|
|
Александрова Ирина Александровна,
Шевелев Антон Владимирович
К вопросу о пересмотре границы между провокаций взятки и оперативным экспериментом
/ Вестник МВД. – 2007. – № 1. – С. 45-52.
«Мы же в слепом копировании западных либеральных стандартов ударились в крайности, дошли до радикаллиберализма. Прежде всего это касается уголовного и уголовно-процессуального законодательства».
(Зорькин В. Пришли к согласию// Российская газета. – 2006. – 6 сентября. – № 197. )
Целью настоящей статьи является доказать необходимость пересмотра понятий «провокация взятки» и «оперативный эксперимент»: сузить рамки первой и, напротив, расширить границы второго. Оперативный эксперимент должен стать более эффективным, наступательным средством изобличения взяточников и взяткодателей.
Полагаем, нет нужды специально доказывать тезис о том, что коррупция превратилась в угрозу национальной безопасности России. Меры для устранения этой угрозы должны быть предприняты экстраординарные.
Между тем, что мы наблюдаем на правовом фронте борьбы с этим явлением все последние годы? Отечественные правоведы – специалисты уголовного права, уголовного процесса, криминологии, криминалистики немало поработали над тем, чтобы в очередной раз создать себе клубок неразрешимых проблем. Ими проделана колоссальная и «плодотворная» работа с тем, чтобы лишить органы уголовного преследования сколько-нибудь реальных правовых средств по изобличению взяточников.
Задел для этого был создан УК РФ 1996 г., восстановившим состав «провокация взятки», что было воспринято широкими массами (включая коррупционеров) как важный шаг в гуманизации и демократизации российского уголовного права. Уже само по себе введение в Кодекс статьи 304 подействовало деморализующе на органы, осуществляющие оперативно-разыскную деятельность.
Субъектом провокации взятки может быть любое лицо, производящее по данному уголовному делу оперативно-разыскные мероприятия. Именно такую версию всегда выдвигают в суде ретивые защитники обвиняемых во взяточничестве. И надо признать – это сильный ход. Существование статьи 304 УК означает, что на любом сотруднике, осуществлявшем оперативный эксперимент, изначально лежит пятно провокатора. В глазах присяжных, суда он должен зачастую оправдываться в том, что он не является таковым. Между тем, все сомнения толкуются в пользу обвиняемого. Если есть хоть какое-то подозрение в том, что имела место провокация – рушится все дело обвинения1.
Несомненно, что оперативный эксперимент может стать действенным инструментом выявления конкретных коррумпированных лиц, если будет снято ограничение, предусмотренное частью 8 статьи 8 Федерального Закона «Об оперативно-розыскной деятельности» от 12.08. 95 г. № 144-ФЗ (в ред. от 22.08.2004 г.)2. В настоящее время данное мероприятие может проводиться в соответствии с пунктом 14 части 1 статьи 6, части 8 статьи 8 ФЗ “Об оперативно-розыскной деятельности” только в отношении тяжких и особо тяжких преступлений. Между тем, уголовный закон в зависимости от фактических обстоятельств относит дачу-получение взятки к средней (ч. 1 ст. 290, часть 1 статьи 291 УК РФ), тяжкой (части 2, 3 статьи 290, часть 2 статьи 291 УК РФ) и особо тяжкой (часть 4 статьи 290 УК РФ) категориям преступлений (ст. 15 УК РФ). Следовательно, основные составы взяточничества не подпадают под условия проведения оперативного эксперимента. Допустить оперативный эксперимент возможно только при наличии данных о получении и даче взятки при отягчающих вину обстоятельствах. Оперативник в этом случае должен обладать способностям провидца – предугадать ход событий и квалификацию содеянного до совершения преступления, дабы не нарушить требования закона при проведении данного оперативного мероприятия.
Поскольку оперативный эксперимент может стать наиболее эффективным из всех оперативно-разыскных мероприятий средством борьбы с коррупцией, постольку считаем необходимым снять существующие ограничения по его применению в отношении любых проявлений коррупции.
Позиция Верховного Суда РФ по данному вопросу состоит в том, что действия оперативных работников в рамках оперативного эксперимента или совершения преступления под контролем не могут рассматриваться как провокация дачи взятки в том случае, если они действуют либо по достоверным фактам, либо после заявления потерпевшего, в отношении которого со стороны должностного лица имело место вымогательство взятки, или по факту состоявшейся взятки; «не является провокацией взятки … проведение предусмотренного законодательством оперативно-розыскного мероприятия в связи с проверкой заявления о вымогательстве взятки…»3.
Другими словами это означает, что правоохранительный орган должен дожидаться заявления лица о том, что у него вымогается взятка, и только потом начать действовать, либо у него должны быть некие «достоверные факты» о состоявшейся или предполагаемой взятке.
Совершенно понятно, что при даче/получении взятки обе стороны, как правило, испытывают чувство глубокого удовлетворения по поводу совершаемого, и поэтому ожидать лавины заявлений ни от тех, ни от других не приходится. Какие иные «достоверные факты» можно считать достаточными основаниями для проведения оперативно-розыскных мероприятий для изобличения взяточников? Нельзя ли расширить их круг?
Перечень оснований для проведения оперативно-розыскных мероприятий (включая оперативный эксперимент), направленных на изобличение взяточников, исчерпывающим образом определен ст. 7 ФЗ “Об оперативно-розыскной деятельности”. К ним относятся, в частности, “ставшие известными органам, осуществляющим оперативно-разыскную деятельность, сведения о: признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, а также о лицах, его подготавливающих, совершающих или совершивших, если нет достаточных данных для возбуждения уголовного дела” (пункты 1 и 2 ч. 1 ст. 7 ФЗ “Об оперативно-розыскной деятельности”).
Мы считаем, что применительно к взяточничеству толкование данной нормы должно быть расширено, ибо буквальное толкование означает, что должны быть конкретные данные, указывающие на то, что взятка была дана, дается, или будет дана. Полагаем, что тем самым ограничивается возможность применения оперативных средств для получения данных, изобличающих взяточников. В самой концепции законодательства об оперативно-розыскной деятельности заложена идея о пассивной роли оперативных органов. Между тем, у оперативного эксперимента имеется значительный потенциал, который должен быть использован для инициативного выявления коррупционеров.
В литературе уже высказывались суждения о том, что приведенное выше положение постановления Пленума Верховного Суда РФ о границе между незаконной провокацией и допустимым экспериментом должно толковаться в широком смысле слова, иначе крайне затруднительно бороться с коррупцией4.
Однако одно принципиальное требование к сотруднику, проводящему оперативный эксперимент, до сих пор не подвергалось сомнению. При наличии информации о причастности должностного лица к совершению взяточничества деятельность правоохранительного органа должна быть в первую очередь направлена на предупреждение преступления. Ни в коем случае не допустимы активные действия со стороны оперативных служб по созданию условий, позволяющих задержать преступника с поличным. «Основное правило, которое должен безукоризненно соблюдать оперативник, – не допустить со своей стороны действий, которые прямо или косвенно спровоцировали бы лицо к совершению преступления под контролем»5.
Известные нам литературные источники позволяют сделать вывод о том, что научная мысль окончательно утвердилась во мнении, что ни в коем случае не может быть приемлемо какое-либо подталкивание или провоцирование подозреваемого к совершению преступления6. В ходе воспроизведения негласно контролируемых условий и объектов для обоснованности подозрения во взяточничестве должностного лица оперативник согласно действующему законодательству обязан выбирать исключительно пассивную форму поведения, любые активные действия правоохранительных органов при проведении мероприятий относительно гражданина свидетельствует о наличии признаков нарушения законности при проведении контрольного мероприятия7.
Значит, наши ученые мужи обрекают оперативника на роль пассивного созерцателя, наблюдателя. Поощряется с его стороны только один род активности – направленный на предупреждение преступления, иными словами, он должен предупреждать потенциального взяточника о том, что брать взятки нехорошо. И ни в коем случае он не может выступать мнимым взяткодателем – передавать предмет взятки взяткополучателю. Эту деликатную операцию он должен поручить – «постороннему лицу». На самом деле мы хорошо знаем, какие это «посторонние лица» и откуда берутся заявления. Но почему наших правоохранителей закон заставляется ловчить, изворачиваться? Почему он не доверяет им и их показаниям? Почему закоренелый взяточник не может быть схвачен за руку с поличным? Почему бы, скажем, нашим оперативным службам не начать действовать так, как их американские аналоги?
Для изобличения преступников правоохранительные органы США применяют провокацию преступления («entrapment» – дословно «ловушка»). Это может элементарная контрольная закупка наркотиков, но может быть сложная операция с внедрением агентов в преступные организации (sting operations), вплоть до создания фиктивных компаний со всеми атрибутами коммерческого предприятия. Нередко применяется и такая схема, как схема, как операция с «внедрением обратного действия» (reverse sting), в ходе которой агенты полиции сами занимаются продажей наркотиков. Хотя существуют определенные границы: агенты не должны слишком увлекаться организацией преступной деятельности, чтобы не подталкивать и не побуждать невиновных лиц к совершению преступлений которые они не стали бы совершать в отсутствие активности самих полицейских. Эта проблема решается в рамках доктрины права обвиняемого защищаться ссылкой на провокацию со стороны представителей правоохранительных органов8.
Особый интерес в контексте обсуждаемых нами проблем представляет закон РИКО [RICO] (Закон о борьбе с коррумпированными и находящимися под рэкетирским влиянием организациями), специально принятый Конгрессом в 1970 г. для борьбы с мафией и другими организованными группировками. Нормы закона РИКО широко применяются и в борьбе против коррупции, других проявлений «беловоротничковой» преступности9. Закон РИКО предоставляет правоохранительным органам взять под карательный прицел всю преступную организацию, ее имущество и главарей. Закон РИКО предусматривает серьезные санкции, связанные с конфискацией имущества. Осужденные по закону РИКО лишаются принадлежащих им долей имущества в соответствующем «предприятии», а также «любого имущества, нажитого прямо или косвенно в результате рэкетирской деятельности, либо с использованием доходов от рэкетирской деятельности»10, однако такого рода санкции распространяются и на взяточников11.
Итак, второй аспект решения проблемы усовершенствования законодательного урегулирования оперативного эксперимента заключается в том, чтобы расширить пределы правомерного активного поведения сотрудника оперативного подразделения, а именно: оперативный эксперимент следует считать законным средством изобличения преступника и не являющимся недопустимой провокацией взятки, если он выступает средством фиксации сложившегося преступного поведения лица, но также умысла на совершение взятки. Возможность активного поведения сотрудника в рамках оперативного эксперимента с целью выявления направленности и реализации умысла на совершение преступления, предусмотренного ст. 290 УК РФ, не идет в разрез с целями «выявления, предупреждения, пресечения и раскрытия преступлений, а также выявления и установления лиц, их подготавливающих или совершивших», о которых говорится в статье 2, а также части 8 статьи 8 ФЗ “Об оперативно-розыскной деятельности”. Заманить и поймать в ловушку взяточника – вот в чем цель деятельности оперативника при проведении следственного эксперимента.
Мы считаем, что если предложение оперативником взятки найдет позитивный отклик у проверяемого, уже факт согласия, выраженного тем или иным образом, но обязательно недвусмысленно и однозначно, будет свидетельствовать о сформировавшемся преступном умысле должностного лица и его решимости на совершение преступления, что является подтверждением обоснованности подозрения. Однако, Пленум Верховного Суда в постановлении от 10 февраля 2000 г. высказался однозначно: «не может быть квалифицировано как покушение на дачу или получение взятки … высказанное намерение дать (получить) деньги, ценное имущество … когда лицо для реализации высказанного намерения никаких конкретных действий не предпринимало»12.
Мы считаем это неправильным по многим причинам13. Если должностное лицо, в ходе проводимого в отношении него оперативником оперативного эксперимента, в явной и недвусмысленной форме согласится за вознаграждение совершить в пользу предлагающего «взятку» оперативника какие-либо действия, идущие как вопреки интересам службы, так и в нарушение закона, необходимо квалифицировать это как покушение на получение взятки. В ст. 290 УК РФ как преступное деяние зафиксировано «получение» предмета взятки, поэтому юридически значимыми для квалификации могут быть только действия, направленные на получение взятки. Если должностное лицо прямо отказалось принять взятку, тогда в его действиях нет состава преступления14. Если чиновник не успел взять предмет взятки, но были зафиксированы его действия и слова, подтверждающие наличие у него этого намерения, то деяние может быть квалифицировано как покушение на получение взятки. Так, в ходе оперативно-розыскных мероприятий с применением технических средств (видеозаписи) можно зафиксировать как «требование», так и «согласие» должностного лица за предложенное ему вознаграждение выполнить в интересах предлагающего взятку оговоренные действия, что согласно ч. 3 ст. 30 УК признается покушением на преступление.
Наличие умысла на получение взятки подтверждается в ходе оперативного эксперимента, проводимого оперативным работником, фактом согласия на получение предлагаемой ему взятки, т.е. реализацией в любой форме «намерения получить (дать) деньги, ценное имущество…». При фиксации этого факта акцент надо делать на использование технических средств. Именно технические средства – видеозапись, звукозапись и т.п., должны отразить внешнее проявление намерения «испытуемого» получить предмет, но также, предлагаемый ему оперативником в качестве взятки. Поскольку предметом взятки могут быть не только материальные объекты, но услуги, обещание преференций в бизнесе, по прохождения службы и пр., должно быть зафиксировано согласие или намерение должностного лица, совершить указанные действия или даже, наоборот, воздержаться в пользу предполагаемого взяткодателя от совершения каких-либо действий (скажем, штрафного характера).
Мы согласны с тем, что должны быть процессуальные ограничения на использование технических средств при фиксации действий участников оперативного эксперимента и «испытуемого». Подход, на наш взгляд, должен быть таким. Если эксперимент проводится в общественном месте, в помещении органа власти, предприятия, учреждения, организации (независимо от формы собственности) применение технического средства может производиться по постановлению начальника органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельности. В тех случаях, когда оперативный эксперимент будет проводиться в жилище, в помещении адвокатского образования или суда – разрешение должно даваться судом15.
В рамках оперативного эксперимента для изобличения коррупцинных связей должны использоваться операции, аналогичные американским «reverse sting». Современный коррупционер высокого полета в конвертах деньги не берт. Используются различные схемы, связанные с предоставлением преференцией в ведении бизнеса, подавления конкурента, предоставления нужной информации, продвижение по службе и т.п. Создание оперативными органами подставных структур, которые вступают в игру с коррупционером, должно быть допущено в нашим правом.
Считаем, что концепт «провокации взятки» в современных условиях изжил себя и должен быть ликвидирован. Вполне достаточно будет в УК общей статьи 303-ей – о фальсификации доказательств, искусственно создающих основание к возбуждению уголовного дела и его производству.
Полагаем, что провокация в виде оперативного эксперимента должна быть допускаема без заявления какого-либо лица о том, что у него вымогается или ему предлагается взятка.
Надо пересмотреть понятие основания для проведения оперативного эксперимента. В качестве основания для проведения оперативного эксперимента при проверке должностного лица на причастность к взяточничеству должны быть признаны любые сведения, указывающее на признаки преступления, предусмотренного ст. 174 УК РФ. В том числе жизнь не по средствам: превышение расходов чиновника и членов его семьи над его официальными доходами, которые декларируются им. Информация, полученная из Федеральной службы по финансовому мониторингу – о подозрительных финансовых операциях, совершаемых чиновником или членами его семьи.
Наличие такого основания открывает возможности фиксации противоправных действий коррупционеров, предоставляет законное право сбора доказательств о намерении подозреваемого совершить противоправное деяние без предварительного заявления потерпевших, и не идет в разрез с ст. 50 Конституции РФ охраняющей нормальный порядок получения и использования доказательств в судопроизводстве.
Кроме того, основанием для проведения оперативного эксперимента должны быть признаны данные, полученные в ходе иных оперативно-розыскных мероприятий. И, наконец, известен круг коррумпированных сфер и должностей, которые характеризуются как взяткоемкие. Например, таможня. В отношении должностных лиц этих органов «провокации взятки» должны производиться систематически. И если результат провокации будет положительный, но все же его будет недостаточно для привлечения к уголовному преследованию, то по крайней мере данный таможенник должен быть уволен.
Почему бы не позволить сотрудникам правоохранительных органов на основании предположения о взяткоемкости должности провести проверку общей устойчивости лица (находящегося на соответствующей должности) к получению незаконного вознаграждения.
Криминологами давно уже выявлены признаки, указывающие на пораженность коррупцией какого-либо учреждения или института. Надо внедрять туда оперативников или вербовать из числа сотрудников агентуру, через которую получать информацию о коррупционных схемах и способах перемещения ценностей и благ в пользу коррумпированных элементов. Под понятие оперативного эксперимента надо подводить не только банальную передачу какого-то материального объекта, но и совершение каких-то действий, принятие решений. Показания в суде свидетелей из числа внедренных сотрудников или информаторов в совокупности с контролируемыми конкретными актами по получению взяток в любой форме должны признаваться судами достаточными для установления факты взятки.
Конечно, определенные ограничения для провокации взятки должны быть. Для “чистоты” оперативного эксперимента важно сохранить подозреваемому свободу выбора вариантов поведения и право добровольно отказаться от получения «взятки» от оперативника. Решение брать или не брать взятку должностное лицо, в отношении которого проводится эксперимент, должно принимать самостоятельно. Насилие над волей “проверяемого” в той или иной форме должно квалифицироваться как фальсификация доказательства, предусмотренная ст. 303 УК. Применение технического средства (видеозаписи) в ходе оперативного эксперимента должно однозначно снимать все сомнения на данный счет.
Отсутствие согласия должностного лица на получении взятки может выражаться в прямом отказе взять предлагаемый предмет, в возмущении, выраженном должностным лицом, вызове свидетелей, подаче заявления в органы власти. Безусловно, недопустимы со стороны оперативника действия, когда деньги (имущество) передаются лицу без его ведома (подкладывание в карман, в автомашину, в мебель, перевод денег на его счет в банк и т.п.).
Предложение оперативником взять взятку и даже соблазнение, но не прямое навязывание своей воли, не всучивание взятки, не должны рассматриваться как фальсификация доказательства. Создание условий, косвенно побуждающих должностное лицо к получению взятки не должно считаться фальсификацией доказательств. Речь идет о действиях, которые направлены на то, чтобы снять у взяточника подозрения в чистоте помыслов «взяткодателя» или создание видимости удобной для вымогательства ситуации. Пример: умышленное нарушение правил дорожного движения и проверка реакции инспектора ГИБДД на предложение уладить ситуацию «по-хорошему».
Итак, нами предполагается ограничить трактовку недопустимой, незаконной провокации со стороны оперативного сотрудника (фальсификации доказательства) одним условием – передача взятки помимо либо против воли должностного лица.
И еще один нюанс. Бремя доказывания того, что имела место фальсификация доказательств (недопустимая «провокация») должно лежать на стороне защиты. Если доказательств этому не будет защитой представлено, значит, обвинение право в своем утверждении. Для признания виновности – достаточно показаний оперативника, участвовавшего в оперативном эксперименте и результатов применения технических средств, которыми фиксируется акт передачи-получения взятки16.
В отношении оперативника должна действовать презумпция о том, что он действовал законно и не фальсифицировал факты. Показания в суде данного оперативника также должны оцениваться без предвзятости в его якобы существующей заинтересованности. Перекрестный допрос покажет суду насколько можно доверять его показаниям, но голословные утверждения защиты относительно беспредела спецслужб должны находить жесткий отпор со стороны председательствующего.
Исходя из вышесказанного, сформулируем некоторые предложения, касающиеся выхода из создавшейся, непростой ситуации борьбы с коррупцией в нашей стране.
Ставка в борьбе с коррупцией на заявления лиц, от которых вымогается взятка, вряд ли оправданна. Это обрекает на пассивность правоохранительные органы – ждать, когда поступит такое заявление. Проверка заявлений методами, исключающими активную роль оперативников, не эффективна.
Считаем назревшей проблему изменения уголовной политики в отношении коррупции: пришло время активных наступательных действий, инициативное выявление коррумпированных элементов и затем изобличение их путем захвата на месте с поличным.
Мы предлагаем использовать оперативный эксперимент как средство тотальной борьбы с коррупцией, очищения рядов чиновничества. Проверка “на вшивость” должностного лица послужит средством гигиены для российского чиновничества. Страх разоблачения в таком случае встанет частоколом на пути использования государственными служащими своего статуса и авторитета в личных и иных неслужебных целях, следовательно, сослужит не только частную, но и общепредупредительную службу.
Лицо, которое в ходе оперативного эксперимента приняло предмет взятки или согласилось совершить в пользу «взяткодателя» действия того или иного плана, или даже явно выразило согласие, намерение на получение взятки, обязано будет доказать законность происхождения всего своего имущества, нажитого в период нахождения на государственной службе. В противном случае, это имущество подлежит конфискации. Более того, предлагаем распространить правило на близких родственников, супругов обвиняемого.
В качестве лица, предлагающего взятку и передающего предмет взятки, а равно совершающего иные действия в пользу взяткодателя в ходе контролируемого преступления (оперативного эксперимента), должны быть допущены работники спецслужб. Существующая практика, когда оперативники действуют как бы на вторых ролях, на заднем плане, а главным действующим лицом выступает – частное лицо, которое сделало заявление о взяточничестве, следует признать не достаточно действенным.
Высокая общественная опасность взяточничества, а также невозможность выявления и пресечения этого преступления другими способами оправдывает оперативный эксперимент, в ходе которого лицо, осуществляющее оперативно-розыскную деятельность, выполняет роль "подстрекателя". В данном случае лицо, участвующее в проведении оперативного эксперимента, исполняет свой служебный долг и действует с целью изобличения коррупционера.
Наше законодательство нуждается в радикальных средствах, аналогичных тем, что дает закон РИКО.
Следует перенять позитивный опыт других стран, где оперативники ведут активной поиск лиц, склонных к получению взяток лиц, предлагают им взять взятки и потом выступают в суде в качестве свидетелей обвинения. Лицом, который в качестве свидетеля вызывается в суд для подтверждения факта взятки, должен быть оперативник, проводивший оперативный эксперимент. Показания оперативников не должны дискриминироваться по тому, что они якобы являются заинтересованными лицами.
Полагаем, что расширение пределов использования оперативного эксперимента в сочетании с такими мерами, как ужесточение уголовных наказаний за дачу-получение взятки, конфискация имущества взяточников, переложение бремени доказывания законности происхождения всего имущества на осужденного за взяточничество, установление действенного контроля (включая общественный) за доходами и расходов чиновников, тотальная проверка достоверности сведений, содержащихся в декларации о доходах, изменение судебной практики в части допустимости показаний оперативных работников и иных лиц, участвовавших в оперативном эксперименте, оперативной комбинации, включающей оперативный эксперимент и пр., должны переломить ситуацию в лучшую сторону.
1 В числе последних известных нам примеров такого рода можно назвать уголовное дело № 2-70-19/05 по обвинению Чеховского А.Н. в совершении преступления, предусмотренного п. «г» ч. 2 ст. 290 УК РФ (оправдательный вердикт присяжных – оправдательный приговор) // Архив Московского городского суда; уголовное дело № 2-42/05 по обвинению Авраменко С.В. по ст.ст. 290 ч. 4 п. «в», 290 ч. 4 п. «в» УК РФ РФ (оправдательный вердикт присяжных – оправдательный приговор) // Архив Ростовского областного суда.
2 СЗ РФ. – 1995. – № 33. – Ст. 3349; 1997. – № 29. – Ст. 3502; 1998. – № 30. – Ст. 3613; 1999. – № 2. – Ст. 233; 2000. – № 1 (ч. 1). – Ст. 8; 2001. – № 13. – Ст. 1140; 2003. – № 2. – Ст. 167; 27 (ч. 1). – Ст. 2700; 2004. – № 27. – Ст. 2711; № 35. – Ст. 3607.
3 Пункт 25 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 г. «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2000. – № 4. – С. 5.
4 Истомин А., Лопаткин Д. Провокация или изобличение преступника? // Законность. – 2005. – № 3. – С. 48.
5 Истомин А., Лопаткин Д. Указ. соч. – С. 49.
6 См.: Астафьев Ю.В. Оперативный эксперимент и провокация: критерии разграничения // Пятьдесят лет кафедре уголовного процесса УрГЮА (СЮИ): Материалы Международ. Науч.-практ. конф., г. Екатеринбург, 27-28 янв. 2005 г.: в 2 ч. – Екатеринбург, 2005. Ч. 1. – С. 51-57; Рамазанов Г.Ш. Ответственность за взяточничество в советский период. Коррупция в органах власти. Н. Новгород, 2001. – С. 270.
7 См.: Астафьев Ю.В. Указ. соч. – С. 55.
8 См. об этом: Бернам У. Правовая система США. 3-й выпуск. – М.: «Новая юстиция», 2006. – С. 885-886.
9 См.: Бернам У. Указ. соч. – С. 890-894.
10 Цит. по: Бернам У. Указ. соч. – С. 891.
11 См. там же.
12 Постановления Пленума Верховного Суда от 10 февраля 2000 г. № 6. «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2000. – № 4. – С. 5.
13 Мы говорим «неправильно» – не в том смысле, что данное разъяснение расходится с концепцией действующего уголовного закона – с этим как раз все правильно. Мы считаем саму законодательную платформу порочной. Мы вполне отдаем себе отчет в том, что ход наших рассуждений идет в разрез с идеологией УК. Однако мы исходим из того, что если закон не способен противостоять злу, это плохой закон, его надо менять.
14 Там же.
15 Очевидно, этот перечень может быть расширен.
|
|
