на первый план выходит их законность, документальное оформление. Во всех случаях предоставления результатов ОРД следователю должно выноситься соответствующее постановление. Такие ОРМ, как следственный эксперимент и др., должны проводиться на основании постановления, утвержденного начальником органа, осуществляющего ОРД.
    С ведением в действие УПК РФ получила разрешение проблема исчисления сроков следствия при соединении нескольких уголовных дел в одно производство. Представляется, что исчисление срока следствия по уголовному делу, имеющему наиболее длительный срок расследования, и поглощение им сроков производства по остальным уголовным делам, является наиболее оптимальным вариантом. Применявшийся до 01.07.02 г. порядок исчисления срока следствия по объединенному делу, включающий в себя суммарное календарное время расследования по всем делам, был очень неудобен для исчисления сроков и при соединении более 3 приостановленных производством уголовных дел уже на момент соединения превышал 6-месячный срок следствия, что влекло за собой необходимость возбуждения соответствующих ходатайств перед Генеральным прокурором РФ о дальнейшем продлении срока следствия.
Е.В. Ескина 
канд. юрид. наук
Тюменский юридический институт МВД России
Возбуждение уголовного дела по УПК РФ
    Возбуждение уголовного дела – первоначальная, самостоятельная стадия российского уголовного судопроизводства, которая имеет свои границы, назначение, особый круг участников процесса.
    Довольно специфичен круг участников уголовного судопроизводства в стадии возбуждения уголовного дела. Это властные участники судопроизводства со стороны обвинения (прокурор, начальник следственного отдела, следователь, орган дознания и дознаватель), уполномоченные от лица государства осуществлять уголовное преследование по делам публичного и частно-публичного обвинения, включая процессуальную деятельность в связи с получением сообщения о преступлении (ст. 21 УПК РФ). 
    К участникам со стороны обвинения на данном этапе процессуальной деятельности закон также относит: заявителя, пострадавшего и его представителя, лицо, задержавшее подозреваемого на месте совершения преступления или с поличным, которые заинтересованы в окончательном разрешении сообщения о преступлении (в суде, по делам частного обвинения – частный обвинитель подает заявление и сам поддерживает обвинение в суде – ст. 43 УПК РФ).
    Со стороны защиты участниками данной стадии являются: лицо, явившееся с повинной; лицо, в отношении которого решается вопрос о возбуждении или об отказе в возбуждении уголовного дела. К иным участникам судопроизводства относятся: очевидец, специалист, понятой, переводчик.
    Право возбуждать уголовное дело законом предоставлено ограниченному кругу участников судопроизводства: прокурору, следователю, органу дознания и дознавателю (ч.1 ст. 144 УПК РФ). В силу принципа состязательности сторон (ст. 15 УПК РФ) суд лишен данного правомочия. Только мировому судье предоставлено право единолично возбуждать дела частного обвинения о преступлениях, предусмотренных статьями 115, 116, 129 ч.1 и 130 УК РФ (ст. 20 и ст. 318 УПК РФ).
    Необходимым условием для возбуждения уголовного дела является наличие законного повода и достаточного основания.
    Согласно ст. 140 УПК РФ, такими поводами являются: 1) заявление о преступлении; 2) явка с повинной; 3) сообщение о совершенном или готовящемся преступлении, полученное из иных источников. Закон (ст. 140 УПК РФ) исключил такие поводы, как сообщения общественных организаций; сообщения учреждений, предприятий, организаций и должностных лиц; статьи, заметки и письма, опубликованные в печати; непосредственное обнаружение органом дознания, следователем, прокурором или судом признаков преступления. В случае поступления сообщения о преступлении от вышеперечисленных органов, поводом для возбуждения уголовного производства будет являться заявление о преступлении (п.1 части первой ст. 140 УПК РФ) или сообщение о совершенном или готовящемся преступлении, полученное из иных источников (п.2 части первой статьи 140 УПК РФ).
    Из указанных в ст. 140 УПК РФ поводов к возбуждению уголовного дела особое значение имеет сообщение о совершенном или готовящемся преступлении, полученное из иных источников, чем указанные в статьях 141 и 142 УПК РФ, которое принимается лицом, получившим данное сообщение, о чем составляется рапорт об обнаружении признаков преступления. Процессуальная форма рапорта об обнаружении признаков преступления приводится в Приложении 1 к УПК РФ.
    Данный повод охватывает все иные случаи получения сообщения о преступлении, кроме тех, что поступили в виде заявления о преступлении или заявления о явке с повинной (например, результаты оперативно-розыскной деятельности; результаты прокурорской деятельности и др.).
    Основанием для возбуждения уголовного дела является наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления (ч.2 ст. 140 УПК РФ). Чтобы сделать вывод о наличии достаточных оснований для возбуждения уголовного дела, закон не требует установления на этом этапе всех элементов состава преступления (объекта, объективной стороны, субъекта, субъективной стороны), достаточно достоверного установления самого события преступления, о котором сообщает источник, указанный в ч.1 ст. 140 УПК РФ. 
    Независимо от отнесения видов преступления к делам публичного, частно-публичного или частного обвинения, а также от правил подследственности, дознаватель, орган дознания, следователь и прокурор обязаны принять, проверить сообщение о любом совершенном или готовящемся преступлении (ч.1 ст. 144 УПК РФ), а в случае обнаружения признаков преступления принять меры по установлению события преступления, изобличению лица или лиц, виновных в совершении преступления (ч.2 ст. 21 УПК РФ)10. Закон устанавливает для проверки сообщения о преступлении и принятия по нему решения срок – не позднее трех суток со дня поступления указанного сообщения. Прокурор, начальник следственного отдела, начальник органа дознания вправе по ходатайству соответственно следователя, дознавателя продлить этот срок до 10 суток (ч.3 ст. 144 УПК РФ).
    Законодатель закрепил следующие средства предварительной проверки сообщения о преступлении. Во-первых, согласно ч.2 ст. 144 УПК РФ – «требование о передаче документов и материалов» (часть 2 ст. 144 УПК), в случае когда редакция, главный редактор соответствующего средства массовой информации обязаны передать по требованию прокурора, следователя или органа дознания имеющиеся в распоряжении соответствующего средства массовой информации документы и материалы, подтверждающие сообщение о преступлении, а также данные о лице, предоставившем указанную информацию, за исключением случаев, когда это лицо поставило условие о сохранении в тайне источника информации. Во вторых, это – «осмотр места происшествия», который в случаях, не терпящих отлагательства, согласно части второй статьи 176 УПК РФ может по-прежнему производиться до вынесения постановления о возбуждении уголовного дела. Помимо вышеназванных средств, законодатель называет и иные процессуальные действия: требования, поручения, запросы прокурора, следователя, органа дознания и дознавателя (ч.4 ст. 21 УПК РФ). Уголовно-процессуальный кодекс РФ, в отличие от норм ранее действовавшего УПК РСФСР (ст. 109) не относит к средствам предварительной проверки сообщения о преступлении – получение объяснения от отдельных граждан и должностных лиц. В Приложении к УПК РФ законодатель также не приводит процессуальную форму «объяснения». Однако представляется очевидным, что данное средство проверки сообщения о преступлении по-прежнему будет применяться практическими работниками органов внутренних дел.
    В стадии возбуждения уголовного дела воспрещается проводить предварительную проверку путем производства следственных действий, производство которых закон разрешает лишь после возбуждения уголовного дела. Исключение составляет осмотр места происшествия (ст. 176 УПК РФ). Согласно ч.4 ст. 146 УПК РФ, после вынесения постановления о возбуждении уголовного дела следователь, дознаватель с одновременным получением согласия прокурора на возбуждение уголовного дела, с целью закрепления следов преступления и установления лица, его совершившего, кроме осмотра места происшествия могут произвести еще такие следственные действия, как освидетельствование и назначение судебной экспертизы. Данное положение части 4 ст. 146 УПК РФ не корреспондируется с другими положениями статей уголовно-процессуального закона. Так, например, освидетельствование и назначение экспертизы – следственные действия, которые, как правило, содержат элементы процессуального принуждения и при производстве которых затрагиваются права и свободы личности в сфере уголовного судопроизводства. Данное обстоятельство, безусловно, может служить правовым основанием для допуска защитника на более ранние этапы производства по делу, а именно: защитник должен принимать участие непосредственно при решения вопроса о возбуждении уголовного дела, в случае проведения указанных следственных действий, что не предусмотрено законодателем в УПК РФ.
    Далее, положения статей 179 и 195 УПК РФ, регламентирующих порядок производства следственных действий – освидетельствования и экспертизы, предусматривают проведение их лишь в отношении определенных участников судопроизводства, таких, как, подозреваемый, обвиняемый, потерпевший, свидетель. Однако на стадии возбуждения уголовного дела данных участников процесса пока не существует, они появляются позже, с возбуждением и появлением уголовного дела и проведением определенных процессуальных действий. 
    В целях осуществления надзора за законностью процессуальной деятельности органов предварительного расследования законодатель реформировал порядок возбуждения уголовного дела. В связи с чем, прокурору было предоставлено полномочие давать согласие дознавателю, следователю на возбуждение уголовного дела (ч.1 ст. 156 УПК РФ).
    Вынесенное следователем, дознавателем постановление о возбуждении уголовного дела незамедлительно направляется прокурору. К постановлению прилагаются материалы проверки сообщения о преступлении, а в случае производства отдельных следственных действий по закреплению следов преступления и установлению лица, его совершившего (осмотра места происшествия, освидетельствования, назначения судебной экспертизы), – соответствующие протоколы и постановления. Прокурор, получив постановление о возбуждении уголовного дела, принимает одно из следующих решений: 1) незамедлительно дает согласие на возбуждение уголовного дела; 2) выносит отдельное постановление об отказе в даче согласия на возбуждение уголовного дела (при этом дознаватель и следователь в порядке реализации своей процессуальной независимости могут обратиться с жалобой к вышестоящему прокурору на решение прокурора об отказе в даче согласия на возбуждение дела); 3) возвратить материалы для дополнительной проверки, которая должна быть проведена в срок не более 5 суток11.
    О решении прокурора следователь, дознаватель в тот же день уведомляет заявителя, а также лицо, в отношении которого возбуждено уголовное дело. При возбуждении уголовного дела капитанами морских или речных судов, находящихся в дальнем плавании, руководителями геологоразведочных партий или зимовок, удаленных от мест расположения органов дознания, главами дипломатических представительств или консульских учреждений Российской Федерации прокурор незамедлительно уведомляется указанными лицами о начатом расследовании. В данном случае постановление о возбуждении уголовного дела и материалы передаются прокурору незамедлительно при появлении для этого реальной возможности.
А.В. Мягков 
Омская академия МВД России
О.И. Бекетов 
канд. юрид. наук, доцент
Омская академия МВД России
Использование материалов, полученных при применении сотрудниками милиции досмотра, в уголовном процессе
    Одна из важнейших задач милиции – пресечение преступлений и административных правонарушений (ст. 2 и п.1 ст. 10 Закона Российской Федерации от 18 апреля 1991 г. № 1026-I «О милиции»12), которое по российскому законодательству может осуществляться в двух правовых режимах: административно-правовом и уголовно-процессуальном.
    Уголовно-процессуальный режим действий милиции в рамках возбужденного уголовного дела является оптимальным и означает, с одной стороны, высокий уровень их правовой регламентации, с другой – расширение возможностей для выявления и документальной фиксации признаков преступлений. Однако уголовно-процессуальный механизм в практической деятельности милиции может быть задействован не всегда.
    Нередко признаки преступлений обнаруживаются внезапно, например при наружном осмотре одежды и вещей, находящихся у задерживаемых, заподозренных в совершении правонарушений, или в случае досмотра транспортных средств при подозрении, что они используются в противоправных целях (п.23 ст. 11 Закона «О милиции»). Подобный осмотр сотрудник милиции обязан произвести, руководствуясь п.п. 146, 147 Устава патрульно-постовой службы милиции, в целях обеспечения собственной безопасности.
    Одной из мер административного принуждения, довольно широко применяемой милицией в правоприменительной практике и непосредственно связанной с вторжением в права и свободы граждан, является досмотр. Данная мера административного воздействия остро затрагивает честь и достоинство гражданина, нарушает его конституционное право на неприкосновенность личности, вызывает негативную психологическую реакцию.
    В юридической литературе, посвященной изучению правовой природы досмотра, отмечается, что она имеет двойственный характер. С одной стороны, в системе мер административного принуждения досмотр рассматривается как мера обеспечения безопасности (административно-предупредительная мера)13. С другой – является действенным средством обеспечения производства по делам об административных правонарушениях14. К этому, полагаем, следует добавить, что законодательство об административных правонарушениях традиционно относит досмотр к мерам пресечения административных проступков (см. ст.ст. 239 КоАП РСФСР, 27.1 КоАП РФ).
    Правовое регулирование досмотра осуществляется различными законодательными и ведомственными правовыми актами, по нашему мнению, недостаточно согласованными между собой. Не существует и общего правового понятия «досмотра».
    Анализ нормативных правовых актов, регламентирующих основания и порядок применения досмотра, позволяет нам сделать вывод о том, что одно и то же действие, осуществляемое сотрудниками милиции, имеет разные названия.
    Так, сотрудникам милиции предоставлено право производить: личный досмотр, досмотр вещей, находящихся при физическом лице (см. ст. 27.7 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, п.п. 2, 5 ст. 11 Закона «О милиции», п. «ж» ст. 24 Федерального закона от 6 февраля 1997 г. № 27-ФЗ «О внутренних войсках Министерства внутренних дел Российской Федерации»15); перед помещением в специальный приемник: личный осмотр несовершеннолетнего (см. п. 3.5 Положения о приемниках-распределителях для несовершеннолетних органов внутренних дел), личный досмотр, досмотр одежды и вещей, доставленных в специальный приемник для отбывания административного ареста (см. п. 19 Положения о специальных приемниках для содержания лиц, арестованных в административном порядке); обыск лица, осмотр одежды и вещей задержанного за бродяжничество или попрошайничество (см. п. 15 Положения о приемниках-распределителях для лиц, задержанных за бродяжничество или попрошайничество).
    Федеральным законом от 31 марта 1999 г. «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О милиции» возможности административно-правовых средств (или способов) выявления и фиксации признаков преступлений значительно расширены. Так, пункт 2 ст. 11 дополнен правом милиции при наличии достаточных данных о том, что граждане или должностные лица имеют при себе оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, взрывные устройства, наркотические средства или психотропные вещества, производить в порядке, установленном федеральным законом, личный досмотр лиц, досмотр их вещей, ручной клади и багажа, изымать указанные предметы, средства и вещества при отсутствии данных о наличии законных оснований для их ношения и хранения.
    Незначительные редакционные изменения, внесенные данным Законом в п.18 ст. 11, предусматривающий право милиции входить беспрепятственно в жилые и иные помещения граждан, на принадлежащие им земельные участки и осматривать их при преследовании лиц, подозреваемых в совершении преступлений, либо при наличии достаточных данных полагать, что там совершено или совершается преступление, а также в некоторых других случаях, по существу, подтвердили легитимность административно-процессуальных способов обнаружения и документального закрепления признаков преступлений в жилище граждан, неприкосновенность которого гарантируется ст. 25 Конституции России.
    Новая редакция п.5 ст. 11 Закона «О милиции» подтверждает право милиции производить в установленном законом порядке личный досмотр и досмотр вещей лиц, незаконно проникших либо пытавшихся проникнуть на охраняемые милицией территории и объекты, а также досмотр их транспортных средств, с помощью которых были совершены проникновения либо его попытка; п.23 данной статьи – осуществлять с участием водителей или граждан, сопровождающих грузы, осмотр транспортных средств и грузов; п.25 – проводить с участием собственника имущества либо его представителей или уполномоченных им лиц, а при отсутствии таковых – представителей органов исполнительной власти или местного самоуправления осмотр производственных, складских, торговых и иных служебных помещений, транспортных средств, других мест хранения и использования имущества и т.д.
    Сотрудникам милиции также предоставлено право при необходимости осуществлять личный досмотр, досмотр вещей, жилища и транспортных средств без составления протокола и без понятых (см. п. «г» ст. 12 Федерального Конституционного закона от 30 мая 2001 г. № 3-ФКЗ «О чрезвычайном положении»16, п.12 ч.2 ст. 7 Федерального Конституционного закона от 30 января 2002 г. № 1-ФКЗ «О военном положении»17).
    В соответствии со ст. 48 Федерального закона от 8 января 1998 г. № 3-ФЗ «О наркотических средствах и психотропных веществах»18 именно в целях предупреждения, выявления и пресечения преступлений в сфере незаконного оборота наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров в местах произрастания и культивирования наркотикосодержащих растений, а также в местах возможного осуществления незаконных перевозок наркотиков решениями органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации могут быть определены конкретные территории и в их пределах введен контроль за хранением, пересылкой или перевозкой наркотиков.
    Должностным лицам органов внутренних дел, таможенных органов, органов пограничной службы и федеральной службы безопасности при осуществлении введенных административно-правовых мер контроля за оборотом наркотиков предоставлено право производить досмотр граждан, почтовых и багажных отправлений, транспортных средств и перевозимых грузов при наличии достаточных оснований полагать, что осуществляются незаконные хранение, пересылка или перевозка наркотиков.
    К сожалению, способ оформления перечисленных административных действий в нормативных актах не определен, не выработаны и важнейшие требования к содержанию основных служебных и административно-процессуальных документов, рожденных практикой: рапортов, протоколов осмотра, изъятия. Указанные требования могут быть исключительно жесткими и должны обеспечивать способность данных документов быть полноценными источниками доказательств по уголовному делу.
    В условиях российской правовой системы в случаях, когда сотрудники милиции в связи с информацией (как правило, полученной оперативно-розыскным путем) имеют возможность заранее планировать задержание подозреваемых, изъятие вещественных доказательств (наркотиков, оружия и др.), следует совершенствовать тактику действий милиции, предполагающую максимальное использование уголовно-процессуальных средств. Такая тактика должна быть предпочтительной для оперативных аппаратов милиции – подразделений по борьбе с организованной преступностью, незаконным оборотом наркотиков и пр.
    Тем не менее сложившаяся правоприменительная практика даже данных подразделений широко использует арсенал административно-правовых средств, вступающих в искусственное противоречие с уголовно-процессуальным законодательством.
    Данную проблему можно проиллюстрировать материалами уголовного дела о незаконном хранении и сбыте боеприпасов19.
    Сотрудники управления по борьбе с организованной преступностью при УВД Омской области, располагая достоверной информацией о наличии в спортивной сумке гражданина Л. четырех боевых гранат с четырьмя взрывателями, задержали данного гражданина при выходе из подъезда и в присутствии понятых произвели личный досмотр и досмотр его вещей.
    В ходе досмотра все гранаты и взрыватели были обнаружены и изъяты, цели данного административно-процессуального действия были полностью достигнуты. Тем не менее в уголовном деле появились отдельное поручение следователя в адрес руководителя управления по борьбе с организованной преступностью о производстве выемки гранат у Л., постановление следователя о производстве выемки, а наименование «административно-процессуального» протокола досмотра и изъятия гранат посредством отчетливо видимого ретуширования было преобразовано в «уголовно-процессуальное» – протокол выемки. В подобных случаях стремление придать «законную» уголовно-процессуальную форму административным действиям сотрудников милиции по изъятию ведет к искажению фактических обстоятельств данной процедуры и ставит под сомнение правомерность действий милиции и допустимость полученных доказательств.
    Приведенный пример достаточно типичен для уголовных дел, в которых в качестве вещественных доказательств фигурируют предметы и вещества, изъятые сотрудниками милиции в ходе административной деятельности, – оружие, боеприпасы, наркотики и др. Полагаем, что административные действия милиции по собиранию материалов, которые могут быть признаны вещественными доказательствами по уголовному делу, должны быть полнее регламентированы законодательством. Необходимо разработать строгие требования к административно-процессуальным документам и их примерные образцы, предназначенные для фиксации признаков преступлений и последующего использования в качестве источников доказательств по уголовным делам
    На региональном уровне, очевидно, возможны разработка и внесение указанных требований и образцов документов на рассмотрение научно-консультативных советов при областных (краевых, республиканских в составе Российской Федерации) судах. Их одобрение может способствовать реализации важного признака правового государства, в соответствии с которым милиция (полиция) руководствуется не только требованиями закона, но и прямыми указаниями суда.
А.И. Коновалов
канд. мед. наук
Тюменский юридический институт МВД России 
А.С. Сидоров
Тюменский юридический институт МВД России 
Назначение и возможности судебно-медицинских экспертиз, проводимых по делам об убийствах, совершаемых на железнодорожном транспорте
    Одной из самых важных по своей значимости для расследования рассматриваемой категории дел, бесспорно, является судебно-медицинская экспертиза. «Спросите любого следователя, пусть даже с небольшим опытом расследования убийств, какая экспертиза незаменима в таких делах, и он, не колеблясь, назовет судебно-медицинскую. И не ошибется, потому что именно благодаря ей удается прояснить многие вопросы и распутывать самые загадочные убийства», – пишут Н.А. Селиванов и Л.А. Соя-Серко, с которыми нельзя не согласиться20.
    Некоторые специфические особенности в практике расследования убийств, совершенных на железнодорожном транспорте, имеет судебно-медицинская экспертиза трупа.
    Среди случаев обязательного проведения экспертизы, указанных в ст. 196 УПК РФ, на первом месте стоит необходимость установления причин смерти. Поэтому при обнаружении трупа (либо его частей) по делам об убийствах, совершенных на железнодорожном транспорте, сразу же после осмотра на месте происшествия следователь обязан обеспечить доставку трупа в морг для судебно-медицинской экспертизы.
    При этом специалисты рекомендуют перед отправкой трупа в морг изъять те предметы, наложения, загрязнения, которые могут иметь значение для дела и могут быть изменены либо утрачены в процессе транспортировки, или принять меры для предупреждения их изменений. Необходимо также создать такие условия перевозки, которые исключали бы возможность появления дополнительных повреждений, загрязнений тела и одежды трупа21.
    В обязательном порядке эксперту должно быть направлено постановление о назначении экспертизы, в котором излагаются сведения об обстоятельствах, установленных при осмотре, и вопросы, по которым требуется заключение эксперта. Достоверные фактические данные в описательной части постановления не должны подменяться непроверенными утверждениями или догадками. К постановлению о назначении экспертизы во всех случаях необходимо приобщать документ, удостоверяющий личность погибшего (в случае его наличия), а также копию протокола осмотра трупа, т.к., располагая более полными сведениями об обстоятельствах дела, эксперт произведет исследование трупа более целенаправленно.
    Кроме этого, с той же целью проведение судебно-медицинской экспертизы трупа целесообразно поручать судебному медику, участвовавшему в качестве специалиста в осмотре трупа.
    Вопросы эксперту должны быть конкретными, четкими и последовательными и определяться задачами, стоящими перед следователем.
    Существуют вопросы общего характера, которые ставятся практически в каждом случае при исследовании трупа. К их числу относятся, например, следующие: какова причина смерти; имеются ли на трупе повреждения, и если да, то какие, как они расположены; в какой последовательности причинены телесные повреждения; каким по форме орудием или оружием нанесены повреждения; какие повреждения нанесены при жизни и какие после смерти; одним или несколькими орудиями причинены телесные повреждения; могли ли повреждения быть нанесены самим потерпевшим или они нанесены другим лицом; сколько времени прошло с момента смерти до осмотра трупа на месте происшествия22.
    В зависимости от предполагаемого способа лишения жизни потерпевшего, помимо общих вопросов, эксперту должны быть поставлены и дополнительные, специальные вопросы23.
    Так, при обнаружении на железнодорожном полотне или вблизи него трупа с телесными повреждениями перед судебно-медицинским экспертом могут быть поставлены следующие вопросы: какие повреждения обнаружены на трупе; характерны ли данные повреждения для железнодорожной травмы; произошли ли эти повреждения в результате переезда тела (или его части) колесами железнодорожного подвижного состава; по какой части тела, в каком направлении перекатились колеса поезда; сколько раз тело подвергалось переезду; имеются ли на трупе повреждения от удара частями движущегося железнодорожного транспорта; в какую часть тела, на какой высоте и в каком направлении нанесен первичный удар; все ли повреждения образовались от воздействия частей железнодорожного транспорта или на трупе имеются повреждения иного происхождения; в каком положении по отношению к транспорту находился пострадавший в момент травмы; все ли части расчлененного трупа представлены на исследование, одному ли трупу они принадлежат; имело ли место волочение трупа; какова последовательность причинения повреждений; все ли повреждения на трупе являются прижизненными24?
    В случае предположения, что погибший получил смертельные повреждения при падении с поезда, эксперту могут быть поставлены такие вопросы: могли ли обнаруженные на трупе повреждения быть причинены при падении потерпевшего с поезда, следовавшего с определенной скоростью (указать скорость), с определенной высоты (указать примерную высоту падения от места в поезде, откуда мог упасть потерпевший, до поверхности земли, куда он мог упасть), при определенной обстановке на месте, куда потерпевший мог упасть (твердый или мягкий грунт, наличие или отсутствие камней или других предметов и т.д.); в каком положении находилось тело потерпевшего в момент удара, причинившего смертельное повреждение25?
    К сожалению, в последнее время большинство следователей старается избежать присутствия при судебно-медицинском вскрытии трупа. Вместе с тем именно благодаря этому следователь имеет возможность наиболее быстро и полно получить наглядное представление о причине смерти, поставить перед экспертом возникающие по ходу исследования дополнительные вопросы и сразу же получить на них ответы, изъять обнаруживаемые при вскрытии трупа объекты (пули, обломки оружия и т.п.), подлежащие осмотру и приобщению к делу в качестве вещественных доказательств и т.д.
    Важную роль в установлении лиц, совершивших убийства на железнодорожном транспорте, имеет судебно-медицинская экспертиза вещественных доказательств. Объектами данной экспертизы наиболее часто являются следы биологического происхождения, как оставленные убийцей на месте преступления или жертве, так и оказавшиеся на убийце или его вещах. Распространенными объектами судебно-медицинского (биологического) исследования являются следы крови.
    В одном из пассажирских вагонов, находящихся в отстойном парке станции Тюмень был обнаружен труп неизвестного мужчины с признаками насильственной смерти. Задержанные по подозрению в убийстве Д. и П. вначале свою причастность к преступлению отрицали. Однако после ознакомления с результатами судебно-медицинской экспертизы, согласно которой на одежде Д. и на обуви П. и Д. имелись пятна крови, происхождение которой нельзя исключать от потерпевшего, а кровь, изъятая с места происшествия, также идентична указанным образцам, подозреваемые дали признательные показания.
    Обращаясь к судебно-медицинской экспертизе, следует учитывать и ее новые, появившиеся за последние годы возможности.
    Так, например, в настоящее время с целью установления личности погибшего могут быть назначены генотипоскопическая и медико-криминалистическая экспертизы. Кроме того, медико-криминалистическая экспертиза имеет важное значение для исследования объектов с целью решения диагностических, классификационных и ситуационных задач.
    Не вдаваясь в перечисление всего многообразия известных экспертной и следственной практике идентификационных методик, выполняемых в ходе медико-криминалистических экспертиз данного вида26, отметим, что не является исключением использование данных экспертиз и по делам об убийствах, совершенных на железнодорожном транспорте.
    На территории вагоноремонтного депо станции Омск-пассажирский Западно-Сибирской ж.д. под обломками кирпича и мелкого щебня был обнаружен полуразложившийся труп неизвестного мужчины. В процессе исследования трупа удалось получить оттиски всех ногтевых фаланг кисти правой руки и три – левой кисти, пригодных для идентификации. Проведенная в ГИЦ МВД РФ проверка установила, что отображения папиллярных узоров пальцев рук, полученные в ходе дактилоскопирования трупа неизвестного мужчины, принадлежат гр-ну М. Заключение эксперта ЭКГ Омского ЛУВДТ, полученное в результате производства дактилоскопической экспертизы, подтвердило данный вывод. Кроме того, была проведена медико-криминалистическая экспертиза, которая установила, что представленный на экспертизу череп неизвестного мужчины принадлежит М.27
А.А. Андреев 
Барнаульский юридический институт МВД России
Историко-философское понимание проверки и уточнения показаний на месте как следственного действия
    Вопрос об истине в уголовном судопроизводстве не утратил своей актуальности на протяжении всего существования общества, так как его наличие показательно для естественноисторического развития человечества. Общеизвестно, что вынесению правосудного решения по конкретному уголовному делу предшествует процесс познания субъектов уголовного процесса.
    «Познание – усвоение чувственного содержания переживаемого или испытываемого положения вещей, состояний, процессов с целью нахождения истины. … В познании всегда содержится также узнавание. … В познании субъект и объект противостоят друг другу как познающее и познаваемое. Субъект постигает, а объект постигаем»28. Оценивая «всякую деятельность» как некую данность с философских позиций, очевидно, что «всякий целостный законченный акт познания представляет собой проникновение в сущность объекта через явление, выступает как единство непосредственного, чувственного, эмпирического и опосредованного, мыслительного, рационального способов приобретения знаний»29. «Именно в силу сознательного отношения к воспроизводимому, воспроизведение на высших ступенях становится реконструкцией в нашем понимании; не довольствуясь непроизвольно всплывающими образами, воспроизводя прошлое, мы стремимся сличением, сопоставлением, умозаключением реконструировать в воспроизведении прошлое в максимальном соответствии с подлинником»30.
    По своей пространственно-временной определенности каждое событие, представляющее интерес для уголовно-процессуального познания или иными словами «доказывания», в большинстве случаев имеет ретроспективную направленность. «Конечно, степень надежности знания, приобретенного непосредственно и опосредованно, не одинакова. Первое надежнее, ибо «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Поэтому субъект стремится по возможности максимально использовать непосредственное познание»31. Подобного рода позиция навряд ли может вызвать сомнение, так как «интеграция объектов, несущих в себе информацию, позволяет получить новые данные, выходящие за пределы исходных»32. Криминалистическая деятельность субъектов в процессе обнаружения, изъятия, исследования и использования доказательств в каждом конкретном случае и процесс познания в философском смысле имеют прямую связь. 
    Каждое следственное действие имеет определенный, характерный только для него метод познания. Проверка и уточнение показаний на месте как следственное действие имеет свою отличительную особенность в том, что своеобразным и специфичным средством, орудием познания в нем выступает психика реального индивида, которая по своим качественным и количественным показателям может проявляться наиболее явно, в силу того, что воспринимается субъектом познания не только абстрактно, но и наглядно. Подразумеваемая «наглядность» по своим качественным характеристикам шире наглядности, которая имеет место при предъявлении для опознания. В случае удачного проведения проверки и уточнения показаний на месте, могут быть подтверждены старые и получены новые доказательства, на основании которых можно будет с наиболее высоким уровнем достоверности судить о познаваемом нами событии.
    В недавно принятом УПК России законодатель предусматривает ряд новых следственных действий, в числе которых «Проверка показаний на месте». Подобного рода новелла обусловлена тем, что «… проверка и уточнение показаний на месте как самостоятельные следственные действия возникли первоначально на практике, в результате развития, и только потом стали объектом изучения криминалистической науки»33. Однако, еще до принятия УПК РСФСР 1961 г., в литературе можно встретить подробные работы по данной тематике. Так, в 1959 г. выходит в свет совместный труд Васильева А.Н. и Степичева С.С. «Воспроизведение показаний на месте при расследовании преступлений».
    Мнение о самостоятельности этого следственного действия тем не менее подверглось критике со стороны ведущих теоретиков науки уголовного процесса, таких, как Строгович М.С. и некоторых других. В основу их мнения легло утверждение о том, что проверка и уточнение показаний на месте не несет в себе новых видов исследования обстоятельств, имеющих значение по делу, а лишь синтезирует в себе хорошо известные, такие, как: следственный осмотр с участием «обвиняемого, подозреваемого, потерпевшего, свидетеля» (ч.2 ст. 179 УПК РСФСР), следственный эксперимент, где дается прямое указание на то, что «… в целях проверки и уточнения данных, имеющих значение для дела, следователь вправе произвести следственный эксперимент путем воспроизведения действий, обстановки или иных обстоятельств определенного события…» (ст. 183 УПК РСФСР), а также элементы иных следственных действий. 
    Вообще проблема заключалась не столько в доказательственной функции проверки и уточнения показаний на месте, сколько в «нарушении» принципов уголовного процесса. На фоне «хрущевской оттепели» и глобальных перемен общественно-политической жизни общества происходили значительные перемены в законодательстве, в частности в уголовном судопроизводстве. Резкой критике подверглась существовавшая в то время теория доказательств академика А.Я. Вышинского. В основу его теории был положен принцип добровольного признания обвиняемым своей вины как необходимое и достаточное основание доказанности виновности лица и окончания предварительного расследования. Осуждение тоталитаризма Сталина и курс на гуманизацию уголовного судопроизводства привели к тому, что среди ученых-криминалистов и процессуалистов появились значительные расхождения относительно понимания принципов уголовного процесса в свете теории доказательств. Вера в возможность искоренения преступности основывалась на достижении быстрого и эффективного раскрытия любого преступления и изобличении виновного, что должно было сделать невыгодным и бессмысленным совершение преступлений. Принцип того, что подозреваемый (обвиняемый) не обязан доказывать свою виновность в совершении преступления оказался решающим не в пользу проверки и уточнения показаний на месте как следственного действия. Анализ негативного опыта, проходивший под лозунгом решительной и бесповоротной борьбы с пережитками прошлого, повлек за собой пренебрежение рядом положительных моментов накопленного опыта. 
    Однако вопрос все же остался спорным, поскольку в шести союзных республиках СССР34 это следственное действие было законодательно закреплено. 
    В результате этого на практике создавалась «… лишь видимость его формального соответствия букве закона, который в этом аспекте «отстал» от практических реалий»35, а в теории понимание этого следственного действия носило неопределенный характер. 
С.И. Соболевская 
Тюменский юридический институт МВД России
Отдельные вопросы взаимодействия подразделений правоохранительных органов при расследовании дел, связанных с пожарами
    Как указано в уголовно-процессуальном законе, «задачами уголовного судопроизводства являются быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных...».
    Как известно, взаимодействие субъектов доказывания – одна из форм организации расследования преступлений, заключающаяся в основанном на законе сотрудничестве следователя с органом дознания, согласованном по целям, месту и времени. Оно осуществляется в пределах их компетенции в целях полного и быстрого раскрытия преступлений, всестороннего и объективного расследования уголовного дела и розыска скрывшихся преступников, похищенных ценностей и иных объектов, существенных для дела.
    В чем же сущность взаимодействия и, как следствие, возможно ли повышение его эффективности? Без чего само понятие «взаимодействие» теряет свой смысл? Безусловно, стоит согласиться с теми криминалистами (А.Ф. Лубин, В.И. Куликов), которые считают, что первым и единственным (не буквально!) признаком взаимодействия является сочетание различных видов деятельности при решении комплексных вопросов, причем результат «как нечто целое оказывается больше суммы частей его». Говорить о взаимодействии можно лишь тогда, когда взаимодействующие стороны для решения общих задач используют различные приемы, способы, средства и методы индивидуальной работы. Здесь опять необходимо подчеркнуть признак индивидуальности приемов, способов, средств и методов. Это означает, что каждый участник взаимодействия применяет в своей работе такие приемы, методы и средства, которые недоступны другому партнеру по взаимодействию. Невыполнение этого важного условия приведет лишь тому, что можно будет говорить всего лишь о разделении труда.
    Вторым признаком взаимодействия является согласование его участниками времени, места и формы закрепления результатов индивидуальной и общей работы. Иными словами, необходимо, чтобы исходная (или искомая) информация, а также промежуточные результаты поступали к тому участнику взаимодействия, который в этот момент в них нуждается, вовремя, то есть в нужное время и должной форме.
    Представляется, что, говоря о взаимодействии, невозможно не подчеркнуть еще один неотъемлемый его признак – его системность. Наличие обратной связи является обязательным условием и средством взаимодействия. Именно этот признак позволяет четко разграничить понятия «взаимодействие» и «участие». С позиций системного подхода каждый участник взаимодействия должен соотносить свои конечные результаты как с промежуточными, так и конечной целью расследования. От этого зависит оценка и значение его индивидуальных действий.
    Принцип управления взаимодействием является непременным условием его эффективности. Основным признаком субъекта управления является возможность создания условий, формирующих реальное поведение людей – участников взаимодействия. Как правило, и это очевидно, субъектом управления взаимодействием является следователь.
    Именно он наделен правом оценивать как результаты отдельных действий, так и общие результаты взаимодействия.
    Одной из форм взаимодействия, как известно, является создание специализированной следственно-оперативной группы (СОГ). Создание СОГ, занимающихся расследованием преступлений, связанных с пожарами, впервые было предусмотрено приказом МВД СССР № 272 «О мерах по улучшению расследования крупных пожаров» еще в 1982 г. К основным признакам, характеризующим эти СОГ можно отнести: общность целей проводимых процессуальных и оперативно-розыскных действий, согласованность планирования мероприятий, самостоятельность деятельности каждой из взаимодействующих сторон, быстроту использования следователем полученной информации и постановку новых задач. Таким образом, следственно-оперативная группа (СОГ), являясь основной формой организации раскрытия и расследования преступлений, связанных с пожарами, была призвана обеспечить взаимодействие сотрудников различных служб в процессе расследования.
    Утвержденная приказом МВД России № 487 от 31 августа 1996 г. «Инструкция о порядке взаимодействия и организации работы в органах внутренних дел Российской Федерации по раскрытию и расследованию преступлений, связанных с пожарами» в п. 3.3.4.19 возлагает на сотрудников службы криминальной милиции и подразделений с организованной преступностью обязанность осуществлять сбор, анализ и учет оперативной и иной информации о преступных группировках и лицах, склонных к совершению поджогов, а также об объектах с наибольшей степенью вероятности их уничтожения общественно опасным способом. К данным объектам можно отнести застрахованные объекты хранения товаро-материальных ценностей, в отношении владельцев которых имеются данные о намерении совершить поджог с целью сокрытия кражи имущества, иных злоупотреблений и нарушений; конкурирующие криминальные коммерческие структуры; подлежащие акционированию или приватизации объекты, на которых возникли конфликтные ситуации в связи с конкуренцией претендентов на владение ими; длительное время нерасселенные, подлежащие сносу жилые дома и т.д.
    К последнему случаю можно отнести ситуацию, сложившуюся в городе Тюмени осенью 2001 г. Так, в историческом центре города была совершена серия поджогов деревянных жилых домов, которые, как впоследствии выяснилось, подлежали сносу, а их жильцы – расселению. На этом месте планировалось возвести многоэтажный жилой комплекс индивидуального проекта. В результате пожара все деревянные дома были сильно повреждены огнем, имелись также и человеческие жертвы. Хотя уже после первых случаев возгорания органами внутренних дел был предпринят ряд мер организационного характера, как, например, организация патрулирования данного района нарядами ППС, это не дало положительного результата – совершались еще поджоги, а преступники так и не были установлены. Представляется, что налицо и нарушение предписаний вышеуказанной Инструкции, и недостаточное взаимодействие между подразделениями правоохранительных органов, ведь задачами правоохранительных органов (их отдельных подразделений) являются также и выявление, предупреждение, пресечение и раскрытие преступлений, а также выявление и установление лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших.
    Полагаем, что одной из проблем взаимодействия является так называемая «монополия на информацию», часто используемая именно оперативными работниками. Она заключается в том, что интересующей следователя информацией по делу или реальной возможностью ее получения может обладать сотрудник, напрямую со следователем не взаимодействующий.
    Кроме того, одной из основных проблем взаимодействия также можно назвать существующую в правоохранительных органах определенную конкуренцию, как межведомственную, так и внутриструктурную. Ее негативным аспектом является предоставление конкуренту возможности выполнить «черную» работу, т.е. если не отяготить, то и не облегчить его служебную деятельность. Причины этого явления достаточно разнообразны, но, как представляется, одними из основных являются разница в служебном и правовом положении, а также переоценка «своего вклада» в решение «чужих задач».
    В ходе расследования уголовных дел необходимо помнить, что взаимодействие не должно ограничиваться лишь процессуальными формами. Так, например, большое значение имеет такая организационная форма взаимодействия, как инструктаж оперативных работников, непосредственно задействованных в следственных действиях и тактических комбинациях.
    Как же обстоят дела на сегодняшний день? Почему произошел рост количества пожаров по неустановленным причинам (2,1%)36? Как показывает практика, создание таких СОГ произошло, в лучшем случае, лишь «на бумаге». Как правило, дела о пожарах расследуются без оперативного сопровождения (имеются в виду дела о пожарах не сопряженные с другими тяжкими преступлениями, например, убийством и т.п.). Да и специальные познания при этом используются далеко не в полной мере. Результаты проводимых исследований позволяют говорить о том, что лишь 61,1% следователей постоянно обращаются за консультацией к специалистам, лишь 66,7% опрошенных привлекают к проведению следственных действий специалистов в различных областях (электротехника – 41,7%; теплофизика, основы горения и пожарной безопасности – 50%; химия – 8,3%). Считают взаимодействие в процессе расследования постоянным 27,8% опрошенных, 55,5% считают его периодическим, а 16,7% – полагают, что взаимодействия не было вообще. При этом под взаимодействием со специалистами следователями понимается исключительно назначение экспертиз и получение консультаций, которые в большинстве случаев и проводятся с целью: во-первых, правильно сформулировать вопросы эксперту и, во-вторых, предоставить нужные материалы, что, учитывая все вышеизложенное, взаимодействием (в его истинном понимании) назвать довольно затруднительно.
О.Х. Галимов 
канд. юрид. наук, доцент
Сибирский юридический институт МВД России
Производство по делам с участием несовершеннолетних в УПК РФ: новый подход или старые проблемы?
    В российском уголовно-процессуальном законодательстве наличие норм, предусматривающих особые правила обеспечения защиты прав несовершеннолетних, имеет глубокие исторические корни, серьезную научную основу и устоявшийся опыт их реализации на практике. Вступивший в силу с 1 июля 2002 г. УПК РФ, наряду с некоторыми новациями производства по делам о преступлениях несовершеннолетних, в целом сохранил определенную преемственность с УПК РСФСР в этой части, что позволяет использовать многолетний опыт применения его норм органами предварительного расследования. Вместе с тем в большинстве своем обсуждаемое производство представлено в новом законе в виде воспроизведения содержания соответствующих норм «старого» УПК, с присущими им недостатками, неполнотой и непоследовательностью правового регулирования. Кроме того, оказались неучтенными неоднократно высказывавшиеся по этому поводу достаточно обоснованные предложения и рекомендации ученых, реалии и потребности современного правоприменительного процесса. Отдельные положения принятого закона нуждаются в уточнении, пересмотре и приведении в соответствие с международно-правовыми стандартами отправления правосудия с участием несовершеннолетних. Остановимся на некоторых из них.
    1. Выделение в УПК РФ самостоятельной главы, касающейся вопросов производства по делам о преступлениях несовершеннолетних (гл.50), вполне оправданно. Этим достигается, с одной стороны, полнота правового регулирования данного производства, с другой – удобство практического правоприменения. Безусловно, изучать, понимать и применять правовые нормы легче, когда они сконцентрированы в едином разделе закона. Однако идея систематизации норм, регулирующих судопроизводство с участием несовершеннолетних, реализована в УПК РФ не до конца. Во-первых, кроме гл.50 УПК РФ (включающей 13 статей), обсуждаемое производство регламентируется и другими (более чем двадцатью) статьями Кодекса, например, п.п.12 и 44 ст. 5, ч.3 ст. 27, п.2 ч.1 ст. 51, ст. 105, п.2 ч.1 ст. 154, ч.4 ст. 188, ст. 191 и др. Во-вторых, обсуждаемая глава содержит положения, распространяющие свое действие только в отношении несовершеннолетнего подозреваемого и обвиняемого. Однако несовершеннолетние в уголовном судопроизводстве могут выступать в качестве различных субъектов (свидетелей, потерпевших, лиц, не достигших к моменту совершения деяния, предусмотренного уголовным законом, возраста, с которого наступает уголовная ответственность), что требует дополнительных гарантий обеспечения их прав.
    2. Важное значение для правоприменителя имеет разрешение вопроса о круге лиц, в отношении которых распространяют свое действие положения гл.50 УПК РФ. Согласно ст. 420 УПК РФ требования данной главы применяются в отношении лиц, совершивших преступления в несовершеннолетнем возрасте. Представляется, что такой подход законодателя не соответствует предназначению специальных правил, установленных гл.50 УПК РФ. Содержащиеся здесь нормы призваны обеспечить защиту и реализацию прав лицам, которым к моменту производства по делу в силу недостижения определенного возраста самостоятельно это сделать затруднительно. Поэтому, если лицо к моменту процессуального производства достигло 18 лет, необходимость в предоставлении ему дополнительных гарантий отсутствует.
    3. Отойдя (и вполне обоснованно) от практики отказа в возбуждении уголовного дела в отношении лиц, не достигших к моменту совершения деяния, предусмотренного уголовным законом, возраста, с которого наступает уголовная ответственность (ст. 24, ч.3 ст. 27 УПК РФ), законодатель, к сожалению, не предусмотрел самостоятельного основания прекращения уголовного преследования (аналогичного п.5 ч.1 ст. 5 УПК РСФСР) для данной категории субъектов, ограничившись ссылкой в ч.3 ст. 27 УПК РФ на необходимость принятия решения в отношении них по п.2 ч.1 ст. 24 УПК РФ (за отсутствием в деянии состава преступления).
    Заметим, что число решений, принимаемых в связи с недостижением несовершеннолетними возраста, с которого наступает уголовная ответственность, за последние 10 лет увеличилось почти в 5 раз. Ежегодно более 100 тыс. общественно опасных деяний совершается лицами, не подлежащими уголовной ответственности по возрасту. 
    В этой связи, насколько актуально выделение самостоятельного основания прекращения уголовного преследования для реагирования на такие деяния?
    Во-первых, несмотря на то, что наличие ненадлежащего субъекта предполагает отсутствие состава преступления, необходимо видеть существенное отличие п.2 ч.1 ст. 24 и ч.3 ст. 27 УПК РФ. В первом случае действие лица не является общественно опасным и, следовательно, объективно не образует состав преступления. Во втором – действие лица является общественно опасным, однако привлечение его к уголовной ответственности невозможно в силу недостаточного для этого возраста (14 или 16 лет).
    Во-вторых, информация о принятом решении в отношении рассматриваемого субъекта может быть использована впоследствии в качестве дополнительных характеризующих сведений о личности несовершеннолетнего правонарушителя и учитываться при рассмотрении вопроса о возможности прекращения уголовного преследования по ст. 427 УПК РФ.
    В-третьих, наличие самостоятельного основания прекращения уголовного преследования помогает отслеживать статистику общественно опасных деяний, совершенных несовершеннолетними, вести специализированный учет последних. 
    Если суммировать сказанное, то выделение отдельного основания прекращения уголовного преследования в отношении лиц, не достигших к моменту совершения деяния, предусмотренного уголовным законом, возраста, с которого наступает уголовная ответственность, вполне оправданно.
    Кроме того, УПК РФ игнорирует необходимость регламентации порядка проверки и расследования таких деяний, совершенных малолетними (лицами, не достигшими возраста уголовной ответственности) и в отношении них. Процессуальный статус данного субъекта уголовно-процессуальных отношений подобно другим участникам (потерпевшему, свидетелю, обвиняемому и подозреваемому) должен получить соответствующее наименование и регулирование.
    В-четвертых, другая проблема, заслуживающая внимания, связана с порядком получения и фиксации информации, поступающей от несовершеннолетних, до возбуждения уголовного дела. Действующее, как впрочем, и предшествующее, уголовно-процессуальное законодательство не содержит правовых предписаний, подчеркивающих специфику разрешения первичных материалов с участием несовершеннолетних. Нужно отметить, что стадия возбуждения уголовного дела в УПК РФ в целом не получила достаточной регламентации, даже в сравнении с УПК РСФСР, где перечислялись отдельные способы проверки сообщений о преступлениях (получение объяснений, истребование необходимых материалов). Тем не менее информация от несовершеннолетних на данном этапе судопроизводства может быть получена в виде заявлений и объяснений.
    Статья 141 УПК РФ не содержит указания на возраст авторов заявлений. Отсутствие требований к возрасту заявителя в данной статье представляется не случайным. Дело в том, что закон допускает получать необходимые сведения от лиц, независимо от их личностных качеств (ст.ст. 56, 191 УПК РФ). Предписание ч.6 ст. 141 УПК РФ о предупреждении заявителя об уголовной ответственности за заведомо ложный донос по ст. 306 УК РФ, которая наступает по достижении возраста 16 лет, не следует рассматривать в качестве препятствия для приема заявлений от лиц младшего возраста. Здесь, аналогично ч.2 ст. 191 УПК РФ, необходимо закрепить правило, согласно которому таким лицам разъясняется необходимость говорить правду. Таким же образом (по аналогии с ч.1 ст. 191 УПК РФ) нужно урегулировать порядок участия педагога и законного представителя при получении от несовершеннолетнего объяснений.
    В-пятых, необходимо обратить внимание и на определенную непоследовательность регулирования законодателем отдельных вопросов производства предварительного расследования по делам с участием несовершеннолетних. Так, достаточно подробно закрепляя процессуальный статус законного представителя несовершеннолетнего подозреваемого и обвиняемого (ст.ст. 48, 426 УПК РФ), закон не содержит соответствующих предписаний относительно законного представителя несовершеннолетнего потерпевшего и свидетеля (ч.2 ст. 45 УПК РФ). Более того, при определении значений основных понятий, используемых в Кодексе, в п.12 ст. 5 УПК РФ нет указания на законного представителя несовершеннолетнего свидетеля, хотя такой субъект упоминается в других статьях закона (например, в ч.1 ст. 191 УПК РФ). Наряду с этим, остается законодательно неразрешенной проблема расширения круга лиц, могущих представлять интересы несовершеннолетнего при отсутствии у него законного представителя (близкие родственники, адвокат, представители органов опеки и попечительства).
    Нуждается в уточнении порядок вызова несовершеннолетних на допрос. В частности, ч.4 ст. 188 УПК РФ допускает вызов лица, не достигшего возраста 16 лет, не только через законных представителей, но и через администрацию по месту его работы или учебы, тогда как в ст. 424 УПК РФ находящийся на свободе несовершеннолетний обвиняемый, подозреваемый вызывается только через законных представителей. Представляется, что вызов несовершеннолетнего субъекта любого возраста должен производиться через его законных представителей. Иной порядок вызова может допускаться, если ребенок находится в закрытом (специализированном) учреждении, не имеет родителей или когда они временно отсутствуют по месту производства расследования либо могут препятствовать его явке, а также в случаях, не терпящих производства допроса.
    Имеются существенные недостатки в регламентации допроса несовершеннолетнего свидетеля и потерпевшего. В отличие от допроса несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого (ст. 425 УПК РФ) в ст. 191 УПК РФ не указана продолжительность допроса несовершеннолетнего субъекта, а в качестве приглашаемого специалиста назван исключительно педагог, а не педагог и психолог, как в ч.3 ст. 425 УПК РФ. Наряду с устранением названных пробелов, следует расширить в законе использование специальных при расследовании уголовных дел рассматриваемой категории, предусмотрев возможность привлечения в следственные действия, производимые с участием несовершеннолетних, специалиста в области возрастной психологии и педагогики.
    Эти и другие проблемы нуждаются в дальнейшем всестороннем анализе и осмыслении, а также выработке взвешенных подходов к их разрешению в целях формирования полноценного специализированного производства по уголовным делам с участием несовершеннолетних.
Т.А. Алмазова 
канд. юрид. наук
Сибирский юридический институт МВД России
Судебная экспертиза в стадии возбуждения уголовного дела: проблемы практики и законодательства
    Несомненно, что в настоящее время возможности современных судебных экспертиз довольно широки, что обусловливает рост их значения в уголовном судопроизводстве.
    В отечественных уголовно-процессуальных кодексах заключение эксперта традиционно являлось источником доказательств. Не стал исключением в этом отношении и УПК РФ 2001 г., назвав заключение эксперта доказательством (ч.2 ст. 74).
    Специальные познания экспертов применяются при расследовании фактически каждого уголовного дела. Ценность указанных познаний заключается не только в том, что они прямо или косвенно указывают на признаки преступления, уже совершенного или подготавливаемого, но и в своевременной их реализации в целях установления истины. В таких случаях результат проведенной экспертизы выполняет роль механизма, который приводит в действие процессуальную машину или направляет ее работу.
    Законодатель создал условия для начала процесса доказывания на более раннем этапе, разрешив назначение судебной экспертизы после возбуждения уголовного дела до получения на то согласия прокурора – ч.4 ст. 146 УПК РФ. Вместе с тем такое решение все же следует назвать полумерой, т.к. назначение экспертизы возможно только после вынесения постановления о возбуждении уголовного дела (т.е. при соблюдении общих условий предварительного следствия). Однако, как известно, для обнаружения достаточных данных, указывающих на признаки преступления, – основания для возбуждения уголовного дела, в ряде случаев без предварительного экспертного исследования предметов (например, оружия), документов (например, имеющих внешние признаки подделки), веществ (например, предположительно наркотических), тела живого лица (в целях установления степени тяжести телесных повреждений) и трупа (в целях установления причины смерти) – решить вопрос о достаточности данных, указывающих на признаки конкретного преступления, просто невозможно.
    Пытаясь восполнить пробелы законодательства, практика десятилетиями изощрялась и проявляла изобретательские способности относительно способов «добывания» достаточных данных, указывающих на признаки преступления, фактически начиная процесс доказывания до возбуждения уголовного дела. Так, несмотря на почти революционные законодательные решения, коснувшиеся уголовного судопроизводства в целом, в настоящее время должностные лица органов дознания, следователи, дознаватели пользуются проверенными «дедовскими» способами изучения информации о преступлении: поручение специалисту производства так называемого предварительного исследования веществ, предметов и документов; судебно-медицинское освидетельствование (которое по-прежнему проводится, в т.ч. врачом); изъятие объектов биологического происхождения – результатов жизнедеятельности человека; и ряд других. Такого рода действия, не регламентированные ни УПК РФ, ни иными федеральными законами, бесспорно, являются незаконными, а полученные сведения не могут использоваться в процессе доказывания. Весьма спорной представляется и возможность их использования как основания для назначения и производства соответствующих судебных экспертиз. Во-первых, при предварительном исследовании, проведенном до возбуждения уголовного дела, вскрывается упаковка, в которой содержится объект, что само по себе впоследствии вызывает сомнения с позиции его относимости к событию преступления; во-вторых, нарушается первичное состояние исследуемого объекта – уменьшается в объеме, повреждается или приводится в состояние, впоследствии лишающее эксперта возможности дать объективное заключение по результатам исследования. Если все же экспертное исследование при таких условиях произведено, то с помощью конституционной нормы, воспроизведенной в ч.1 ст. 75 УПК РФ, заключение эксперта должно быть признано недопустимым доказательством. 
    Кроме того, после возбуждения уголовного дела эксперту вновь приходится выполнять фактически тот же объем работы, который был выполнен ранее относительно того же объекта, но выходящими за рамки уголовного процесса способами. Так, на основании акта вскрытия трупа назначается судебно-медицинская экспертиза; на основании акта судебно-медицинского освидетельствования живого лица также назначается судебно-медицинская экспертиза и т.п.
    Таким образом, по нашему мнению, уже давно произошла искусственная подмена полноценного экспертного исследования действиями, в принципе не являющимися процессуальными.
    В свете нового правила, согласно которому предыдущее участие лица в уголовном деле в качестве специалиста не является препятствием для производства им экспертизы (п.1 ч.2 ст. 70 УПК РФ), возникает справедливый вопрос: всякий ли эксперт способен признать свою ошибку, допущенную им при исполнении функции специалиста, за которую он не несет никакой ответственности, и даст экспертное заключение, опровергающее первоначальные выводы, сделанные им же до возбуждения уголовного дела. 
    Законодательная неурегулированность вышеизложенных проблем препятствует законному, обоснованному и своевременному принятию решения о возбуждении уголовного дела (или об отказе в возбуждении уголовного дела), о задержании лица, подозреваемого в совершении преступления даже в том случае, если оно было застигнуто в момент совершения преступления (например, в момент незаконного хранения, перевозки наркотического вещества).
    Как известно, к отображению следов события преступления в наибольшей степени приспособлена система следственных действий. В нашем случае речь не идет об апробации новых познавательных приемов (хотя и в этом существует необходимость). Поэтому полагаем, что самым целесообразным способом выхода из создавшейся проблемы является закрепление в УПК РФ правила о производстве судебной экспертизы, в случае необходимости, до возбуждения уголовного дела. Новый уголовно-процессуальный закон предоставил новый повод для будирования данного предложения, подкрепленного приведенными аргументами. 
    И еще одно немаловажное обстоятельство, на которое законодателю следовало бы обратить внимание. 
    УПК РФ вообще не называет способы проверки информации о преступлении. Какую цель преследовал законодатель в данном случае, предоставив практикам возможность действовать по собственному усмотрению – не понятно, однако подобного рода пресловутое «процессуальное упрощенчество» приводит, как известно, к плачевным последствиям. Указанное обстоятельство заставляет должностных лиц органов предварительного расследования импровизировать, что в принципе не допустимо при осуществлении официальной деятельности исполнительных органов государственной власти.
    Безусловно, новый уголовно-процессуальный закон является прогрессивным, однако он не разрешил всех проблем, имевших место ранее, и, к сожалению, создал новые для правоприменителей. Хочется надеяться, что продукт исторического компромисса между старой правоохранительной и судебной системами и новыми тенденциями в законотворчестве, коим является УПК РФ, все же оправдает надежды.
Н.А. Дудко 
канд. юрид. наук, доцент
Алтайский государственный
университет
О выборе обвиняемым формы судопроизводства
    В Конституции РФ закреплено, что никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом (ч.1 ст. 47). Особое значение это конституционное положение имеет применительно к праву обвиняемого на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей. 
    Важнейшее условие подсудности уголовных дел суду присяжных – ходатайство обвиняемого о рассмотрении его дела судом с участием присяжных заседателей, что является своеобразным соединением персональной подсудности и подсудности по составу суда.
    В соответствии с ч.2 ст. 47 Конституции РФ обвиняемый в совершении преступления имеет право на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей в случаях, предусмотренных Федеральным законом. Выбор обвиняемым состава суда является существенным дополнением его права на защиту и отвечает требованиям Всеобщей декларации прав человека от 10 декабря 1948 г. Декларация предоставляет каждому человеку право «на то, чтобы его дело было рассмотрено гласно и с соблюдением всех требований справедливости независимым и беспристрастным судом» (ст. 10)37.
    Конституция РФ (ст.ст. 20, 47), УПК РСФСР (ст.ст. 421-425), УПК РФ (ст.ст. 30, 217, 218, 325) правом выбора как формы судопроизводства суда с участием присяжных заседателей наделяют только обвиняемого. Обвиняемый может воспользоваться этим правом или отказаться от него. УПК РСФСР содержал удачное уточнение: дело может рассматриваться судом присяжных не иначе как по ходатайству обвиняемого. Из этого следует, что другие участники процесса не обладают правом заявлять ходатайство о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей38. Уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает ни разъяснения права на такое ходатайство, ни выяснения мнения других участников процесса по поводу заявленного обвиняемым ходатайства, так как их мнение процессуального значения не имеет.
    Однако существует и иная точка зрения по этому вопросу. Например, Петрухин И.Л. считает, что ходатайство о суде присяжных может быть заявлено также защитником, законным представителем обвиняемого, потерпевшим, гражданским истцом, гражданским ответчиком и их представителями39. «Ходатайство может быть заявлено защитником или законным представителем обвиняемого, но лишь с его согласия. Однако в случаях, предусмотренных п. 2 и 3 ст. 49 УПК, защитник вправе заявить ходатайство без согласования с обвиняемым и даже вопреки его воле, поскольку несовершеннолетние и лица, страдающие физическими и психическими недостатками, не в полной мере дееспособны.
    Другие участники процесса – потерпевший, гражданский истец, гражданский ответчик, их представители – также имеют право заявить ходатайства о рассмотрении дела судом присяжных, однако их удовлетворение или отклонение зависит от позиции обвиняемого»40.
    Позиция И.Л. Петрухина не нашла одобрения ни в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 9 от 20 декабря 1994 г. «О некоторых вопросах применения судами уголовно-процессуальных норм, регламентирующих производство в суде присяжных»41, ни при разработке УПК РФ. Тем не менее она не безосновательна и заслуживает обсуждения, но только применительно к полномочиям защитника и законного представителя по делам несовершеннолетних и лиц с физическими или психическими недостатками. Дело в том, что проект Закона РФ о внесении изменений и дополнений в УПК РСФСР в связи с введением альтернативного судопроизводства (суда присяжных) содержал запрет распространения особенных правил альтернативного судопроизводства на производство по делам несовершеннолетних, немых, глухих, слепых и других лиц, которые в силу своих физических или психических недостатков не могут сами в полной мере осуществлять права, предоставленные обвиняемым при производстве в суде присяжных42. Законодатель не принял такое предложение, и УПК РСФСР с изменениями и дополнениями от 16 июля 1993 г., УПК РФ от 18 декабря 2001 г. не содержат ограничений или особенностей производства в суде присяжных по делам несовершеннолетних или лиц с психическими, физическими недостатками.
    В любом случае, даже если обвиняемый – несовершеннолетний или имеет психические, физические недостатки, права обвиняемого не передаются защитнику или законному представителю. Защитник и законный представитель не подменяют обвиняемого, а участвуют в судопроизводстве совместно с ним, причем их участие обязательно (ст.ст. 48, 51 УПК РФ). Защитник и законный представитель имеют собственные полномочия, некоторые из них аналогичны полномочиям обвиняемого (представлять доказательства, заявлять ходатайства и отводы, по окончании предварительного расследования знакомиться со всеми материалами дела, выписывать из него любые сведения и в любом объеме – п.п. 4, 5, 12 ст. 47; п.п. 2, 7, 8 ст. 53; п.п. 5, 6, 7 ст. 426. Участвуя в уголовном деле, защитник и законный представитель оказывают помощь обвиняемому в реализации прав. Именно так в ст. 49 УПК РФ определено назначение защитника: защитник – лицо, осуществляющее в установленном настоящим Кодексом порядке защиту прав и интересов подозреваемых и обвиняемых и оказывающее им юридическую помощь при производстве по уголовному делу. Более того, ст. 47 ч.5 закрепляет, что участие в уголовном деле защитника или законного представителя обвиняемого не служит основанием для ограничения какого-либо права обвиняемого. Защитник и законный представитель могут и должны обсудить с обвиняемым, особенно с несовершеннолетним или имеющим психические, физические недостатки, целесообразность заявления ходатайства о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей, но они не наделены правом заявлять такое ходатайство.
    УПК РФ, как и УПК РСФСР, не только предоставили обвиняемому право заявлять ходатайство о рассмотрении его дела судом с участием присяжных заседателей, но и установили гарантии его реализации. Важнейшей гарантией является надлежащее выполнение следователем предусмотренного УПК РФ порядка процедуры разъяснения обвиняемому права и заявления им ходатайства. Соответственно на следователя возлагаются следующие обязанности (ст.ст. 217-218 УПК РФ):
    1) разъяснить обвиняемому право ходатайствовать о рассмотрении уголовного дела судом с участием присяжных заседателей;
    2) разъяснить особенности рассмотрения уголовного дела судом с участием присяжных заседателей, права обвиняемого в судебном разбирательстве и порядок обжалования судебного решения;
    3) выявить желание обвиняемого воспользоваться этим правом или отказаться от него;
    4) составить протокол ознакомления с материалами дела, в котором сделать запись о проведении перечисленных действий.
    В соответствии со ст. 217 ч.5 УПК РФ следователь должен разъяснить обвиняемому не только право ходатайствовать о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей, но и право выбора других форм судопроизводства: о применении особого порядка судебного разбирательства и о проведении предварительных слушаний (п.2, п.3 ч.5 ст. 217 УПК РФ).
    Федеральный закон от 29 мая 2002 г. «О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон «О введении в действие УПК РФ» восстановил институт народных заседателей. Коллегия в составе судьи и двух народных заседателей должна рассматривать в период с 1 июля 2002 г. по 1 января 2004 г. уголовные дела о тяжких и особо тяжких преступлениях при наличии ходатайства обвиняемого, заявленного до назначения судебного заседания. С 1 января 2004 г. эту категорию дел и также по ходатайству обвиняемого будет рассматривать коллегия из трех судей федерального суда общей юрисдикции (п.3 ч.2 ст. 30 УПК РФ в редакции от 29 мая 2002 г.). Поэтому при ознакомлении обвиняемого с материалами дела следователь обязан разъяснить ему и право ходатайствовать о рассмотрении дела коллегией в составе судьи и двух народных заседателей. Очевидно, в ближайшее время законодатель дополнит ч.5 ст. 217 УПК РФ пунктом четвертым: о рассмотрении уголовного дела коллегией из трех судей (коллегией в составе судьи и двух народных заседателей до 1 января 2004 г.). Соответствующее дополнение должно быть внесено и в приложение к УПК РФ № 78 (протокол ознакомления обвиняемого и (или) его (её) защитника с материалами дела).
    Таким образом, УПК РФ предусматривает возможность выбора обвиняемым формы судопроизводства: предварительное слушание, особый порядок судебного разбирательства, рассмотрение дела с участием присяжных или народных заседателей.
    Ходатайство о проведении предварительных слушаний обвиняемый может заявить по любому делу. Требуется лишь наличие оснований, предусмотренных ст. 229 УПК РФ.
    Разъяснять другие формы судопроизводства и принимать ходатайство обвиняемого можно только с учетом: 
1) подсудности дела; 
2) категории преступления в зависимости от характера и степени общественной опасности;
3)  максимального наказания в виде лишения свободы, предусмотренного УК РФ.
    Формы судопроизводства, которые с учетом перечисленных обстоятельств не могут быть применены по делу, не следует разъяснять обвиняемому. 
    Соответственно обвиняемый не имеет права заявлять ходатайство о проведении этих форм судопроизводства. Например, по делам краевой и районной подсудности невозможно применение особого порядка судебного разбирательства, если за преступление предусмотрено наказание свыше пяти лет лишения свободы; по делам подсудности районного суда невозможно рассмотрение дела судом с участием присяжных заседателей, а по делам подсудности мирового судьи – и судом с участием присяжных заседателей, и коллегией в составе судьи и двух народных заседателей.
    Кроме того, при разъяснении обвиняемому права ходатайствовать о рассмотрении дела в составе судьи и двух народных заседателей следует учитывать, что тяжкими и особо тяжкими преступлениями (максимальное наказание свыше 5, 10 лет лишения свободы и более строгое) признаются только умышленные деяния (ч. 4, 5 ст. 15 УК РФ).
    Неосторожные деяния, даже если за их совершение предусмотрено максимальное наказание свыше 5 или 10 лет лишения свободы, признаются преступлениями средней тяжести (ч.3 ст. 15 УК РФ). То есть уголовные дела по этим преступлениям не могут рассматриваться коллегией в составе судьи и двух народных заседателей.
    К указанной категории дел о неосторожных преступлениях средней тяжести, но с санкцией свыше 5 лет лишения свободы, относятся: 
    1) подсудные краевому суду уголовные дела о преступлениях, предусмотренных статьями: 131 ч.3 п.п. «а», «б»; 152 ч.3; 205 ч.3; 206 ч.3; 211 ч.3; 227 ч.3; 263 ч.3; 267 ч.3; 269 ч.3 УК РФ; 
    2) подсудные районному суду уголовные дела о преступлениях, предусмотренных статьями: 111 ч.4; 127 ч.3; 128 ч.2; 132 ч.3 п.п. «а», «б»; 215 ч.2, 215-2 ч.3; 216 ч.2; 217 ч.2; 219 ч.2; 220 ч.2; 230 ч.3; 238 ч.2 п. «г»; 238 ч.3; 247 ч.3; 264 ч.3; 266 ч.3; 267 ч.3; 273 ч.2; 283 ч.2 УК РФ.
    Ст.ст. 217, 218 УПК РФ регламентируют действия следователя при ознакомлении обвиняемого с материалами дела, т.е. процессуальные действия при проведении расследования по делам, по которым следствие обязательно. По УПК РСФСР действия органа дознания почти не отличались от действий следователя: при производстве дознания по делам, по которым предварительное следствие не обязательно, орган дознания руководствовался правилами, установленными для предварительного следствия, лишь за некоторыми исключениями (ст. 120 ч.2 УПК РСФСР).
    В ст. 223 УПК РФ нет указания о том, что при производстве дознания можно применять ст.ст. 215-218 из главы 30 УПК РФ. Ст. 223 закрепляет, что предварительное расследование в форме дознания производится в порядке, установленном главами 21, 22 и 24-29 настоящего Кодекса, с изъятиями, предусмотренными гл. 32. В то же время ст. 225 регламентирует действия дознавателя не так подробно, как ст.ст. 215-218 регламентируют действия следователя. Например, не предусмотрены: уведомление об окончании дознания; разъяснение права знакомиться с материалами лично и с помощью защитника, законного представителя; необходимость составления протокола о проведении этих действий; процедура ознакомления с материалами дела; право заявлять ходатайства или иные заявления; разъяснение права ходатайствовать о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей, о применении особого порядка судебного разбирательства, о проведении предварительного слушания; процедура ознакомления с обвинительным актом.
    В такой нормативной ситуации возникает вопрос: перечисленные действия вообще не следует проводить дознавателю или проводить по аналогии с главами 23, 30 УПК РФ (ст.ст. 172, 215-218). Руководствуясь общими положениями теории уголовного процесса, допускающими применение аналогии, можно сделать вывод о возможности применения дознавателем при производстве дознания ст.ст. 172, 215-218 (гл. 23, 30), не противоречащих гл. 32 УПК РФ. Такой вывод подтверждает и анализ образцов протоколов №№ 76, 78 из приложения к УПК РФ. Протоколы №№ 76, 78 предполагают, что они составляются как следователем, так и дознавателем, т.е. при производстве всех форм расследования. А в протоколе № 76 вообще сделана ссылка на ст. 225 УПК РФ.
    Таким образом, действия дознавателя должны быть аналогичны действиям следователя, но в силу специфики дознания отличаться по содержанию и последовательности проведения. Основным отличием является то, что составление обвинительного акта и ознакомление обвиняемого с ним должно предшествовать ознакомлению с материалами дела. Право на ознакомление со всеми материалами по окончании расследования имеет только обвиняемый (ст. 47 ч.4 п.12 УПК РФ), но не подозреваемый (ст. 46 ч.4 УПК РФ). На протяжении всего дознания лицо, совершившее преступление, имеет статус подозреваемого и только при вынесении обвинительного акта по окончании дознания становится обвиняемым (ст.ст. 47 ч.1, 225 ч.1 УПК РФ). Важнейшее право обвиняемого – знать в чем он обвиняется, поэтому после составления обвинительного акта дознаватель обязан провести действие, аналогичное предъявлению обвинения, что и происходит при ознакомлении обвиняемого с обвинительным актом. Требование об ознакомлении обвиняемого с обвинительным актом внесено в ст. 225 ч.2 УПК РФ Законом от 29 мая 2002 г. «О внесении изменений и дополнений в УПК РФ». Это дополнение ст. 225 существенно корректирует мнение авторов Комментария УПК РФ о том, что «ознакомление обвиняемого с материалами уголовного дела включает разъяснение сущности обвинения и его процессуальных прав».
Ю.Г. Арзамасов
канд. юрид. наук, доцент
Барнаульский юридический институт МВД России
Судебный контроль за законностью 
ведомственных нормативных актов
    Как показывает анализ законодательства, начавшийся процесс реформирования законов и подзаконных актов явно затянулся. Это подтверждают следующие факты.
    Во-первых, многие нормативные документы страдают пробельностью. Указанная проблема является актуальной как для актов высших органов государственной власти, так и для ведомственных нормативных актов.
    Во-вторых, продолжают действовать нормативные акты, не соответствующие современным общественным отношениям.
    В-третьих, имеют место и явные нарушения законности. Нередко в ведомственных нормативных актах содержатся нормы, ограничивающие законные права, свободы и интересы граждан. 
    В-четвертых, актуальна также проблема соотношения предмета регулирования законов и ведомственных нормативных актов. 
    В-пятых, довольно часто отсутствует механизм реализации норм права.
    В-шестых, нередко встречаются ведомственные акты, которые дублируют друг друга, что вызывает появление коллизий в праве.
    В-седьмых, ведомственные акты иной раз не соответствуют предъявляемым требованиям к формам нормативных документов, т.е. юридической технике. Например, в Правилах подготовки ведомственных нормативных актов и их государственной регистрации содержится запрет на оформление ведомственных актов в виде писем, телеграмм и т.д. Однако некоторые министерства и ведомства принимают такие юридические акты, как письма либо инструктивные письма, придавая им статус нормативных. Подобная практика широко распространена в Минообразовании России. Тем не менее к такому нарушению форм ведомственных нормативных актов благосклонно относятся некоторые ученые. Так, например, А.Б. Барихин, не отрицая такую форму нормативного акта, как инструктивное письмо, придал ему еще более узкий смысл – направляемое центральным банком другим банкам по поводу допустимости тех или иных операций или поведение, запрещающее проведение тех или иных операций43.
    Анализ нормотворческой деятельности министерств и ведомств показал, что акты в виде писем принимались и в системе МВД России в 1993 и 1995 гг. Но почему нормодатель назвал их именно письмами? Почему не дал другое название? Однако государственная регистрация и официальное опубликование этих нормативных актов может навести на мысль о правильности выбранной формы правового предписания. Тем более что в Положении о Министерстве внутренних дел Российской Федерации содержится норма, согласно которой министр внутренних дел Российской Федерации обладает правом принятия нормативных актов в виде приказов, положений, наставлений, инструкций, правил, уставов и иных нормативных актов. Казалось бы, что словосочетание «иные нормативные акты» предполагает, что министерством могут быть приняты и не указанные в Положении о Министерстве внутренних дел Российской Федерации нормативные акты. А так как отсутствует норма, раскрывающая смысл словосочетания «иные нормативные акты», то под него попадают и акты нормативного содержания в виде писем.
    Ошибки в определении выбора формы нормативного акта допускают и органы государственной власти, которые должны стоять на страже законности и правопорядка. Как указывает Ю.А. Тихомиров, «недооценка законодательной техники или ее игнорирование порождают массу законодательных ошибок, «цена» которых очень велика. Речь идет не только о недопустимых отступлениях от формальных правил, но и о нарушении законности»44. В развитие этой мысли следует сказать, что правовая ошибка препятствует достижению цели, которая закрепляется в нормах и приводит к коллизиям в праве. С другой стороны, ошибка всегда субъективна, так как всецело связана с сознанием и волей людей. Это позволяет рассматривать ошибки как определенные заблуждения либо как профессиональную неграмотность. Таким образом, важное значение во избежание правовых ошибок приобретает само отношение юриста к работе, его образование и воспитание, то есть правовая культура и правовое воспитание. Не секрет, что одна ошибка, допущенная при создании ведомственного нормативного акта, способна в дальнейшем обернуться множеством ошибок в правоприменении.
    В связи с этим на страже законности стоят судебные органы власти, в компетенцию которых входит и контроль за ведомственным нормотворчеством. Однако юристы иной раз допускают ошибки, что в итоге сказывается на престиже той или иной организации. Так, например, 27 марта 1998 г. Верховный Суд Российской Федерации вынес решение по жалобе Ю.И. Сидорова о признании незаконным и отмене абзаца 7 письма Министерства юстиции Российской Федерации от 13 февраля 1997 г. № 14-25-212-97. В решении Суд установил, что «оспариваемое письмо-разъяснение Министерства юстиции Российской Федерации затрагивает права работающих судей Российской Федерации по вопросу получения пенсии, устанавливает соответствующие правила ее выплаты, рассчитано на неоднократное применение, то есть обладает всеми признаками нормативного правового акта федерального органа исполнительной власти». Данное письмо в связи с тем, что не прошло государственную регистрацию в соответствии с Правилами подготовки и их государственной регистрации, утвержденными Постановлением Правительства Российской Федерации от 13 августа 1997 г. № 1009, было признано Верховным Судом Российской Федерации недействующим и не подлежащим применению со дня его издания. В данном случае были допущены две правовые ошибки. Первая – это оформление нормативных предписаний Министерством юстиции Российской Федерации в форме письма. Вторая – признание данного письма недействующим в связи с тем, что оно не прошло государственную регистрацию в том же Министерстве юстиции и не доведено до всеобщего сведения. Здесь становится очевидным, что данный документ в форме письма уже изначально является нелегитимным по той причине, что в указанном Постановлении Правительства Российской Федерации от 13 августа 1997 г. содержится запрет на издание нормативных актов в форме писем. 
    Анализ нормативных актов министерств и ведомств, а также судебной практики показал, что отдельные ведомственные акты признаются нелегитимными – незаконными (недействующими) – и не подлежащими применению в связи с тем, что они не соответствуют нормативным актам, обладающим большей юридической силой, то есть здесь речь идет уже не о соблюдении формы, а непосредственно о соответствии ведомственных норм, содержанию законов, указам Президента, а также постановлениям Правительства. Остановимся подробнее на некоторых делах, возникающих по жалобам о признании недействительными нормативных актов министерств и ведомств Российской Федерации:
    1. Жалобы от юридических лиц. Сегодня такие жалобы в Верховный Суд Российской Федерации либо в Высший Арбитражный Суд Российской Федерации могут подавать различные юридические лица. Данное правомочие вытекает из ст. 48 Гражданского кодекса Российской Федерации, в которой говорится, что юридические лица не только имеют в собственности, хозяйственном ведении или оперативном управлении обособленное имущество, но и могут приобретать и осуществлять имущественные и личные неимущественные права и быть истцом в суде. Примером такого разбирательства в суде является гражданское дело по жалобе закрытого акционерного общества «Коммерсант. Издательский Дом» о признании незаконным Положения о порядке выдачи лицензий на право нотариальной деятельности, утвержденного Министерством юстиции Российской Федерации 22 ноября 1993 г. в связи с тем, что данное Положение в нарушение требований действовавших на то время Указа Президента от 21 января 1993 г. № 104 «О нормативных актах центральных органов государственного управления Российской Федерации» и Постановления Правительства от 8 мая 1992 г. № 305 «О государственной регистрации ведомственных нормативных актов» не прошло государственную регистрацию и не было опубликовано в установленном порядке для всеобщего сведения, хотя оно носит нормативный характер и затрагивает права и свободы граждан. Кроме этого, заявитель в жалобе ссылался на то, что в своей деятельности ЗАО «Коммерсант. Издательский Дом» пользуется услугами нотариусов и в связи с этим заинтересовано, чтобы его права при этом не были нарушены в результате выдачи нотариусам лицензий на основании незаконного Положения. Данная жалоба была удовлетворена Верховным Судом Российской Федерации, и Положение о порядке выдачи лицензий на право нотариальной деятельности было признано недействующим и не подлежащим применению со дня его утверждения, а также обжалованию в кассационном порядке.
    2. Жалобы различных общественных объединений. В качестве иллюстрации можно привести следующий пример. Верховный Суд Российской Федерации рассмотрел в открытом заседании заявление ЦК профсоюза работников водного транспорта РФ о признании недействительным разъяснения Минтруда России от 8 февраля 1993 г. № 3 «О порядке уменьшения ежегодного оплачиваемого отпуска за прогул», так как оспариваемый акт не соответствует законодательству Российской Федерации о труде и нарушает право работников на отдых. В ходе судебного процесса представитель Минтруда приводил доводы о том, что уменьшение отпуска является мерой воздействия и не относится к дисциплинарному взысканию. Данные аргументы председательствующий судья признал несостоятельными, так как действующий в то время КЗоТ РФ не предусматривает применение к работнику, совершившему прогул без уважительных причин, такой меры воздействия, как уменьшение отпуска. 
    Судебной статистике известно только два случая подачи подобных жалоб в Верховный Суд. Из сказанного следует, что профсоюзы на современном этапе утратили свою былую роль. Сегодня существуют организации и учреждения, в которых они вообще не созданы. В свою очередь, правозащитные организации еще не обладают опытом оспаривания ведомственных нормативных актов в судах. Они, как правило, решают вопросы, связанные с защитой прав и свобод только отдельных граждан в районных, городских либо областных (краевых судах).
    3. Жалобы от граждан. Граждане в соответствии с Конституцией Российской Федерации и Законом Российской Федерации «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан» могут подать заявление в суды общей юрисдикции, если считают, что какой-либо ведомственный нормативный акт не соответствует законодательству. Контрольные полномочия суда за соблюдением законности ведомственных нормативных актов проявляются в том, что суд обязан отвечать на иски физических и юридических лиц о признании незаконным того или иного ведомственного нормативного акта. Кроме того, суд обязан разъяснять свое решение по рассматриваемому делу. Решение суда является обязательным для всех субъектов правоотношений, так как обладает высшей юридической силой.
    Как свидетельствует судебная статистика, граждане подают заявления о признании незаконными ведомственных нормативных актов именно в Верховный Суд Российской Федерации. При этом Суд может принять один из возможных вариантов решения: 1. Жалобу оставить без удовлетворения. 2. Признать недействительным отдельный пункт, абзац и т.п. 3. Жалобу удовлетворить частично. 4. Жалобу удовлетворить, нормативный акт признать незаконным и не подлежащим применению.
    Проведенный анализ показал, что Верховный Суд Российской Федерации в основном принимал положительные решения по жалобам граждан – 6 раз. Столько же раз судебными решениями были отменены какие-либо отдельные пункты или абзацы в нормативных актах. Из этого следует вывод, что на сегодняшний день нет процессуального однообразия в вопросе отмены ведомственных нормативных актов, поскольку Суд принимает различные решения по жалобам, и с ними обращаются разные субъекты правоотношений. Кроме этого, должностные лица, которые принимают ведомственные нормативные акты, противоречащие общепризнанным международным нормам и принципам Конституции и законам России, ни разу не привлекались Верховным Судом к юридической ответственности. В связи с этим необходимо установить в законодательном порядке ответственность руководителей министерств и ведомств за принятие нелегитимных (незаконных) ведомственных нормативных актов, что, несомненно, отразится на качестве последних.
    Сегодня, в условиях проведения судебной реформы в России, контроль Верховного Суда за законностью ведомственных нормативных актов становится самостоятельным правовым институтом в системе права. Однако данный вид контроля будет способствовать установлению прочного режима законности только при применении комплексного подхода, поскольку контрольные и надзорные функции за соблюдением законности ведомственных нормативных актов осуществляют: органы прокуратуры, когда приносят протест на противоречащий закон (правовой акт) в какой-либо властный орган или должностному лицу; правовые управления (отделы) министерств и ведомств, обеспечивающие нормотворческий процесс по своему ведомству; Минюст России при проведении государственной регистрации ведомственных нормативных актов.
В.Б. Стукалин 
Сибирский отдел
ВНИИ МВД России 
Некоторые проблемы производства опознания 
живых лиц при расследовании уголовных дел
    В процессе расследования практически любой категории уголовных дел может возникнуть необходимость в предъявлении для опознания живых лиц. Опознание может производиться как при непосредственном контакте опознающего и опознаваемого, так и в условиях, когда опознаваемый не видит опознающего. В Уголовно-процессуальном кодексе предусмотрена такая возможность в ч.8 ст. 193 УПК РФ, которая гласит: «В целях обеспечения безопасности опознающего предъявление для опознания по решению следователя может быть проведено в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознающего опознаваемым».
    В данном случае имеется в виду не новый вид опознания, а ещё один способ проведения опознания живого лица. Проведение такого опознания возможно различными способами, которые должны отвечать требованию – исключить визуальное наблюдение опознающего опознаваемым. Такими способами могут быть следующие: 1) опознаваемый и опознающий находятся в разных помещениях, объединённых одной стеной, в которой имеется зеркальное стекло с односторонней прозрачностью; 2) два помещения, соединённых обычным стеклом, в этом случае, помещение, в котором будут находиться опознаваемые должно быть хорошо освещено, а помещение, где будет находиться опознающий, – затемнено; 3) в помещении, где находится опознаваемый, установлена видеокамера, которая передаёт изображение на монитор в другое помещение, где находится опознающий.
    Сущность проведения данного опознания ничем не отличается от опознания живого лица при непосредственном контакте опознаваемого и опознающего, но имеются определённые особенности в порядке проведения: 
* В процессе предварительного допроса опознающий допрашивается не только о приметах лица, о том, где, когда и при каких обстоятельствах он наблюдал данное лицо, может ли опознать, у него также выясняется, сможет ли он указать на данное лицо при непосредственном контакте. Если он заявит, что не сможет указать, то следователь принимает решение о проведении опознания в условиях, исключающих визуальный контакт.
* Хотя непосредственно в законе и в имеющихся к настоящему времени комментариях оговаривается, что понятые находятся в месте нахождения опознающего, в процессе проведения данного опознания могут быть использованы несколько вариантов привлечения понятых:
     Первый вариант (использование одной пары понятых).
     - (способ – использование двух помещений с зеркальной стеной). Следователь и понятые вначале находятся в месте нахождения опознаваемого, пока происходит разъяснение сущности следственного действия, опознаваемый занимает место среди предъявляемых лиц, обращается внимание на сходство предъявляемых лиц, и у опознаваемого спрашивается согласие на участие в данном следственном действии. После этого следователь и понятые переходят в другое помещение, куда приглашается опознающий, далее опознание проходит в общем порядке. 
     - (способ – использование двух помещений, соединённых системой видеонаблюдения). Порядок действий следователя в отношении опознаваемого должен быть аналогичен действиям при использовании двух помещений, соединённых зеркальной стеной. 
    Обязательным условием проведения опознания при первом и втором варианте должно быть следующее – опознающий не должен находиться в соседнем помещении, до того момента пока опознаваемый не займёт место среди предъявляемых лиц и понятые не перейдут в данное помещение.
     - (способ – использование двух помещений с разной освещённостью). При таком опознании необходимо использовать три помещения: два с разной освещённостью и одно вспомогательное. Во вспомогательное помещение приглашаются понятые, опознаваемый и лица, среди которых он будет предъявляться. Всем участникам разъясняется сущность следственного действия, опознаваемый определяет, каким по счёту он будет заходить в помещение, где будет проводиться опознание. После этого понятые переходят в «тёмное» помещение, куда приглашается опознающий. Следователь удостоверяет его личность, ему разъясняется сущность следственного действия, в случае необходимости он предупреждается об уголовной ответственности по ст. 307 и ст. 308 УК РФ. После этого в «освещённое» помещение приглашаются опознаваемые. Понятые удостоверяются в том, что предъявляемое для опознания лицо вошло в помещение под тем номером, которое он сам определил.
     Второй вариант. Использование двух пар понятых. Данная форма наиболее предпочтительна при способе использования двух помещений с разной освещённостью. Одна пара понятых находится постоянно с группой лиц, которые предъявляются для опознания, а вторая – в помещении, где находится опознающий. После того как опознающий опознал лицо, описал, по каким приметам он его узнал, где и при каких обстоятельствах его видел, предъявленные для опознания лица вместе с понятыми переходят во вспомогательное помещение. Куда затем приходит следователь и заканчивает оформление протокола следственного действия.
    Ещё одной особенностью проведения данного опознания является то, что следователю необходим помощник, который бы находился в помещении, где находится опознаваемый, и мог бы по поручению следователя предпринимать действия, необходимые по ходу проведения опознания. Например, предложить опознаваемым лицам встать, повернуться, произнести несколько слов, ввести опознаваемых в помещение, вывести их во вспомогательное помещение и т.д.
    При любом из этих вариантов опознания следователь должен тщательно продумать порядок его проведения и неукоснительно его соблюдать, чтобы у опознаваемого или его защитника не возникли вопросы, связанные с тем, что опознающему было подсказано, где стоит опознаваемый, и соответственно не могло быть поставлено под сомнение доказательственное значение данного опознания.
Г.Г. Гумеров
Новосибирская средняя специальная школа милиции МВД России
Проблемы применения меры пресечения в виде заключения под стражу к обвиняемому,
 объявленному в розыск
    Значительные трудности в настоящее время испытывают органы внутренних дел в отношении применения ст. 108 УПК РФ, регламентирующей заключение под стражу подозреваемого или обвиняемого.
    Это связано, главным образом, с требованием обязательного принятия судебного решения об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу только в присутствии обвиняемого.
    Нет сомнения, что изменения порядка заключения под стражу были направлены на реализацию требований как Конституции РФ, так и практики Европейского Суда по правам человека, а усложнение порядка ареста должно повысить чувство ответственности должностных лиц при использовании этой исключительной меры процессуального принуждения.
    Однако есть основания полагать, что законодатель, направив свои усилия только на обеспечение прав обвиняемых, одновременно лишил органы предварительного расследования имеющихся ранее мер предупреждения уклонения обвиняемого от следствия и суда, ничем их не компенсировав.
    Так, ст. 210 УПК РФ предусматривает при наличии оснований, указанных в ст. 97 УПК РФ, в отношении разыскиваемого обвиняемого возможность избрания меры пресечения в виде заключения под стражу.
    Подразумевается, что если обвиняемый обнаружен в другой местности, он задерживается в процессуальном порядке, установленном ст. 91-92 УПК РФ. Следователь, в производстве которого находится уголовное дело, направляет при помощи средств связи копии документов, обосновывающих необходимость заключения под стражу, в суд по месту задержания.
    Решение о заключении обвиняемого под стражу принимает судья по месту задержания. Затем заключённый под стражу обвиняемый этапируется к месту производства предварительного следствия (Комментарий к УПК РФ под ред. А.Я. Сухарева). При этом в отношении подозреваемого, действительно, проблем не возникает.
    Но обвиняемый, который задержан в соответствии со ст. 91-92 УПК РФ, по дефиниции ст. 46 УПКРФ снова становится с процессуальной точки зрения подозреваемым, что само по себе уже нонсенс.
    Кроме того, регламентируемые ст. 91-92 УПК РФ, как и всей главой 12 УПК РФ, уголовно-процессуальные отношения относятся только к подозреваемому. Распространение действия этих норм по аналогии на лиц, имеющих другой уголовно-процессуальный статус, юридически некорректно. Вынести же заранее решение о применении к скрывающемуся обвиняемому меру пресечения в виде заключения под стражу норма п.5 ст. 108 УПК РФ в действующей сегодня редакции не позволяет, кроме случаев объявления обвиняемого в международный розыск.
    С другой стороны, в действующей сегодня «Инструкции об организации и тактике розыскной работы органами внутренних дел» предусматривается розыск подразделениями криминальной милиции только обвиняемых, подсудимых и осуждённых. Согласно этому ведомственному документу, розыск подозреваемых, скрывшихся от следствия и суда, не входит в их компетенцию. Уголовно-процессуальный закон также однозначно и достаточно конкретно применяет понятие розыск только к конкретному процессуальному лицу – обвиняемому (ст. 210 УПК РФ).
    Уместно будет заметить, что УПК РФ предусматривает ещё одну норму, направленную на воспрепятствование уклонения от следствия и суда именно обвиняемого. Это ст. 113 УПК РФ, регламентирующая такую меру уголовно-процессуального принуждения, как привод.
    Однако даже поверхностный анализ позволяет сделать вывод, что действие этой нормы не подразумевает случаи, когда обвиняемый скрывается от следствия или суда и его местонахождение не установлено.
    Таким образом, исходя из вышесказанного, представляется целесообразным и обоснованным сделать исключение при определении порядка принятия судебного решения об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в отсутствии обвиняемого не только в случае объявления обвиняемого в международный розыск, но и в случае его объявления в розыск местный и федеральный.
М.М. Кузембаева
Новосибирская средняя специальная школа милиции МВД России
Проблемы предварительной проверки материалов и принятия процессуальных решений на стадии возбуждения уголовного дела по делам
 частно-публичного обвинения
    Одним из основных принципов уголовного судопроизводства является принцип публичности. Сущность принципа публичности, наследуемого из положений УПК РСФСР (ст. 3) выражена, в частности, в ст. 21 УПК РФ, в соответствии с которой дознаватель, следователь и прокурор уполномочены осуществлять уголовное преследование от имени государства по уголовным делам публичного и частно-публичного обвинения. Положения данного принципа отражены также в ст. 144 УПК РФ. Отступлением от основных положений данного принципа являются случаи осуществления уголовного преследования по делам частного или частно-публичного обвинения, когда заявителю предоставлено право самому принимать решение о привлечении к уголовной ответственности лица, совершившего преступление (осуществлении уголовного преследования).
    Уголовное преследование – процессуальная функция, осуществляемая в отношении конкретного лица, совершившего преступление, возникающая с момента выдвижения подозрения, включающая в том числе предъявление обвинения и обоснованность доказательствами. Т.е. данное понятие идентично обвинению как одному из направлений уголовно-процессуальной деятельности (см. комментарий к УПК под ред. Е.Б. Мизулиной).
    Для принятия решения о возбуждении уголовного дела по делам частного и частно-публичного обвинения необходимо наличие заявления потерпевшего.
    В сравнении со ст. 27 УПК РСФСР, где речь шла о наличии жалобы (волеизъявлении частного лица о привлечении лица, совершившего преступление, к уголовной ответственности) потерпевшего по делам частного и частно-публичного обвинения, – ст. 20 УПК РФ заменяет термин «жалоба» термином «заявление».
    Заявление как повод к возбуждению уголовного дела – это сообщение о преступлении, сопровождаемое просьбой о возбуждении уголовного дела и привлечении виновного к законной ответственности. Т.е. заявителем о преступлении по общему правилу является сам протерпевший. По делам частного и частно-публичного обвинения заявление должно содержать ясно выраженную просьбу о привлечении к уголовной ответственности, без чего заявление не имеет юридического повода к возбуждению уголовного дела.
    Подразделение уголовного преследования на виды производится в зависимости от характера и тяжести совершенного преступления (ч.1 ст. 20 УПК РФ). Анализируя данную норму, справедливо предположить, что, говоря о характере совершенного преступления, законодатель имел в виду прежде всего то, что преступления категории частного и частно-публичного обвинения, причиняя вред изначально одному конкретному лицу, в менее значительной степени отражаются на интересах других членов общества, нежели преступления категории публичного обвинения. Преступления категории частного обвинения, таким образом, влекут наименьший общественный вред и оцениваются заявителем с точки зрения необходимости привлечения виновного к уголовной ответственности на протяжении осуществления практически всех этапов процедуры уголовного преследования. Преступления же частно-публичного обвинения, затрагивая интересы одного конкретного лица, неизбежно влекут больший общественный резонанс и подлежат оценке частным лицом лишь до момента возникновения элемента публичности, т.е. до волевого вмешательства государства в процесс уголовного судопроизводства. 
    Проще говоря, в первом случае заявитель сам вправе оценивать деяние как преступное или непреступное. Во втором же случае это право сохраняется лишь до тех пор, пока не принято решение о волевом вмешательстве государства (наступлении элемента публичности).
    Когда же наступает элемент публичности при решении вопроса о привлечении к уголовной ответственности по делам частно-публичного обвинения?
    Налицо две возможных трактовки данного вопроса:
    1. Дела частно-публичного уголовного преследования приобретают публичный характер лишь с момента возбуждения уголовного дела.
    Обоснование: в ч.3 ст. 20, п.5 ч.1 ст. 24 УПК РФ речь идет именно о принятии процессуального решения о возбуждении уголовного дела, т.е. до тех пор пока уголовное дело не возбуждено (не принято процессуальное решение) частное лицо имеет возможность самостоятельно принимать решение о привлечении к уголовной ответственности лица, совершившего преступление.
    Предположим, что заявитель выразил желание привлечь к уголовной ответственности виновного, т. е. наличествует юридический повод к возбуждению уголовного дела, но в период осуществления предварительной проверки заявления о преступлении, производимой в порядке, предусмотренном ст. 144 УПК РФ, решение изменил и подал повторное заявление, противоположное первому. Следовательно, в соответствии с первой точкой зрения необходимо признать факт того, что повторное заявление, выражающее последнюю волю, аннулирует действие первого и является основанием для принятия решения об отказе в возбуждении уголовного дела в соответствии п.5 ч.1 ст. 24 УПК РФ (отсутствие заявления как юридического повода к возбуждению уголовного дела). Именно таким образом трактуются положения УПК практическими работниками.
    ПРОБЛЕМА: однако в данном случае, считая, что право решать вопрос о привлечении к уголовной ответственности у заявителя еще сохранилось, поскольку уголовное дело не было возбуждено (нет элемента публичности), нельзя исключать, что то же лицо, по тому же факту вновь изменит свое решение, после вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела.
    Таким образом, дабы не нарушить право заявителя, государственные органы будут вынуждены отменить постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и вновь принять заявление с просьбой о привлечении к уголовной ответственности (т.к. оснований для отказа в приеме заявления нет), и такая ситуация может повторяться практически вплоть до истечения сроков давности привлечения к уголовной ответственности.
    Приводя пример из практики, можно вспомнить дела об изнасилованиях (ч.1 ст. 131 УК РФ), когда заявитель, четко зная свои права, получает возможность манипулировать в данной ситуации преступником, желая извлечь, к примеру, материальную выгоду, создавая тем самым проблему государственным органам. Даже если такое уголовное дело будет возбуждено, в значительной мере утрачены возможности доказывания, учитывая потерю времени, не исключено и затруднение расследования, если потерпевший после возбуждения уголовного дела вновь изменит решение.
    2. Дела частно-публичного уголовного преследования приобретают публичный характер с момента регистрации заявления в книге учета преступлений.
    Обоснование: преступления категории частно-публичного обвинения, влекущие больший общественный резонанс в сравнении с делами частного обвинения, обладая большей степенью общественной опасности, затрагивают интересы одного лица лишь до тех пор, пока не вынесены на публику, т.е. не афишированы. С момента опубликования (коим, безусловно, следует считать момент подачи заявления) о преступлении становится известно другим членам общества, т.е. появляется тот самый общественный резонанс, наступает элемент публичности. Если же общество уже понесло ущерб, необходимо отстаивать его интересы и вводить в действие «государственную машину» уголовного преследования.
    Таким образом, однократно выразив волю о привлечении к уголовной ответственности лица, совершившего преступление, повторное право решать данный вопрос заявитель утрачивает, и решение о возбуждении или отказе в возбуждении уголовного дела принимается исходя из интересов общества в целом (государства).
    ПРОБЛЕМА: однако возможно, что, утратив первоначальное желание, заявитель и после возбуждения уголовного дела изменит решение и будет препятствовать производству по уголовному делу, перспектива расследования в данном случае ставится под вопрос. Но, так или иначе, производство по делу будет избавлено от возможных нагромождений, связанных с изменением решений заявителем на стадии возбуждения уголовного дела.
    Автор придерживается мнения, что второй путь более рационален, и предлагает следующие пути разрешения указанной ситуации:
1.  В случае поддержки первой точки зрения:
* внести коррективу в ч.3 ст. 20 УПК РФ, где указать, что решение о привлечении к уголовной ответственности виновного лица может быть изменено заявителем вплоть до вынесения постановления о возбуждении уголовного дела.
2.  В случае поддержки второй точки зрения:
* внести коррективы в ч.3 ст. 20 УПК РФ, указав, что решение о привлечении виновного к уголовной ответственности заявитель имеет право принимать однократно.
*  детализировать порядок возбуждения уголовных дел частно-публичного обвинения (ст. 147 УПК РФ), предусмотрев разъяснение положений ч.3 ст. 20 УПК РФ заявителю.
Н.Ю. Лебедев
Сибирский отдел 
ВНИИ МВД России 
Проблемы применения некоторых норм УПК: 
теория и практика 
    Социально-экономические изменения, произошедшие в России в последнее десятилетие, поставили её перед необходимостью реформирования законодательства в области гражданского, административного, уголовного, уголовно-процессуального и других отраслей права.
    С 1 июля 2002 г. вступил в силу новый Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации, необходимость принятия которого не вызывает никаких сомнений. Однако анализ практики показывает, что применение некоторых норм кодекса в части или даже целиком вызывает много трудностей из-за неопределённости отдельных его положений.
    Так, на практике трудно определить начало исчисления срока уголовно-процессуального задержания подозреваемого из-за спорности вопроса, связанного с моментом фактического задержания, так как лица, производившие задержание, и лицо, которое было задержано по подозрению в совершении преступления, указывают разное время, с которого задержанный фактически был лишён свободы передвижения. Кроме того, в случае задержания подозреваемого по основаниям, предусмотренным п.1 ч.1 ст. 91 УПК, «когда лицо застигнуто при совершении преступления …», лицо фактически лишается свободы передвижения до того как соблюдён процессуальный порядок возбуждения уголовного дела, который регламентируется главой 20 УПК. Это положение позволяет предположить, что данное процессуальное действие можно производить до возбуждения уголовного дела.
    Другую проблему вызывает применение некоторых положений ст. 108 Уголовно-процессуального кодекса, регламентирующей порядок применения к подозреваемому или обвиняемому меры пресечения «заключение под стражу». Невозможность избрания данной меры пресечения судом в отсутствие обвиняемого, если он только не объявлен в международный розыск, и отсутствие урегулированного законом механизма воздействия, если обвиняемый находится в другом, удалённом от места производства расследования населённом пункте и не желает добровольно являться в суд, создаёт для правоохранительных органов значительные проблемы, так как возможность применения в данном случае такой меры принуждения, как привод, вызывает большие сомнения. Это связано с тем, что срок принудительного доставления может составить несколько суток, а это, как нам кажется, не охватывается приводом, так как будет связано уже со значительным ограничением лица, его свободы передвижения, и будет похоже на задержание, что в данном случае недопустимо. При этом в законе не говорится, можно ли избрать данную меру пресечения в отсутствие подозреваемого.
    Кроме того, в ст. 108 УПК даётся противоречивое указание, с какого момента возможно заключение лица под стражу. Согласно ч.8 ст. 108 УПК постановление судьи об избрании меры пресечения заключение под стражу направляется лицу, возбудившему ходатайство, прокурору, подозреваемому или обвиняемому и подлежит немедленному исполнению. С другой стороны, ч.11 ст. 108 УПК предоставляет возможность обжалования постановления судьи в кассационном порядке в течение 3 суток. В свою очередь, суд на основании части 11 этой же статьи должен принять решение по данному вопросу не позднее 3 суток, что само по себе, согласно п.14 ст. 5 УПК, предполагает, что постановление суда об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в данном случае не вступает в законную силу в течение 6 суток. Данные противоречия приводят к тому, что, с одной стороны, если незамедлительно не взять лицо под стражу, оно может скрыться от органов предварительного расследования, с другой стороны, если суд кассационной инстанции отменит постановление суда, то заключение под стражу будет признано незаконным.
    В новом Уголовно-процессуальном кодексе полностью изменён процессуальный порядок производства по уголовным делам, которые относятся к компетенции органа дознания. Нововведением является то, что дознание может производиться только по уголовным делам, возбуждаемым в отношении конкретных лиц, производить дознание могут как дознаватели, так и следователи, и произведено дознание должно быть в весьма ограниченные сроки. Полностью деятельность органа дознания регламентируется главой 32 УПК. 
    Хотелось бы отметить, что некоторые нормы данной главы требуют конкретизации имеющихся положений. В частности, даётся подробное описание процессуального порядка применения органом дознания такой меры пресечения, как заключение под стражу, и совершенно отсутствуют разъяснения в случае необходимости применения иных мер пресечения.
    Обвинительный акт несёт на себе двойную нагрузку. С одной стороны, он придаёт подозреваемому статус обвиняемого, что влечёт за собой необходимость разъяснения сущности обвинения, предъявляемого лицу, разъяснения и фиксации прав, предусмотренных ст. 47 УПК. В этой связи возникает вопрос, нужно ли производить допрос лица в качестве обвиняемого, на котором одним из первых обстоятельств выясняется, признаёт ли он себя виновным, не признаёт или признаёт частично. Учитывая, что в законе нет на этот счёт никаких указаний, на практике при производстве дознания данный допрос не производят.
    С другой стороны, обвинительный акт является итоговым документом, завершающим расследование уголовных дел в форме дознания. В связи с этим необходимо соблюсти процедуру ознакомления сторон с материалами уголовного дела, но если ч.2 ст. 225 УПК прямо указывает на то, что обвиняемый и его защитник должны быть ознакомлены с материалами уголовного дела, то потерпевший может ознакомиться с материалами уголовного дела, только если подаст соответствующее ходатайство, однако при этом закон не обязывает дознавателя уведомлять потерпевшего об окончании производства по делу. В случае если расследование производилось в форме следствия, то, согласно ч.2 ст. 216 главы 30 УПК, следователь обязан уведомить потерпевшего об окончании расследования, но положения данной главы не распространяются на дознание. 
    Кроме того, после ознакомления с материалами уголовного дела стороны имеют право заявить ходатайства о производстве дополнительных следственных действий, которые могут быть удовлетворены, что, в свою очередь, приводит к необходимости пересоставления обвинительного акта.
    Описанные проблемы указывают на необходимость более детальной проработки некоторых норм Уголовно-процессуального кодекса в направлении реальной возможности их практического применения без ущемления и нарушения прав участников уголовного процесса.
В.Н. Кукарцев 
Санкт-Петербургский университет МВД России 
К вопросу об использовании в доказывании 
результатов оперативно-розыскной деятельности
    На основании ч.2 ст. 11 Закона об ОРД результаты оперативно-розыскной деятельности могут использоваться в доказывании по уголовным делам в соответствии с положениями уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации, регламентирующими собирание, проверку и оценку доказательств, а именно раздела 3 УПК РФ «Доказательства и доказывание», который содержит ст. 89, обозначенную как «использование в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности». Обращение к данной статье приводит к следующим выводам:
     - вместо порядка использования результатов ОРД в доказывании содержит правовую норму по форме выражения диспозиции, являющуюся запрещающей, что не свойственно другим статьям кодекса и противоречит заглавию самой статьи;
     - использование результатов ОРД в доказывании исключается, так как результаты оперативно-розыскной деятельности должны отвечать требованиям, предъявляемым к доказательствам УПК РФ, а значит, попросту являться доказательствами. Но это невозможно. Согласно Инструкции45, под результатами ОРД понимаются фактические данные, полученные оперативными подразделениями в установленном Федеральным законом «Об оперативно-розыскной деятельности» порядке, о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного преступления, о лицах, подготавливающих, совершающих или совершивших правонарушение, скрывшихся от органов дознания, следствия и суда, уклоняющихся от исполнения наказания и без вести пропавших, а также о событиях или действиях, создающих угрозу государственной, военной, экономической или экологической безопасности Российской Федерации. Согласно же ч.1 ст. 86 УПК РФ собирание доказательств осуществляется в ходе уголовного судопроизводства дознавателем, следователем, прокурором и судом путем производства следственных и иных процессуальных действий предусмотренных Кодексом.
    Часть 2 ст. 74 УПК РФ содержит исчерпывающий перечень доказательств:
    - показания подозреваемого, обвиняемого;
    - показания потерпевшего, свидетеля;
    - заключение и показания эксперта;
    - вещественные доказательства;
    - протоколы следственных и судебных действий;
    - иные документы.
    Результаты оперативно-розыскной деятельности (как доказательства) в указанном списке прямо не обозначены.
    Использование же в доказывании результатов ОРД в форме основы для формирования всех видов доказательств, создания условия и предпосылки для их установления УПК РФ не предусмотрено.
    Таким образом, действующий УПК не разрешил вопроса о возможности и форме использования результатов ОРД в доказывании по уголовным делам, а, напротив, обострил его.
Б.В. Псарева
Алтайский государственный университет
Исходные следственные ситуации и типовые следственные версии при расследовании посягательств на водителей автотранспорта и перевозимые грузы
    Центральное место в системе «криминалистическая характеристика расследования преступлений», конечно же, занимает следственная ситуация, не случайно являющаяся объектом пристального исследования многих криминалистов.
    Поскольку уголовное дело может быть возбуждено только при наличии законного повода и достаточных данных, указывающих на признаки преступления, состояние и ход расследования будут всегда определяться главным – наличием или отсутствием по делу фактических данных, сведений, суммы значимой информации, доказательств, их объемом. 
    Вместе с тем, несмотря на то, что поступившие данные, как сведения-сигналы о фактах нападений на водителей автотранспорта, хотя еще и не установлены следственным путем, они объективно обрисовывают доследственную ситуацию возникшего события, т.е. характеризуют то внутреннее состояние обстановки, предшествующее возбуждению уголовного дела, в которой начинает действовать следователь, именно исходя из объема имеющейся информации, ее значимости. В литературе правильно отмечается, что «полученная информация позволяет следователю выдвинуть ряд версий и конкретизировать цели расследования конкретного преступления»46.
    Анализ материалов судебно-следственной практики позволяет выделить следующие исходные типовые следственные ситуации:
     1. Имеется заявление или сообщение о безвестном исчезновении гражданина вместе с автотранспортным средством, хотя в некоторых случаях транспортное средство может быть обнаружено через непродолжительное время. В следственной практике по изученным уголовным делам такие исходные ситуации встречаются в 4% случаев. 
     2. Обнаружен труп водителя со следами насильственной смерти, при этом отсутствует либо автомобиль, либо перевозимые грузы и иные ценности. С такими исходными следственными ситуациями следователи сталкивались в 5% случаев от изученных эпизодов.
     3. Обнаружено транспортное средство со следами, свидетельствующими, что водитель стал жертвой преступления, при этом возможно, что труп водителя обнаружен одновременно с транспортным средством или тело водителя не обнаружено, а в автомобиле имеются следы крови т.п. В изученной следственной практике с такими следственными ситуациями столкнулись в 11% случаев.
     4. Имеется заявление от водителя или пассажиров о завладении его транспортным средством, перевозимым грузом или деньгами, при этом данных, которые бы способствовали быстрому установлению личности преступника, может быть крайне мало или достаточно. По изученным эпизодам такие исходные следственные ситуации встречались в 53% случаев.
     5. Имеется заявление от водителя о нападении на транспортное средство, завладении автомобилем, перевозимым грузом или иными ценностями, вымогательстве денег. Подозреваемые задержаны. Здесь необходимо отметить, что преступление может быть выявлено «случайно» сотрудниками ГИБДД или иными службами, отвечающими за охрану общественного порядка, а может быть результатом реализации материалов оперативного учета или проведения тактических операции «Трасса», «Автомобиль» с использованием «автомашин-ловушек». Такого типа исходные следственные ситуации составляют 25% от изученных.
    Предварительное расследование ведется, как правило, в условиях дефицита информации о совершенном преступлении. Поэтому стоящая перед следователем задача по установлению необходимых обстоятельств по делу требует творческого подхода. Он выдвигает предположения, которые дополняют имеющуюся информацию и образуют в совокупности с ней версию. В криминалистической литературе отсутствует единство взглядов и по вопросу о понятии и классификации следственных версий. Этими проблемами занимались С.П. Митричев, А.И. Винберг, Г.М. Миньковский, В.И. Теребилов, А.Н. Васильев, А.Н. Колесниченко, И.М. Лузгин и другие. 
    Выдвинутые версии становятся основой планирования расследования преступления и изобличения преступников на первоначальном этапе расследования, в результате которого вырабатывается механизм определения методов и средств, с помощью которых при наименьших затратах предполагается достигнуть максимального эффекта – раскрытия преступления. 
    В общих чертах план расследования уголовных дел о посягательствах на водителей автотранспорта должен иметь следующий вид: 1) исходные следственные ситуации, послужившие основанием выдвижения версий; 2) следственные версии; 3) задачи, подлежащие решению по всем версиям в отдельности; 4) следственные, оперативно-розыскные и организационно-технические мероприятия, которые необходимо произвести по делу, с указанием сроков проведения и исполнителей конкретных мероприятий; 5) сведения о результатах выполнения. 
    Наличие заявления или сообщения о безвестном исчезновении гражданина вместе с автотранспортным средством позволяет выдвинуть следующие версии об обстоятельствах происшествия:
1. убийство водителя и сокрытия трупа с корыстной целью завладения автомобилем (либо разукомплектация автомобиля, либо ее угон в страны СНГ или регионы социально-политической напряженности), перевозимым грузом или деньгами;
2. заказное или «разборочное» убийство водителя представителями организованных преступных группировок;
3. захват водителя в качестве заложника и переправка его в регионы социально-политической напряженности;
4. попытка пропавшего таким образом скрыться от возникших перед ним проблем личного, материального, финансового или криминального характера.
    Согласно указанию МВД РФ и Генеральной прокуратуры РФ от 24 сентября и 20 ноября 1998 г. №№ 1/19934, 83/36 «О совершенствовании деятельности по раскрытию убийств, связанных с безвестным исчезновением граждан, и розыску лиц, пропавших без вести», исчезновение водителя с транспортом является основанием для предположения, что разыскиваемый стал жертвой преступления. Поэтому уголовное дело целесообразнее возбудить на начальной стадии проверки заявления.
    Обнаружение трупа водителя со следами насильственной смерти, когда отсутствует либо автомобиль, либо перевозимые грузы и иные ценности, а также обнаружение транспортного средства со следами, свидетельствующими, что водитель стал жертвой преступления, позволяет следственно-оперативным работникам выдвинуть следующие версии:
1. убийство водителя с целью завладения автомобилем, грузом и иными ценностями;
2. убийство водителя за отказ выполнения вымогательского требования (рэкет);
3. заказное или «разборочное» убийство водителя членами организованных преступных группировок;
4. убийство водителя родственниками или знакомыми из хулиганских побуждений или при сведении личных счетов;
5. неудавшаяся попытка завладеть автомобилем после убийства водителя;
6. убийство водителя за отказ подвезти скрывающихся от преследования преступников;
7. убийство водителя с целью устранения очевидца или соучастника другого преступления;
8. убийство водителя по ошибке в выборе объекта посягательства;
9. захват водителя в заложники с целью получения выкупа.
    Гораздо легче следователю строить версии, когда имеется заявление от водителя или пассажиров о завладении транспортным средством, перевозимым грузом или деньгами. Данных, способствующих быстрому установлению личности преступников, может быть крайне мало или достаточно. При такой следственной ситуации версии будут более конкретны и предметны относительно состава преступления, механизма совершения и его мотивов. Кроме того, нередко в процессе допроса потерпевших можно получить информацию о ценностях и автотранспорте, которым завладели преступники, о их количестве, вооруженности, приметах, направлении их движения и т.п. Поэтому перечислять здесь все возможные типичные версии не имеет смысла.
    Однако, когда данных, которые способствовали бы установлению личности преступников крайне мало или практически нет, то следователь должен поставить перед собой задачу в проверке следующих типичных следственных версий, о возможности заведомо ложного доноса со стороны заявителя:
1) нарушил правила дорожного движения или совершил дорожно-транспортное происшествие, за которое должен нести административную, гражданскую или уголовную ответственность;
2) пытается избежать конфискации имущества (в данном случае транспортного средства);
3) с целью получения страховки за якобы угнанный в процессе посягательства автотранспорт.
    Наиболее благоприятной для расследования является следственная ситуация, когда имеется заявление от водителя о нападении на его транспортное средство, завладении автомобилем, перевозимыми грузами или иными ценностями, а также о вымогательстве денег и задержании подозреваемых. Эта следственная ситуация может быть результатом оперативного и грамотного реагирования дежурных служб ОВД на сообщение о посягательстве на водителей, организации заградительных мероприятий в соответствии с планами специальных операций «Перехват» и «Сирена». Также преступление может быть выявлено «случайно» сотрудниками ГИБДД или иными службами, отвечающими за охрану общественного порядка, а может быть результатом реализации материалов оперативного учета или проведения тактических операций «Трасса», «Автомобиль» с использованием «автомашин-ловушек». 
    При задержании преступников с поличным у следователей не возникает больших сложностей при построении следственных версий. Версии, построенные следователями, не оформляются в планах оперативно-розыскных мероприятий, они находят свое отражение в предъявленном обвинении. То есть они изначально приобретают форму версии обвинения. В допросах подозреваемых и обвиняемых находят свое отражение версии защиты. Дальнейшие этапы расследования нужно рассматривать как процессуальную проверку на истинность версий обвинения и защиты.
И.М. Комаров
канд. юрид. наук, доцент
Алтайский государственный университет
О предмете, объекте и методе частной теории криминалистических операций и ее месте 
в системе криминалистики
    Частные криминалистические теории имеют закономерности своего формирования. Их наличие подтверждает диалектическую логику развития соответствующего знания, которое идет по пути установления, описания и объяснения фактов, построения на их основе гипотезы. Обоснование гипотезы в зависимости от уровня и степени обобщенности предмета превращают ее «в отдельное теоретическое построение или частную теорию, включающую в себя систему таких положений»47.
    Определение предмета, объекта и методов укажут на пределы и векторы развития частной теории, сделают процесс ее формирования осмысленным и плодотворным.
    Зададим вопрос: что собой представляет предмет этой формирующейся частной теории?
    Ответ на него может дать предмет науки криминалистики, так как частная теория криминалистических операций есть часть ее предмета. «Предметом частной криминалистической теории, – писал в этой связи Р.С. Белкин, – являются определенные закономерности объективной действительности из числа тех, которые изучает криминалистика в целом»48.
    Обратимся к закономерности, которые связаны с процессом возникновения и использовании уголовно значимой информации. Ее познанию способствует системно-генетический подход к предмету криминалистики.
    Мы разделяем в этом вопросе мнение В.К. Гавло, который верно считает, что главным в развитии предмета криминалистики является «познание закономерностей возникновения и развития в ее системе информационных процессов, анализ исходного и последующего состояния ситуации и механизма преступлений и ситуации и механизма расследования как базовых компонентов системы криминалистики – «преступление-раскрытие, расследование и предупреждение преступления»49.
    Такой подход к предмету криминалистики позволяет условно разделить изучаемые ею закономерности на две большие группы: преступной деятельности и полезной (законной) деятельности субъектов доказывания по раскрытию, расследованию и предупреждению преступлений. Первое понятие обозначается как криминалистическая характеристика преступлений; второе – как криминалистическая характеристика расследования преступлений.
    В закономерностях этих видов деятельности следует искать и закономерности, определяющие предмет частной теории криминалистических операций, так как в конечном итоге они и определяют весь ход любого уголовного судопроизводства.
    Криминалистические операции являются комплексным способом решения системных задач уголовного судопроизводства. Поэтому основное их предназначение связано с получением и применением в интересах уголовного судопроизводства уголовно значимой информации посредством специфического (присущего только криминалистическим операциям) воздействия на материальные и идеальные объекты – носители этой информации.
    Поступающая к субъекту доказывания информация о расследуемом событии преступления по своему содержанию является неоднородной. В этой связи выделяется уголовно значимая информация как результат проявления в окружающей среде уголовно релевантных признаков расследуемого события преступления и ориентирующая информация о возможно совершенном (совершаемом) событии преступления, которая еще не имеет уголовно значимых признаков, но находится в причинно-следственной связи с ним.
    Для задач уголовного судопроизводства значимость обоих видов информации равноценна, так как обнаружение события преступления нередко идет от ориентирующей, второстепенной информации, казалось бы, не имеющей отношения к нему, но находящейся на самом деле с этим преступлением в причинно-следственной связи, что ведет к выявлению уголовно значимой доказательственной информации.
    Обнаружение, извлечение и использование информации, которая ведет к установлению всех обстоятельств дела, – важные информационно-познавательные и конструктивные функции криминалистических операций как комплексного способа решения системных задач уголовного судопроизводства.
    Указанные функции специфичны и соответствуют назначению криминалистики, поэтому, с нашей точки зрения, их можно отнести к предмету частной теории криминалистических операций.
    Возникает вопрос о причинах такого вывода.
    Предмет криминалистики представлен закономерностями преступной деятельности и законной деятельности субъекта доказывания по раскрытию, расследованию и предупреждению преступлений. Данное деление связано с категориями криминалистической характеристики преступления и криминалистической характеристики его расследования. 
    Криминалистическая характеристика преступлений, являясь системой описания криминалистически значимых признаков вида, группы и отдельного преступления, проявляющихся в особенностях способа, механизма и обстановки его совершения, дающая представление о преступлении, личности его субъекта и иных обстоятельствах, об определенной преступной деятельности и имеющая своим назначением обеспечение успешного решения задач раскрытия, расследования и предупреждения преступлений через информационно-познавательную и конструктивную функции криминалистических операций, «питает» их на стадии планирования, организации, а в отдельных случаях и проведения, уголовно значимой информацией для раскрытия, расследования и предотвращения преступлений. Этот процесс следует признать закономерным, так как он носит необходимый, повторяющийся, устойчивый и общий характер, без которого решение системных задач уголовного судопроизводства невозможно.
    На значимость закономерностей этой категории для криминалистических операций обращал внимание и В.И. Шиканов. Указывая на то, что она является для них информационной базой, он писал: «Выявление практически значимых структурных элементов криминалистической характеристики отдельных видов преступлений, уяснение их сущности, в частности сущности типичных следственных ситуаций, закономерно повторяющихся при расследовании преступных посягательств одного и того же вида, а также познание корреляционных зависимостей и иных связей между отдельными структурными элементами этой системы позволяет не только четко определить основные тактические задачи должностных лиц, призванных раскрыть и расследовать преступление, но и в определенной степени алгоритмизировать их действия, оптимизировать уголовное судопроизводство в целом»50.
    Криминалистические операции решают системные задачи уголовного судопроизводства в качестве компонента криминалистической характеристики расследования. В этом процессе они закономерно отталкиваются от криминалистической характеристики преступлений и так же закономерно ориентируются на нее. В системе криминалистической характеристики расследования совместно с криминалистическими операциями функционируют и другие компоненты: следственные ситуации, следственные версии и направления расследования, складывающиеся на первоначальном и последующем этапах, система следственных, оперативно-розыскных и иных организационно-технических действий, которые также являются носителями уголовно значимой информации.
    Пределы криминалистической характеристики расследования ограничены началом предварительной проверки материалов и возбуждением уголовного дела, с одной стороны, и установлением истины по делу – с другой.
    Именно в этих пределах криминалистические операции извлекают и используют необходимую для своего проведения уголовно значимую информацию из закономерного функционирования элементов системы криминалистической характеристики расследования.
    Таким образом, информационно-познавательная и конструктивная функции криминалистических операций отражают закономерности обнаружения, извлечения и фиксации из системы криминалистической характеристики преступлений из системы криминалистической характеристики его расследования необходимой уголовно значимой (доказательственной и ориентирующей) информации, ее использование в процессе уголовного судопроизводства.
    На этой основе представляется возможным определить закономерности предмета криминалистики, которые, по нашему мнению, отражают криминалистические операции. Ими являются: закономерности обнаружения, извлечения и фиксации необходимой уголовно значимой информации из процессов целостного ее движения в ситуациях совершения преступлений и закономерности эффективного и оптимального использования этой информации (в качестве доказательственной и ориентирующей) в ситуациях расследования в целях решения системных задач уголовного судопроизводства.
    Эти закономерности следует отнести к первой группе, составляющей предмет частной теории криминалистических операций, так как сами по себе они отражают лишь часть предмета криминалистики. Познание этих закономерностей не имеет практического смысла, если на их основе не будут разрабатываться научные основы, практические рекомендации и правила применения криминалистических операций в уголовном судопроизводстве.
    Поэтому ко второй группе закономерностей предмета частной теории криминалистических операций следует отнести закономерности формирования и совершенствования научных основ, практических рекомендаций и правил по эффективному и оптимальному планированию, организации и проведению криминалистических операций в решении задач уголовного судопроизводства.
    Кроме предмета, следующим важным компонентом содержания любой частной криминалистической теории является ее объект, который выступает в содержании теории как научный факт.
    «Объектом частной криминалистической теории, – пишет Р.С. Белкин. – следует считать те явления, вещи, процессы, связи и отношения, ту часть предметной области, в которой проявляются изучаемые теорией объективные закономерности»51.
    Закономерен вопрос – что относится к объекту исследования частной теории криминалистических операций?
    По нашему мнению, он имеет сложную структуру и представляет собой криминалистическую операцию как криминалистический метод познания субъекта доказывания в системе уголовного судопроизводства.
    Изучение частной теорией объекта должно, и с этим мы согласны с В.И. Столяровым, предполагать «воспроизведение, во-первых, таких черт, особенностей и закономерностей процесса, которые характерны для него (объекта, объектов – курсив наш) в любых условиях, поскольку они обусловлены внутренней структурой самого изменяющегося и развивающегося объекта; во-вторых, тех конкретных черт, особенностей, которые присущи данному процессу, в каких-то определенных условиях и которые складываются в результате воздействия на него различных факторов. В первом случае речь идет об отражении изучаемого процесса в «чистом» виде, а во втором – о воспроизведении конкретных форм его проявления»52.
    Наряду с предметом и объектом, к числу необходимых компонентов частной криминалистической теории следует отнести также ее метод, который представляет собой систему «познавательных приемов, используемых как для построения самой теории, так и для применения теории в практике познания ее предметной области»53.
    Особенностью формирующейся частной теории криминалистических операций является тот факт, что метод в ней выступает одновременно и как объект исследований теории, и как ее собственный метод.
    Такой подход к содержанию частной теории криминалистических операций позволяет определить ее как формирующееся комплексное научное знание о криминалистической операции и ее методе, основанное на системе общетеоретических и методологических положений, обусловленных сущностью и проявлением закономерностей извлечения и использования субъектом доказывания уголовно значимой информации в уголовном судопроизводстве.
    Правильное определение места частной теории криминалистических операций в системе криминалистики имеет определяющее значение для последующего ее гармоничного развития и становления в качестве полноценной частной криминалистической теории.
    В связи с отсутствием возможности в настоящей статье привести анализ взглядов криминалистов на данный вопрос, ограничимся лишь отражением собственного мнения.
    Частная теория криминалистических операций, на наш взгляд, должна развиваться в разделе общей теории науки криминалистики, оказывая на основе генетически системных связей воздействие на развитие знаний о криминалистических операциях в теоретических основах разделов криминалистической техники, тактики и методики для их последующего практического применения.
И.И. Клименко 
канд. юрид. наук, доцент
Алтайская академия экономики и права
Соотношение и корреляционные связи 
между элементами криминалистической 
характеристики разбойных нападений
    Учение о криминалистической характеристике преступлений постоянно развивается и дополняется новыми концепциями. Несмотря на различные подходы ученых к определению понятия криминалистической характеристики, представляется, что наиболее приемлемым является определение, данное В.К. Гавло, который рассматривает ее как систему «типичных сведений, раскрывающих основные черты способа, механизма и обстановки совершаемых преступлений, следообразования, личности виновного, его мотивы и цели в ситуациях подготовки, совершения и сокрытия преступлений, учитываемых в методике расследования»54.
    Криминалистическая характеристика учитывает особенности совершения любого преступления, и поскольку каждое преступление индивидуально, то большое значение приобретает группировка однородных, одновидовых преступлений с тем, чтобы увидеть их закономерные черты: во-первых, при совершении разбойных нападений на охраняемые помещения важно выделить особенности проявления действий преступников; во-вторых, учесть условия места, времени, способа совершения преступления под углом зрения механизма следообразования и использования этих данных в целях создания методик их раскрытия, расследования и предупреждения55.
    Криминалистическая характеристика преступлений состоит из системы взаимосвязанных элементов, которым присущи свои признаки, отражающие их содержание. По нашему мнению, криминалистическая характеристика разбойных нападений включает в себя следующие элементы: способ совершения, обстановку подготовки, совершения и сокрытия преступления, предмет преступного посягательства, характеристику личности потерпевшего и виновного. 
    Полная типовая криминалистическая характеристика преступления предусматривает криминалистический анализ главных структурных элементов категории или группы преступлений (места, времени, способов, характеристики преступников и потерпевших, мотивов и целей, оказания противодействия).
    На необходимость типизации данных об объекте и предмете преступления с целью эффективного установления связей и зависимостей между ними и другими элементами указывал В.К. Гавло в 1985 г.56
    Ученые утверждают, что во многих работах, посвященных методике расследования отдельных видов преступлений, акцент делается на анализ их элементов, а корреляционные связи устанавливаются не всегда57, и что без данных, отражающих закономерные взаимосвязи признаков определенного вида преступлений, криминалистическая характеристика будет оставаться нереализованной теоретической концепцией58.
    По мнению Р.С. Белкина, криминалистическая характеристика имеет значение лишь в том случае, когда выявлены корреляционные связи и зависимости между ее элементами, носящие закономерный характер и выраженные в количественных показателях59. Данные об этих зависимостях могут служить основанием для построения типичных версий по конкретным делам.
    При анализе работы Л.Г. Видонова60, в которой систематизированы результаты обобщения большого массива расследованных уголовных дел об убийствах, Л.Л. Каневский утверждает, что выявленные корреляционные связи даже между двумя элементами типовой криминалистической характеристики преступления нередко дают возможность более быстро, путем выдвижения наиболее обоснованных версий, приблизиться к раскрытию преступления61.
    Необходимо отметить, что обобщенные данные вида или группы преступлений не могут выступать универсальным средством в раскрытии преступлений, т.к. они являются отражением типичного, а каждое вновь совершенное преступление индивидуально и может не иметь аналогов в прошлом, но типичного значительно больше, и именно благодаря этому существует сама криминалистическая методика.
    Проблема заключается в том, что ежегодно в стране около 50% разбойных нападений остаются нераскрытыми, многие преступления остаются латентными и работа по таким делам необходима с целью выявления организованных групп, продолжающих преступную деятельность.
    Качественное расследование уголовного дела заканчивается получением полной криминалистической характеристики преступления, что обеспечивается планомерным и последовательным накоплением ее элементов, анализ которых используется следователем для установления других, еще неизвестных элементов62.
    Выполнение этих программ подчинено определенным закономерностям, которые носят вероятностно-статистический характер63, когда установление одного элемента позволяет предположить наличие другого, причем вероятность тем выше, чем чаще совместная встречаемость элементов.
    Анализ 350 уголовных дел по разбойным нападениям, совершенным организованными группами на охраняемые помещения, позволяет выявить некоторые закономерности и на их основе выдвинуть следственные версии, способствующие полноте, точности и оперативности расследования. Как правило, такие закономерности обусловливаются видом и содержанием уже известных следователю элементов криминалистической характеристики разбойного нападения, относящихся к объекту или предмету преступного посягательства, способу совершения преступления, а в конечном итоге установлению личности преступников, совершивших разбойное нападение.
    1. Изучение системы «потерпевший – субъект преступления» показывает, что 32% потерпевших обладали определенной информацией о лицах, совершивших это преступление, но об имеющихся сведениях следователю не сообщали, принимая решение самостоятельно выйти на преступников и добиться возврата похищенного имущества.
    К этой категории потерпевших относятся коммерсанты, предприниматели, имеющие долги среди компаньонов, не желающие выплачивать заработную плату сотрудникам; цыгане, занимающиеся реализацией наркотиков; фермеры, реализующие свою продукцию на городских рынках.
    Так, по «наводке» на квартиры и офисы коммерсантов совершается 41% разбойных нападений, из них наводчиками являются лица из числа подсобных рабочих (26%), из числа соседей, освободившихся из мест лишения свободы и вошедших в преступные группы (13%), соседей по торговле на рынке, которые сообщали разбойникам место жительства или офис будущей жертвы (11%), партнеров по бизнесу, посещающие офисы и склады с целью осмотра прибывших товаров (21%), на дома и квартиры торговцев наркотиками (7%), на дома и склады фермеров (6%).
    На основании полученных данных следователь совместно с органом дознания может отрабатывать версию о наводчиках и их связях с потерпевшими (в том числе связи по месту жительства, связи по месту работы, связи по ведению бизнеса и т.д.).
    Анализ и систематизация сведений о такой категории лиц позволяют выделять группы подозреваемых и их связи и отрабатывать на причастность к совершению разбойных нападений.
    2. В системе «обстановка преступления – субъект» главную роль будут играть условия, в которых оно совершается и преодолением преград при проникновении в помещение со стороны преступников. Изучение уголовных дел показывает, что преступники (72%) занимаются выбором объекта нападения и производят предварительную разведку. Во время нападения преступники преодолевают барьеры защиты охраняемых помещений (взламывают двери, подавляют сопротивление жертвы, уничтожают собак во дворе частного дома или в квартире, отключают сигнализацию или телефон в складских помещениях перед нападением (93%).
    В процессе совершения разбойного нападения причиняется вред здоровью потерпевших (94%), а в 6% нападение заканчивается убийством, причем применение огнестрельного оружия в 5 раз чаще, чем холодного64.
    Изучив обстановку совершения разбойных нападений, следователь может установить присущий им механизм следообразования, обнаружить следы или данные, свидетельствующие об их присутствии, в том числе следы рук и ног, микрочастицы и запаховые следы.
    В механизме следообразования выделяются следующие составляющие:
1) организаторские способности лидера преступной группы, в т.ч. по подбору членов группы и распределению обязанностей.
2) разработка операций каждого разбойного нападения, включающая в себя:
а) подбор объекта нападения (офис, квартира, Сбербанк, обменный пункт валюты, предприятие);
б) проведение разведки на объекте нападения;
в) подготовка оружия, масок, перчаток, одинаковой рабочей одежды, автотранспорта, средств связи;
3) мероприятия по сокрытию следов преступления: 
а) скрытность при подходе к объекту нападения;
б) использование средств маскировки;
в) укрытие похищенного имущества;
г) способы реализации похищенного (на рынках в обмен на оружие, наркотики, автомобили).
    Кроме этого, на месте совершения разбойного нападения остаются следы и вещи, которые можно классифицировать по следующим основаниям:
1) вещи, брошенные преступниками при уходе (маски, обрезы, ножи, сумки);
2) следы, оставшиеся на месте совершения преступления (кровь, одежда, гильзы, электроприборы, применяемые при пытках);
3) следы транспортных средств возле помещения (склада, офиса, частного дома);
4) следы, оставшиеся от случайных людей (при открывании дверей соседями после ухода преступников, при оказании ими медицинской помощи потерпевшим, проведения уборки в офисе до прибытия опергруппы).
    Установлено, что организаторы преступной группы отводят на нападение от 5 до 10 минут, а увеличение времени нахождения в охраняемом помещении приводит к появлению лиц, оказывающих сопротивление преступникам или сообщающих в милицию о нападении.
    Наркоман Самосудов организовал в г. Бийске преступную группу и совершил с тремя сообщниками нападение на частный дом цыган, где накануне приобретал наркотики, совершил убийство оказавшего сопротивление хозяина Анисимова, похитил носильные вещи, золотые изделия, наркотики. Во время очередного нападения на пункт скупки золота его сотрудники оказали сопротивление и смогли вызвать милицию, и одного из нападавших, Зверева, задержали65.
    Следователь выдвинул версию о причастности данной группы к совершению нераскрытых разбойных нападений по обстановке совершения.
    Анализ и отработка данной группы позволили определить ее причастность к совершению 7 разбойных нападений, в том числе на цыган.
    Анализ уголовных дел по разбоям, длительное время остававшимся нераскрытыми, показывает, что длительность действий преступной группы зависит от следующих обстоятельств:
    а) в группе имеются информаторы из числа сотрудников органов внутренних дел.
    Приведем пример: в банде Евлоева принимал участие участковый инспектор Набиев, который не только сообщал лидеру о мероприятиях, проводимых милицией, но и вывозил бандитов с похищенными вещами через посты ГАИ на личном автомобиле66.
    б) основная часть группы проживает за городом и появляется в нем в день совершения нападения.
    Ранее трижды судимый Красулин и Ким создали банду из жителей г. Алейска Алтайского края, в составе которой совершили 6 разбойных нападений на базы, склады, офис, Сбербанк. После нападения на Сбербанк в г. Барнауле на похищенные деньги была приобретена автомашина ВАЗ-2108, на которой совершались последующие преступления.
    Длительность действия банды объясняется тем, что все ее члены проживали на значительном расстоянии от места совершения преступлений и в г. Барнауле появлялись в день совершения нападения.
    в) в группе имеются лица, ранее проходившие службу в силовых структурах, знакомые с методами работы милиции. Анализ уголовных дел показывает, что в каждой восьмой группе, совершившей разбойные нападения, имеются такие лица.
    Следователь в процессе обработки версии должен предъявлять потерпевшим и свидетелям фотоальбомы и видеокассеты лиц, уволенных по различным причинам из силовых структур, а также освободившихся из мест лишения свободы, ранее судимых за совершение корыстно-насильственных преступлений.
    Применение таких данных, их обобщение и систематизация способствуют раскрытию разбойных нападений, в том числе и на территории соседних регионов.
    3. В системе «способ преступления – субъект преступления» важно выделять действия преступников по подготовке, совершению и сокрытию разбойного нападения.
    Следует подчеркнуть необходимость анализа действий преступников не только с момента выбора объекта нападения, а с момента образования преступной группы.
    Как показывает следственно-оперативная практика, группы в основном формируются в колониях, где осужденные отбывают наказание за совершение краж, грабежей и других преступлений. Анализ показывает, что 31% групп образуется в колониях, а 47% групп – по месту жительства, по мере освобождения из колоний ее будущих членов.
    Изучение и анализ уголовных дел по разбойным нападениям на охраняемые помещения показывает, что 71% разбоев совершается группами, состоящими из 2-3 человек (48%), до 5 человек – 39% и только 13% групп насчитывает более 5 соучастников. Выявлена следующая закономерность: чем больше в группе участников, тем меньше в ней ранее судимых, в том числе рецидивистов. Такое положение сами преступники объясняют тем, что они избегают соучастия в преступлениях с «новичками», т.е. с лицами, не проверенными в «деле». 32% разбойных нападений совершается серийно, т.е. аналогичным способом на протяжении небольшого отрезка времени. По нашим данным, длительность действий преступной группы составляет от 2 до 7 месяцев, что говорит об обладании преступниками достаточным опытом конспирации и знании методов работы милиции.
    Учитывая, что в настоящее время осужденные отбывают срок наказания в колониях, расположенных рядом с местом проживания их на воле, выявив их намерения, можно с достаточной степенью вероятности прогнозировать их преступное будущее в совершении преступлений, в том числе краж, грабежей, разбойных нападений67.
    Немаловажное значение при этом имеет взаимодействие территориальных органов с оперативными частями колоний в рамках Закона об ОРД.
    Следующее направление в поиске субъекта преступления состоит в установлении соотношения места жительства жертвы, преступников и способа проникновения в охраняемое помещение. Установлено, что 70% преступников проживают в том же населенном пункте, где совершается разбойное нападение.
    Следователю необходимо в зависимости от количества судимостей учитывать степень повышения квалификации разбойников, входящих в организованную преступную группу. Приведем следующий пример: лидер банды Леоненко в первый раз был судим за квартирную кражу, во второй раз – за совершение разбойных нападений на киоски и граждан, при этом использовал поддельное удостоверение сотрудника милиции. Находясь в колонии, подобрал группу из 3 человек, с которыми после освобождения совершил 7 разбойных нападений на квартиры, дома отдыха, офисы, предприятия68. Приведем другой пример:
    Уволенный из армии Волков создал банду из 7 человек. Вначале, используя поддельное удостоверение офицера на имя Горбачева, занимался мошенничеством в сфере закупки мяса, муки и других сельхозпродуктов. Впоследствии приобрел оружие, автомашину, стал вместе с другими совершать разбойные нападения на дома и квартиры, а также на магазины, расположенные в пригороде Барнаула.
    Анализ нераскрытых уголовных дел позволил установить, что в 6 нападениях на магазины преступники использовали маски и одинаковое оружие, автомашину «Ауди-100», добивались выдачи денег и ценностей одним способом – обливали одного из владельцев или продавцов бензином из бутылки и угрожали его поджечь.
    В п. Казачий Алтайского края ночью под предлогом покупки продуктов преступники проникли в магазин, облили хозяина Курыгу бензином, связали его жену и детей, похитили среди других вещей форму сотрудника милиции и впоследствии использовали ее при совершении преступлений69.
    Использование опыта прежних судимостей позволяет преступникам длительное время оставаться на свободе, изучать образ жизни будущих жертв и совершать серийные преступления.
    При сравнении элементов, входящих в криминалистическую характеристику разбойных нападений, следователь должен анализировать такие составляющие, как субъект преступления, способ проникновения в помещение, предмет преступного посягательства, а также применяемые при совершении нападений оружие и автотранспорт.
    Статистика свидетельствует, что 62% разбоев с проникновением в охраняемые помещения совершается под вымышленным или благовидным предлогом, с использованием формы или удостоверений работников милиции, почты или коммунальных служб, а 22% проникновений совершается в момент входа или выхода владельцев или охранников в помещение.
    Изучение предметов преступного посягательства по преступлениям, совершенным в разное время на территории края, области, республики, позволит следователю провести их классификацию и раскрывать преступления, совершенные аналогичным способом на территории соседних регионов.
    Имеется положительный опыт расследования разбойных нападений: после изучения нераскрытых преступлений следователь пришел к выводу о том, что все они совершены в сельской местности на дома фермеров; предметом преступного посягательства являлись деньги и ценности; преступники были вооружены пистолетами и обрезами, использовали перчатки и маски; в качестве орудий пыток применяли бытовые электроприборы (утюги, плойки, нагреватели); при нападении использовали автомашины типа «джип».
    Установление этих закономерностей и отработка версий позволила определить примерный район проживания предполагаемых преступников, а взаимодействие служб УВД определило поиск и задержание банды Кастоева, которая действовала более 4 лет, совершала нападения на фермеров, выбирая жертвы на расстоянии 200-300 км от своего места жительства, при пытках использовали электроприборы, передвигались на джипах70. 
    Анализ элементов криминалистической характеристики разбойных нападений необходим не только в процессе поиска преступников, но и при производстве следственных действий по возбужденному делу: при тактике допроса подозреваемых и выявления их ролевых функций в группе, разъединении преступников после их задержания, в процессе предъявления обвинения.
    Изучение корреляционных связей позволяет следователю получить и эффективно использовать сочетания этих элементов криминалистической характеристики с целью выдвижения версий и поиска преступников, определения программы расследования, создания основы для судебного расследования уголовных дел и установления истины по делу.
Т.Л. Ценова
Краснодарский юридический институт МВД России
К вопросу об аресте имущества, производимом в ходе расследования коммерческого мошенничества
    Немаловажное значение в системе процессуальных действий, осуществляемых в ходе расследования коммерческого мошенничества, имеют действия, связанные с наложением ареста на имущество. 79% из числа опрошенных нами респондентов (следователей, оперативных работников и др.) назвали именно это следственное действие «ключевым», как имеющее наибольшее доказательственное значение. 
    Наложение ареста на имущество состоит в запрете собственнику или владельцу имущества распоряжаться и, в необходимых случаях, пользоваться им, а также в изъятии имущества и передаче его на хранение.
    В соответствии со ст. 115 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации для обеспечения исполнения приговора в части гражданского иска, других имущественных взысканий или возможной конфискации имущества прокурор, а также дознаватель или следователь с согласия прокурора возбуждают перед судом ходатайство о наложении ареста на имущество подозреваемого, обвиняемого или лиц, несущих по закону материальную ответственность за их действия. 
    Новый Уголовно-процессуальный кодекс России предусматривает особый порядок наложения ареста на ценные бумаги.
    В соответствии со ст. 116 УПК РФ в целях обеспечения возможной конфискации имущества или возмещения вреда, причиненного преступлением, допускается наложение ареста на ценные бумаги. Арест на ценные бумаги либо на сертификаты налагается по месту нахождения имущества либо по месту учета прав владельца ценных бумаг с соблюдением требований ст. 115 УПК РФ.
    Таким образом, арест на ценные бумаги может налагаться как посредством их изъятия у владельца (в случаях, если речь идет о ценных бумагах, рассчитанных на предъявителя), так и путем наложения запрета на осуществление операций с ценными бумагами в месте, где эти бумаги учитываются. 
    Местами учета ценных бумаг могут являться: реестр акционеров, счет в депо банка (фондовой биржи) и т.д.
    В соответствии со ст. 116 УПК России в протоколе о наложении ареста на ценные бумаги указываются: 1) общее количество ценных бумаг, на которые наложен арест, их вид, категория (тип) или серия; 2) номинальная стоимость; 3) государственный регистрационный номер; 4) сведения об эмитенте или о лицах, выдавших ценные бумаги либо осуществляющих учет прав владельца ценных бумаг, а также о месте производства учета; 5) сведения о документе, удостоверяющем право собственности на ценные бумаги, на которых наложен арест.
    Арест может быть наложен также и на денежные вклады физических и юридических лиц в случае, если есть подозрение о том, что они получены преступным путем. Правовым основанием исполнения кредитными (банковскими) учреждениями постановлений следователя о наложении ареста на денежные средства, находящиеся в банке, является Закон Российской Федерации «О банках и банковской деятельности» от 2 декабря 1990 г. в редакции Федерального закона РФ «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О банках и банковской деятельности» от 7 июля 1995 г.
    Согласно ст. 27 данного Закона, на денежные средства и иные ценности юридических и физических лиц, находящиеся на счетах и во вкладах или на хранении в кредитной организации, арест может быть наложен не иначе как судом и арбитражным судом, судьей, а также по постановлению органов предварительного следствия при наличии санкции прокурора.
    При наложении ареста на денежные средства, находящиеся на счетах и во вкладах, кредитная организация незамедлительно, по получении решения о наложении ареста, прекращает расходные операции по данному счету (вкладу) в пределах средств, на которые наложен арест.
    Взыскание на денежные средства и иные ценности физических и юридических лиц, находящиеся на счетах или во вкладах либо на хранении в кредитной организации, может быть обращено на основании исполнительных документов в соответствии с действующим законодательством Российской Федерации.
    Кредитная организация, Банк России не несут ответственности за ущерб, причиненный в результате наложения ареста или обращения взыскания на денежные средства или иные ценности их клиентов, за исключением случаев, предусмотренных законом.
    Конфискация денежных средств и других ценностей может быть произведена на основании вступившего в законную силу приговора суда.
    Арест на имущество производится в максимально короткие сроки со дня возбуждения уголовного дела. При несоблюдении данного правила имущество может быть скрыто от ареста.
    Наложение ареста на имущество должно происходить в условиях строгой конфиденциальности, недопустимо разглашение сведений посторонним лицам (ревизорам, водителям и т.д.). В условиях рыночных отношений информация об аресте имущества имеет весьма высокую стоимость.
    В процессе наложения ареста на имущество необходимо внимательно следить за участниками данного следственного действия. Имели место случаи, когда заинтересованные лица пытались скрыть имущество, заменить его на более низкое по стоимости.
    В протоколе необходимо точно отразить все характерные особенности описываемых предметов. Неправильно поступают те следователи, которые описывают предметы лишь в общих чертах. В последующем подозреваемый, руководствуясь выданной на руки копией протокола наложения ареста на имущество, может подменить его другими, однородными, но менее ценными предметами.
    Если аресты накладываются на автомобильную и иную технику, то нужно подробно описать технические характеристики автомашины, записать номера основных узлов и агрегатов. Надлежит изъять техпаспорт на автомобиль и приобщить его к делу.
    При наложении ареста на музыкальную технику, компьютеры следует обратить внимание на состояние данного имущества, отметить в протоколе сведения о том, находятся ли они в исправном состоянии.
    В случае, когда налагается арест на коллекцию книг, необходимо указать название книги, фамилию, имя, отчество автора, детально описать в протоколе год издания, количество изданных книг, наименование издательства, так как некоторые книги могут иметь высокую рыночную стоимость ввиду редкости издания, малого количество выпущенных экземпляров. Если следователь проигнорирует названные обстоятельства, то существует вероятность того, что подозреваемый подменит дорогую книгу на более дешевую, редкое старинное издание на современное репринтное и т.д.
    Следует учитывать, что крупные финансовые учреждения имеют штат достаточно квалифицированных юристов. Поэтому все оплошности, допущенные в процессе наложения ареста на имущество, могут быть использованы виновными лицами при сокрытии имущества.
К.Т. Балтабаев 
канд. юрид. наук
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан
Проблемы и пути повышения эффективности домашнего ареста как меры пресечения
    В период становления домашнего ареста как меры пресечения в судебно-следственной практике Казахстана остро встает проблема определения его эффективности. 
    С указанных позиций, проблема определения эффективности домашнего ареста, по нашему мнению, должна решаться в двух направлениях. Первое из них – это учет анализа практики применения домашнего ареста, исследование обоснованных и ненадлежащих случаев его применения. Второе – сравнение домашнего ареста с другими видами пресечения, применяемыми органами дознания, следователями, прокурорами и судами.
    В целом по Казахстану за период с 1998 по 2001 г. применение домашнего ареста возросло с 32 до 725 случаев, или же в 22,6 раза. Если в 1998 г. среди мер пресечения доля домашнего ареста составляла 0,08% и он по применяемости прокурорами находился на шестом месте, то за последние два года стабильно уже находится на втором месте (в 1999 г. – 0,38%; 2000 г. – 0,7%; 2001 г. – 1,2%)71.
    Выявлен всего лишь единичный ненадлежащий случай его применения по республике72.
    В ходе проведенного нами социологического исследования установлено, что 83,2% дознавателей и следователей, 72,5% прокуроров, 61,3% судей и 58,8% защитников считают, что распространению домашнего ареста в качестве меры пресечения препятствует сложность в применении, связанная с решением ряда организационно-процессуальных вопросов. Респонденты правы в том, что применение домашнего ареста отнимает у следователя много времени. Но это не дает основания отказаться от его применения и предать забвению важные, отличающиеся глубоким демократизмом правовые установления. 
    Организационные вопросы преимущественно связаны с обеспечением контроля за соблюдением обвиняемым установленных ограничений и правил надзора, а также обеспечением надзора и охраны места жительства арестованного. 
    Причем работники органов предварительного расследования, прокуроры, судьи и защитники называют следующие причины: отсутствие четкого процессуального механизма применения в законе (75,7% – 65% – 58,1% – 47%); отсутствие научно-практических комментариев (41,1% – 62,5% – 54,8% – 35,3%) и отсутствие образцов процессуальных документов (51,9% – 47,5% – 38,7% – 23,5%)73. Указанные причины объяснимы тем, что пробелы в законодательном, организационно-методическом плане на практике связаны с новизной домашнего ареста как меры пресечения и отсутствием должного правового опыта по его применению74.
    По данным ЦПСиИ при прокуратуре Карагандинской области Республики Казахстан за последние четыре года, домашний арест по распространенности занимает стабильное третье место среди других мер пресечения (после подписки о невыезде и ареста)75. 
    В настоящее время мы уверены, что нет никаких объективных причин к неприменению домашнего ареста и признанию его неэффективной или малодейственной мерой пресечения. Напротив, проведенный выше анализ дает основание считать его жизненным, перспективным и потенциально эффективной мерой пресечения. Очевидно, что социальная ценность и эффективность домашнего ареста гораздо выше, чем у подписки о невыезде, а в ряде случаев и ареста. 
    Поэтому считаем вполне справедливым позицию, когда законодатель наряду с анализом причин, препятствующих применению домашнего ареста должен наметить и пути его более эффективного применения в дальнейшем. 
    Основным условием законности и эффективности применения мер пресечения является совершенство норм, регулирующих данный правоприменительный процесс. 
    В уголовном процессе правоотношение возникает между гражданином, с одной стороны, и государством в лице его правоохранительных органов – с другой. При применении меры пресечения обвиняемый заинтересован в избрании такой из них, которая наименьшим образом будет стеснять его права и свободы. Соглашаясь с такой постановкой вопроса, следует отметить, что данное положение должно быть в четкой форме закреплено в законе.
    В случае оставления обвиняемого на свободе, он обязан выполнять все правомерные требования органа уголовного преследования. При этом у обвиняемого (подозреваемого) возникает перед государством (правоохранительными органами) обязательство, которое выражается в обязанности обвиняемого не совершать определенные действия. 
    При подобном подходе избрание и применение меры пресечения в виде домашнего ареста сопровождается, по существу, заключением двустороннего, а в ряде случаев и трехстороннего акта, своеобразного соглашения (договора) между органом, в производстве которого находится уголовное дело, с одной стороны; обвиняемым – с другой; защиты и законных представителей – с третьей. Причем третья сторона является здесь самостоятельной стороной данного правоотношения и имеет свои права и обязанности. Ее роль проявляется в оказании на обвиняемого психологического воздействия по стимулированию его надлежащего поведения на всех стадиях уголовного процесса.
    Орган, ведущий уголовный процесс, на основе анализа материалов уголовного дела и поступившего письменного ходатайства вправе придти к выводу о возможности применения к обвиняемому домашнего ареста. Такое решение может быть оформлено как постановление о применении меры пресечения в виде домашнего ареста либо постановление об отказе в удовлетворении ходатайства. В последнем случае заинтересованные лица имеют возможность судебного обжалования принятого решения в порядке ст. ст. 103, 105 и 108 УПК РК. 
    Реализация предлагаемого нами процессуального механизма применения домашнего ареста в данном случае явилась бы результатом взаимного равноправного соглашения сторон, направленного прежде всего на повышение эффективности применения рассматриваемой меры пресечения. 
    Для этого нами предлагается внести дополнения в уголовно-процессуальный закон путем изменения редакции ч.1 ст. 149 УПК РК на следующую: «Домашний арест может применяться к подозреваемому, обвиняемому по предварительному ходатайству заинтересованной стороны с санкции прокурора…» и далее по тексту. 
    Следующее наше воззрение заключается в том, что мы поддерживаем мнение Б.Б. Булатова о том, что в случаях применения альтернативных аресту мер пресечения степень ограничения свободы обвиняемого во многих случаях недостаточна, вследствие чего следователь вправе принимать решения, направленные на обеспечение избранной меры пресечения76. 
     Исходя из этого, предлагаем дополнить ст. 149 УПК РК абзацем, в котором указать, что «при применении домашнего ареста без назначения стражи орган, ведущий уголовный процесс, вправе принимать решения, направленные на обеспечение реализации избранной меры пресечения». 
    Мы полагаем, что данное положение должно быть изложено в постановлении о применении меры пресечения домашний арест. В последующем, орган, ведущий уголовный процесс, на основании вынесенного им постановления мог бы направить письменное уведомление о применении меры пресечения к обвиняемому при их наличии в кооператив собственников квартир; военный комиссариат; адресное бюро для выставления сторожевых листков; территориальные подразделения миграционной полиции; кадровые аппараты компаний, предприятии, учреждений, фирм и организаций (вне зависимости от формы собственности). При этом в уведомлении должно быть указано на обязанность должностных лиц согласовывать вопросы увольнения (при даче органом, ведущим уголовный процесс, разрешения на работу), снятия с воинского учета и оформления документов на выезд с места постоянного жительства обвиняемого с органом, ведущим уголовный процесс. 
    Необходимо отметить, что в свое время А. Чувилев и Т. Боголюбская77 правомерно ставили вопрос о включении в перечень обстоятельств, отягчающих уголовную ответственность уклонение обвиняемого от дознания, предварительного следствия и суда, а также продолжения им в результате этого преступной деятельности. Поддерживая их мнение, мы считаем необходимым дополнить часть 1 статьи 54 УК РК «Обстоятельства, отягчающие уголовную ответственность и наказание» соответствующим пунктом: «р) совершение преступления лицом, скрывшимся от органов предварительного расследования и суда в результате нарушения избранной меры пресечения». 
     По нашему мнению, в процессуальные издержки (п.8 ст. 175 УПК РК) необходимо включить расходы органа дознания, связанные с задержанием и доставлением обвиняемого в случаях нарушения им избранной меры пресечения. Общеизвестно, что в случае нарушения обвиняемым условий меры пресечения, например его побега, в первую очередь наносится ущерб в целом как государству, так и обществу, которые не смогут реализовать задачи уголовного процесса и наказать виновного. Следовательно, речь не может идти о материальном возмещении государству и обществу нанесенного ущерба со стороны обвиняемого.
    При осуждении обвиняемого расходы органа уголовного преследования, связанные с его задержанием и доставлением по решению суда, должны тогда относиться к процессуальным издержкам, возмещаемым осужденным. По нашему мнению, такое решение является вполне справедливым.
    Законодательное воплощение предлагаемых нами дополнений в действующее уголовное и уголовно-процессуальное законодательство Республики Казахстан было бы серьезным гарантией эффективности мер пресечения, в том числе и домашнего ареста. 
    По новому Кодексу Республики Казахстан об административных правонарушениях за уклонение граждан от явки по вызову прокурора, следователя, органа дознания предусмотрен штраф в размере до трех месячных расчетных показателей78. Во-первых, из-за неконкретизации законодателем понятия «гражданин» у правоприменителя нет определенности, следует ли понимать в их числе и обвиняемых, уклоняющихся от органов предварительного расследования и суда. Во-вторых, при утвердительном ответе на данный вопрос, вряд ли указанная сумма покроет расходы, связанные с розыском, задержанием и доставлением обвиняемого.
    На сегодняшний день в отношении обвиняемого, злостно уклоняющегося от органов уголовного преследования и суда, меры уголовно-правового воздействия законом не предусмотрены, за исключением побега из мест лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи (ст. 358 УК РК). В последнем примере законодатель гарантировал надежность ареста установлением определенной санкции. 
    В США, например, за неявку по вызову суда или судьи обвиняемый подлежит уголовному наказанию в виде лишения свободы на срок до 5 лет и (или) штрафу в сумме до 5 тыс. долларов. В Италии обвиняемый обязан возместить даже расходы по своему содержанию в предварительном заключении в случае осуждения его к мере наказания, связанной с лишением свободы79. 
    Как нам видится, экономические и социальные предпосылки необходимости разрешения данной проблемы назрели в нашем обществе уже давно. На задержание и доставление государством обвиняемых, в отношении которых уже были применены меры пресечения, не связанные с лишением свободы, затрачиваются значительные средства, время и силы. В результате уклонения обвиняемых от органов предварительного расследования и суда существенно осложняется, а иногда вообще становится невозможным решение задач уголовного судопроизводства. 
    Однако следует отметить, что при разрешении вопроса о применении меры пресечения данное обстоятельство не всегда является основным.
    В институте мер пресечения всегда сложным являлся вопрос правильного разрешения необходимости применения той либо иной меры пресечения.
    Результаты нашего исследования, проведенного в той же Карагандинской области Республики Казахстан, показывают, что за 1998-2000 гг. домашний арест применялся к обвиняемым в следующих преступлениях: тяжких – 87 (80,5%) случаев; средней тяжести – 14 (13%); небольшой тяжести – 4 (3,7%) и особо тяжких – 3 (2,8%)80. 
    Из аналитических данных следует, что домашний арест наиболее часто применяется к лицам, совершившим тяжкие преступления, и наименее к лицам, совершившим особо тяжкие преступления.
    Мы полагаем, что сфера действия домашнего ареста не должна ограничиваться рамками преступлений небольшой и средней тяжести, а, наоборот, охватывать все категорий преступлений. 
    Критерием применения домашнего ареста к обвиняемым, представляющим большую общественную опасность в связи с совершением ими преступлений, должно являться присутствие в их деяниях рецидива преступления, т.е. признака совершения умышленного преступления лицом, имеющим судимость за ранее совершенное умышленное преступление. Учет преступного «прошлого» обстоятельства позволит правоприменителю применять домашний арест более избирательно и целенаправленно, обеспечивая тем самым меткость меры процессуального принуждения. 
    Из 89 изученных нами уголовных дел, по которым домашний арест в период с 1998 по 2000 гг. был применен к 108 обвиняемым, ранее судимыми являлись 22 человека (или 20,4%). Из них 14 (или 63,6%) судимы один раз, 4 (или 18,2%) – три раза, 3 (или 13,6%) два раза и один (или 4,5%) – четырежды. Естественно, что применение к указанным лицам меры пресечения, не связанной с лишением свободы представляло в определенной мере риск как для правоприменителя, так и для общества и законопослушных граждан. 
    Поэтому мы считаем, что домашний арест должен применяться к обвиняемым в совершении всех категорий преступлений, за исключением лиц, в деяниях которых имеет место особо опасный рецидив.
    Изучение указанного выше массива уголовных дел также показало, что по 14 их них (или 15,7%) домашний арест в качестве меры пресечения применялся к двум (1,8%), трем (2,8%) и шести (5,5%) обвиняемым, проходящим по одному и тому же уголовному делу. 
    Причем имели место случаи, когда домашний арест в качестве меры пресечения применялся к близким родственникам, проживающим по одному и тому же адресу. 
    По нашему мнению, орган, ведущий уголовный процесс, в целях обеспечения всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела не вправе применять домашний арест к лицам, состоящим в близком родстве и проживающим в одном жилище, которые являются обвиняемыми по одному и тому же уголовному делу. 
     Исходя из этого, предлагаем дополнить часть первую статьи 149 УПК РК абзацем «Домашний арест не применяется к обвиняемым (подозреваемым), состоящим в близком родстве и проживающим в одном жилище, а также к лицам, в деяниях которых имеет место особо опасный рецидив».
    Введение в УПК РК указанного дополнения будет соответствовать принципу индивидуализации мер пресечения в уголовном судопроизводстве, а также способствовать укреплению законности и предупреждению преступлений. 
Г.К. Байжанова 
канд. юрид. наук
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан 
Получение образцов для экспертного исследования по действующему уголовно-процессуальному законодательству Республики Казахстан
    1. Получение образцов для экспертного исследования как самостоятельное следственное действие появилось впервые в казахстанском уголовно-процессуальном законодательстве с принятием действующего УПК 1 января 1998 г.
    Долгое отсутствие законодательной регламентации получения образцов в республиканском законодательстве, предусматривающего процессуальный порядок производства данного следственного действия, различия и неполнота в процессуальной регламентации данного следственного действия в законодательстве других республик и новизна данного следственного действия не могли не сказаться на правоприменительной практике. Это приводило к разнобою и процессуальным нарушениям в процессе получения образцов.
    Анализ опроса следственных работников и изучение уголовных дел по категории насильственных преступлений показали, что получение образцов-объектов биологического происхождения большинством следователей (в 86% случаев) рассматривается как часть экспертного исследования. Следователи выносят постановления о получении образцов в 67% случаев и поручают отобрание образцов экспертам в биологической лаборатории судебно-медицинской экспертизы. При этом составление протокола обязательным считают только 12% опрошенных следователей81.
    Считают допустимым получение образцов путем производства обыска – 5%, эксгумации – 45%, в ходе осмотра места происшествия – 67%, в ходе освидетельствования – 54% опрошенных.
    В настоящий момент в связи с процессом развития национального права в новом уголовно-процессуальном законе следственное действие «Получение образцов для экспертного исследования» получило свое закрепление в главе 33 УПК РК, детально регламентирующего его процессуальный порядок (ст.ст. 256-264 УПК РК). При этом казахстанский законодатель постарался учесть те положительные моменты, которые имеются в законодательстве бывших союзных республик.
    2. Анализ сопоставления терминологии норм УПК стран СНГ и специальной литературы показывает, что применение находят три термина: «получение», «изъятие», «отобрание». Произведенный анализ этимологического значения указанных терминов выявил, что содержание их не равнозначно и они представляют собой различные по содержанию действия, направленные на получение образцов для экспертного исследования в зависимости от их вида, происхождения, количества, местонахождения и т.д.
    Так, например, для свободных образцов, существовавших вне зависимости от производства по уголовному делу, более применимо выражение «изъятие», «истребование», так как появление таких образцов происходит, как правило, в результате осмотра, обыска, выемки.
    «Отобрание» более применимо к следственному действию, называемому «Получение образцов для сравнительного исследования», а также «Эксгумация». Действия следователя в данном случае носят целенаправленный характер, направленный на получение необходимого исходного материала для производства экспертизы с заранее обусловленными признаками и свойствами, с соблюдением методики их отбора, предусматривающей определенное количество и качество отбираемых образцов. 
    Термин «получение» образцов имеет более широкое значение и включает в себя действия следователя и эксперта по изъятию и отобранию образцов. Это может касаться экспериментальных, свободных образцов.
    3. В специальной литературе дискуссионным является вопрос о самостоятельности получения образцов как следственного действия.
    Так, одни авторы считают, что нельзя отрицать самостоятельный характер получения образцов уже хотя бы потому, что для его производства требуется специальное постановление, а само производство и его результаты оформляются специальным протоколом82.
    Между тем в большинстве работ по уголовному процессу самостоятельный характер этого следственного действия необоснованно игнорируется или прямо отрицается. Так, например, одни авторы рассматривают получение образцов как «вспомогательное следственное действие», относящееся «к числу подготовительных мер, связанных с производством экспертизы»83, а другие как составную часть производства экспертизы84.
    Существенными чертами или признаками следственного действия являются: цель и задачи следственного действия; наличие правовых и фактических оснований для производства следственного действия; объект исследования – источники доказательственной информации; субъект исполнения действий; участники следственного действия; процессуальный порядок проведения следственного действия. Указанными признаками в полной мере обладает и получение образцов. 
    Выделение получения образцов для экспертного исследования в качестве самостоятельного следственного действия имеет важное практическое значение, так как недопустимо проведение экспертизы без закрепления в материалах дела объектов экспертизы – материальных носителей исходных данных для экспертного исследования.
    Под правовыми основаниями получения образцов для экспертного исследования понимается совокупность предусмотренных уголовно-процессуальным законом условий, которые дают органу, ведущему уголовный процесс, на производство данного действия. Фактическими основаниями являются конкретные сведения о возможности получения доказательственной информации при экспертном исследовании образцов и сравнения их с вещественными доказательствами.
    Дополнительным правовым основанием получения образцов является постановление о его производстве, в котором орган (лицо), ведущее уголовный процесс, мотивирует принятое решение. Согласно части 3 ст. 256 УПК РК о получении образцов для экспертного исследования выносится мотивированное постановление, в котором должно быть указано: лицо, которое будет получать образцы; лицо, у которого следует получить образцы; какие именно образцы и в каком количестве должны быть получены; когда и к кому должно явиться лицо для получения у него образцов; когда и кому должны быть представлены образцы после их получения.
    Между тем изучение материалов уголовных дел показало, что следователи при составлении постановления о получении образцов не руководствуются данной нормой закона. Практика идет по другому пути. В постановлении указывается фабула дела, указывается кому поручается исполнение данного постановления и ознакомление с постановлением лица, у которого требуется изъятие образцов.
    Изучение уголовных дел также выявило, что получение образцов для экспертного исследования практически не находит отражения в материалах дела.
    4. На специфический характер образцов для экспертного исследования, их особое значение в уголовном судопроизводстве обращают внимание многие процессуалисты и криминалисты. По вопросу о правовой природе образцов высказывались различные мнения. Основным содержанием научных дискуссий были вопросы: о соотношении образцов с вещественными доказательствами, о наделении их самостоятельным статусом доказательства, о выделении образцов в качестве самостоятельной категории объектов, используемых в уголовном судопроизводстве. 
    Главное отличие между вещественным доказательством и образцом заключается в том, что вещественное доказательство не может быть создано действиями следователя или эксперта, оно создается событием преступления либо состоит с ним в причинной связи. Образцы же могут быть получены следователем либо получены (созданы) в ходе экспертизы экспертом, например образцы почерка.
    Отсутствие понятия образцов для экспертного исследования в нормах уголовно-процессуального законодательства отрицательно сказывается на практике их получения. Большинство следователей относят образцы к вещественным доказательствам (80%), к самостоятельной разновидности доказательств (14%), к объектам (инструментам), выполняющим вспомогательную роль – (6%).
    Образцы для экспертного исследования можно определить как самостоятельную категорию материальных объектов, используемых в уголовном процессе, в целях сравнения их с материальными объектами, обладающими признаками вещественных доказательств, для установления тождества, сходства или родовой (групповой принадлежности), а также установления иных обстоятельств уголовного дела, приобретающих доказательственное значение в результате проведенного экспертного исследования.
    5. В процессуальной и криминалистической литературе существуют различные виды классификаций образцов. Наиболее глубокая разработка вопросов получения образцов для экспертного исследования представлена в работах В.А. Жбанкова, Л.И. Мандрик85. Представляет интерес группа образцов – биологических объектов жизнедеятельности человеческого организма, которые по происхождению являются частями целого и несут информацию о биологических свойствах и признаках человеческого организма, позволяющие с помощью экспертного исследования решать идентификационные задачи для выяснения обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела.
    Нами предлагается следующая классификация, которая отражает процессуальные аспекты получения образцов. В зависимости от объекта получения образцы можно классифицировать на личностные и неличностные.
    В свою очередь, личностные образцы можно подразделить по процессуальному положению лица на получаемые: у подозреваемого; обвиняемого; потерпевшего; свидетеля; лица, в отношении которого ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера.
    По субъекту получения можно выделить образцы, полученные: следователем; врачом или другим специалистом; экспертом.
    По способу изъятия: отбираемые в принудительном порядке; получаемые без принуждения.
    На исследование судебно-медицинской экспертизы вещественных документов могут быть представлены образцы, связанные с деятельностью человеческого организма: образцы крови, волос, выделений; образцы подногтевого содержимого и обрезки ногтей; образцы микроскопического соскоба внешних покровов тела.
    Значение данной классификации состоит в особенностях образцов и влиянии этих особенностей на процессуальный порядок и тактические приемы их получения.
    6. При получении образцов в качестве источников доказательственной информации могут выступать: живые лица, трупы, животные, вещества, предметы (часть 1 ст. 256 УПК РК).
    Получение личностных образцов непосредственно у физического лиц: подозреваемых, обвиняемых, потерпевших, а случаях, указанных в части 2 ст. 258 УПК РК, у свидетеля (при наличии достаточных данных о том, что следы оставлены на месте происшествия иным лицом, образцы … могут быть получены у этого лица, но не иначе, как после его допроса в качестве свидетеля), – вызвало необходимость регламентации такого действия с тем, чтобы обеспечить законные интересы указанных лиц.
    Субъектом получения образов могут быть следователь, врач, иной специалист, эксперт (ст. 257 УПК РК), а также суд (ст. 360 УПК РК). Порядок получения каждым из указанных субъектов определен уголовно-процессуальным законом.
    Заслуживает одобрения распространение законодателем на объекты экспертного исследования правил изъятия, приобщения к делу, хранения и уничтожения вещественных доказательств, предусмотренных ст.ст. 121, 248 УПК РК. Данные правила позволяют обеспечить сохранность объекта.
    При получении образцов присутствие понятых законом не предусмотрено. Фиксация результатов получения образцов для экспертного исследования представляет собой процессуальное закрепление полученной информации о состоянии, свойствах и признаках полученных объектов. Действующее законодательство достаточно подробно регламентирует его обязательную (основную) форму – протоколирование и дополнительные способы закрепления: видеозапись, звукозапись, киносъемка, фотосъемка, изготовление слепков, оттисков, планов, схем (ст. 126, 203 УПК РК). Применительно к получению образцов для экспертного исследования закон специально предусмотрел нормы, регламентирующие составление протокола как основного средства фиксации (ст. 264 УПК РК).
    7. Сходство получения образцов для экспертного исследования и освидетельствования проявляется в том, что оба следственных действия имеют общий объект – тело человека, а следовательно, возможно ограничение конституционного права личности на телесную неприкосновенность. Также оно проявляется в том, что если освидетельствование направлено на собирание доказательств, отображающих свойства и признаки лица, то получение образцов направлено на проверку доказательств, отображающих эти же признаки и свойства лица. Поэтому получение образцов может являться промежуточным этапом между освидетельствованием и экспертизой, когда для исследования тела человека требуются специальные медицинские познания.
    Учитывая, что проведение экспертизы, согласно положений части 2 ст. 242 УПК РК, возможно и до возбуждения уголовного дела, можно придти к выводу, что и получение образцов для экспертного исследования (так как они являются исходными данными экспертного исследования) необходимо отнести к неотложным следственным действиям, предшествующим назначению экспертизы, что требует внесения соответствующих дополнений в уголовно-процессуальное законодательство.
Н.В. Мазур 
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан 
Основания возникновения профессионального представительства потерпевшего в уголовном процессе 
    В уголовно-процессуальной науке основания возникновения представительства адвокатом интересов потерпевшего в достаточной мере не исследовались. Авторы, рассматривавшие деятельность адвоката-представителя потерпевшего, главным образом, анализировали вопрос о допуске последнего к участию в процессе и не затрагивали оснований возникновения представительства. 
    В.Д. Адаменко, уделив внимание основаниям возникновения уголовно-процессуального представительства как такового, не ставил задачу их конкретизации применительно к представительству, осуществляемому тем или иным участником процесса, без чего более или менее полная разработка вопроса невозможна86.
    Под основаниями возникновения представительства следует понимать юридические условия, необходимые для его существования и развития. К таковым, на наш взгляд, относятся: признание лица, пострадавшего от преступления, потерпевшим; осведомленность потерпевшего о наличии у него процессуального права иметь представителя; отсутствие обстоятельств, исключающих участие адвоката в качестве представителя потерпевшего; неспособность потерпевшего в полной мере осуществлять процессуальные права и отстаивать свои интересы.
    В соответствии с положениями ст. 75 УПК РК лишь гражданин, признанный потерпевшим от преступления, наделяется соответствующим объемом процессуальных прав. Таким образом, одной из предпосылок возникновения представительства является признание лица, пострадавшего от преступления, потерпевшим и наделение его процессуальными правами, включая право иметь представителя. Согласно той же ст. 75 УПК РК, потерпевшим признается лицо, которому преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред; о признании гражданина потерпевшим дознаватель, следователь и судья выносят постановление.
    Законодательная формулировка оснований появления в уголовном деле потерпевшего оказывает отрицательное влияние на своевременность решения о признании потерпевшим, побуждая следователей и дознавателей принимать его при наличии достоверных доказательств, безусловно подтверждающих факт причинения лицу того или иного вреда. Буквальное толкование закона в том смысле, что соответствующий орган вправе вынести постановление о признании потерпевшим лишь тогда, когда убедится, что потерпевшему действительно причинен при совершении преступления моральный, физический или имущественный вред, влечет за собой затяжку в признании лица потерпевшим и, следовательно, в обеспечении его права отстаивать свои процессуальные интересы87.
    Совершенно очевидно, что чем раньше пострадавший от преступления сможет принять участие в производстве по уголовному делу в качестве потерпевшего, тем больше создается возможностей для защиты его прав, как нарушенных преступлением, так и составляющих процессуальный статус потерпевшего. Кроме этого, законное определение потерпевшего не согласуется с закрепленным в Конституции РК (статья 77) принципом презумпции невиновности. Исходя из этого принципа, факт совершения преступления устанавливает только суд, следовательно, и наступление определенных последствий в виде причинения вреда может признать исключительно суд. Поэтому, точно следуя предписаниям закона (ст. 75, ст. 371 УПК РК), можно сделать единственный вывод: признать лицо потерпевшим может только суд одновременно с вынесением обвинительного приговора88.
    Однако такой вывод, при всей его логичности, неприемлем и юридически бессмыслен, так как потерпевший уже не может использовать подавляющее большинство предоставленных ему процессуальных прав. Поэтому в литературе получила поддержку точка зрения А.М. Ларина, который указывает, что основанием для признания лица потерпевшим должны служить сведения, с достаточной вероятностью указывающие на вред, причиненный ему преступлением (например, заключение судебно-медицинского эксперта о причинении потерпевшему вреда здоровью и т.д.)89.
    Существенно нарушает права и законные интересы лиц, пострадавших от преступления, отсутствие четкого определения момента, когда пострадавшее от преступления лицо должно быть признано потерпевшим. В действующем УПК ничто не препятствует следователю признать лицо потерпевшим непосредственно перед окончанием предварительного следствия. Нередки, к сожалению, и совершенно нетерпимые случаи, когда лицо, пострадавшее от преступления, вообще не признается потерпевшим на стадии предварительного следствия.
    Одним из оснований возникновения представительства адвокатом интересов потерпевшего следует считать осведомленность потерпевшего о наличии у него права иметь представителя. Без этого потерпевший в принципе не сможет воспользоваться имеющимся у него правом на представление его интересов адвокатом. Не случайно поэтому своевременное информирование гражданина, вовлеченного в уголовный процесс в качестве того или иного участника, о принадлежащих ему правах рассматривается как одна из гарантий прав личности а разъяснение прав – в качестве составной части или элемента их обеспечения90.
    Действующий уголовно-процессуальный закон (ст. 114 УПК РК) обязывает органы, ведущие уголовный процесс, не только разъяснить потерпевшему право иметь представителя, но и обеспечить ему возможность осуществления этого права. Необходимо отметить, что, согласно проведенному нами анкетированию адвокатов, среди тех факторов, которыми объясняется недостаточная эффективность использования потерпевшими предоставленной им возможности иметь адвоката-представителя, на первое место (48%) респонденты вынесли то обстоятельство, что потерпевшие не знают своего права иметь представителя, вследствие формального разъяснения им их прав, в то время как на отсутствие у потерпевших материальных средств для оплаты труда адвоката-представителя сослались только 30% опрошенных.
    Совершенно очевидно, что основание возникновения представительства адвокатом интересов потерпевшего должны составлять случаи, когда потерпевший в полной мере не способен осуществлять свои права и отстаивать свои интересы. Речь идет, например, о несовершеннолетнем возрасте потерпевшего, наличии у него определенных физических или психических недостатков.
    Представляется, что адвокат-представитель потерпевшего должен быть допущен в процесс и в случаях, когда потерпевший является умственно отсталым, престарелым, неграмотным, слепым, слабовидящим, глухим, тугоухим, немым, заикающимся либо страдает тяжелыми соматическими заболеваниями или анатомическими дефектами, лишающими его возможности самостоятельно ознакомиться с содержанием протокола следственного действия и расписаться в нем, т.е. когда потерпевший является беспомощным в процессуальном смысле.
    Рассматриваемая уголовно-процессуальная ситуация должна решаться следующим образом. В случае если ни со стороны потерпевшего, страдающего психическими или физическими расстройствами, ни его представителя не поступят ходатайства о допуске последнего к участию в деле, то обеспечение участия в деле представителя потерпевшего, страдающего психическими или физическими расстройствами, является обязанностью следователя. Охрана прав и законных интересов потерпевшего, страдающего психическими или физическими расстройствами, требует, чтобы в ходе расследования участвовал один и тот же адвокат-представитель. Это позволит, с одной стороны, быть в курсе всех обстоятельств, связанных с делом, с другой – постоянно поддерживать психологический контакт с потерпевшим и следователем, способствуя плодотворному проведению следственных действий. Следует отметить, что законные представители потерпевшего в большинстве своем слабо ориентируются в правовых вопросах и тонкостях уголовно-процессуальных действий, это обстоятельство будет являться необходимостью для участия в уголовном деле профессионального адвоката-представителя91. 
    В связи с последним доводом, нельзя не упомянуть о том, что 72% опрошенных нами адвокатов высказались против закрепления в законе случаев обязательного участия в деле адвоката-представителя потерпевшего. При опросе адвокатов выяснилось, что подобное негативное отношение к этому предложению обусловлено опасением, что представительство интересов потерпевшего по назначению станет еще одной фактически неоплачиваемой государством ношей для адвокатуры. Мнения следователей и дознавателей также не нашли поддержки по этому вопросу: 87% опрошенных высказались против обязательного участия адвоката-представителя потерпевшего, аргументируя тем, что это затруднит и без того сложную работу следователя поиском адвоката-представителя, изъявившего желание оказывать услуги за счет средств бюджета.
    Наличие названных предпосылок означает, что представительство адвокатом интересов потерпевшего возможно, но для фактического его возникновения необходимы иные факты, служащие основаниями для этого. Под основаниями понимаются юридические факты, в результате которых одно лицо становится представителем другого. Применительно к рассматриваемому нами представительству к таковым следует отнести договор поручения и назначение представителя.
    О назначении адвоката представителем потерпевшего управомоченным органом государства в настоящее время можно говорить лишь как о желательном дополнении уголовно-процессуального законодательства применительно к уже рассмотренным случаям, когда, на наш взгляд, необходимо обязательное участие адвоката-представителя потерпевшего на досудебных стадиях уголовного процесса. В интересах обеспечения прав потерпевшего, состязательности процесса и равноправия сторон обвинения и защиты предлагается ввести в УПК РК отдельную норму, предусматривающую случаи обязательного участия адвоката-представителя потерпевшего.
Ш.К. Кусаинов 
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан 
Индивидуально-правовой статус обвиняемого 
в уголовном процессе в Республике Казахстан 
    Поскольку право выступает необходимым средством закрепления выражения социальной свободы личности, её интересов, то правовой статус личности всегда является отражением ее социально-правового положения. Понятие статус соотносится с понятием социальная роль. В современной социологической литературе понятие статус применяется значительно реже, чем понятие роль. Обычно статус личности связывается с её правами и привилегиями92.
    В юридической литературе в основном используют понятие правовой статус личности, который большинством ученых отождествляется с понятием правовое положение. Правовой статус личности является статичной, устойчивой юридической основой интересов граждан. Изменение правого статуса производится только законодательным путем, отражая поступательное развитие общества. Сама личность не может определить свой статус, она лишь действует, исходя из своего правого положения. Отсюда, правовой статус есть средство не личности, а государства, которое через определение статуса задает ей исходную правовую позицию. Поэтому статус является фиксированной моделью интересов личности93. 
    В правовом статусе личности охватываются все существенные её взаимоотношения с обществом и составляют основу всего богатства её социальных связей и отношений. Не случайно правовой статус личности соотносится с её правовым положением. Правовой статус, другими словами, указывает на место личности в системе общественных отношений. Отсюда, это понятие, по логике вещей, не должно быть тождественно понятию правого статуса личности.
    Попытки отдельных авторов как-то развести, разграничить эти понятия не увенчались успехом. Так, предлагалось обозначить понятием «статус» только «ядро», «стержневые элементы» положения личности, а всю совокупность правовых признаков, состояний, возможностей гражданина именовать правовым положением94 или правовым комплексом95.
    Как заметил В.М. Корнуков, «при всей убедительности» доводов авторов в пользу различия этих понятий и «определенной уместности», такое решение «только усложнит» суть вопроса96.
    Социальный статус (от латинского status – состояние, положение) означает соотносительное положение (позиция) индивида в социальной системе, а правовой статус, соответственно, – в социально-правовой. Словарь русского языка слово «статус» комментирует как «правовое положение». Однако, если учесть, что права человека, это неотъемлемое свойство личности, по своему составу безусловно должно быть шире правового статуса, куда надлежит включить, помимо прав человека, и другие компоненты, позволяющие охарактеризовать положение личности в системе правоотношений.
    Правовой статус личности обвиняемого является категорией объективной. Его содержание определяется структурой взаимоотношения личности и общества, гражданина и государства и теми юридическими фактами, которые порождают уголовно-процессуальные отношения. Оправданно этот статус именовать индивидуально-правовым, поскольку обвиняемый, являясь участником уголовного процесса, наделяется такими индивидуально-процессуальными правами, которые позволяют ему собственными усилиями и с помощью защитника защищать охраняемый законом личный интерес. Более того, наличие его субъективных прав обеспечивает ему возможность влиять на ход и исход уголовного дела.
    В силу своего процессуального положения обвиняемый является субъектом права, субъектом обязанностей, лицом, к которому (при наличии предусмотренных уголовно-процессуальным законодательством оснований и с соблюдением им установленного порядка) могут применяться меры процессуального принуждения. Обвиняемый является субъектом процесса, осуществляющим функцию защиты, а потому ему предоставляется право на защиту, которое образует всю совокупность представленных прав. Такое право гарантируется обвиняемому Конституцией РК.
    Уголовно-процессуальными гарантиями прав служат корреспондирующие этим правам обязанности суда, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, предусмотренные нормами УПК основания и порядок исполнения таких обязанностей.
    Понятие «правовой статус» личности обвиняемого является собирательным понятием, поскольку «охватывает по существу всю сферу юридических связей и отношений», которые возникают между государством, обществом и личностью в связи с фактом предъявления лицу обвинения, расследованием, рассмотрением и разрешением дела по существу.
    В литературе использует характеристику правового статуса личности на уровне трех ступеней: общеправового (конституционного), отраслевого (специального) и конкретно-индивидуального97. Это позволяет охватить всю систему правовых средств, регулирующих положение личности в обществе, в сфере однотипных (однородных) отношений и конкретных (индивидуальных). На основе диалектической связи между общим, особенным и единичным представляется возможным представить личность обвиняемого в уголовном процессе как носителя всех социальных, государственно-правовых качеств в системе общественных отношений. Перенеся это на соотношение статусов (общего, специального и индивидуального) применительно к их содержанию, можно понять, что каждый предыдущий статус составляет основу следующего, а каждый последующий входит в предыдущий. Общеправовой (конституционный), безусловно, является базой для отраслевого (специального), а отраслевой, в свою очередь – для индивидуального.
    Все статусы по своему структурному составу являются неизменными, отражая лишь различные уровни связей и отношений личности, общества и государства.
    По-разному решается вопрос, например, о приобретении прав и свобод гражданином и человеком, возложения на них обязанностей на уровне конституционного права в сравнении с другими отраслями права. Если в конституционном праве таким основанием является принадлежность лица к гражданству Республики Казахстан и в силу этого они не приобретаются и не отчуждаются, то относительно к другим отраслям права таким основанием являются юридические факты, порождающие определенные правовые последствия. Именно благодаря им права и обязанности, предусмотренные отраслью права, которые закрепляют права и обязанности граждан, облекаются в разнообразные нормативно-правовые предписания. Они, безусловно, должны соответствовать Конституции, поэтому права и свободы человека и гражданина, закрепленные в Конституции, являются универсальными, обладающими высшей юридической силой по отношению ко всем иным нормативно-правовым актам. Конституционные права и свободы выступают в наиболее абстрактной форме, и они отражают типичное положение человека и гражданина в государстве, обществе. По этой причине их содержание должно быть свободно от той специфики, которая присутствует в конкретных правах и обязанностях субъектов уголовного процесса. Иначе говоря, конституционные права и свободы, обладая всеобщим содержанием, конкретизируются, специфицируются в правовом статусе личности, например личности обвиняемого.
    Поэтому основой построения системы правового положения личности является правовой статус личности, закрепленный Конституцией. В правовой статус личности отдельные авторы, кроме прав и обязанностей, включают гражданство, правоспособность (правосубъектность), принципы, законные интересы, гарантии, обеспечивающие осуществление прав и свобод и использование обязанностей, и др. 
    Итак, сердцевиной, ядром правового статуса личности, безусловно, являются основные права, свободы и обязанности личности. Важной чертой конституционного закрепления статуса личности является признание субъектом прав и свобод индивидуально каждого конкретного человека, признание его прав и свобод высшей ценностью, отказ от приоритета государственных интересов над интересами личности, признание взаимных прав, обязанностей и ответственности. Конституционное законодательство, как мы знаем, стоит на позициях признания основных прав и свобод человека неотчуждаемыми и принадлежащими каждому от рождения.
    Конкретный (индивидуальный) статус личности обвиняемого закрепляет все связи и отношения данного субъекта с обществом, государством, выражая тем самым его процессуальное положение как участника процесса.
    Е.Г. Мартынчик понимает под правовым статусом участников уголовного процесса закрепленное в уголовно-процессуальном законодательстве положение обвиняемого, потерпевшего, защитника, гражданского истца, гражданского ответчика, их представителей в ходе расследования и рассмотрения уголовных дел. 
    Разделяя мнение авторов Е.А. Лукашевой, Н.В.Витрук и В.А. Кучинского, которые правовое положение личности, её статус не сводят только к наличию прав и обязанностей, Е.Г. Мартынчик считает, что в статус личности участника процесса обязательно должны войти и другие элементы. Общий процессуальный статус участников уголовного судопроизводства он представил в виде следующих составных элементов: 1) понятие подсудимого (осужденного); 2) основания и порядок появления субъектов уголовного процесса; 3) процессуальная правосубъектность; 4) субъективные права и личные свободы; 5) законные интересы; 6) процессуальные обязанности; 7) гарантии прав личной свободы и законных интересов личности.
    В системе этих элементов, как заключает автор, центральное место занимают субъективные права и процессуальные гарантии прав и законных интересов, которые образуют ядро правового положения98.
    Предложенный вариант отраслевого статуса личности участников судопроизводства вызвал критику со стороны отдельных авторов. Так, в частности, Л.Д. Кокорев в отношении такого элемента, как «основания и порядок появления субъекта уголовного процесса», высказал свое критическое суждение. Он полагает, что процессуальные условия (основания и порядок) признания тех или иных лиц участниками судопроизводства могут содержать нормы, имеющие отношение к правовому положению личности. Поэтому они, по его мнению, охватываются другими элементами статуса личности: правами, обязанностями, правосубъектностью. Он предложил включить в отраслевой статус лишь такие элементы, как права и обязанности, законные интересы, процессуальную право- и дееспособность, систему гарантий прав, процессуальную ответственность99.
    Насчет критического суждения относительно такого элемента статуса, как «основания и порядок появления участника уголовного процесса», наша позиция совпадает. Хотя этот элемент и подчеркивает особенность, то есть юридический факт, порождающий появление субъектов процесса, вместе с тем, как представляется, нет надобности детализировать и уточнять его, поскольку права, обязанности, правосубъектность по существу включают и поглощают собой основания и порядок, при которых появляется участник процесса.
    Это вытекает из правосубъектности, прав и обязанностей. Общепроцессуально-правовой статус личности участника процесса, по мнению В.М. Корнукова, состоит из: 1) правосубъектности; 2) прав; 3) личных свобод; 4) обязанностей100. Представляется, что этот вариант статуса охватывает специфические связи и отношения, которые свойственны всем участникам уголовного процесса. Импонирует и то, что в него не включены процессуальные гарантии.
    По мнению Л.Д. Петрухина, каждый участник процесса имеет свой, особый процессуальный статус, однако для многих участников процесса некоторые его элементы являются «общими». Это «общее», на наш взгляд, пожалуй, и объединяет всех участников процесса под одну крышу общепроцессуального статуса, а потому можно и возразить. Л.Д. Петрухин считает, что в уголовном процессе нет единого отраслевого статуса личности. Если некоторые участники процесса, по мнению Л.Д. Петрухина, обладают рядом общих правомочий, то этого явно недостаточно, чтобы говорить о едином процессуальном статусе личности участников процесса101. Думается, что это не так. Личный интерес движет всех участников процесса к достижению желаемого, т.е. своей собственной цели, интереса. Это-то и объединяет всех, наделяя их процессуальными правами, что позволяет им отстаивать свои личные интересы. Личный интерес неотделим от социально-правовой роли личности, а это в юридическом плане означает, что интерес связан с правовым статусом, субъективными правами личности. Личность является первичным субъектом как интереса, так и права, – это фундаментальный и неоспоримый факт. Признание же индивида субъектом права означает признание человека самостоятельным членом общества, обладающим своими интересами и наделенным в соответствии с этим юридическими правами и обязанностями. Отсюда личный интерес – это то общее, что позволяет заключить, что отраслевой статус личности участника процесса жизненно оправдан и создание его на теоретическом уровне не случайно.
    И хотя имеются различия в правах и обязанностях участников процесса, опять-таки исходя из личного интереса, однако общепроцессуальный статус необходим, он позволит скорректировать индивидуальные статусы участников процесса, выделить и сравнить каждый в отдельности.
    О правовом статусе личности обвиняемого, как и других участников процесса, в научных исследованиях содержится ряд конструктивных предложений, направленных на укрепление правового положения личности. Есть потребность в законодательной регламентации правового статуса всех участников процесса. Поэтому думается, что нет оснований отказываться от сложившейся в литературе классификации правового статуса личности на конституционный (общий), отраслевой (специальный) и индивидуальный (конкретный).
    Таким образом, можно констатировать, что в индивидуальный статус личности обвиняемого необходимо включить следующие элементы: 1) процессуальную правосубъектность; 2) субъективные права; 3) личные свободы; 4) субъективные обязанности; 5) законные интересы. В отличие от общеправового статуса, этот статус несколько детализирован, что подчеркивает его индивидуальность.
    Конституционный (общий), специальный (отраслевой) и индивидуальный статусы составляют органически целое – правовое положение личности обвиняемого в уголовном процессе.
А.С. Тукиев
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан 
Состязательное начало 
в заочном уголовном судопроизводстве
    Толкование состязательного процесса в юридической литературе различно. На сегодняшний день, в связи с происшедшими кардинальными изменениями не только в правовом сознании и правовой культуре граждан, но и в социально-экономическом устройстве, состязательный процесс приобрел новое содержание. Поэтому определение как теоретической, так и практической роли принципа состязательности в уголовном судопроизводстве – важнейшая задача по пути построения «демократического» процесса.
    Таким образом, теоретической следует признать такую модель, которая содержит следующие черты: наличие двух противоположных по интересам сторон (уголовного преследования и защиты); равенство в возможностях двух этих сторон; наличие независимого и беспристрастного суда. Таким образом, в основу содержания состязательности положено разделение основных уголовно-процессуальных функций. Хотя такой подход вызывает критику у некоторых ученых. Они ставят под сомнение само понятие функций, их количества, субъектов, их выполняющих, и в этой связи склонны рассматривать состязательность более как способ исследования доказательств102. Практически роль принципа состязательности видится в возможности равного противостояния между такими сторонами процесса, как обвинение и защита на основе предоставленных им равнозначных прав, а его разрешение – как прерогатива суда. В предмет данного равного противостояния должно входить все то, что так или иначе касалось бы одной из сторон. 
    Действующий УПК РК допускает прямую или косвенную реализацию функций участниками, которые по сути состязательного процесса им не присущи. В частности, сбор доказательств следователем, как уличающих, так и оправдывающих обвиняемого, возвращение уголовных дел судом на дополнительное расследование и многое другое. Реальное положение вещей таково, что принцип состязательности в «чистом виде» не находит своего отражения ни в одной из форм уголовного процесса, в том числе и состязательной103.
    Относительно обособленной стороной в уголовном процессе является защита. Представляется, что развитие принципа состязательности в настоящее время ориентировано на усиление гарантий реализации стороной защиты своей функции. В этой связи в ряд актуальных входит вопрос о возможности заочного рассмотрения уголовных дел. 
    По мнению Н.Н. Розина, основные требования состязательного процесса, в связи с дополнительными его гарантиями – непосредственностью и устностью, делают необходимым личное присутствие обвиняемого при судебном разбирательстве дела. Но так как абсолютное проведение этого правила соединялось бы с большими уголовно- и судебно-политическими опасностями – именно с необходимостью в каждом случае неявки подсудимого откладывать дело на неопределенные сроки, с формированием вследствие этого в общественном сознании ошибочного представления о безнаказанности преступного деяния, равно как представления о том, что неявка в суд соединяется для обвиняемого с некоторыми выгодами, – то современное право допускает уклонение от нормального порядка104. С таким мнением знаменитого процессуалиста нельзя не согласиться. Действительно, законодатель при определении роли суда в уголовном судопроизводстве закрепил за ним обязанность создания необходимых условий для реализации сторонами процесса их прав и исполнения обязанностей. Всем известно, что участие подсудимого в судебном разбирательстве есть реализация его права на собственную защиту своих прав и законных интересов, а его отсутствие затрудняет, а иногда делает невозможным установление истины по делу. Если рассматривать идеальный тип состязательного процесса с учетом равных возможностей сторон при отстаивании своей позиции, то сторона защиты обязательна при судебном разбирательстве. Однако участие подсудимого в судебном разбирательстве представляется его личным правом. При ином подходе теряется смысл и направленность в целях и задачах состязательного процесса. Тем более, что сторона защиты представлена не только подсудимым, но и его защитником, который по таким делам обязателен (п.10 ч.1 ст. 71 УПК РК), и, возможно, законным представителем подсудимого, гражданским ответчиком и его представителем. Это будет отвечать требованиям недекларированному принципу диспозитивности в уголовном процессе. По нашему мнению, А.В. Смирнов справедливо отмечает, что «состязательный процесс неизбежно появляется там, где так или иначе признается определенная индивидуальность личности, ее субъективная свобода». Тем более, что аналогичный подход к пониманию участия подсудимого в судебном разбирательстве существовал еще в XIX веке. По мнению В. Случевского, «для развития состязательной деятельности сторон необходимо, чтобы стороны существовали на суде, то есть нужно, чтобы был на суде обвинитель и обвиняемый (один или со своим защитником). Производство дела в суде и постановка приговора мыслимы, однако, и без бытности подсудимого, но это только в виде исключения и только в случаях, в точности указанных законом. Эти, так называемые заочные решения допускаются во всех законодательствах, но возможность их постановки признается законодательствами в различном объеме»105. При таком подходе мы максимально индивидуализируем процесс, избавим его от лишней волокиты и формализма. Сейчас же при неявке в суд подсудимого по основаниям, не указанным в ст. 315 УПК РК, суд приостанавливает или откладывает разбирательство, тем самым затягивая во времени судебные процедуры. Если к этому прибавить процессуальную дисциплину участников уголовного процесса, которая во многом формально гарантирована мерами принуждения, то складывается довольно «унылая картина». Возникает двойственная картина: с одной стороны, положение невиновного человека, который, в силу сложившихся обстоятельств, обвиняется в совершении преступления и находится в положении закоренелого преступника, избегающего ответственности за содеянное. Бесспорно, что предпочтительнее занять сторону невиновного человека, обвиняемого в совершении преступления, в духе содержания ст. 8 УПК РК. Но задачами уголовного процесса являются еще и быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение и привлечение к уголовной ответственности лиц, их совершивших (ч.1 ст. 8 УПК РК) «Несмотря на то, что право и закон должны защищать интересы обоих, – указывает швейцарский юрист С. Трексел, – они не должны служить препятствием для вынесения обвинительного приговора в отношении действительного преступника»106. 
    Таким образом, институту заочного осуждения присуще наличие двух независимых и противоположных по интересам сторон обвинения и защиты, причем последние наделены равными возможностями в отстаивании своих интересов, а также независимый и беспристрастный суд. Единственным слабым звеном в нем является механизм наделения сторон равными возможностями по отстаиванию своих интересов. И пока ученые-процессуалисты будут игнорировать институт заочного рассмотрения уголовных дел, «сдвигов» в этом направлении не будет. В настоящее время не разработан подход к механизму инициирования процесса заочного рассмотрения уголовных дел, не разработана система дополнительных гарантий реализации прав участников процесса, нет установленного порядка обжалования и опротестования принятых процессуальных решений и многого другого. Поэтому перед нами стоит нелегкая задача – разработать слаженный механизм заочного рассмотрения уголовных дел, который отвечал бы как реалиям настоящего времени, так и задачам и принципам уголовного процесса, в том числе и принципу состязательности.
А.К. Ташибаева
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан 
Ведомственный процессуальный контроль 
за отказом в возбуждении уголовного дела
    Обеспечение законности и обоснованности решений об отказе в возбуждении уголовного дела во многом зависит от эффективности ведомственного контроля. В силу значительного числа принятых решений об отказе в возбуждении уголовного дела (например, в Карагандинской области за 5 месяцев 2002 г. отказано в возбуждении дел по 13776 заявлениям (материалам), из них по п.1 ч.1 ст. 37 УПК РК – 3581; п.2 – 7242; п.3 – 46; п.4 – 16; п.5 – 1888; п.6 – 356; п.7 – 4; п.8 – 0; п.9 – 2; п.10 – 91; п.11 – 27; п.12 – 525) возникает необходимость создания эффективной системы ведомственного контроля107.
    Уголовно-процессуальным кодексом Республики Казахстан на начальников следственных отделов возложены обязанности осуществлять контроль за своевременностью действий следователей по раскрытию и расследованию преступлений, принимать меры к наиболее полному, всестороннему и объективному расследованию уголовных дел. В целях успешного выполнения своих обязанностей начальники следственных отделов наделены комплексом прав, позволяющих активно влиять на ход расследования и руководить им. 
    Ведомственный контроль подразделяется процессуалистами на два взаимосвязанных вида: процессуальный и непроцессуальный (организационный)108.
    Ведомственный процессуальный контроль является одним из средств осуществления руководства следствием (ст. 63 УПК РК). Оно включает в себя и организацию расследования, и оказание помощи следователю в составлении плана расследования по конкретному уголовному делу, и контроль за его выполнением, и наблюдение за рациональным использованием следователями рабочего времени, за правильной организацией их труда и т.д. Руководство следствием означает, что начальник следственного отдела наряду со следователем несет ответственность за качество и сроки расследования, раскрытие преступлений и их предупреждение. Он должен отвечать и за допущенные при расследовании нарушения закона, ибо одна из его обязанностей заключается в предупреждении этих нарушений.
    Предоставленные начальнику следственного отдела процессуальные полномочия по характеру неоднородны. По мнению Кальницкого В.В., следует различать две относительно самостоятельные группы процессуальных полномочий начальника следственного отдела109.
    Первую группу составляют средства контроля за расследованием конкретного уголовного дела. К ним относятся: осуществление контроля за своевременностью действий следователей по находящимся в их производстве уголовным делам; соблюдение следователями сроков предварительного следствия и ареста; исполнение указаний прокурора в случаях, установленных УПК РК; в предусмотренных законом случаях отстраняет следователя от производства по делу; направляет уголовные дела прокурору (ст. 63 ч.2 УПК РК). Другая часть полномочий носит ярко выраженный властный характер, т.к. предписывает следователю определенные действия. Эти средства процессуального контроля способствуют обеспечению качественного расследования. Начальник следственного отдела принимает меры к наиболее полному, всестороннему и объективному производству предварительного следствия.
    Вторую группу полномочий начальника следственного отдела образуют средства процессуального руководства подчиненными следователями в связи с распределением их обязанностей по расследованию уголовных дел. К ним относятся правомочия: давать указания о производстве предварительного следствия, передавать дело от одного следователя другому, поручать расследование нескольким следователям. Эти полномочия выделены в отдельную группу потому, что они, в отличие от других, не затрагивают существа уголовного дела, не оказывают непосредственного влияния на собирание, проверку и оценку доказательств.
    С учетом изложенного, в процессуальной деятельности начальника следственного отдела необходимо различать два относительно самостоятельных направления: процессуальный контроль за расследованием уголовных дел и процессуальное руководство следственным подразделением.
    Выбор форм и средств осуществления контроля зависит и от характера дела, и от личных, деловых качеств следователя. Дела, по которым принятие процессуальных решений ничем не осложнено, достаточно проверить перед окончанием расследования, если следствие по ним велось квалифицированным следователем. Если же следователь не приобрел надлежащей квалификации, знаний, опыта, контроль за его действиями должен быть постоянным, повседневным. Необходимость проконтролировать законность и обоснованность принимаемых решений возникает в случае осложнения, вызываемого количеством или качеством доказательств (наличием неустраненных противоречий в показаниях, неизвестностью некоторых обстоятельств дела, сложностью квалификации деяния и т.д.). Обычно сами следователи обращаются в таких случаях за советом и помощью к начальнику. Но если этого по каким-либо причинам не происходит, начальник подразделения должен проконтролировать следователя, вызвать его для доклада или затребовать и изучить конкретное дело, а затем дать ему указания, направленные на обеспечение выполнения предписаний закона и обязательные для исполнения.
    Согласно ч.5 ст. 64 УПК РК все решения о направлении следствия и производстве следственных действий следователь принимает самостоятельно, за исключением случаев, когда законом предусмотрено получение санкции прокурора или решения суда, и несет полную ответственность за их законное и своевременное исполнение. Незаконное вмешательство в деятельность следователя влечет уголовную ответственность. По нашему мнению, прокурор, прежде чем решить вопрос о даче санкции на арест, должен быть убежден, что правильность решения проконтролирована начальником следственного отдела (отделения). В связи с этим мы предлагаем внести дополнения в ст. 63 УПК РК следующего содержания: после слов «дает указания по делам», письменное «выражает согласие на избрание меры пресечения в виде ареста». Виза начальника следственного отдела (отделения) на постановлении об избрании ареста как меры пресечения послужила бы гарантией законности и обоснованности решения следствия. Видимо, резонность такого порядка в последнем случае вряд ли может быть оспорена. Однако указания начальника следственного отдела не должны ограничивать самостоятельность следователя, его права, установленные ст. 64 УПК РК. Указания даются в письменной форме и обязательны для исполнения. Но, в случае несогласия с мнением начальника следственного отдела, следователь может обжаловать его решение соответствующему прокурору (ст. 63 ч.3 УПК РК).
    Правильному определению места ведомственного процессуального контроля среди уголовно-процессуальных гарантий законности и обоснованности предварительного следствия, его целей и пределов воздействия на расследование по уголовным делам может способствовать разработанная в литературе система принципов процессуального контроля. К их числу следует отнести: 1) принцип законности, 2) принцип осуществления процессуального контроля на основе внутреннего убеждения, 3) принцип своевременности (опережения исполнения), 4) принцип активности (содействия исполнению), 5) принцип соблюдения процессуальной самостоятельности следователя110. Эти принципы, по нашему мнению, должны быть закреплены в соответствующих ведомственных нормативных актах, например в Инструкции по организации деятельности следственного аппарата органов внутренних дел.
    Содержанием принципа законности является обязанность начальника следственного отдела, во-первых, осуществлять свои непосредственные действия в строгом соответствии с требованиями закона, во-вторых, в пределах своей компетенции обеспечивать соблюдение законов в деятельности подчиненных следователей.
    Принцип осуществления процессуального контроля на основе внутреннего убеждения выражает требование о необходимости четко соблюдать право начальника следственного отдела оценивать собранные по делу доказательства и давать следователю указания по своему внутреннему убеждению, основанному на полном и объективном изучении материалов уголовного дела, руководствуясь законом и правосознанием.
    Принцип своевременности (опережения исполнения) отражает профилактическую направленность процессуального контроля. Начальник следственного отдела призван предупреждать ошибки и нарушения законности в деятельности подчиненных следователей.
    В соответствии с принципом активности (содействия исполнению) процессуальный контроль имеет своим назначением не только проверку хода следствия по уголовным делам, но и обеспечение его высокого качества. Данный принцип процессуального контроля особо подчеркнут в законе, где указано, что следователь обязан принимать все меры к всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств дела (ч.3 ст. 64 УПК РК).
    Принцип соблюдения процессуальной самостоятельности следователя в ходе осуществления контроля отражает наиболее существенную черту правоотношений начальника следственного отдела и следователя.
    Рассмотрев принципы процессуальной деятельности начальника следственного отдела, В.В. Кальницкий считает, что процессуальный контроль – это регламентированная уголовно-процессуальным законом деятельность начальника следственного отдела, направленная на проверку законности и качества предварительного следствия по уголовным делам и принятие мер к обеспечению его своевременности, полноты, всесторонности и объективности.
    Реализация контроля начальником следственного отдела начинается с момента поступления к нему для доклада заявления (сообщения) о преступлении. Он определяет следователя, фиксирует, в чем проявляется неполнота фактов, излагаемых заявителем, дает указания, что следует сделать для объективного разрешения заявления (сообщения). Момент дачи указания имеет огромное значение. Формы контроля начальник следственного отдела выбирает различные, но все они должны обеспечить непрерывное наблюдение за качеством и сроками рассмотрения заявлений (сообщений) о преступлениях.
    В целях обеспечения законности и обоснованности процессуальных решений, принимаемых по заявлениям и сообщениям о преступлениях, начальник следственного отдела (отделения) должен оценить первичные материалы, выразить согласие с решением следователя об отказе в возбуждении уголовного дела. В случае несогласия с оценкой собранных следователем данных как достаточных для отказа в возбуждении уголовного дела начальник дает указания о производстве дополнительных проверочных действий, в том числе и оперативно-розыскных мероприятий.
    При изучении первичных материалов начальник следственного отдела имеет возможность своевременно выявить недостатки процессуальной деятельности следователя, осуществлявшего рассмотрение заявления и сообщения. В этой связи начальнику следственного отдела необходимо выяснить:
    1) имелись ли достаточные основания для принятия соответствующего решения по заявлению и сообщению;
    2) соблюдены ли порядок и сроки рассмотрения заявления и сообщения;
    3) правильно ли отражает процессуальный акт выполненные следователем действия;
    4) мотивированы ли выводы, изложенные в процессуальном акте;
    5) верно ли изложены в нем фактические обстоятельства и правильно ли к ним применен закон;
    6) полно и правильно ли заполнены все предусмотренные законом реквизиты составленных документов111.
    Процессуальный контроль предусматривает не только выявление и устранение конкретных фактов необоснованных отказов в возбуждении дела, но и выявление причин нарушения законности: преднамеренность, слабое знание законов и подзаконных актов и т.п., на основе которых определяются меры по устранению и предупреждению нарушений.
    Ведомственному контролю за законностью отказов в возбуждении дела свойственны все принципы функции контроля МВД: гласность, действенность, объективность, своевременность.
    Обеспечение соблюдения законности при принятии органами дознания и следователями МВД решений об отказе в возбуждении уголовного дела во многом зависит от действенности ведомственного контроля. На состояние ведомственного контроля отрицательно сказывается ограничение прав начальника следственного отдела.
    По нашему мнению, полномочия начальника следственного отдела нуждаются в предоставлении ему таких правовых средств, которые позволили бы ему не только более эффективно контролировать следствие и не допускать незаконных и необоснованных решений, но и устранять выявленные нарушения закона своей властностью. Руководитель любого ведомства наделен правом отменить решение, принятое его подчиненным, если оно противоречит закону. Право на отмену незаконного или необоснованного постановления следователя (например, об отказе в возбуждении, прекращении, приостановлении уголовного дела) позволило бы начальнику следственного отдела оперативно исправлять, устранять ошибки и нарушения закона. От этого выиграли бы только интересы дела.
    Сейчас же начальники следственных отделов и управлений МВД-УВД, выявив случаи необоснованных отказов в возбуждении дела или его прекращении, вынуждены обращаться к прокурорам с просьбой отменить незаконные постановления. Происходит это обычно при проверках следственными управлениями и отделами материалов дел, разрешенных следователями городских или районных отделов внутренних дел. И не всегда прокуроры соглашаются удовлетворить просьбу, причем не потому, что следователи были правы, а в связи с длительностью срока, прошедшего с момента вынесения постановления и нецелесообразностью его отмены.
    Таким образом, постоянный контроль со стороны начальников следственных отделов и органов дознания позволяет иметь своевременно и в достаточном объеме информацию о сроках, давать обоснованные, своевременные указания и рекомендации, а также организовывать деятельность следователей и дознавателей в соответствии с требованиями уголовно-процессуального законодательства и ведомственных нормативных актов.
А.Ж. Аубакирова 
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан 
Представители иностранных граждан в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан
    В соответствии со ст. 6 Уголовно-процессуального кодекса Республики Казахстан, иностранные граждане и лица без гражданства владеют всеми процессуальными правами и обязанностями, что и граждане Казахстана, и все нормы Уголовно-процессуального кодекса распространяются также и на иностранцев. Это положение не относится к лицам, обладающим правом дипломатического иммунитета. Уголовно-процессуальный закон предусматривает особенности уголовного судопроизводства по делам в отношении иностранных граждан, обладающих дипломатическим иммунитетом, хотя трудности при рассмотрении уголовных дел возникают и в связи с участием в них непривилегированных иностранцев. Других же норм, регламентирующих особенности участия последних в уголовном процессе, в действующем Уголовно-процессуальном кодексе нет. 
    Обращает на себя внимание институт уголовно-процессуального представительства применительно к расследованию преступлений, совершенных иностранцами и в отношении них.
    В общепринятом понимании представительство означает правоотношение, в силу которого одно лицо может совершать юридические действия от имени другого лица. В.Д. Адаменко дает следующее понятие представительства в уголовном процессе: «Процессуальное значение представительства заключается в том, что оно объективно содействует осуществлению общих задач уголовного судопроизводства, так как представители помогают установить истину по делу, правильно применить закон, вынести мотивированное, обоснованное и справедливое решение. Представители наделены возможностью совершения процессуальных действий. Участвуя путем их выполнения в производстве по уголовному делу и используя все предусмотренные законодательством средства и способы защиты интересов представляемых, представители содействуют всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств, правильному применению норм права, вынесению законного и обоснованного приговора. Процессуальное значение представительства усматривается также в том, что оно служит способом оказания технической помощи представляемым в составлении процессуальных документов. Представитель помогает представляемым составлять и оформлять различные заявления, ходатайства, жалобы и другие процессуальные акты от имени пострадавших. Представитель, оформляя любой процессуальный акт, выполняет техническую функцию защиты прав и интересов представляемого» 112.
    Определим круг лиц, имеющих право представлять интересы иностранцев. Н.В. Мазур в своем диссертационном исследовании классифицирует представительство в уголовном процессе по трем основаниям: по способу возникновения, по участникам процесса, по стадиям процесса113. Поэтому в зависимости от процессуального статуса иностранца, участвующего в деле, можно установить лиц, уполномоченных представлять законные интересы того или иного участника процесса. Согласно п.п. 21, 22 ст. 7, ст.ст. 75-78 УПК РК, только шесть участников процесса наделены правом иметь представителя или законного представителя. Это – потерпевший, подозреваемый, обвиняемый, гражданский истец, гражданский ответчик и частный обвинитель. Для подозреваемых и обвиняемых иностранцев также предусмотрен защитник, осуществляющий защиту их прав и интересов. Причем Уголовно-процессуальным кодексом РК в ч.2 ст. 70 оговаривается допуск к защите иностранных адвокатов. В отношении свидетелей в ч.3 ст. 82 УПК РК предусматривается право давать показания в присутствии своего адвоката. 
    Какие категории граждан могут являться представителями иностранцев, выступающих в уголовном процессе в качестве потерпевшего, гражданского истца и гражданского ответчика, закон не разъясняет. Поэтому можно предположить, что ими могут быть сотрудники дипломатического представительства или консульства, руководители туристических групп, администраторы предприятий и учреждений, администраторы учебных заведений, руководители землячеств, близкие родственники, друзья и т.д. Ведь иностранный гражданин, вовлекаемый в сферу новых для него уголовно-процессуальных правоотношений страны пребывания, ищет защиты и поддержки либо у представителей своего государства, либо у граждан или организаций нашей страны, которые заслужили его доверие.
    Подпадают ли эти лица под исчерпывающий перечень законных представителей и защитников, предусмотренный п.22 ст. 7 и ч.2 ст. 70 УПК РК? В качестве защитника иностранного гражданина могут выступать иностранные адвокаты, супруг (супруга), близкие родственники, законные представители или представители профсоюзов и других общественных объединений. Близкие родственники иностранца, как правило, находятся за пределами нашей республики. Законными представителями иностранного гражданина могут быть родители, усыновители, опекуны, попечители, а также представители организаций и лиц, на попечении или иждивении которых находятся подозреваемый, обвиняемый. Опять же все вышеуказанные лица в основном находятся в государстве, гражданином которого является иностранец. Руководителей землячеств можно отнести к категории представителей общественных объединений, которые могут выступать в качестве защитника иностранца. Сотрудники же дипломатического корпуса, руководители туристических групп, администраторы предприятий и учреждений, администраторы учебных заведений, друзья, знакомые остаются за пределами перечня законных представителей.
    В отношении свидетелей законодатель ограничил их право иметь представителя. Хотя свидетель-иностранец, так же как и потерпевший, гражданский истец, гражданский ответчик, подозреваемый и обвиняемый, испытывает некий дискомфорт (может, в меньшей форме) от участия в расследовании уголовного дела. И не меньше, чем обвиняемый и потерпевший, желает иметь представителя при производстве следственных действий с его участием. 
    Таким образом, возникает пробел между нормой уголовно-процессуального законодательства и практикой ее применения. То есть все вышеприведенные нормы Уголовно-процессуального кодекса ограничивают потенциально возможных участников уголовного процесса. Ведь, исчерпывая круг кандидатов в представители того или иного участника процесса, мы нарушаем конституционное право граждан на судебную защиту (ч.2 ст. 13 Конституции РК). Это же право любого гражданина пригласить доверенного лица для защиты своих законных интересов. Тем самым, допуск заявленных представителей к участию в деле выступает важной процессуальной гарантией прав участников уголовного судопроизводства (конечно же, с учетом всех обстоятельств, исключающих возможность участия в производстве по уголовному делу). В связи с указанными обстоятельствами, по нашему мнению, целесообразно расширить круг лиц, имеющих право представлять законные интересы подозреваемого и обвиняемого. Для этого необходимо либо дополнить п.22 ст. 7 УПК РК словами: «или другие лица по ходатайству подозреваемого, обвиняемого или потерпевшего», либо п.21 ст. 7 УПК РК после слова «потерпевшего» дополнить словами «подозреваемого, обвиняемого». Такие изменения в законе разрешат вопрос об участии представителя, как иностранца, так и гражданина Республики Казахстан.
    Процессуальный статус представителя иностранного гражданина в уголовном процессе определяется в зависимости от того, интересы какого участника процесса он представляет. Любое лицо, принимавшее участие в расследовании или в следственных действиях, должно занимать процессуальное положение с определенными правами и обязанностями: будь это прокурор, участвовавший при допросе с целью контроля работы следователя или для оказания ему помощи, будь это родственник, друг иностранца или сотрудник дипломатических представительств и консульств. Поэтому, какую бы помощь (моральную, техническую, юридическую) ни оказывало данное лицо, необходимо процессуально закрепить его статус как представителя участника процесса. Согласно ч.1 ст. 80, ч.1 ст. 81 УПК РК представитель потерпевшего, гражданского истца, частного обвинителя, гражданского ответчика допускается органом, ведущим уголовный процесс, с момента вынесения мотивированного постановления. Но этому этапу предшествует этап разрешения поданного заявления (ходатайства) иностранного гражданина либо предполагаемого представителя о признании представителем иностранного гражданина органом уголовного преследования или судом. Согласно ст. 113 УПК РК, иностранный гражданин имеет право требовать признания его представителем потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика, частного обвинителя. Для правильного разрешения ходатайства необходимо установить, как присутствие либо отсутствие указанных лиц может отразиться на исходе дела, нет ли обстоятельств, исключающих возможность участия в производстве по уголовному делу (ст. 97 УПК РК). После признания лица представителем иностранца на основании ст. 114 УПК РК орган, ведущий уголовный процесс, обязан разъяснить каждому лицу его права и возложенные на него обязанности, а также обеспечить возможность их осуществления.
    С момента допуска представителя к участию в расследовании он становится самостоятельным участником процесса, и права и обязанности представителя, установленные законом не могут быть ограничены представляемым. Представитель иностранного гражданина действует исключительно в интересах представляемого. Поэтому в соответствии с действующим уголовно-процессуальным законодательством Республики Казахстан (ч.2 ст. 80, ч.2 ст. 81 УПК РК) представители потерпевшего, гражданского истца, частного обвинителя и гражданского ответчика наделены всеми процессуальными правами, что и представляемые ими физические лица за исключением права иметь представителя.
    Рассмотрев вопросы процессуального статуса представителей иностранных граждан, можно сказать, что это не единственная проблема в институте представительства граждан зарубежных государств. Существуют также и другие неразрешенные вопросы участия представителей иностранных граждан в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан. Отсутствует регламентация таких вопросов, как: участие сотрудника дипломатического представительства или консульства в защите прав и интересов граждан представляемой страны, право свидетеля-иностранца иметь представителя и др. Все они требуют более детального и широкого исследования.
А.Е. Мусилимов 
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан 
Место и значение диспозитивности в системе принципов уголовного процесса Республики Казахстан
    Построение правового государства является одной из первоочередных задач, стоящих перед Республикой Казахстан. Гражданское общество как его неотъемлемый элемент предполагает высокий уровень правосознания граждан, который может быть обеспечен правовой культурой и качеством образования населения. Для того, чтобы граждане в случае их вовлечения в сферу уголовного судопроизводства могли точнее определить и выразить свою позицию и не допустить возможного ущемления, необоснованного ограничения своих прав и законных интересов, им не обязательно обладать доскональным знанием всех нюансов уголовного судопроизводства. Тем более такая постановка вопроса применительно ко всему обществу представляется нереальной. Но мы твердо убеждены в наличии определенного минимального уровня познаний в области основ уголовного процесса, которые проявляются в системе соответствующих принципов. Такой подход продиктован тем, что «принципы являются основополагающими, руководящими началами существенных свойств и закономерностей процессуальной системы, на которых строится и действует уголовный процесс»114.
    В пользу такого мнения можно привести высказывание выдающегося французского философа-материалиста XVIII века Клода Адриана Гельвеция: «Знание принципов легко возмещает незнание некоторых фактов». 
    В целях популяризации уголовного процесса, повышения эффективности восприятия положений уголовно-процессуального кодекса Республики Казахстан основной массой населения имеет определенный смысл пересмотреть и изменить некоторые термины отраслевого закона. А именно те из них, которые первоначально «отпугивают» обывателя или любое другое лицо, приступающее к изучению уголовного процесса, своим двойственным, не всегда сразу понятным содержанием, что зачастую приводит к неправильному уяснению и в дальнейшем к возможному неверному их использованию. 
    Одним из таких терминов является термин «публичность», который имеет несколько значений. В рассматриваемом случае под ним подразумевается наличие общественного (ранее даже государственного) интереса в отношении порядка уголовного преследования. Однако, если взглянуть на эту проблему сквозь призму современных приоритетов, то можно сказать, что исконно общественного, а тем более государственного интереса как такового не существует. В основе всегда предполагаются права, свободы и законные интересы личности, которые ценятся превыше всего. Их неукоснительное соблюдение, защита и, в случае нарушения, восстановление есть одна из целей уголовного процесса. 
    Принимая во внимание, что при любом порядке осуществления уголовного преследования и обвинения на основании положений главы 3 УПК РК публичный интерес всегда охватывается частным, наблюдается определенное терминологическое несоответствие. К примеру, по так называемым делам публичного преследования и обвинения в большей мере подразумевается не интерес, а наличие строго обозначенного, неизбежного, не зависящего от чьего бы то ни было волеизъявления порядка осуществления уголовного преследования. Здесь нам видится проявление в чистом виде императивного начала. Более того, термин «императивность» в данном случае точнее отражает суть рассматриваемого понятия, чем «публичность». 
    В основе уголовного преследования в частном порядке лежит возможность, как минимум, двоякого поведения или решения, что есть ни что иное, как диспозитивность.
    Исходя из вышеизложенного, можно прийти к выводу о том, что названия статей 32, 33 и 34 УПК РК не отражают их сути и требуют замены на более содержательные. В этой связи предлагаются следующие формулировки заголовков: статья 32 «Дела диспозитивного, диспозитивно-императивного и императивного преследования и обвинения», статья 33 «Преступления, по которым уголовное преследование может осуществляться в диспозитивном порядке», статья 34 «Осуществление уголовного преследования в диспозитивно-императивном порядке».
    Существующее название статьи 36 УПК РК «Общие условия осуществления уголовного преследования» предполагает диспозитивное, диспозитивно-императивное уголовное преследование в качестве исключения из единственно возможного самостоятельного порядка императивного поддержания обвинения. На наш взгляд, дела диспозитивного, диспозитивно-императивного и императивного преследования находятся на одном уровне и являются самостоятельными и равноценными. Поэтому статью 36 УПК РК следует озаглавить как «Осуществление уголовного преследования в императивном порядке». 
    Намеренно не касаемся обязательной корректировки содержания данных статей, т.к. это требует отдельного изучения.
    Демократизация общества в целом и уголовного судопроизводства в частности привели к введению исключительных случаев прекращения уголовного преследования, предусмотренных статьей 67 УК РК. 
    Объективно складывающиеся общественные отношения в этой сфере приводят к более частому применению положений статьи 67 УК РК. Логика подсказывает, что если исключение из правила начинает использоваться достаточно часто, то возможно перерастание этого исключения в самостоятельный, четвертый порядок осуществления уголовного преследования «императивно-диспозитивный», который в последующем также может претендовать на закрепление в главе 3 УПК РК в качестве отдельной статьи. 
    Расширение реализации принципа диспозитивности в противовес принципу публичности сужает действие последнего, что подтверждает процесс формирования саморегулирующегося гражданского общества в Республике Казахстан.
    Диспозитивность и публичность в лексическом значении не являются антонимами. Антонимом слова «диспозитивность» является «императивность».
    Немаловажную роль в пользу изменения существующей терминологии сыграло наблюдение за учебным процессом. В ходе освоения темы «Принципы уголовного процесса» студенты и слушатели из года в год «наступают на одни и те же грабли». Камнем преткновения в данном случае выступает название принципа публичности, а именно синонимичность слова «публичность» в одном из своих многочисленных значений слову «гласность». Что же в этом случае говорить о гражданах, которые не изучают уголовный процесс профессионально, но за повышение правовой грамотности и уровня правосознания которых мы все-таки ратуем. 
    В этой связи считаем уместным изменить устаревшую терминологию и переименовать принцип публичности в принцип императивности, опираясь на проведенный анализ положений главы 3 УПК РК.
    Такой подход, как рассмотрение принципа императивности и противоположного ему принципа диспозитивности только в рамках главы 3 УПК РК в современных условиях неоправданно минимализирован. Эти принципы объективно существуют, постоянно развиваются и реализуются в повседневной практике. Они заслуживают закрепления в отдельных нормах главы 2 УПК РК, но данная проблема – основа для отдельной статьи.
    Предполагаем возможное неприятие юристами с большим стажем работы, специализирующихся в области уголовного процесса, нового порядка, вызванного изменениями названий. В науке уголовно-процессуального права, как и в любой другой науке, существуют свои традиции. Термин «публичность» является традиционным и привычным для ученых, как для любого моряка существует не кухня, а камбуз. Мы не против здорового консерватизма, но, на наш взгляд, термин «публичность» сегодня потерял былую актуальность. 
    Не принижая положительного значения традиций в любой сфере, хотелось бы отметить, что в случае, когда имеющиеся традиции не способствуют дальнейшему развитию чего бы то ни было (будь то наука, общество, государство и т.п.), они перерастают в догмы, от которых следует избавляться, во избежание замедления поступательного движения. В нашем случае мы имеем в виду уголовно-процессуальное право как динамичную науку, объективно отражающую складывающиеся общественные отношения, находящиеся в постоянном развитии. Поэтому мы считаем необходимым со временем отказаться от узко профессиональных интересов специалистов-процессуалистов в целях унификации понятий и популяризации уголовно-процессуального права во благо всех, кто изучает и будет изучать эти проблемы.
А.М. Майтанов 
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан 
Суды биев и становление института ускоренного досудебного производства
    Становление идеи дифференциации процессуальных форм и объективная обусловленность существования и дальнейшего развития этого направления немыслимы вне рамок преемственности в данной сфере уголовно-процессуального законодательства. Изучение любого явления, процесса, несомненно, будет неполным, если не осветить историю развития данного института.
    В истории развития отечественного института ускоренного досудебного производства просматриваются несколько этапов.
    Становление же отечественного института ускоренного порядка производства по определенным категориям уголовных дел происходило по нескольким направлениям: от простого к сложному процессу и, наоборот, к упрощению; от дифференциации к синтезу процессуальных функций и, наоборот, к оптимизации процессуальных функций; от сужения к расширению прав обвиняемого и, наоборот, к ограничению до тех минимальных пределов, которые обеспечивают возможность для полноценной защиты на последующих стадиях процесса (в суде).
    Факторы, влиявшие на характер, темпы и особенности становления отечественного института ускоренного порядка производства в разное историческое время были разными. К ним мы относим, в первую очередь, следующие: стремление к ускорению производства; стремление к упрощению производства; стремление к экономии времени; стремление к сокращению расходов, связанных с производством; необходимость разгрузить суды от рассмотрения в полном объеме дел по мелким правонарушениям; необходимость экономии рабочего времени населения (обвиняемых, свидетелей, других лиц).
    Формально отечественный институт ускоренного досудебного производства образовался в 90-е гг. В конце 80-х гг. нагрузка на следователей резко возросла. Увеличилось количество совершаемых особо опасных, дерзких преступлений. Жизнь потребовала принятия кардинальных мер. Указом Президиума Верховного Совета Республики от 28 июня 1991 г. «О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс Казахской ССР» солидная часть преступлений, которые расследовались следователями и не представляли особой сложности, были переданы в компетенцию дознания. Объем работы дознавателей намного увеличился. На основании данного Указа приказом Министра внутренних дел № 242 от 6 сентября 1991 г. в органах внутренних дел создана самостоятельная служба дознания. Именно с успешным становлением дознания, повышения качества его производства было связано такое серьезное изменение в уголовно-процессуальном законодательстве, как введение особого производства в 1997 г. Десятидневная форма дознания качественно отличалась от протокольной формы досудебной подготовки материалов. Возбуждение уголовного дела в начале производства дознания, а не в конце, как было по протокольной форме, существенно расширяло права обвиняемого, в т.ч. на защиту115. В этом отношении форма 10-дневного дознания образует самостоятельный институт. Он значительно отличается от института досудебной подготовки материалов в протокольной форме, являвшего основой для института дознания по делам, по которым предварительное следствие не обязательно.
    Некоторые элементы ускоренного судопроизводства связаны с национальными особенностями общественной организации казахского общества. Наиболее характерно это проявилось в период становления казахской государственности в средние века.
    В XVI-XVIII вв. Казахское ханство было иерархиезированной социально-политической структурой, вобравшей в себя традиции кочевой государственности, сочетавшей элементы монархии и феодальной республики. Ежегодно созывались курултаи (народные собрания) в числе аристократов – старейшин и правителей родов, султанов – для решения совместно с ханом общегосударственных дел. Влиятельные родоначальники составляли при хане совет биев – законосовещательный орган. Бии в родах олицетворяли судебную и административную власть и, в отличие от султанов – потомков чингизидов (сословие «ак-суйек»), составляли элиту «кара-суйек» – родовую знать116.
    Этот период в династической государственности казахов характеризуется рядом внутренних и внешних конкретно-исторических обстоятельств: ослаблением с нач. XVIII в. верховной ханской власти и обособлением жузов, постепенной утратой в них влияния ханов, вплоть до полной утраты ими власти к началу вт. пол. XIX столетия. Начальному этапу присоединения Казахстана к России были присущи властеотношения протекторатно-вассалитетные117, когда еще сохранялась относительная самостоятельность внутренней политики казахских ханов, «жалуемых» царской грамотой. Позже, после присоединения Казахстана к России в 20-х гг. XIX в., институты ханства и народных собраний были юридически ликвидированы и заменены «султанско-бийской системой» управления с опорой на старших султанов окружных приказов, султанов – управителей волостей, аульных старшин, избираемых из представителей казахской знати, а также на суды биев с ограниченной юрисдикцией, – внутриполитическая самостоятельность казахской государственности сводилась на нет.
    Суды биев просуществовали в Казахстане вплоть до образования в 1920 г. Автономной Киргизской (Казахской) Советской Социалистической Республики в составе РСФСР. Своим указом от 13 августа 1799 г. Екатерина II установила подсудность убийств, совершенных казахами, законам Российской империи118. При Александре I «суд и расправа в орде предоставляется хану и его совету, и, по обычаям их, частным родоначальникам»119. В Уставе о сибирских киргизах (1822 г.) все судные дела киргизов разделяются на три рода: уголовные, исковые и по жалобам на Управление. Уголовными делами относительно к киргизам признавались только дела по государственной измене, убийствам, грабежам, баранте и явном неповиновении установленной власти. Все прочие дела, в том числе и по уголовным по составу деяниям (например, кража), рассматривались как исковые. Соответственно, процесс рассмотрения дел был разным. Для уголовных дел предусматривалось обязательное предварительное следствие, и они рассматривались в окружном приказе. Дела исковые разбирались посредством биев в аулах и волостях. Бии решали дела по киргизским законам и обычаям. В 1844 г. иски между киргизами, превышающими 50 руб. серебром, стали рассматриваться не судами биев, а комиссиями, по общим государственным (российским) законам. Также иски ниже 50 руб. серебром могли рассматриваться Пограничной комиссией, «применяясь к киргизским обычаям и с возможным упрощением делопроизводства». Суд биев был формально закреплен Положением об управлении Семиреченской и Сыр-Дарьинской областей в 1867 г. Так, п.181 устанавливал, что «народный суд у киргизов есть разбор дел, по народным обычаям, выбранными судьями – биями». К подсудности судов биев были уже отнесены баранта и убийство киргизов между собой120. Рассмотрение дел судом биев на то время было более упрощенным и эффективным, по сравнению с рассмотрением дел в российском уголовном процессе. Такое заключение можно сделать после внимательного изучения российской системы судопроизводства в XIX веке.
    Сложная и малодифференцированная система судопроизводства и уголовного преследования в России с принятием в царствование царя Алексея Михайловича в 1649 году Уложения существенно не изменялась вплоть до первой половины XIX века, т.е. до издания Свода Законов Российской империи.
    В течение этого периода как судопроизводство, так и предварительное следствие все более усложнялись. Дела готовились к слушанию по несколько лет вследствие бесконечных справок, дополнительных сведений и вызовов лиц к рукоприкладству (подписанию документов), которыми канцелярия часто пользовалась для затягивания дела. Поворотным событием в истории российского судопроизводства явилось учреждение суда присяжных и мировых судей. Мировой судья единолично разбирал дела о проступках против общественного порядка, личных оскорблениях и побоях, мошенничествах и кражах на сумму не свыше 300 руб. Введение гласного и быстрого устного разбирательства, чуждого сословных привилегий, было большим шагом вперед по сравнению с «решительными, но полными произвола» действиями полицейских чиновников.
    Таким образом, идея о создании более простой, быстрой и экономичной процессуальной формы красной нитью проходит через всю историю отечественного уголовного процесса. Несмотря на острые разногласия между сторонниками и противниками ускоренного досудебного производства, потребности практики настойчиво требовали существования такого порядка расследования уголовных дел. С теоретической точки зрения, возможность построения такого порядка обусловлена различиями в свойствах преступлений, касающихся степени общественной опасности, сложности их расследования, размера установленного за них наказания. Эти различия невозможно не учитывать при создании наиболее рационального процесса, содержащего оптимальные условия для установления истины по делу.
    Необходимо обратить внимание на определенное значение для развития и совершенствования института дознания исторического опыта отечественного уголовного судопроизводства, национальных особенностей производства по уголовным делам в казахских судах, в частности в судах биев. Проблема деятельности судов биев еще не исследована в полной мере и ждет своих разработчиков – историков и правоведов.
И.П. Корякин 
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан 
Расследование преступлений с участием 
иностранных граждан и дипломатический иммунитет 
от дачи показаний
    Демократизация отношений в Республике Казахстан привела к появлению в ее уголовно-процессуальном законодательстве новых правовых норм, основанных на необходимости международного общения. Одной из них является норма, провозглашающая иммунитет некоторых категорий иностранных граждан от дачи показаний в ходе уголовного судопроизводства121. Следует отметить факт – указанный вид иммунитета имеет большое значение при расследовании уголовных дел с участием иностранцев, поскольку, согласно диспозиции обсуждаемой нормы, многие из них обладают таким видом иммунитета. Данное обстоятельство накладывает на органы уголовного судопроизводства обязанность точного и правильного применения правовых норм об иммунитете от дачи показаний по отношению к иностранным гражданам.
    Вместе с тем очевидно, что любая новая правовая норма имеет в своем существовании период «адаптации» в систему действующего права и подвергается тщательному анализу со стороны правоприменителя. Настоящая статья имеет именно такую цель, здесь же следует отметить, что дипломатический иммунитет от дачи показаний является неотъемлемой частью дипломатического иммунитета как собирательного института и выражает сложившуюся на протяжении многих лет дипломатическую практику при общении государств. При этом под дипломатическим иммунитетом от дачи показаний понимается иммунитет от дачи показаний, основанный на необходимости соблюдения международно-правовых норм, регулирующих невозможность дачи показаний некоторыми лицами из числа персонала дипломатического представительства, предоставляемый им в целях обеспечения выполнения ими своих функций.
     Данный вид иммунитета может быть более полно охарактеризован с точки зрения разных позиций, однако мы считаем, что наилучшим способом в данном случае будет его характеристика согласно следующим критериям:
    - требования, предъявляемые к лицам, обладающим дипломатическим иммунитетом от дачи показаний;
    - объем дипломатического иммунитета от дачи показаний;
    - момент начала и окончания обладания и пользования дипломатическим иммунитетом от дачи показаний;
    - характеристика отношений регулируемых посредством функционирования дипломатического иммунитета от дачи показаний и причины его предоставления.
    Дипломатический иммунитет от дачи показаний, будучи обусловленным необходимостью оптимального международного общения государств, имеет свой, специфический круг субъектов, в целом определенный ст. 503 УПК РК «Дипломатический иммунитет от дачи показаний».
    Особо определен объем иммунитета от дачи показаний лиц, указанных в п.2. ч.1. ст. 501 УПК РК, которые, согласно ч.3. ст. 503 УПК РК, не могут отказаться от дачи показаний, кроме показаний по вопросам, связанным с исполнением ими своих служебных обязанностей.
    Момент начала пользования иммунитетом от дачи показаний определяется как момент, с которого перечисленным лицам предложили дать показания в ходе уголовного судопроизводства и данное лицо выразило желание воспользоваться настоящим иммунитетом. 
    Моментом окончания пользования дипломатическим иммунитетом от дачи показаний, по нашему мнению, следует считать тот момент, когда данное лицо в ответ на предложение дать показания по делу заявило, что не желает пользоваться иммунитетом от дачи показаний и готово дать данные показания.
     Проблемы дипломатического иммунитета от дачи показаний.
    Настоящий вид иммунитета, как и многие другие, не лишен проблем их функционирования.
    Необходимо выделить следующие проблемы действия дипломатического иммунитета от дачи показаний:
    1. Закрепление дипломатического иммунитета от дачи показаний только лишь за двумя категориями участников в уголовном процессе – свидетелем и потерпевшим.
    2. Несоответствие объема иммунитета от дачи показаний лиц из числа обслуживающего и административно-технического персонала.
    3. Наличие в ст. 503 УПК РК нормы, предусматривающей применение мер процессуального принуждения как мер, обеспечивающих исполнение обязанности давать показания при реальной невозможности применения таких мер к лицам, пользующимся данным видом иммунитета.
    4. Отсутствие иммунитета у лиц, указанных п.7 ст. 501 УПК РК.
    Более детально настоящие проблемы выглядят следующим образом:
    Закрепление дипломатического иммунитета от дачи показаний только лишь за двумя категориями участников в уголовном процессе – свидетелем и потерпевшим – имеет место в ч.1. ст. 503 УПК РК. Однако такая позиция законодателя не может не подвергаться критике хотя бы потому, что обязанность дачи показаний, согласно общим правилам уголовно-процессуального кодекса, лежит не только на свидетелях и потерпевших, ее несут и гражданский истец, и гражданский ответчик, и частный обвинитель. Только поэтому можно вполне логично предположить, что лицо, пользующееся дипломатическим иммунитетом от дачи показаний, может оказаться в положении гражданского истца, гражданского ответчика, частного обвинителя, которые, согласно вышеуказанной норме, не пользуются иммунитетом от дачи показаний. Между тем причины предоставления дипломатического иммунитета от дачи показаний охватывают собой и вероятную необходимость в даче показаний гражданским истцом, гражданским ответчиком, частным обвинителем, поскольку иммунитет от юрисдикции, фигурирующий в международно-правовых конвенциях о дипломатических и консульских сношениях122, охватывает собой все виды дачи уголовно-процессуальных показаний, в статусе какого бы участника не находилось лицо, обладающее дипломатическим иммунитетом от юрисдикции. Таким образом, следует признать, что правовое закрепление действия дипломатического иммунитета от дачи показаний в отношении лишь свидетеля и потерпевшего заранее обречено на провал, что в немалой степени обусловлено и приоритетностью международных норм над национальными. Настоящие выводы предполагают изменение содержания ч.1. ст. 503 УПК РК «Дипломатический иммунитет от дачи показаний», посредством исключения из конструкции нормы словосочетания «...в качестве свидетеля, потерпевшего». (Полная версия нормы приводится ниже, с учетом других замечаний в ее адрес). 
    Следующим проблемным вопросом является проблема несоответствия объема иммунитета от дачи показаний лиц из числа обслуживающего и административно-технического персонала. Исследования настоящего вопроса показывают, что дипломатический иммунитет от дачи показаний есть явление факультативное по отношению в дипломатическому иммунитету от уголовного преследования и напрямую зависит от статуса лица им пользующегося. Между тем, определяя статус лиц из числа административно-технического и обслуживающего и консульского персонала как, в целом, равный, чему уделено немалое внимание в части работы, посвященной иммунитету от уголовного преследования, мы сталкиваемся и с необходимостью равного процессуального подхода к данным категориям с позиции предоставления им дипломатического иммунитета от дачи показаний. Однако указанный вывод находится в противоречии с положениями ст. 503 УПК РК, которые определяют объем дипломатического иммунитета от дачи показаний как разный, предоставляя лицам из числа обслуживающего персонала дипломатического представительства усеченный иммунитет только в отношении показаний по вопросам, связанным с исполнением ими своих служебных обязанностей, в то время как лица из числа административно-технического персонала представительства пользуются иммунитетом от дачи показаний в полном объеме.
    Представляется, что существующее несоответствие может быть устранено двумя способами:
    1. Включение лиц из числа обслуживающего и консульского персонала, указанных в п.2 ч.1 ст. 501 УПК РК, в число лиц, пользующихся дипломатическим иммунитетом от дачи показаний в полном объеме, что предполагает изменение содержания ч.3. ст. 503 УПК РК «Дипломатический иммунитет от дачи показаний» с исключением из нее положений, определяющих дипломатический иммунитет от дачи показаний настоящих лиц как неполный (связанный с исполнением ими своих служебных обязанностей).
    2. Исключение лиц из числа административно-технического персонала, указанных в п.3 ч.1 ст. 501 УПК РК, из числа лиц, пользующихся дипломатическим иммунитетом от дачи показаний в полном объеме, что также предполагает изменение содержания ч.3. ст. 503 УПК РК «Дипломатический иммунитет от дачи показаний» с включением в нее положений, определяющих дипломатический иммунитет от дачи показаний настоящих лиц как не полный (связанный только лишь с исполнением ими своих служебных обязанностей).
    Не имея достаточных аргументов для предпочтения одного способа другому и учитывая невозможность имплементации решения данного вопроса из международно-договорного права, где этот вопрос оставлен на усмотрение самого государства, автор 
    все же склоняется в пользу второго пути решения данной проблемы и предлагает следующую конструкцию ч.3 ст. 503 УПК РК «Дипломатический иммунитет от дачи показаний»:
    3. «Лица, указанные в пункте 2, 3 части первой статьи 501 настоящего Кодекса, обладают иммунитетом от дачи показаний только на основе взаимности и по вопросам связанным с исполнением ими своих служебных обязанностей».
    Настоящий способ устранения обсуждаемого противоречия предполагает и изменение содержания ч.1. ст. 503 УПК РК с исключением из нее ссылки на п.3 ст. 501 УПК РК.
    В целом, общие изменения конструкций существующих норм об иммунитете от дачи показаний будут представлены нами позже, по окончании анализа положений норм о настоящем виде иммунитета. 
    Имеет громадное значение и проблема, вытекающая из существования в ч.3 ст. 503 УПК РК нормы, предусматривающей применение мер процессуального принуждения как обеспечивающих исполнение обязанности давать показания при реальной невозможности применения таких мер к лицам, пользующимся данным видом иммунитета.
    Настоящая норма имеет следующий вид: «В случае отказа консульских должностных лиц давать свидетельские показания к ним не могут быть применены меры процессуального принуждения». Из вышеизложенной нормы видно, что законодатель лишь делает исключение в отношении консульских должностных лиц как отдельной категории, при этом не указывая, какие конкретно меры процессуального принуждения он имеет в виду.
    Проблема же в данном случае заключается в том, что наличие данной нормы позволяет предположить существование мер процессуального принуждения, могущих обеспечить собой дачу показаний в уголовном процессе. Между тем анализ уголовно-процессуального законодательства, регулирующего применение мер принуждения показывает, что существующие цели применения мер принуждения исключают использование мер принуждения в целях обеспечения дачи показаний в уголовном процессе. Единственной мерой, частные цели применения которой можно трактовать как обеспечение дачи показаний является мера, закрепленная в ст. 160 УПК РК «Денежное взыскание», наложение которой предусмотрено за неисполнение процессуальных обязанностей некоторых категорий лиц. Однако детальный анализ показывает, что данная мера носит, скорее, административный характер, нежели уголовно-процессуальный, кроме того, трактовка «денежного взыскания» как меры, обеспечивающей собой дачу показаний, носит весьма спорный характер и позволяет предположить нам, что «Денежное взыскание» находится в конкуренции с такой уголовно-правовой мерой обеспечения дачи показаний, как привлечение к уголовной ответственности за отказ от дачи показаний123, и данной конкуренции не выдерживает.
    Изложенное делает необходимым следующий вывод: дача показаний в уголовном процессе не может обеспечиваться применением мер процессуального принуждения, и применение таких мер не может фигурировать в УПК РК в качестве мер, обеспечивающих дачу показаний. Указанные выводы предполагают изменение ч.3 ст. 503 УПК РК с исключением из нее норм, предусматривающих вопросы, связанные с применением мер принуждения как мер, обеспечивающих дачу показаний. (Полная версия статьи прилагается ниже.)
    Отсутствие иммунитета у лиц, указанных п.7 ч.1. ст. 501 УПК РК, выделяется нами в качестве еще одной проблемы уголовного судопроизводства, связанной с функционированием иммунитета. Рассуждения о существе данной проблемы имеют весьма сходный характер с рассуждениями о выделяемой нами проблеме несоответствия объема иммунитета от дачи показаний лиц из числа обслуживающего и административно-технического персонала. Схожесть наблюдается прежде всего в том, что лица, указанные в п.7 ч.1. ст. 501 УПК РК, а именно: «главы дипломатических представительств, члены дипломатического персонала представительств иностранных государств в третьей стране, проезжающие транзитом через территорию Республики Казахстан, и члены их семей, которые сопровождают указанных лиц или следуют отдельно, для того чтобы присоединиться к ним или возвратиться в свою страну» имеют практически одинаковый статус с лицами, указанными в п.1. ч.1. ст. 501 УПК РК («главы дипломатических представительств иностранных государств, члены дипломатического персонала этих представительств и члены их семей, если они проживают совместно с ними и не являются гражданами Республики Казахстан»).
    Наличие у представленных лиц в целом одинакового статуса наталкивает нас на мысль о том, что объем дипломатического иммунитета от дачи показаний данных лиц должен быть одинаков. О равном подходе к определению объема дипломатического иммунитета свидетельствует и большинство международных конвенций, предназначенных для регулирования данного вопроса. Между тем существующая в уголовно-процессуальном законодательстве позиция по отношению к данным лицам провоцирует правоприменителя на совершение действий, которые впоследствии могут иметь большой политический резонанс.
    На основании изложенного представляется, что ч.1 ст. 503 УПК РК «Дипломатический иммунитет от дачи показаний» должна быть изменена с включением в нее положений, предусматривающих иммунитет от дачи показаний лиц, указанных в п.1 ч.1 ст. 501 УПК РК («лица, обладающие иммунитетом от уголовного преследования»).
    Таким образом, общий анализ положений дипломатического иммунитета от уголовного преследования предполагает изменение ст. 503 УПК РК «Дипломатический иммунитет от дачи показаний», которая, в целом, может выглядеть следующим образом:
    Статья 503. «Дипломатический иммунитет от дачи показаний»
    1. Лица, перечисленные в пунктах 1, 4-7 части первой статьи 501 настоящего Кодекса, а также иные лица в соответствии с международным договором Республики Казахстан могут не давать показания, а при согласии давать такие показания не обязаны являться в орган, ведущий уголовный процесс. Вызов на допрос, врученный указанным лицам, не должен содержать угрозы принудительных мер за их неявку в орган, ведущий уголовный процесс.
    2. В случае, если эти лица на предварительном следствии давали показания, а в судебное заседание не явились, суд может огласить их показания.
    3. Лица, указанные в пункте 2, 3 части первой статьи 501 настоящего Кодекса, обладают иммунитетом от дачи показаний только на основе взаимности и по вопросам связанным с исполнением ими своих служебных обязанностей».
    4. Лица, пользующиеся дипломатическим иммунитетом, не обязаны представлять органу, ведущему уголовный процесс, корреспонденцию и другие документы, относящиеся к исполнению ими служебных обязанностей.
Т.А. Ханов 
канд. юрид. наук
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан
Имущественные вопросы в уголовном процессе: постановка проблемы
    Становление новых социально-экономических отношений в Республике Казахстан требует пересмотра многих правовых институтов. В особенности это относится к нормам, существенно затрагивающим права и интересы граждан, вовлеченных в сферу уголовно-процессуальных правоотношений. Демократические идеи и принципы правового государства, содержащиеся в Конституции Республики Казахстан, нашли свое отражение и дальнейшее развитие во вступившем в действие с 1 января 1998 г. Уголовно-процессуальном кодексе Республики Казахстан, который ввел отдельные институты, термины и дефиниции, существенно изменив прежнюю концепцию уголовного судопроизводства. 
    Один из разделов действующего Уголовно-процессуального кодекса Республики Казахстан посвящен имущественным вопросам и затрагивает правоотношения, связанные с материально-правовыми аспектами, возникающими в ходе производства по уголовному делу. В данный раздел входят положения, регулирующие основания и порядок рассмотрения гражданского иска совместно с уголовным делом (гл.20 УПК РК), вопросы оплаты труда и возмещения расходов, понесенных в ходе производства по уголовному делу (гл.21 УПК РК), а также связанные с уголовным судопроизводством процессуальные издержки (гл.22 УПК РК). Между тем данный раздел охватывает далеко не все вопросы имущественного характера, имеющие место при производстве по уголовному делу. 
    Еще в 70-е годы прошлого столетия Б.Т. Безлепкин указывал, что имущественные правоотношения в уголовном процессе затрагивают не только вопросы, связанные с гражданским иском и материальными затратами, отнесенными законодателем к судебным издержкам, но они также возникают в ходе осуществления процессуальных действий, связанных с наложением ареста на имущество; изъятием вещественных доказательств, имеющих материальную ценность; применением меры пресечения в виде залога; возмещением имущественного вреда, причиненного незаконными действиями или процессуальными решениями органов уголовного преследования124. 
    Однако в теории и практике уголовного процесса советского периода фактически не было комплексного подхода к изучению проблем имущественного характера, как правило, рассматривались лишь вопросы, связанные с возмещением материального ущерба, причиненного преступлением, и конфискацией имущества125.
    Практически не находили должной научной проработки проблемы, связанные с возмещением вреда, причиненного незаконными действиями органа, ведущего уголовный процесс, и применением имущественных мер принуждения и в постсоветский период. Лишь в последнее время отдельные вопросы имущественного характера затрагивались в трудах как казахстанских ученых-процессуалистов126, так и юристов стран СНГ127, в основном занимающихся проблемами применения мер процессуального принуждения. Проблемы, связанные с имущественными правоотношениями в уголовном процессе, не подвергались и самостоятельному монографическому исследованию. 
    В данной статье хотелось бы привести лишь некоторые аргументы, указывающие на необходимость комплексного подхода к данной проблеме и своевременность исследования вопросов имущественного характера. Представляется целесообразным рассмотрение доводов, свидетельствующих о верности позиции включения в систему имущественных вопросов всех правоотношений, связанных с материально-правовыми аспектами, возникающими в ходе уголовного судопроизводства.
    В первую очередь, это касается института возмещения вреда, причиненного незаконными действиями органа, ведущего уголовный процесс, реабилитированному лицу (гл. 4 УПК РК). О своевременности и актуальности проведения исследований в этой об
ласти и наличии проблем в практике применения данного института указывает Пленум Верховного Суда Республики Казахстан, который в своем постановлении дает толкование отдельных положений закона, направленных на единообразное уяснение сущности и соблюдение порядка применения норм, регламентирующих вопросы возмещения вреда, причиненного незаконными действиями органа, ведущего уголовный процесс128.
    В законе прямо оговаривается, что указанные лица имеют право на возмещение причиненного им имущественного вреда (ст. 41, 43 УПК РК), который разрешается в порядке уголовного судопроизводства (ч.5 ст. 43 и ч.2 ст. 371 УПК РК). Вместе с тем иски за моральный вред, причиненный незаконными действиями органа, ведущего уголовный процесс, по действующему законодательству предъявляются в порядке гражданского судопроизводства (ч.2 ст. 44 УПК РК). По нашему мнению, с данной трактовкой согласиться нельзя, поскольку перенесенные лицом нравственные и физические страдания причинены в результате производства по уголовному делу, поэтому вопрос о компенсации морального вреда реабилитированному должен решаться в порядке уголовного судопроизводства, учитывая при этом общие положения гражданского законодательства. Кроме того, ст. 170 УПК РК обязывает орган уголовного преследования принимать меры обеспечения гражданского иска при наличии данных о причинении преступлением как имущественного, так и морального вреда. По нашему мнению, это положение должно распространяться и на рассматриваемые случаи, а размеры и порядок выплат мог бы регулироваться специальным законом. С данной точкой зрения солидарны многие ученые-процессуалисты Казахстана129 и России130.
    Имущественные правоотношения возникают при применении отдельных мер процессуального принуждения. В частности, это касается случаев применения к подозреваемому, обвиняемому меры пресечения в виде залога (ст. 148 УПК РК). Поскольку в качестве залоговых средств, обеспечивающих выполнение подозреваемым, обвиняемым обязанностей по явке в орган, ведущий уголовный процесс, являются деньги, а с разрешения прокурора или суда – другие ценности или недвижимое имущество. Предмет залога может быть внесен как самим подозреваемым, обвиняемым, так и иными лицами. При несоблюдении принятых обязательств имущество решением суда может быть обращено в доход государства. Следовательно, в уголовно-процессуальных правоотношениях участвуют лица, имеющие в деле не только интересы, связанные с рассмотрением и разрешением уголовного дела по существу, но также могут вовлекаться физические и юридические лица, участие которых носит имущественный характер, а внесенные ими материальные средства обеспечивают соблюдение уголовно-процессуальных обязанностей. В связи с тем, что в качестве предмета обеспечения выступает залоговое имущество, то возникающие по этому поводу правоотношения не могут в полной мере регулироваться только уголовно-процессуальным законом, так как затрагиваются имущественные вопросы, которые являются объектом гражданского права. Поэтому рассматриваемые правоотношения носят комплексный характер. Поскольку они возникают при применении уголовно-процессуального института мер пресечения и служат достижению задач уголовного судопроизводства, то должны разрешаться в ходе осуществления уголовно-процессуальной деятельности.
    К мерам процессуального принуждения имущественного характера нужно также отнести денежное взыскание (ст. 160 УПК РК) и наложение ареста на имущество (ст. 161 УПК РК). Законом предусмотрено, что вопрос о наложении денежного взыскания решается в соответствии с законодательством об административных правонарушениях, однако данная мера принуждения применяется как санкция за неисполнение процессуальных обязанностей лиц, участвующих в уголовном судопроизводстве, вместе с тем она носит имущественный характер. Мера принуждения в виде наложения ареста на имущество тесно связана с заявленным по уголовному делу гражданским иском, но может быть направлена на исполнение и других целей – обеспечения имущественных взысканий либо возможной конфискации имущества (ч.1 ст. 161 УПК РК). Наложение ареста на имущество и денежное взыскание связаны с возможностью изъятия из собственности лица определенных материальных ценностей, порядок обращения которых регулируется, как правило, гражданским законодательством, но поскольку это меры уголовно-процессуального принуждения, то возникающие в связи с их применением правоотношения должны регламентироваться нормами уголовного судопроизводства в комплексе с иными вопросами имущественного характера, возникающими в ходе осуществления производства по уголовному делу. 
    Исходя из изложенного, возникает необходимость в дальнейшем исследовании проблем, связанных с имущественными вопросами в уголовном процессе, разработке предложений и рекомендаций, направленных на совершенствование действующего законодательства.
    Действующий Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан позволяет в случае возникновения необходимости рассмотрения вопроса, регулируемого гражданским или административным правом, разрешения его в порядке соответствующего производства (ч.3 ст. 1 УПК РК). Несмотря на это, по нашему мнению, исходя из принципа экономии сил и средств, все возникающие при производстве по уголовному делу имущественные правоотношения, затрагивающие интересы лиц, участвующих в уголовном судопроизводстве и направленные на решение задач уголовного процесса, должны быть разрешены в рамках уголовно-процессуального закона. Для этого целесообразна соответствующая дифференциация норм, регламентирующих их применение. Достижение указанных целей возможно лишь при комплексном подходе к исследованию проблем, связанных с имущественными вопросами в уголовном судопроизводстве.
С.Н. Бачурин 
Карагандинский юридический институт МВД Республики Казахстан
Устранение последствий морального вреда как форма компенсации в уголовном судопроизводстве
    В законодательстве Республики Казахстан одной из важных гарантий защиты прав личности в уголовном процессе от государственного произвола является институт возмещения вреда, причиненного незаконными действиями органа, ведущего уголовный процесс. В статье 44 УПК РК закреплено право гражданина на устранение последствий морального вреда. Данная норма предусматривает порядок и виды устранения последствий данного вида вреда. Однако ее формулировка требует детального рассмотрения и выяснения ряда вопросов, касающихся реализации данного гражданину права. 
    Конструкция статьи 44 УПК РК дает все основания полагать, что законодатель в вышеназванной норме предусмотрел четыре самостоятельных вида компенсации морального вреда. Первый вид представляет собой компенсацию в виде принесения официальных извинений за причиненный вред. На основании пункта 7 Постановления Пленума Верховного Суда РК № 7 от 09 июля 1999 г. «О практике применения законодательства по возмещению вреда, причиненного незаконными действиями органов, ведущих уголовный процесс» данный вид компенсации заключается в том, что официальное извинение за причиненный вред должно быть выражено в письменной форме. Кроме того, в силу официального его характера, извещение должно быть оформлено на специальном 
или служебном бланке и подписано руководителем органа, принявшего решение о реабилитации. В нем, со ссылкой на конкретное решение, которым лицо реабилитировано, должно быть указано о незаконности проводимого уголовного преследования и приведены слова о принесении официального извинения за причиненный вред131. 
    То есть, независимо от того, обращался ли реабилитированный с требованием о принесении ему такого извинения или нет, орган, ведущий уголовный процесс, принявший решение о реабилитации, обязан принести такое извинение. Заслуживающей внимания является позиция законодателя Российской Федерации по данному вопросу. Согласно части 1 статьи 136 УПК РФ прокурор от имени государства приносит официальное извинение реабилитированному за причиненный ему вред132. При этом абсолютно не имеет значения, кто принимал решение о реабилитации – орган уголовного преследования, прокуратура или суд. 
    Видимо, законодатель РФ, исходя из основных функций прокурора (надзор за единообразным применением закона и соблюдение законности при осуществлении правосудия), наделил именно его такими полномочиями. Тем более именно прокурор выполняет функции государственного обвинителя, и именно ему, как никому другому, необходимо подтвердить факт невиновности гражданина. В данной редакции статьи прослеживается логичность российского законодателя в этом вопросе. На наш взгляд, с учетом законодательства РК возможно предусмотреть следующий вариант принесения официального извинения: в официальном бланке извинения за причиненный вред наряду с подписью руководителя органа, принявшего решение о реабилитации должна быть и подпись надзирающего прокурора. 
    Например, если дело было прекращено следователем горрайоргана, то необходима подпись на уровне начальника ОВД района/города + подпись прокурора района/города. Другой вариант, когда уголовное дело прекращено в суде. Это будет выглядеть следующим образом: подпись на уровне начальника ОВД района/города + подпись прокурора района/города + подпись судьи, принявшего решение о реабилитации. Во втором случае подпись руководителя ОВД необходима потому, что именно там осуществлялось уголовное преследование. Аналогичная последовательность, на наш взгляд, должна соблюдаться, если дело прекращалось в вышестоящих судебных инстанциях. Такое логическое завершение будет способствовать реальному осуществлению права реабилитированного на возмещение вреда, о чем будет сказано ниже. Сам процесс принесения официальных извинений необходимо рассмотреть в рамках самостоятельной работы.
    Второй вид выражается в праве гражданина предъявить иск в гражданском судопроизводстве о компенсации морального вреда в денежной форме. Данный вид компенсации является наиболее специфичным и до настоящего времени не проработанным. Следует отметить, например, что существует острая проблема отсутствия четких критериев определения конкретного размера морального вреда в денежной форме, ряд других проблем. При определении размера компенсации в денежной форме прерогатива его определения принадлежит суду, который, в свою очередь, руководствуется нормативным Постановлением Верховного Суда РК «О применении судами законодательства о возмещении морального вреда» № 3 от 21 июня 2001 г. Данный вид компенсации морального вреда отличается от других тем, что он предполагает взамен нарушенных личных неимущественных прав гражданина компенсировать данный вид вреда, естественно, в определенной мере, в денежной форме. В этом заключается специфика данного вида компенсации. Кроме того, особенность его заключается в том, что он основан на компенсационном подходе (в прямом смысле этого слова, то есть в компенсации деньгами), в отличие от других, суть которых основывается на правовосстановительных началах.
    Третий вид: если лицо было подвергнуто незаконному уголовному преследованию, а сведения о возбуждении уголовного дела, задержании, заключении под стражу, временном отстранении от должности, принудительном помещении в медицинское учреждение, осуждении и других предпринятых в отношении него действиях, впоследствии признанных незаконными, были опубликованы в печати, распространены по радио, телевидению или иными средствами массовой информации, то по требованию этого лица, а в случае его смерти – по требованию его родственников или органа, ведущего уголовный процесс, соответствующие средства массовой информации обязаны в течение месяца сделать об этом необходимое сообщение. Данный вид компенсации, в отличие от предусмотренного частью 1 статьи 44 УПК РК, оговаривает, что вред будет компенсироваться в тех случаях, когда от реабилитированного поступит такое требование (о доведении до сведения масс о незаконности примененных по отношению к нему мер уголовно-процессуального принуждения, незаконного уголовного преследования), а сведения об этом должны распространяться там, где ранее об этом делалось подобное сообщение (соответствующий орган печати, средства массовой информации).
    Четвертый вид заключается в том, что по требованию лиц, указанных в частях второй и третьей статьи 40 УПК РК, орган, ведущий уголовный процесс, обязан в двухнедельный срок направить письменное сообщение об отмене своих незаконных решений по месту их работы, учебы, жительства. Представляется правильным и целесообразным, на наш взгляд, чтобы такое письменное сообщение было подписано руководителем органа, принявшим решение о реабилитации, и содержало максимум информации об отмене незаконных решений, с конкретными ссылками на УПК РК, на основе которых руководство на местах работы, учебы, жительства (КСК) реабилитированного могло сделать вывод о том, что данный человек действительно невиновен, а примененные ранее к нему меры уголовно-процессуального принуждения были незаконными. В дальнейшем, думается, законным правом реабилитированного будет требование к руководству на местах работы, учебы, где он соответственно работает, учится или живет, довести такое сообщение до сведения учащихся, работающих. Естественно, такое письменное сообщение должно быть составлено на специальном или служебном бланке и содержать исходящие данные о дате отправки, регистрации в журналах исходящей почты.
    Целесообразно заметить, что законодатель РК предусмотрел альтернативные виды компенсации лицу, которому причинен моральный вред. Части 1 статьи 44 УПК РК законодатель придал императивный характер, что обязывает орган, принявший решение о реабилитации, принять соответствующие меры независимо от того, заявил ли требование реабилитированный или нет. В остальных же случаях, предусмотренных частями 2, 3, 4 статьи 44 УПК РК, право на реализацию определенных видов компенсации морального вреда возникнет у реабилитированного тогда, когда он сам изъявит такое желание. Здесь ярко прослеживается принцип диспозитивности, что, несомненно, является правильным, так как реабилитированный может сам решить, воспользоваться ли ему тем, что предоставляет закон или нет. 
    Перечисленные виды компенсации образуют собой самостоятельную форму компенсации – устранение последствий морального вреда. Проведя сравнительный анализ казахстанского и российского уголовно-процессуального законодательства, необходимо отметить, что аналогичная форма имеется и в законодательстве РФ. Сначала она упоминается в статье 133 УПК РФ как один из элементов института реабилитации, а затем ее содержание раскрывается в статье 136 УПК РФ133. Хотя следует заметить, что, в отличие от законодательства РК, название статьи 136 УПК РФ «Возмещение морального вреда» менее удачное в сравнении с УПК РК, где законодатель более последователен в понятийном аппарате.
    Применительно к данной форме компенсации необходимо отметить, что наличие аналогичной формы имеется и в административном законодательстве РК. Анализируя статью 682 Кодекса РК «Об административных правонарушениях»134, приходим к выводу о том, что практических различий между ними, как в уголовно-процессуальном, так и в административном праве, не имеется. Таким образом, разработка данной формы компенсации в уголовном судопроизводстве должна послужить реальной предпосылкой для ее развития в административном законодательстве РК, в связи с чем существует необходимость провести отдельные научные исследования в рамках административного законодательства РК. 
    Раскрывая содержание данной формы компенсации в уголовном судопроизводстве следует подчеркнуть, что в законодательстве РК имеется ряд трудностей по ее реализации. Необходимо затронуть один из моментов, тормозящих реализацию права реабилитированного на возмещение вреда. Таким моментом является игнорирование органами уголовного преследования и суда требований статьи 42 УПК РК «Признание права на возмещение вреда». Согласно статье 42 УПК РК, приняв решение о полной или частичной реабилитации лица, орган, ведущий уголовный процесс, должен признать за ним право на возмещение материального и морального вреда. Копия оправдательного приговора или постановления о прекращении уголовного дела, об отмене или изменении иных незаконных решений вручается либо пересылается заинтересованному лицу по почте. Одновременно ему направляется извещение с разъяснением порядка возмещения вреда.
    Изучение материалов 100 уголовных дел, прекращенных по реабилитирующим основаниям по Карагандинской области РК в 1998-2000 гг. показывает, что ни по одному из них (!) реабилитированному не разъяснялось его право на возмещение вреда. Кроме того, лицу, в отношении которого уголовное преследование прекращалось, даже не сообщалось о том, что уголовное дело в отношении него прекращено135. Отсюда вытекает логический вывод – реабилитированный не знает о своем праве на возмещение вреда и, в свою очередь, не может его реализовать. Значит, эффективность устранения последствий морального вреда прямо зависит от разъяснения реабилитированному его законного права на возмещение вреда и, естественно, от широкой правоприменительной практики в деятельности ОВД, прокуратуры и суда. Таким образом, исходя из прямых обязанностей прокурора, он должен проконтролировать, направлено ли реабилитированному гражданину извещение о его праве на возмещение вреда. Если нет, то он обязан дать соответствующее указание руководителю органа, принявшему решение о реабилитации лица, и проконтролировать его исполнение. Данная проблема ранее уже поднималась и намечались пути ее решения136. Кроме того, имеются факты неразъяснения потерпевшим их законного права на возмещение морального вреда судом137.
    Аналогичная проблема имеется как в странах ближнего зарубежья, так и в Казахстане, поэтому необходимо в дальнейшем разработать механизм реализации права реабилитированного на возмещение вреда, при этом как только возможно упростить процедуру возмещения вреда. Обращая внимание на данный пробел в деятельности органов, осуществляющих уголовное преследование, и имеющиеся нарушения УПК РК, необходимо затронуть такое обстоятельство, как имеющееся мнение о том, что моральный вред взыскивается в порядке гражданского судопроизводства138. Такое суждение является необоснованным и противоречащим законодательству РК. В порядке гражданского судопроизводства рассматриваются только иски о возмещении морального вреда в денежной форме. Об этом прямо говорится в части 2 статьи 44 УПК РК. Что касается реализации таких видов компенсации морального вреда, как принесение официального извинения за причиненный вред (часть 1 статьи 44 УПК РК) и доведение до масс информации о незаконно принятых ранее мерах процессуального принуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности (часть 3 статьи 44 УПК РК), поддерживаем мнение Капсалямова К.Ж. о том, что они реализуются в уголовном судопроизводстве, так как это деятельность чисто уголовно-процессуальная139. Указанная дифференциация имеется в УПК РФ, и представляется неправильным и весьма неразумным решать вопросы компенсации причиненного морального вреда в денежной форме на досудебных стадиях в рамках уголовного судопроизводства (при незаконном привлечении к уголовной ответственности). Допускается лишь возможность устранения последствий морального вреда в рамках уголовного процесса140.
    Не оспаривая позицию автора в целом, следует уточнить, что в рамках уголовного процесса целесообразно реализовывать такие виды устранения последствий морального вреда, как формы компенсации, которые предусмотрены частями 1, 3, 4 статьи 44 УПК РК, так как возмещение морального вреда в денежной форме тоже входит в содержание формы компенсации – устранения последствий морального вреда, но, в отличие от вышеуказанных видов, он реализуется в порядке гражданского судопроизводства.
    Таким образом, устранение последствий морального вреда является самостоятельной формой компенсации в уголовном судопроизводстве РК и эффективным способом защиты нарушенных личных неимущественных прав гражданина. Ее научная разработка позволит говорить о том, что возмещение морального вреда – это атрибут развитого государства141, каковым видится в обозримом будущем Республика Казахстан.
Рекомендации по итогам работы 
научно-практической конференции 
    В ходе научно-практической конференции, состоявшейся 29 ноября 2002 г. на базе Барнаульского юридического института МВД России, были обсуждены вопросы толкования и применения норм УПК РФ, регулирующих досудебное производство. В дискуссии были отмечены как позитивные, так и негативные стороны нового УПК РФ. В частности, в качестве достижений отмечалось, что нормы УПК РФ в большей мере, чем это было ранее, ориентированы на интересы личности в сфере уголовного судопроизводства. В нем упрочено положение принципа состязательности и выработаны механизмы его реализации как в досудебном производстве, так и в судебных стадиях. Многие нормы, связанные с применением мер процессуального принуждения, приведены в соответствие с Конституцией РФ и международными стандартами.
    Наряду с позитивными аспектами действующего УПК РФ участники конференции обратили внимание на противоречия отдельных положений в нормах Кодекса и многочисленные пробелы уголовно-процессуального регулирования, что существенно затрудняет деятельность правоприменителей. 
    Для решения существующих проблем в реализации нового УПК участники конференции сформулировали следующие предложения.
1. По проблемам организационного характера:
     Провести совместные семинары на территориях субъектов РФ с участием руководителей прокуратур, судов, адвокатур и других правоохранительных органов для разработки механизма обеспечения участия представителей защиты и других перечисленных выше органов в определенных законом процессуальных действиях.
     В период поэтапного вступления уголовно-процессуального закона в силу создать в регионах рабочие группы из представителей правоохранительных органов по выработке методических рекомендаций, направленных на единообразное понимание и применение наиболее проблемных норм УПК РФ. 
     Провести Пленум Верховного Суда РФ для разъяснения и официального толкования следующих норм УПК: ч.4 ст. 146 и соответствующих ей статей 176, 179 и 195 УПК РФ в части, касающейся производства регламентируемых ими следственных действий до возбуждения уголовного дела. 
2. По проблемам законодательного совершенствования досудебного производства:
     Дополнить п.7 ст. 5 УПК РФ словами «а также любой сотрудник, которому начальник органа дознания поручил производство дознания».
     Исключить из п.10 ст. 5 УПК РФ следующие слова, определяющие понятие жилища: «иное помещение или строение, не входящее в жилищный фонд, но используемое для временного проживания».
     Изменить ч.2 ст. 39 УПК РФ в следующей редакции: «Начальник следственного отдела вправе возбудить уголовное дело, принять к своему производству и провести предварительное следствие в полном объеме».
     Изменить п.3 ч.4 ст. 46 УПК РФ и п.9 ч.4 ст. 47 УПК РФ, изложив их в следующей редакции: «Подозреваемый и обвиняемый имеют право на конфиденциальное свидание с защитником, при условии, если это не прерывает ход проведения следственного действия».
     Изменить ч.2 ст. 94 УПК РФ, изложив ее в следующей редакции: «Срок задержания может продлеваться судьей с учетом времени, затраченного на получение судебного решения об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу».
     Изменить редакцию ч.1 ст. 146 УПК РФ, исключив из нее слова «с согласия прокурора».
     Изменить ч.1 ст. 148 УПК РФ, исключив второе предложение, оставить ее в следующей редакции: «При отсутствии основания для возбуждения уголовного дела прокурор, следователь или дознаватель выносит постановление об отказе в возбуждении уголовного дела».
     Внести изменения в статьи 150 и 151 УПК РФ, исключив из подследственности органов дознания уголовные дела о преступлениях, расследование которых предполагает назначение и производство судебных экспертиз.
     Изменить п.3 ч.1 ст. 154 УПК РФ, дополнив его словом «подозреваемых» (после слов «иных лиц»).
     Изменить ч.3 ст. 162 УПК РФ, дополнив ее словами: «а также время ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела» (после слова «Кодексом»).
     Изменить ч.2 ст. 163 УПК РФ, заменив в ее первом предложении слова «по ходатайству начальника следственного отдела» словами «либо начальник следственного отдела».
     Внести изменения в ч.4 ст. 179 УПК РФ, изложив ее в следующей редакции: «Если освидетельствование сопровождается обнажением лица другого пола, следователь поручает производство освидетельствования органу дознания. Начальник органа дознания поручает производство освидетельствования дознавателю того же пола, что и освидетельствуемый». 
     Дополнить ст. 206 УПК РФ частью 3, изложив ее в следующей редакции: «Следователь знакомит обвиняемого и потерпевшего с заключением экспертизы сразу же после ее проведения».
     Изменить название ст. 208 УПК РФ, изложив ее в следующей редакции: «Основания, порядок и сроки приостановления предварительного расследования». В текст ст. 208 УПК РФ внести изменение, дополнив его словом «дознаватель» (после слова «следователь»).
     Внести изменения в ч.1 ст. 208 УПК РФ, дополнив основания для приостановления предварительного расследования п.5: «Временное тяжелое заболевание потерпевшего, удостоверенное медицинским заключением, препятствует его участию в следственных и иных процессуальных действиях».
     Дополнить ч.2 ст. 223 УПК РФ, изложив ее в следующей редакции: «Дознание производится в течение 15 суток со дня возбуждения уголовного дела и до дня принятия решения о направлении уголовного дела прокурору. Этот срок может быть продлен прокурором в порядке, предусмотренном ст. 162 УПК РФ».
     Дополнить ст. 223 УПК РФ частью 3, изложив ее в следующей редакции: «В случае неустановления лица, совершившего преступление, дознаватель принимает решение о приостановлении уголовного дела в порядке, предусмотренном ст. 208 УПК РФ». 
    Содержание
В.С. Останин
   Обращение к участникам научно-практической конференции
С.Э. Воронин    3
«Острые» углы применения норм УПК РФ на территории Сибирского федерального округа	3
Ю.В. Деришев
Некоторые организационно-правовые проблемы досудебного производства по УПК РФ	10
И.В. Колесниченко
О некоторых проблемах применения нового уголовно-процессуального законодательства  в досудебном производстве	16
Е.В. Ескина
Возбуждение уголовного дела по УПК РФ	20
А.В. Мягков, О.И. Бекетов
Использование материалов, полученных при применении сотрудниками милиции досмотра, в уголовном процессе	25
А.И. Коновалов, А.С. Сидоров
Назначение и возможности судебно-медицинских экспертиз, проводимых по делам об убийствах, совершаемых на железнодорожном транспорте	31
А.А. Андреев
Историко-философское понимание проверки и уточнения показаний на месте как следственного действия	36
С.И. Соболевская
Отдельные вопросы взаимодействия подразделений правоохранительных органов при расследовании дел, связанных с пожарами	39
О.Х. Галимов
Производство по делам с участием несовершеннолетних в УПК РФ: новый подход или старые проблемы?	44
Т.А. Алмазова
Судебная экспертиза в стадии возбуждения уголовного дела: проблемы практики и законодательства	49
Н.А. Дудко
О выборе обвиняемым формы судопроизводства	52
Ю.Г. Арзамасов
Судебный контроль за законностью  ведомственных нормативных актов	59
В.Б. Стукалин
Некоторые проблемы производства опознания  живых лиц при расследовании уголовных дел	66
Г.Г. Гумеров
Проблемы применения меры пресечения в виде заключения под стражу к обвиняемому,  объявленному в розыск	69
М.М. Кузембаева
Проблемы предварительной проверки материалов и принятия процессуальных решений на стадии возбуждения уголовного дела по делам  частно-публичного обвинения	71
Н.Ю. Лебедев
Проблемы применения некоторых норм УПК:  теория и практика	75
В.Н. Кукарцев
К вопросу об использовании в доказывании  результатов оперативно-розыскной деятельности	78
Б.В. Псарева
Исходные следственные ситуации и типовые следственные версии при расследовании посягательств на водителей автотранспорта и перевозимые грузы	80
И.М. Комаров
О предмете, объекте и методе частной теории криминалистических операций и ее месте  в системе криминалистики	85
И.И. Клименко
Соотношение и корреляционные связи  между элементами криминалистической  характеристики разбойных нападений	91
Т.Л. Ценова
К вопросу об аресте имущества, производимом в ходе расследования коммерческого мошенничества	101
К.Т. Балтабаев
Проблемы и пути повышения эффективности домашнего ареста как меры пресечения	105
Г.К. Байжанова
Получение образцов для экспертного исследования по действующему уголовно-процессуальному законодательству Республики Казахстан	112
Н.В. Мазур
Основания возникновения профессионального представительства потерпевшего в уголовном процессе	119
Ш.К. Кусаинов
Индивидуально-правовой статус обвиняемого  в уголовном процессе в Республике Казахстан	124
А.С. Тукиев 
Состязательное начало  в заочном уголовном судопроизводстве	132
А.К. Ташибаева
Ведомственный процессуальный контроль  за отказом в возбуждении уголовного дела	136
А.Ж. Аубакирова
Представители иностранных граждан в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан	143
А.Е. Мусилимов
Место и значение диспозитивности в системе принципов уголовного процесса Республики Казахстан	148
А.М. Майтанов
Суды биев и становление института ускоренного досудебного производства	152
И.П. Корякин
Расследование преступлений с участием  иностранных граждан и дипломатический иммунитет  от дачи показаний	156
Т.А. Ханов
Имущественные вопросы в уголовном процессе: постановка проблемы	164
С.Н. Бачурин
Устранение последствий морального вреда как форма компенсации в уголовном судопроизводстве	170
Рекомендации по итогам работы  научно-практической конференции	178
    
Научное издание

Проблемы применения нового 
уголовно-процессуального законодательства 
в досудебном производстве

Материалы 
научно-практической конференции
    
Часть II
    
    
    
    
    
    
Редактор 	Е.Г. Авдюшкин
Корректор	М.В. Торгашева
                         
                  
                  
                  
                  
                  
                  
Лицензия ЛР № 0221352 от 14.07.1999 г.
Лицензия Плр № 020109 от 15.07.1999 г.
         
         
         
Подписано в печать10.12.2002 г. Формат 60х84/16. Отпечатано на RISO-4300. Усл.п.л. 10,2. Тираж ____ экз. Заказ ___. Барнаульский юридический институт МВД России. Организационно-научный и редакционно-издательский отдел. 656099, Барнаул, ул. Чкалова, 49.
1 Томин В.Т., Поляков М.П., Попов А.П. Очерки теории эффективного уголовного процесса / Под ред. проф. В.Т. Томина. – Пятигорск, 2000. – С. 12-15.
2 Леванский В.А. Моделирование в социально-правовых исследованиях. – М., 1986.– С. 21.
3 Гирько С.И. Новый УПК РФ: проблемы применения // Юридический консультант. – 2002. – № 8.– С. 7.
4 Колоколов Н.А. УПК РФ: сомнения, размышления и надежды // Российский судья. – 2002. – № 8. – С. 14.
5 Из Интернета: Стивен Ли Майерс. За новым Кодексом Россия обращается на Запад / Перевод с англ. // The New Times York. – 2002. – 1 июля: (http: www.mizulina.ru). – 2002. – 17 июля.
6 Там же.
7 Из Интернета: Стивен Ли Майерс. За новым Кодексом Россия обращается на Запад / Перевод с англ. // The New Times York. – 2002. – 1 июля: (http: www.mizulina.ru). – 2002. – 17 июля.
8 Работа коллегий адвокатов Российской Федерации в 2001 году // Российская юстиция. – 2002. – № 8. – С. 71.
9 См.: Колоколов Н.А. Указ. соч. – С. 7.
10 В целях исключения случаев отказа в приеме сообщения о преступлении и обеспечения прав граждан на судебную защиту законодатель предусмотрел в части 5 статьи 144 УПК РФ возможность обжалования отказа в приеме сообщения о преступлении прокурору или в суд в порядке, установленном статьями 124 и 125 УПК РФ.
11 См.: О внесении изменений и дополнений в УПК РФ: Федеральный закон. Принят Государственной Думой 26 апреля 2002 года // Российская газета. – 1 июня 2002 г.
12 См.: Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. – 1991. – № 16. – Ст. 503; Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. – 1993. – № 10 – Ст. 360; № 32. – Ст. 1231; Собрание законодательства Российской Федерации. – 1996. – № 25. – Ст. 2964; 1999. – № 14. – Ст. 1666; № 49. – Ст. 5905; 2000. – № 31. – Ст. 3204; № 46. – Ст. 4537; 2001. – № 1 (ч. 2). – Ст. 15; № 31. – Ст. 3172; №32. – Ст. 3316; 2002. --№ 18. – Ст. 1721.
13 См., напр.: Клюшниченко А.П. Меры административного принуждения, применяемые милицией (Особенности. Классификация. Системовыражение): Учебное пособие. – Киев, 1979. – С. 75; Гижевский В.К. Меры административного принуждения, применяемые органами внутренних дел на транспорте: Учебное пособие. – Киев, 1986. – С. 29.; Серегин А.В. Основания и порядок применения мер административного воздействия. – М.: Академия МВД СССР, 1974. – С. 18.
14 См., напр.: Бахрах Д.Н. Административное право России: Учебник для вузов. – М.: НОРМА, 2001. – С. 452.; Гижевский В.К. Меры административного принуждения, применяемые органами внутренних дел на транспорте: Учебное пособие. – Киев, 1986. – С. 31.
15 См.: СЗ РФ. – 1997. – № 6. – Ст. 711; 2000. – № 26. – Ст. 2730; № 46. – Ст. 4537; 2002. – № 19. – Ст. 1794. 
16 См.: СЗ РФ. – 2001. – № 23. – Ст. 2277.
17 См.: СЗ РФ. – 2002. – № 5. – Ст. 375.
18 См.: СЗ РФ. – 1998. – № 2. – Ст. 219.
19 См.: Архив Центрального районного суда г. Омска за 1998 год, дело № 1-93.
20 Селиванов Н.А., Соя-Серко Л.А. Расследование убийств. – М., 1994. – С. 45.
21 См.: Осмотр трупа на месте его обнаружения / Под ред. А.А. Матышева. – Л., 1989. – С. 62-63.
22 См., например: Егоров А.Л. Расследование убийств на железнодорожном транспорте. – М., 1960. – С. 38-41; Руководство по расследованию убийств / Под ред. С.И. Гусева. – М., 1977. – С. 113-114.
23 См., например: Избранные лекции по судебной медицине и криминалистике / Под ред. В.Д. Исакова. – СПб, 1997; Осмотр трупа на месте его обнаружения / Под ред. А.А. Матышева. – Л., 1989; Руководство по расследованию убийств / Под ред. С.И. Гусева. – М., 1977. – С. 115-118 и др.
24 См.: Осмотр трупа на месте его обнаружения / Под ред. А.А. Матышева. – Л., 1989. – С. 92.
25 См.: Егоров А.П. Расследование убийств на железнодорожном транспорте. – М., 1960. – С. 41-42.
26 Там же. – С. 41-42.
27 Архив Калининского районного суда г. Тюмени, уг. дело № 9912.
28 Философский энциклопедический словарь. – М.: ИНФРА-М, 2001. – С. 349-350. 
29 Давлетов А.А. Основы уголовно-процессуального познания. – 2-е изд., испр. и доп. – Екатеринбург: Изд-во Гуманитарного ун-та, 1997. – С. 77.
30 Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии – СПб: Питер, 2001. – С.2 79.
31 Давлетов А.А. Указ. раб. – С. 29.
32 Шейфер С.А. Следственные действия. Система и процессуальная форма. – М.: Юрид. лит., 1981. – С.41.
33 Белкин Р.С., Лифшиц Е.М. Тактика следственных действий. – М., 1997. – С.34.
34 УПК Армении, Казахстана, Латвии, Литвы, Таджикистана и Туркменистана. 
35 Кальницкий В.В. Следственные действия: Учебно-методическое пособие. – Омск: Омская академия МВД России, 2001. – С.22.
36 Пожарное дело. – 2001. – № 5. – С. 6.
37 Права человека и судопроизводство: Собрание международных документов. – Варшава: Издание ОБСЕ. – С. 8.
38 Степалин В. Ходатайство обвиняемого как основание рассмотрения дела судом присяжных // Российская юстиция. – 1995. – № 3. – С. 2-3. 224-225; Рустамов Х.У. Уголовный процесс. Формы: Учебное пособие для вузов. – М.: Закон и право, ЮНИТИ, 1998. – С. 224-225.
39 Уголовный процесс. Учебник / Под ред. И.Л. Петрухина. – М.:ПБОЮЛ Грачев С.М., 2001. – С. 383; Научно-практический комментарий к УПК РСФСР. – 2-е. изд., доп. и перераб. – М.: Изд-во «Спарк», 1997. – 788 с.; Комментарий к УПК РСФСР / Под ред. В.М. Савицкого, Б.Т. Безлепкина, П.А. Лупинской, И.Л. Петрухина. – М.: «Проспект», 1999. – С. 490-491.
40 Уголовный процесс. Учебник / Под ред. И.Л. Петрухина. – М.:ПБОЮЛ Грачев С.М., 2001. – С. 383.
41 Бюллетень Верховного Суда РФ. – 1995. – № 3. – С. 28.
42 Предложения по дополнению Закона о судоустройстве РСФСР и УПК РСФСР // Российская юстиция. – 1993. – № 1. – С. 21.
43 Барихин А.Б. Большой юридический энциклопедический словарь. – М., 2000. – С. 214.
44 Законодательная техника: Науч.-практ. пособ. / Под ред. Ю.А. Тихомирова. – М., 2000. – С. 11) 
45 Приказ Федеральной службы налоговой полиции РФ, ФСБ РФ, МВД РФ, Федеральной службы охраны РФ, ФПС РФ, ГТК РФ и Службы внешней разведки РФ от 13 мая 1998 г. № 175/226/336/201/286/410/56 «Об утверждении Инструкции о порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю, прокурору или в суд».
46 Серегин А.Н. Об основах методики расследования убийств водителей автотранспорта // Проблемы борьбы с преступностью в современных условиях: Материалы международной научно-практической конференции. – Иркутск, 1995. – С. 99.
47 Белкин Р.С. Курс криминалистики. – М., 1997. – Т. 2. – С. 17.
48 Там же. – С. 19.
49 Гавло В.К. Проблемы теории и практики криминалистической методики расследования: Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – М., 1988. – С. 17.
50 Шиканов В.И. Теоретические основы тактических операций в расследовании преступлений. – Иркутск, 1983. – С. 22.
51 Белкин Р.С. Указ. раб. – С. 20.
52 Столяров В.И. Диалектика как логика и методология науки. – М., 1975. – С. 53.
53 Гавло В.К. Указ. раб. – С. 22.
54 Гавло В.К. Проблемы теории и практики криминалистической методики расследования преступлений: Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – М., 1988. – С. 27.
55 Клименко И.И. Проблемы расследования и судебного следствия по делам о разбойных нападениях, совершенных организованными группами с проникновением в охраняемые помещения: Дис. … канд. юрид. наук. – Барнаул, 2001. – С. 20.
56 См. Гавло В.К. Цит. работа. – Томск, 1985. – С. 201.
57 Каневский Л.Л. Криминалистическая характеристика преступлений: проблемы и суждения // Проблемы познания в уголовном судопроизводстве: Материалы научно-практической конференции. – Иркутск, 2000. – С. 26.
58 Бахин В.П. Криминалистическая характеристика преступления как элемент расследования // Вестник криминалистики / Под ред. А.Г. Филиппова. – Вып 1. – М., 2000. – С. 18.
59 Белкин Р.С. Курс криминалистики. – М., 1997. – Т. 3. – С. 316.
60 Видонов Л.Г. Криминалистическая характеристика убийств и системы типовых версий о лицах, совершивших убийства без очевидцев. – Горький, 1978. – С. 19.
61 См: Каневский Л.Л. Цит. работа. – С. 27.
62 См: Клименко И.И. Указ. работа. – С. 63.
63 Селиванов Н.А. Советская криминалистика: система понятий. – М., 1982. – С. 135.
64 Гавло В.К., Клименко И.И. Способы разбойных нападений на охраняемые помещения и их значение для разработки криминалистической методики расследования данных преступлений // Современные проблемы юридической науки. – Томск. Изд-во Том. ун-та, 2001. – С. 160.
65 Архив Алтайского краевого суда, дело № 2-134/99.
66 Архив Павлодарского облсуда, дело № 2-41/98.
67 См: Клименко И.И. Цит. работа. – С. 24.
68 Архив Павлодарского облсуда, дело № 2-16/98.
69 Архив Алтайского краевого суда, № 2-100/99.
70 Архив Павлодарского облсуда, дело № 2- 114/00.
71 Сведения Департамента по надзору за следствием и дознанием Генеральной прокуратуры Республики Казахстан за 1998-2001 гг.
72 Аналитическая справка по соблюдению законности при применении мер пресечения в 1998 году // Делопроизводство Следственного Департамента МВД РК за 1998-2001 гг.
73 Балтабаев К.Т. Домашний арест в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан: Дис. … канд. юрид. наук. – Караганда: Карагандинский юридический институт МВД РК, 2001.
74 Свобода под залог // Казахстанская полиция. – 2001. – № 8. – С. 5.
75 Статистические данные ЦПСиИ при прокуратуре Карагандинской области за 1998-2001 годы.
76 Булатов Б.Б. Эффективность мер пресечения, не связанных с содержанием под стражей: Учеб. пос. / Под ред. А.А. Чувилева. – Омск: Омская ВШМ МВД СССР, 1984. – С. 36-37.
77 Чувилев А., Боголюбская Т. Последствия неявки обвиняемых (подсудимых) в суд // Советская юстиция. – 1981. – № 8. – С. 20-21.
78 Кодекс РК об административных правонарушениях. – Алматы: ТОО «Баспа», 2001. – Ст. 521.
79 Лубенский А.И. Предварительное расследование по законодательству капиталистических государств. – М.: Юрид. лит., 1977. – С. 131, 158.
80 Балтабаев К.Т. Домашний арест в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан: Дис. … канд. юрид. наук. – Караганда: Карагандинский юридический институт МВД РК, 2001.
81 Эмпирическую базу исследования составили результаты изучения 184 уголовных дела о преступлениях против личности (убийства, изнасилования, причинения тяжкого вреда здоровью), расследованных в следственных подразделениях МВД РК с 1996 по 2000 годы; данные, полученные в ходе опроса 285 сотрудников правоохранительных органов; результаты изучения экспертной практики (102 акта судебно-медицинской экспертизы вещественных доказательств); результаты интервьюирования экспертов-биологов. Сбор эмпирического материала проводился в городах Караганда, Алматы, Астана. См.: Байжанова Г.К. Теория и практика собирания доказательств, отображающих биологические свойства и признаки живого лица, в уголовном процессе: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Караганда: КарЮИ МВД РК, 2000. – 28с.
82 Арсеньев В.Д., Заблоцкий В.Г. Использование специальных знаний при установлении фактических обстоятельств уголовного дела. – Красноярск: Изд-во Краснояр. ун-та, 1986. – 152 с.
83 Гаврилов А.К. Следственные действия по уголовно-процессуальному праву. – Волгоград: ВСШ МВД СССР, 1975. – 111 с.
84 Жогин Н.В., Фаткуллин Ф.Н. Предварительное следствие в советском уголовном процессе. – М.: Юрид. лит., 1965. – 368 с.
85 Жбанков В.А. Образцы для сравнительного исследования в уголовном судопроизводстве. – М., 1969. – 61 с.; Мандрик Л.И. Процессуальные и криминалистические аспекты получения образцов для сравнительного исследования: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. – Минск, 1991. – 17 с.
86 Адаменко В.Д. Советское уголовно-процессуальное представительство. – Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1978. – С. 34-63.
87 Юридическая конфликтология / Отв. ред. акад. В.Н. Кудрявцев. – М., 1995. – С. 172.
88 Божьев В.П. Условия допуска потерпевшего к участию в предварительном следствии // Предварительное следствие в условиях правовой реформы: Сб. науч. тр. – Волгоград: ВСШ МВД СССР, 1991. – С. 97.
89 Ларин А.М. Конституция и уголовно-процессуальный кодекс // Гос. и право. – 1993. – № 10. – С. 41.
90 Сильчева Н.П. Правовые и психологические основы участия в советском уголовном процессе потерпевшего от преступления: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 1974. – С. 10.
91 Щерба С.П., Сарсебаев Т.Е., Зайцев О.А. Потерпевший в беспомощном состоянии: особенности предварительного расследования. – М.: ВНИИ, 1996. – С. 100-118.
92 Ануфриев Е.А. Социальный статус и активность личности. – М., 1984. – С. 177.
93 Шайкенов Н.А. Правовое обеспечение интересов личности. – Свердловск, 1990. – С. 106.
94 Витрук Н.В. Основы теории положения личности в социалистическом обществе. – М., 1979. – С. 27–28; Конституционные права и обязанности советских граждан. – Киев, 1985. – С.10–12.
95 Александров З.К. Теоретические вопросы правового статуса граждан зарубежных социалистических стран Европы: Автореф. дис…. канд. юрид. наук. – Свердловск, 1975. – С. 5.
96 Корнуков В.М. Конституционные основы положения личности в уголовном процессе. – М., 1982. – С. 14.
97 Патюлин В.А. Государство и личность в СССР. – М., 1974. – С. 197-199; Мартынчюк Е.Г., Радьков В.Н., Юрченко В.С. Охрана прав и законных интересов личности в уголовном судопроизводстве. – Кишинев, 1982; Корнуков В.М. Конституционные основы положения личности в уголовном судопроизводстве. – М., 1982. – С. 20.
98 Мартынчик Е.Г. Проблемы процессуального статуса и эффективности охраны прав подсудимого (осужденого) в судах первой и кассационной инстанции. – Киев, 1982. – С. 15; Мартынчик Е.Г., Радьков В.П., Юрченко В.Е. Охрана прав и законных интересов личности в уголовном судопроизводстве. – Кишинев, 1982. – С. 11.
99 Кокорев Л.М. Общественные и личные интересы в уголовном судопроизводстве. – Воронеж, 1984. – С. 26.
100 Корнуков В.М. Указ. соч. – С. 13.
101 Петрухин И.Л. Конституционный статус личности в сфере уголовного судопроизводства (социально-экономические права) // Проблемы охраны прав и законных интересов личности в социалистическом уголовном праве и процессе: Сб. науч. трудов. – Ярославль, 1985. – С. 23.
102 См.: Элькинд П.С. Сущность советского уголовно-процессуального права. – Ленинград, 1963., Шимановский В.В. К вопросу о процессуальной функции следователя в советском уголовном процессе // Правоведение. – 1965. – № 2.
103 Баранов А.М. Состязательность в уголовном процессе. – Омск, 1998. – С.17.
104 Уголовное судопроизводство: Пособие к лекциям / Под ред. Н.Н. Розина. – Петроград: Издание Юридического книжного склада, 1916. – С.547-548.
105 Случевский В. Учебник русского уголовного процесса. – СПб, 1892. – С.59.
106 Боботов С.В. Буржуазная юстиция. Состояние и перспектива развития. – М.: Наука, 1989. – С.34.
107 Текущее делопроизводство ЦПСиИ при Прокуратуре Карагандинской области за 2002 год.
108 Гуткин И.М. Вопросы совершенствования процессуального и организационного руководства в сфере дознания // Совершенствование уголовно-процессуальной деятельности ОВД: Сб. науч. тр. – М., 1984. – С.4.
109 Кальницкий В.В. Ведомственный процессуальный контроль за деятельностью следователей ОВД. Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 1982. – С.9.
110 Кальницкий В.В. Указ. раб. – С.11.
111 Химичева Г.П. Рассмотрение милицией заявлений и сообщений о преступлении. – М., 1997. – С.119.
112 Адаменко В.Д. Советское уголовно-процессуальное представительство – Томск: Изд.: Томского ун-та, 1978. – С. 12-13.
113 Мазур Н.В. Профессиональное представление интересов потерпевшего на досудебных стадиях уголовного процесса: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Караганда, 2002. – С. 13-14.
114 Капсалямов К.Ж. Уголовно-процессуальное принуждение: гарантии, принципы, реализация. – Астана: «Фолиант», 2001. – С.22.
115 Черепов А. Пройденный путь и перспективы уголовно-процессуальной деятельности дознания // Бюллетень СД МВД Республики Казахстан. – 2000. – № 4 – С. 40.
116 Зиманов С.З. Общественный строй казахов первой половины XIX века. – Алма-Ата: Наука, 1958. – С. 185.
117 См.: Жиренчин К.А. Правовое положение Казахстана в составе Российской империи в XVIII в. // Юридические науки. В. 4. – Алма-Ата: Изд-во КазГУ, 1974. – С. 29-32.
118 Материалы по казахскому обычному праву / Сост. З.Ж. Кенжалиев и др. – Алма-Ата, 1996. – С. 9.
119 Там же. – С. 10.
120 Там же. – С. 23.
121 См. ст. 503 УПК РК «Дипломатический иммунитет от дачи показаний».
122 Автор имеет в виду Венскую конвенцию 1961 г. о Дипломатических сношениях, а также Венскую конвенцию 1963 года о Консульских сношениях.
123 См. ст. 353 УК РК.
124 Безлепкин Б.Т. Имущественные правоотношения в стадии предварительного расследования: Лекция. – Горький, 1976. – С. 6.; Безлепкин Б.Т. Вопросы реабилитации на предварительном следствии в советском уголовном процессе. – Горький, 1975.
125 Александров С.А. Разрешение гражданского иска в уголовном процессе. – Горький, 1973; Власенко В.Г. Вопросы теории и практики возмещения материального ущерба при расследовании хищений государственного и общественного имущества. – Саратов, 1972; Гуреев П.П. Гражданский иск в уголовном процессе. – М., 1961; Зинатуллин З.З. Возмещение материального ущерба в уголовном процессе. – Казань, 1974; Мазалов А.Г. Гражданский иск в уголовном процессе. – М., 1977; Никулин Е.С. Возмещение ущерба, причиненного преступлением государственным и общественным организациям. – М., 1974. Смирнов С.В. Проблемы реализации в уголовном процессе права на возмещение ущерба, причиненного преступлением, в условиях перехода государства к рыночной экономике: Дис. ... канд. юрид. наук. – Нижний Новгород, 1994.
126 Ахпанов А.Н. Залог и иные уголовно-процессуальные новеллы: вопросы правоприменительной практики // Законотворчество и правоприменение в Республике Казахстан: вопросы теории и практики: Сб. науч. тр. – Караганда, 1997. – С. 117-120; Капсалямов К.Ж. Уголовно-процессуальная сущность залога. // Законотворчество и правоприменение в Республике Казахстан: вопросы теории и практики. – Караганда, 1997. С.158-164; Ханов Т.А. Публично-имущественные обязательства в институте процессуального пресечения // Конституция Республики Казахстан и проблемы ее реализации в текущем законодательстве: Сб. науч. тр. – Караганда, 1998. – С. 145-1504; Ханов Т.А. Теория и практика применения залога в уголовном судопроизводстве Республики Казахстан. – Караганда, 2000.
127 Гранкин М. Залог как мера пресечения // Российская юстиция. – 1998. – № 2 – С. 24-25; Колоколов Н. Меры пресечения имущественного характера // Российская юстиция. – 1998. – № 12. – С. 41-42; Михайлов В.А. Применение залога в российском уголовном процессе. – Омск, 1993; Манаев Ю.В., Медведева О.В. Залог и поручительство в системе мер уголовно-процессуального обеспечения по законодательству России // Актуальные вопросы предварительного расследования: Межвуз. сб. науч. тр. – Волгоград, 1997. – С. 115-122; Руднев В. Залог в России, «бэйл» в США: сравнительный анализ // Российская юстиция. – 1998. – № 4. – С. 22.
128 Постановление Пленума ВС РК от 9 июля 1999 г. № 7 «О практике применения законодательства по возмещению вреда, причиненного незаконными действиями органа, ведущего уголовный процесс» // Постановления Пленумов Верховного Суда Республики Казахстан. 1992-2002 гг. – Алматы, 2002. – С. 164-172.
129 Боранбаев Е. О применении судами законодательства о возмещении морального вреда, причиненного преступлением // Тураби. – № 4. – 1999. – С. 29; Юрченко Р.М. Правовое регулирование положения потерпевшего в уголовном процессе. Возмещение материального и морального вреда, причиненного преступлением // Тураби. – № 6. – 1999. – С. 32-33.
130 Бойцова В.В., Бойцова Л.В. Реабилитация необоснованно осужденных граждан в современных правовых системах. – Тверь, 1993. – С. 43; Москалькова Т.Н. Честь и достоинство: как их защитить? (Уголовно-процессуальный аспект). – М., 1992. – С. 113; Эрделевский А.М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. – М., 1997. – С. 81-82; Нарижний С.В. Компенсация морального вреда в уголовном судопроизводстве России. – М., 2001. – С.216; Никишкин К.С. Возмещение морального ущерба реабилитированному гражданину в советском уголовном процессе: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 1991.
131 Постановление Пленума ВС РК «О практике применения законодательства по возмещению вреда, причиненного незаконными действиями органа, ведущего уголовный процесс» от 09 июля 1999 г. № 7 // Постановления Пленумов ВС РК. – Алматы: Изд. «Норма»- К», 2002. – С. 167.
132 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. – М: Изд-во Торговый центр «Маркетинг», 2002. – С. 71.
133 См.: УПК Российской Федерации. – С. 69-71.
134 Административный кодекс РК. – Алматы: ТОО «Баспа», 2001. – С. 216.
135 Текущее делопроизводство ЦПСиИ при Карагандинской областной прокуратуре за 1998-2000 гг.
136 Никишкин К.С. Возмещение морального ущерба реабилитированному гражданину в советском уголовном процессе: Автореф. дис. …канд. юрид. наук – М, 1991. – С. 19; Нарижний С.В. Компенсация морального вреда пострадавшим от судебно-следственных ошибок // Российская юстиция. – 1997. – № 6. – С. 42; Прокудина Л.А. Определение нематериального ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями должностных лиц в сфере уголовного судопроизводства // Вопросы уголовного процесса и криминалистики: Сб. науч. тр. – М, 1988. – С. 43.
137 Юрченко Р. Правовое регулирование положения потерпевшего в уголовном процессе. Возмещение материального и морального вреда, причиненного преступлением // Тураби. – 1999. – № 6. – С. 34.
138 Кабидуллина Ж.З. О порядке возмещения вреда, причиненного незаконными действиями органа, ведущего уголовный процесс // Закон и время. – 1999. – № 4. – С. 107.
139 Капсалямов К.Ж. Уголовно-процессуальное принуждение: гарантии, принципы, реализация: Учебное пособие. – Астана: «Фолиант», 2001. – С.118.
140 Левинова Т Возмещение морального вреда незаконно привлеченным к уголовной ответственности // Российская юстиция. – 2000. – № 9. – С. 39.
141 Острой М. Моральный вред: Возникновение и развитие идеи компенсации: Учебное пособие. – Алматы: ВШП «Адилет», 2000. – С. 104.
??

??

??

??

16


2


     Материалы научно-практической конференции


Проблемы применения нового уголовно-процессуального 
законодательства в досудебном производстве


17





3