|
|
К оглавлению.
2 Цель уголовно-процессуального доказывания в российском состязательном
судопроизводстве
2.1 О понятии цели уголовно-процессуального доказывания
Вопрос о цели доказывания в уголовном процессе сегодня приобретает особое значение. Как и в более ранние времена, так и в настоящий период данный вопрос остается "эпицентром" в научных спорах.
Хорошо известный в теории уголовного процесса постулат, что целью уголовно-процессуального доказывания является достижение объективной истины сегодня притягивает к себе внимание большого числа исследователей. Какая истина - объективная (материальная, действительная) или формальная (судебная, процессуальная) должна считаться целью уголовного судопроизводства? Вот вопрос, который сегодня волнует процессуалистов. Дискуссионными, отметим, являются такие понятие как содержание истины и средства ее установления. Не случайно еще в дореволюционной России, эта проблема была весьма сложной как с философской, так и с правовой позиции, и притягивала к себе видных правоведов того времени: Л.Е. Владимирова, И.Я. Фойницкого, В.А. Случевского, А.Ф. Кони и других, которые в период становления судебной реформы 1864 года в весьма строгой форме полемизировали по поводу истины в уголовном процессе. Надо заметить, что эти споры ведутся с тех пор, как стала вообще формироваться процессуальная наука. Затем дискуссии перешли в ХХ век - в 1916-1917 годах полемика продолжалась на страницах Журнала Министерства юстиции, в 1927-1928 годах - в журналах "Революция права", "Советское право".
Позже пытались внести ясность в данную проблему известные советские процессуалисты М.С. Строгович, М.А. Чельцов, С.А. Голунский и другие, но точки над "i" так и не были расставлены, возможно, по нескольким причинам. Во-первых, каждый из авторов, убежденный в своей правоте и правоте своих взглядов, считал свою точку зрения единственно верной и имеющей монопольное право на существование. Во-вторых, вопрос об истине в уголовном судопроизводстве решался не столько с позиций науки, сколько с позиции идеологии.
Учение об истине вообще является одним из древнейших в философии. Оно разрабатывалось со времен Аристотеля и других античных философов. В настоящее время этому посвящена обширнейшая литература. Принципиальная возможность достижения истины или, наоборот, непознаваемость (ограниченная познаваемость) мира предопределили появление двух противоречащих философских течений. Агностики (Протагор, Антифонт, Гераклит, Кант, Юм, Гексли, Хайдеггер, Ясперс и др.) полностью либо частично отрицали адекватность человеческих представлений о фактах, явлениях и процессах. Другие мыслители (Платон, Аристотель, Н. Кузанский, Декарт, Бэкон, Гегель, Фейербах, Маркс и др.) более оптимистично относились к возможностям человеческого разума.
Истинным в философии считается такое знание, которое верно отражает действительность, соответствует ей. Уголовно-процессуальное доказывание как разновидность познавательной деятельности основывается на признании возможности установления фактических обстоятельств уголовного дела. Иное лишало бы смысла деятельность по собиранию, проверке и оценке доказательств. Отказ от этого принципа (возможности установления обстоятельств уголовного дела - Е.К.) влечет за собой пересмотр презумпции истинности судебного приговора, а, значит, и преюдициальной его силы1. Устанавливается также, что содержание истины материально, не зависит от воли и желания познающего субъекта - такая точка зрения является самой древней и относительно простой. В советский период она считалась единственно правильной и совпадала с марксистско-ленинской интерпретацией истины. Однако, в зарубежной науке разработано множество других концепций истины, например, когерентная концепция истины, прагматическая концепция, семантическая и другие2.
Так, при анализе норм УУС 1864 года можно сделать вывод о том, что в царской России действовал состязательный процесс, обусловленный принципами состязательной формы, такими как диспозитивность, судебная (формальная) истина, целесообразность, презумпция невиновности. Ряд видных российских процессуалистов того времени (И.В. Михайловский, Н.Н. Розин и другие) приходили к выводу, что состязательная форма уголовного процесса несовместима с требованиями достижения материальной (объективной) истины, потому как последняя является проявлением принципа публичности и непременно приведет к инквизиционному уголовному процессу. И.В. Михайловский писал: "задачей всякого, в том числе уголовного суда, должно быть не стремление к отысканию безусловной материальной истины, а стремление к истине юридической"1.
Изменения в государственном устройстве в 1917 году облачили уголовное судопроизводство в публичную форму, и советские ученые обосновали установившуюся форму уголовного процесса и связанную с ней необходимость познания объективной истины по уголовному делу. Советская идеология нашла свое окончательное научное закрепление в области уголовно-процессуального доказывания в вышедшей в 1966 году "Теории доказательств в советском уголовном процессе". В ее основе лежала гносеология диалектического материализма, в которой фактически провозглашалось, что советский следователь, суд в силах отыскать истину по каждому уголовному делу, чего не могут в западных странах.
Рассматривая вопрос об истине в уголовном процессе с позиций диалектического материализма, такие ученые как И.Д. Перлов, Р.Д. Рахунов, А.А. Старченко, М.С. Строгович в ходе дискуссий, развернувшихся в 50-х годах прошлого века, приходили к выводу, что истина, устанавливаемая в правосудии, является абсолютной, между тем в 70-х, 80-х и 90-х годах большинство процессуалистов склонялось уже к тому, что истина в уголовном судопроизводстве относительна (А.А. Давлетов, Ю.К. Орлов, В.Я Дорохов, Р.С. Белкин и др.). Между тем, и ранее многие указывали, что нельзя распространять подобные философские категории на истину, устанавливаемую по конкретному уголовному делу. Еще в 1937 году С.А. Голунский писал: "… Смысл марксистско-ленинского учения сводится к достижимости абсолютной истины как суммы … отдельных истин, каждая из которых относительна, но все более приближается к абсолютной истине. Но в уголовном процессе дело обстоит иначе. Здесь речь идет вовсе не о способности человеческого мышления… дать нам, в конце концов, абсолютную истину, а о возможности в данный конкретный момент по имеющемуся материалу окончательно разрешить поставленный перед судом вопрос, не рассчитывая на то, что дальнейшие ступени развития науки "прибавят новые зерна" в установленную судом истину"2.
Аналогичную мысль выразил М.Л. Якуб: "Можно ли говорить о различении относительной и абсолютной истин применительно к вопросу: имел ли место факт, который суд признал доказанным"3. Позднее и в "Теории доказательств в советском уголовном процессе", переизданной в 1973 году отмечалось, что достигнутая в уголовном процессе истина не может быть охарактеризована как истина абсолютная в силу ее неполноты, ограниченности4.
Из философии известно, что стремление к абсолюту имеет бесконечный характер, так и в судопроизводстве абсолютная истина является "запредельно поднятой планкой", высоту которой невозможно преодолеть с точки зрения практической деятельности. Между тем, отмечалось, что "относительная истина относится к истине абсолютной, как часть к целому, и служит ступенью к достижению последней…Объективная истина, на достижение которой направлены усилия следственных органов и суда, является истиной абсолютной и одновременно относительной в силу неполного и неконкретного познания явления выступает как истина относительная"1. Однако, как утверждали приверженцы концепции абсолютной истины, если в уголовном процессе по каждому уголовному делу может быть установлена абсолютная истина и нет никаких препятствий этому, то не только следует стремиться к познанию истины, но по существу исключить даже самую малую вероятность недостижения этой цели. Кроме этого реально существующие многочисленные факты такого рода объяснять неудовлетворительным выполнением своих функций практическими работниками. В поддержку данной теории выступал в частности М.С. Строгович: "Если истина по уголовному делу не найдена, если преступление не раскрыто и преступник не изобличен … значит, следствие и суд не справились со своей задачей, допустили серьезное нарушение законности"2.
Позднее А.И. Трусов обоснованно заметил, что в борьбе с отголосками сталинских времен в науке "проявилась крайность иного рода - роль случайного фактора в процессуальном доказывании вообще стали сбрасывать со счета. Достоверное установление истины в уголовном судопроизводстве при этом некоторым стало представляться делом чрезвычайно легким… Порождая иллюзии наивного гносеологического оптимизма в отношении оценки познавательной ситуации в судопроизводстве, подобный подход чрезвычайно упрощает задачу установления истины по судебному делу, ведет к недооценке тех многочисленных факторов, которые могут как способствовать, так и препятствовать ее установлению"3.
Многоступенчатость в познании истины от относительной до абсолютной, свойственна познанию истины в философском аспекте, и распространить упомянутую концепцию абсолютной истины на познание истины в уголовном процессе совершенно неприемлемо, так как это может привести к существенным нарушениям закона при отправлении правосудия; судами могут быть постановлены приговоры, основанные на "приблизительных данных, на предположениях или правосознании" - что, к великому огорчению, допускал А.Я. Вышинский4.
Таким образом, вопрос о том, каким наименованием будет обладать истина в уголовном процессе (абсолютная, относительная, объективная, формальная и т.д.) имеет главенствующее значение для определения степени ее познания.
В пятидесятых годах XX столетия с подачи М.С. Строговича имело место введение в правовой обиход понятия материальная истина1. Материальная истина понималась в качестве требования по правильному, справедливому разрешению уголовного дела, принятию судом решения, соответствующего действительным фактам.
Одним из первых о материальной истине писал в конце XIX века известный правовед В.А. Случевский: "Уголовный судья стремится к обнаружению материальной истины в отношении совершившегося преступления, а обнаружить ее он может только через оценку фактических обстоятельств, предшествовавших, совпавших или следовавших за совершением преступления"2.
Материальная истина рассматривалась как высшая субъективная уверенность в справедливости принятого им решения. Однако определение истины как истины материальной вызвало резкую критику известных правоведов, в том числе П.Ф. Пашкевича и Л.Т. Ульяновой3, для которых важно было разобраться, какова природа материальной истины в определении степени познания фактов и не чужда ли она объективной истине. "Именно наличие термина "материальная истина" - отмечал П.Ф. Пашкевич, - невольно вызывает вопрос, является ли эта истина в судебной деятельности объективной или же это какая-то особая истина, отличная от объективной?"4.
Буквально отвечая на этот вопрос, М.С. Строгович писал: "Материальной истиной в уголовном процессе называется полное и точное соответствие объективной действительности выводов следствия и суда об обстоятельствах расследуемого и разрешаемого дела, о виновности или невиновности привлеченных к уголовной ответственности лиц". И в конечном итоге М.С. Строгович заключает: "Материальная истина - это объективная истина"5, возможно под воздействием со стороны деятелей науки того времени. Ведь в свое время и он сомневался, почему и не отождествлял до последнего "свою" материальную истину с объективной: "одно дело - понятие истины, другое дело - понятие достоверности, которую мы в ней имеем, а она о т н о с и т е л ь н а (разрядка - М.С. Строгович), и мы ее обнаруживаем, когда имеется согласие между нашими мыслями и фактами физического или морального порядка, которые мы желаем познать"1. Также и М.А. Чельцов утверждал, что полностью истина никогда не может быть достигнута. "Мы отвергаем безусловную достоверность наших знаний. Вместо нее можно говорить лишь о высокой степени вероятности. Обычно в делах судебных, - писал он, - и удовлетворяются более высокой степенью вероятности"1.
Свою точку зрения о недоступности для суда полной достоверности знаний, а, следовательно, и невозможности установления абсолютной истины по делу М.А. Чельцов обосновывал свою позицию ссылкой на слабую сторону применения правил формальной логики в судебном исследовании. Он считал, что в судебной деятельности нельзя использовать законы природы, он предлагал основывать судебную достоверность на приблизительных опытных обобщениях2.
"Условности в виде юридических фикций, презумпций, процессуальных сроков и прочее, которыми насыщен уголовный процесс" - это все то, что позволяло еще Н.Н. Розину говорить о недостижимости объективной истины3.
Точки зрения о том, что суд полной достоверности знаний по делу установить не может, а в состоянии лишь достигнуть более или менее высокой степени вероятности этих знаний, придерживался Л.Е. Владимиров: "Фактической достоверности не существует объективно, она есть только известное состояние нашего убеждения"4.
В.А. Случевский, отрицая объективный характер истины, устанавливаемой судом, писал: "О полной несомненности не может быть и речи в области судебного исследования, и в делах судебных судья вынужден, по несовершенству средств человеческого правосудия, удовлетворяться по необходимости более или менее высокой степенью вероятности"5.
Таких же взглядов придерживался и В.Д. Спасович: "Из несовершенства нашего наблюдательного снаряда, из недостаточности наших органов познавательных следует, что эта достоверность, которой человек добивается изо всех сил, не может быть безусловная, а только относительная. Наша достоверность только гадательная"6.
И.Я. Фойницкий также указывал на невозможность полного познания истины судом: "Общепринято ныне то положение, что вещей самих в себе, сущности их мы знать не можем; нашему знанию доступны только наблюдаемые нами отношения и изменения вещей; но так как и насколько эти отношения и изменения суть отношения и изменения реальные, то и настолько - и знания наши реальные". И далее: "Научное знание требует наивысших степеней достоверности… человек практической деятельности, земледелец, купец и т.п. вынужден довольствоваться менее точными знаниями …средину занимает судья…"2.
Е.Б. Мизулина считает, что "судья может прийти к своему выводу о рассматриваемом им событии лишь логическим путем, сопоставляя мнения, суждения, доказательства, проверить же его опытным путем он не в состоянии… В этом смысле "истина", добытая логическим путем и не лишенная в силу своей непроверяемости некоторой умозрительности, всегда остается уязвимой для критики и навряд ли может быть отнесена к разряду научных. В лучшем случае, на что может претендовать такая судебная "истина", пусть и достаточно обоснованная и логически верная, это на статус гипотезы. Спорить о том, устанавливает или нет суд истину, также бессмысленно, как доказывать, что бог не существует, ибо его никто не видел"1.
С.А. Пашин считает, что "с помощью доказательств не устанавливается истина, а обосновываются определенные выводы…"2. По мнению Н. Григорьевой, "в соответствии с принципом состязательности суд выносит решение только на основании того материала, который представили стороны, даже если, по мнению суда, он не отражает полностью всех обстоятельств дела"3.
Отвергая концепцию объективной истины, мы не бросаемся в противоположную крайность и не являемся приверженцами теории максимальной вероятности в уголовном судопроизводстве А.Я. Вышинского и В.С. Тадевосяна, суть которой сводится к "практической невозможности" суда установить полную достоверность исследуемых фактов, виновность или невиновность лица, привлеченного к уголовной ответственности. Теория, сформировавшаяся и процветавшая в период культа личности, допускавшая возможность судебных ошибок - осуждение невиновного, оправдание виновного, которые (ошибки), по мнению авторов, могли быть исправлены в кассационном и надзорном порядке, остается кровавым рубцом на теле российского государства. Безусловно, судебная власть, действуя от имени государства, не вправе делать судьбы людей разменной монетой, оставляя для себя "лазейку", установив возможность совершения судебных ошибок.
Но с другой стороны, связанные с концепцией объективной истины постулаты о том, что "каждый совершивший преступление" должен быть подвергнут справедливому наказанию, и вместе с тем ни один невиновный не должен быть привлечен к уголовной ответственности и осужден, будучи красивыми на бумаге - малореализуемы на практике. Выполнение требования закона о наказании каждого, кто совершил преступление, предполагает раскрытие 100% совершенных преступлений. До недавнего времени в официальной статистике РФ показатель раскрываемости приближался к этой цифре, тогда как по данным МВД РФ, средний показатель раскрываемости преступлений в мире - около 40 %4. Поскольку достичь такого результата как в России невозможно по объективным причинам и ни в одном государстве он не достигается, то эти данные нельзя считать верными. Позднее, когда фальсификации стало меньше и статистика приблизилась к реальности, оказалось, что раскрывается лишь около половины преступлений, причем не всех совершенных, а только зарегистрированных. В 1997 году не раскрыто 646 тысяч преступлений (27%)1. Но как же тогда быть с наказанием каждого совершившего преступление?
Вполне понятно, что никому не хочется быть обвиненным в невыполнении закона. И если в теории, а затем в законе выдвигаются нереальные, невыполнимые задачи, то это объективно подталкивает практиков - работников правоохранительных органов, дознавателей, следователей к тому, чтобы хотя бы в статистике показать выполнение этих задач. Вследствие этого имеет место сокрытие от учета малозначительных преступлений, преступлений, которые сложно будет раскрыть. Только в 1997 году прокурорами было выявлено свыше 50 тысяч преступлений, не зарегистрированных органами внутренних дел; применение в ходе расследования запрещенных методов следствия, а порой и прямая фальсификация доказательств, чтобы раскрыть преступление, по крайней мере, на бумаге.
На наш взгляд, упомянутые постулаты лишают гибкости уголовное преследование, так как не позволяют сосредоточиться на наиболее опасных преступлениях и отказаться из экономических соображений и соображений социальной целесообразности от кропотливого расследования мелких правонарушений. Невозможным становится также предоставление иммунитета от уголовного преследования лицам, сотрудничающим с правоохранительными органами, осведомителям. Кроме того, пронизывая весь уголовный процесс, данная проблема выходит на другую, не менее важную: каково соотношение частных начал, интересов обвиняемого, потерпевшего, других участников процесса, имеющих в деле законный интерес - с публичными началами, под воздействием которых те же лица становятся орудием служения отвлеченным благам правосудия, средствами решения государственной задачи по искоренению преступности.
Подвергая ревизии устоявшийся взгляд на то, что целью судопроизводства и правосудия в целом, является установление объективной истины, постараемся проанализировать и оценить взгляды некоторых отечественных дореволюционных юристов, представителей западных школ.
Провозгласив Российскую Федерацию демократическим государством, Конституция РФ, таким образом, утвердила режим плюрализма мнений как неотъемлемое свойство демократии. Плюрализм в контексте уголовного судопроизводства несовместим с утверждением объективной истины. Только в режиме плюрализма открывающего свободу конкуренции истин, возможна состязательность в уголовном процессе.
В этой связи необходимо упомянуть о конвенциальной концепции истины, в соответствии с которой конвенциальной считается истина, признаваемая таковой по конвенции, соглашению. Суждение в соответствии с указанной концепцией является истинным не потому, что соответствует действительности, а потому, что субъекты условились считать его истиной. Конвенциальной истиной являются многие постулаты в различных научных системах, они могут как совпадать, так и не совпадать с объективной системой. Поэтому и в других системах знаний или в другой период времени могут быть совсем другие постулаты.
Применительно к уголовному судопроизводству в соответствии с конвенциальной концепцией истины истинным признается то, к чему пришли стороны по взаимному соглашению (конвенции). Ярким примером реализации концепции конвенциальной истины в уголовном процессе многие видят признание лица невиновным при недоказанности его вины. Закон предусматривает такую ситуацию, устанавливая, если исчерпаны все возможности для собирания дополнительных доказательств, дело прекращается или суд выносит оправдательный приговор. Объективная истина не установлена и правовые последствия таковых не вызывают сомнений: недоказанная виновность равнозначна доказанной невиновности. Но в принципе возможен и противоположный результат и принятие на его основе иного решения - о признании лица виновным. Такое, к сожалению, в нашей истории имело место. Если же исходить из требований ст. 2 УПК РСФСР, такое оправдание невозможно, на это обращал внимание С.В. Курылев, возражая против тезисов, наподобие - нет ничего такого, что не могло бы быть познано. Он справедливо замечал: "То, что возможно вообще, бывает невозможным в определенных, конкретных условиях"1.
Представляется, что в качестве еще одного примера реализации указанной концепции в уголовном процессе следует рассматривать и институт, закрепленный в главе 40 УПК РФ "Особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением", иначе называемый сговором (сделкой) о признании. Это дополнение вошло в законопроект уже во втором чтении и, по мнению его инициаторов, вытекает из концепции состязательного процесса, причем правозащитный характер указанной процедуры обоснован Международным римским статутом Международного уголовного суда. Очевидным является то, что при реализации такого порядка судопроизводства во главу угла поставлено именно добровольно принимаемое сторонами соглашение. Безусловно, наличие в УПК РФ института сделок о признании вины и отсутствия в нем же закрепления принципа всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела говорит о том, что законодатель рассматривает в качестве основополагающего начала в уголовном судопроизводстве не объективную, а конвенциальную и процессуальную истину. Это подтверждают и результаты деятельности судов по реабилитации жертв политических репрессий. Если бы целью правосудия являлось познание объективной истины, то суды, отменяя приговоры тех лет, обязаны были бы направить дела для проведения дополнительного расследования (что явилось бы полнейшим абсурдом), а не ограничиваться констатацией отсутствия доказательств вины.
В этой связи весьма интересным было бы обратиться к вопросу о причинах не достижения истины по отдельным уголовным делам. Результатом проведенного нами обобщения 226 кассационных и надзорных определений Оренбургского областного суда, 297 уголовных дел из опубликованной судебной практики Верховного Суда РФ явилось следующее: как нам видится, основная причина судебных ошибок таится, прежде всего, в субъективном факторе - 83% изученных уголовных дел. Это имеет отношение к судебным стадиям - так или иначе, но любой судебный акт содержит в себе значительный элемент субъективности - ведь фактически решение принимается людьми, а посему характер этого решения зависит от множества обстоятельств: это и психологические особенности личности судей, порой влекущие обвинительный уклон при отправлении ими правосудия, профессиональная квалификация, и просчеты логического характера, заключающиеся, например, в построении ошибочных выводов из совокупности имеющихся доказательств, а порой и личная заинтересованность. В более значительной степени субъективный фактор проявляется на предварительном следствии. Так, было установлено 69% ошибок (следственных) от общего количества судебных ошибок. Помимо названных причин сюда можно отнести неполучение, утрату необходимой для правильного решения дела информации по вине органов уголовного преследования; недостаточно полную и тщательную проверку достоверности доказательств и основанных на них выводах. Оставшиеся 17% судебных ошибок связаны с ситуациями, в которых по объективным причинам установление истины по делу составляет значительную трудность или невозможно.
По обоснованному утверждению В.К. Гавло и С.Э. Воронина природа судебных ошибок, в отличие от следственной и экспертной, в юридической литературе недостаточно исследована1. Авторы полагают, что в анализе судебных ошибок можно использовать общепринятую в юридической литературе классификацию следственных ошибок. Соответственно различают процессуальные, гносеологические и организационно-тактические ошибки. В качестве причин судебных ошибок, кроме того, что они, безусловно, инициируются ошибками предварительного следствия, могут быть названы и такие: отсутствие профессионализма судьи - в большей степени это касается мировых судей; морально-нравственные и иные стереотипы, лишающие судью объективности; корпоративная этика судей. Кроме того, по мнению отдельных авторов для всех видов ошибок присуще качество системности - процессуальная или организационно-тактическая ошибка влечет за собой гносеологическую ошибку, так как вынесенный с нарушением процессуальной формы приговор не может устанавливать истину по уголовному делу.
Необъективность судьи подчас может стать причиной судебных ошибок в случае осознанного проявления корпоративной судебной этики, что, по мнению В.М. Бозрова, особенно актуально для "правосудия в погонах"2, в том числе и тогда, когда вышестоящий суд, рассматривая дело, в силу корпоративных интересов стремится принять сторону нижестоящего суда и оставить приговор без изменения. Кроме того, необъективность судьи может быть вызвана и рядом других факторов, например, в случае рассмотрения судьей дела о преступлении, пострадавшим от аналогичного преступления в прошлом, т.е. когда сам судья или его родственники пострадали, например, от квартирной кражи.
Оценивая результаты проведенного нами анкетирования судей, прокуроров, следователей, адвокатов г. Оренбурга и Оренбургской области на предмет того, что является главной причиной судебных ошибок и недостижения истины по делу, мы получили следующие данные: 42,2% опрошенных указали на недостаточную профессиональную квалификацию лиц, осуществляющих производство по делу; 34,4% - указали на ненадлежащее выполнение работниками органов предварительного расследования своих обязанностей; 12,1% - указали на невозможность достоверного установления всех фактических обстоятельств дела; 11,3% опрошенных сослались на личную заинтересованность и коррумпированность органов предварительного расследования и судей.
Процессуальной, в теории доказательств, считается истина, которая соответствует не объективной действительности, а каким-то заранее заданным условиям, правилам, истинность которых постулируется, необходимо соответствие судебного процесса требованиям процессуального закона. В советский период формальная истина противопоставлялась объективной истине и подвергалась критике как нечто присущее капиталистическому строю.
Между тем, как нам представляется, имеет смысл уделить внимание процессуальной истине в процессе доказывания по следующим соображениям. Во-первых, значение процессуальной формы, формальных моментов в уголовно-процессуальном доказывании трудно переоценить. Наиболее ярко это проявляется в ходе оценки допустимости доказательств, где решающее значение чаще всего имеют именно вопросы формы, а не соответствия доказательств фактам объективной реальности.
Во-вторых, провозглашенный Конституцией РФ принцип состязательности судопроизводства включает в себя оперирование юридическими презумпциями, фикциями. В этой связи вполне логично с позиции развития принципа состязательности выглядит норма, содержащаяся в ст. 90 УПК РФ, которая устанавливает преюдициальное значение для конкретного дела приговоров, вынесенных по уголовным делам. Прогрессивная новелла дает основание полагать, что законодатель, наконец-то, увязал принцип состязательности уголовного судопроизводства и процессуальную истину.
В-третьих, правовая оценка установленного события соотносит деяние не с объективной действительностью, а с нормой закона. Уголовный закон же выступает в роли постулата, истинность которого презюмируется. Таким образом, налицо соответствие одного понятия не объективной действительности, а другому понятию, истинность которого постулируется. Следовательно, истина, достигаемая при правовой квалификации деяния, носит четко выраженный формальный характер. Значит, с позиции процессуальной истины квалификация преступления включается в содержание истины по уголовному делу.
Следует согласиться со словами В.В. Никитаева, который пишет: "Объективная (материальная) истина есть фикция, точнее, юридическая фикция, позволяющая использовать Уголовный кодекс для постановления приговора, а потому ее сохранение как средства уголовного процесса предполагает, что на первое место будет поставлена процессуальная истина"1.
Современные сторонники концепции объективной истины, выступавшие даже за законодательное ее закрепление в УПК РФ, забывают или закрывают глаза на то, что эта концепция выражает идеологию инквизиционной формы процесса, потому как порождает инициативу суда в собирании доказательств, что не согласуется ни с международно-правовыми актами, ни с Конституцией РФ. Таким образом, процесс начинает развиваться не по воле сторон, а в силу требования закона о проведении всестороннего, полного, объективного расследования со стороны должностных лиц. Вероятно, Россия до недавнего времени оставалась одним из немногих государств, где одновременно были законодательно закреплены принцип состязательности и концепция объективной истины в уголовном процессе.
Думается, что к числу одного из достижений УПК РФ относится как раз то, что в нем получает должное оформление состязательность и отсутствует термин "объективная истина". Оставить в законе данный термин, по нашему мнению, значит зачеркнуть все то прогрессивное, что с таким трудом, по крупицам было привнесено в российский уголовный процесс. Сомнительными выглядят точки зрения некоторых авторов в отношении того, что принцип состязательности не противоречит установлению объективной истины. К примеру, В.Г. Даев обосновывает такое утверждение неравнозначностью способов реализации принципа состязательности в европейской и англосаксонской моделях судопроизводства1. На наш взгляд, можно сколь угодно долго искать различия в этих двух моделях судопроизводства, но краеугольным камнем в решении этого вопроса остается понятие объективной истины, основные положения которого просто несовместимы с принципом состязательности.
Оставаясь приверженцами идеи принципа состязательности, хочется заметить, что в ходе законодательного процесса из проекта УПК РФ, подготовленного ко второму чтению, была исключена норма о том, что целью всестороннего, полного, объективного расследования и судебного разбирательства является установление действительных обстоятельств уголовного дела. Думается, что это был целенаправленный шаг в сторону развития принципа состязательности. Отказ от концепции объективной истины вполне объясним, но как рассматривать отсутствие обязанности полноты и всесторонности расследования для органов предварительного расследования, с учетом того, что дознавателя, следователя, начальника следственного отдела законодатель представляет как участников уголовного судопроизводства со стороны обвинения? Думается, что ответом на данный вопрос является конструкция предмета доказывания по уголовному делу, которая предусматривает обязанность субъектов доказывания собирать не только обвинительные, но и оправдательные доказательства, в полной мере устанавливать обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого, обстоятельства, исключающие уголовную ответственность и др.
Между тем, было бы неверным утверждать, что стороны объединены стремлением к единой цели - установлению истины. Подсудимый и защитник далеко не всегда заинтересованы в этом - их вполне устраивает ситуация, когда истина не достигнута, преступление не раскрыто, виновный не установлен. Ведь при недоказанной виновности обвиняемый считается невиновным, а именно обвинитель должен доказать суду, что им установлена искомая истина - в противном случае подсудимый должен быть оправдан.
Возможно у читателя возникнет вопрос: не является ли это возвратом к теории формальных доказательств? Думается, нет, сказанное вовсе не означает отхода от концепции свободной оценки доказательств к формальной. Система формальных доказательств была типична для розыскного (инквизиционного) процесса и характеризовалась прежде всего строгой регламентацией действий по оценке доказательств. Система строилась на исходном положении, заключавшемся в том, что ценность каждого вида доказательств должна заранее устанавливаться. Закон определял какие виды доказательств были совершенными, полными, какие второстепенными. Доказательственное значение доказательства определялось не только его содержанием, но и социальным положением, личными качествами свидетеля и др. Теория формальных доказательств, безусловно, не отвечала целям правосудия, приговор, удовлетворяя формальным требованиям закона, не всегда удовлетворял требованию справедливости.
Исходя из вышесказанного, было бы целесообразным закрепить в УПК РФ норму следующего содержания: "Целью уголовно-процессуального доказывания является достижение истинности в форме достоверной доказанности обстоятельств, подлежащих установлению по уголовному делу". Как представляется, данная формулировка способствовала сути состязательности как конституционного принципа судопроизводства, закрепленного в ст. 123 Конституции РФ, обоснованно признаваемого основополагающим для всего уголовного процесса1.
Этимологически слово "достоверный" сложилось из слов "достойный" и "верный", "достойный веры". В русском языке "достоверный" толкуется как удостоверенный, доказанный. Так, в Толковом словаре русского языка под редакцией Д.Н. Ушакова можно обнаружить: "удостоверить - доказать что-либо кому-либо".
Следует особо отметить о связи "достоверной доказанности обстоятельств уголовного дела" со свойством достоверности доказательств, потому как первое складывается из совокупности достоверных доказательств. Охранительный тип уголовного судопроизводства в условиях состязательности сторон и требования о всестороннем, полном и объективном установления обстоятельств дела на основе ст. 73 УПК РФ, указывает на изменение сущности данного свойства доказательств в уголовном процессе. Думается, оно приобрело субъективную природу, проявляющуюся в несомненности доказательств, обусловленной их всесторонней проверкой2. В этой связи такие качества как истинность и достоверность имеют определенные отличия. Истинность характеризует отношение нашего знания к отражаемому объекту, их соответствие друг другу, а достоверность в первую очередь определяется обоснованностью, доказанностью нашего знания и сознанием этой обоснованности. Поэтому, рассматриваем цель доказывания в уголовном судопроизводстве с акцентом на достоверность доказанности обстоятельств, подлежащих установлению по делу.
1 Софронов Г.В. Предмет и направления совершенствования уголовно-процессуального доказательственного права: автореф. канд. дис. -Екатеринбург, 2001. - С.14.
2 См., например: Чудинов Э. М. Природа научной истины. -М., 1977. - С. 10-35.
1 Михайловский И.В. Основные принципы организации уголовного суда. - Томск, 1905. С-.16.
2 Голунский С.А. О вероятности и достоверности в уголовном суде // Проблемы уголовной политики. Кн. IV, 1937. - С. 60-61.
3 Вестник МГУ. Серия VIII "Экономика, философия", -1964, -№ 3 - С. 66.
4 Теория доказательств в советском уголовном процессе. отв. редактор Н.В.
Жогин, изд. 2-е испр. и доп., М., "Юридическая литература", 1973. -С.56.
1 Там же. -С.57,59.
2 Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. М.,1958, -С. 329.
3 Трусов А.И. Проблемы надежности доказывания в советском уголовном процессе. -М.,1984. - С. 6-7.
4 Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. -М.: Госюриздат, 1950.- С. 217.
1 См.: Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. -М., 1955; Строгович М.С. Учение о материальной истине в уголовном процессе. -М.,1947; Ривлин А.М. Понятие материальной истины в советском уголовном процессе// Социалистическая законность.-1951, -№ 11.
2 Случевский В.А. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство и судопроизводство. -Спб., 1892. - С.133.
3 Пашкевич П.Ф. Объективная истина в уголовном судопроизводстве. -М.,1961; Ульянова Л.Т. Оценка доказательств судом первой инстанции.-М.,1959.
4 Пашкевич П.Ф. Указ. соч. -С. 53.
5 Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1.-М.,1958, -С.167.
1 Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. -М.,1955, -С.96.
1 Чельцов М.А. Уголовный процесс. -М.,1948, -С. 216.
2 Там же. -С.252-259.
3 Розин Н.Н. Ложь в процессе// Право.-1910, -№ 48. Ст. 2898.
4 Владимиров Л.Е. Суд присяжных. Харьков, 1873. -С.99.
5 Случевский В.А. Учебник русского уголовного процесса. -Спб., 1892. - С.397.
6 Спасович В.Д. О теории судебно-уголовных доказательств в связи с судоустройством и судопроизводством. -СПб., 1861. - С. 15-16.
2 Фойницкий И.Я. Указ. соч., -С.172.
1 Мизулина Е.Б. Уголовный процесс: концепция самоограничения государства: дисс. … доктр. юрид. наук. -Ярославль,1991. - С.97.
2 Пашин С.А. Проблемы доказательственного права // Судебная реформа: юридический профессионализм и проблемы юридического образования. М., 1995. - С. 312,322.
3 Григорьева Н. Принципы уголовного судопроизводства и доказательства // Российская юстиция. -1995. -№ 8. -С. 40.
4 Известия. 1998, 15 апреля.
1 Российская газета. 1998, 7 апреля.
1 Курылев С.В. О достоверности и вероятности в правосудии // Правоведение. -1968. -№ 1. - С.65.
1 Гавло В.К., Воронин С.Э. Актуальные проблемы поисково-познавательной деятельности в суде. учебное пособие. -Барнаул: БЮИ МВД РФ, 2000. - С. 12.
2 Бозров В.М. Современные проблемы правосудия по уголовным делам в практике военных судов России: автореф. докт. дис.- Екатеринбург, 1999. -С. 40-45.
1 Никитаев В.В. Проблемные ситуации уголовного процесса и юридическое мышление//Состязательное правосудие: труды научно-практических лабораторий. -М.: Международный комитет содействия правовой реформе, 1996.
1 Даев В.Г. Процессуальные функции и принцип состязательности в уголовном судопроизводстве // Правоведение. -1974. -№ 1. - С. 66-67.
1 Предмет доказывания в УПК РФ также ориентирован на реализацию принципа состязательности - об этом, например, свидетельствует включение в предмет доказывания обстоятельств, исключающих преступность деяния и обстоятельств, могущих повлечь освобождение от уголовной ответственности и наказания. Кроме того, достойное третье место занял в ст. 73 УПК РФ пункт об обстоятельствах, характеризующих личность обвиняемого.
2 См.: Карякин Е., Миронов В. К вопросу о взаимосвязи достоверности с иными свойствами доказательств // Уголовное право. -2004. -№ 3. - С. 85.
О состязательности см. на сайте:
|
|
