| Главная | Публикации | Студентам | Библиотека | Гостевая | Форум | Ссылки | Законы | Почта | |
Кострова М.Б., канд. юрид. наук, доцент Института права БашГУ
Эффективная борьба с преступностью, как органическим целым, очевидно, невозможна без четкого отражения в уголовном законе общих черт тех единичных социальных явлений, которые составляют ее совокупную массу - преступлений. В практическом плане это означает необходимость законодательного закрепления категории "преступление" - одного из четырех (наряду с категориями "преступник", "уголовная ответственность" и "наказание") предельных по уровню обобщения фундаментальных понятий1 уголовного права, очерчивающих содержание отрасли, определяющих специфику ее предмета и метода. С учетом того, что закон, будучи продуктом сознательно-волевой деятельности его автора-творца, становится открытым к познанию и реализации только тогда, когда обретает языковую форму, законодателю надлежит при этом обеспечить точность и ясность языкового выражения категории (общего понятия) "преступление".
В действующем УК РФ 1996 года языковое выражение категории "преступление" осуществляется посредством использования термина2 преступление и характеризуется множеством положительных черт. Условно они могут быть разделены на две группы: 1) достоинства в оформлении; 2) достоинства в собственно выражении содержания.
В оформлении стоит отметить, во-первых, дефинированность3 термина преступление, во-вторых, структурно-композиционную обособленность дефиниции преступления, в-третьих, наличие соответствующей заголовочной графики.
Отличительной особенностью уголовного законодательства России является то, что, начиная с XIX века, в нем выделяется отдельная дефинитивная статья, раскрывающая общее понятие преступления.
По сведениям Н.С. Таганцева уже в Своде законов Российской Империи 1832 года (вступил в силу с 1 января 1835 года) содержалось определение преступления как "всякого деяния, запрещенного законом под страхом наказания" (ст.1 т.XV), однако составители Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года не сочли необходимым сохранить это или подобное определение, введя вместо него теоретическое различие преступлений и проступков4. Разработчики же Уголовного уложения 1903 года вновь вернулись к дефиниции преступления. С этого времени она (естественно, с разным содержанием) всегда присутствует в российском уголовном законодательстве и всегда обособляется в отдельной статье, а в двух последних уголовных кодексах России снабжается соответствующим заголовком "Понятие преступления" (ст.7 УК РСФСР 1960 года и ст.14 УК РФ 1996 года).
Значимость отечественной традиции дефинирования термина преступление в том, что дефинированный, то есть основанный на определении (дефиниции) понятия, термин преступление приобретает строго фиксированное содержание. В дефиниции в краткой и концентрированной форме отражаются существенные признаки преступления, отличающие его от не-преступления: "преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания" (ч.1 ст.14 УК РФ).
Отсутствие дефиниции отрицательно сказалось бы на единообразии правоприменительной практики в части установления всех признаков преступления: в одном случае "преступник" мог бы привлекаться к уголовной ответственности без вины, в другом при наличии мизерного вреда, причиненного его действием (бездействием), и т.п. Кроме того, отсутствие дефиниции побуждало бы не-юристов понимать слово преступление в общеупотребительном значении (как "действия, нарушающего закон и подлежащего уголовной ответственности"5), не совпадающем с уголовно-правовым, а в науке уголовного права порождало бы споры о содержании категории "преступление".
Преимущество отечественной традиции дефинирования термина преступление видно в сравнении с теми действующими зарубежными УК, например, Австрии, Голландии, Дании, Франции, Польши, Японии, где подобной дефиниции не имеется. Поскольку положение "nullum crimen sine lege" ("нет преступления без указания о том в законе") является основным принципом современного уголовного права для большинства названных государств, отдельные существенные признаки, отражающие общие свойства преступления, находят закрепление и в их УК. Но так как они представлены в разрозненном виде, а зачастую еще и не имеют четкого словесного выражения, приходится вести логическую "сборку" признаков, образующих понятие преступления, по тексту Общей части, а иногда и с привлечением Особенной части УК6.
Так, если в УК Австрии уголовная противоправность и наказуемость7 преступления достаточно ясно видны по тексту нормы, открывающей этот кодекс: "Наказание или предупредительная мера могут быть назначены за совершение такого деяния, которое подпадает под четкую законодательную санкцию уголовно-правовой нормы и уже во время его совершения находилось под угрозой наказания" (§1), то признак виновности фиксируется через отрицание обратного "Нет наказания без вины" (§4).
Также через отрицание обратного выражаются признаки противоправности и наказуемости в УК Голландии: "Не наказываются действия или бездействия, которые не составляли уголовное правонарушение, определяемое уголовным законом…" (ст.1). В отличие от УК Австрии, признак виновности в УК Голландии выводится доктриной и судебной практикой: "не может быть вынесено никакого наказания, если деликт не может быть вменен в вину какому-либо лицу лично"8 на основе толкования используемой в Особенной части терминологии "умышленно", "с целью", "сознательно", "по небрежности или неосторожности", "следует обоснованно предполагать".
В УК Франции, наряду с уголовной противоправностью и наказуемостью (указание в ст.111-2 о том, что закон определяет преступления и проступки и устанавливает наказания), виновностью (вытекающей из предписаний ст.121-3 о правовых последствиях отсутствия умысла, случаев неосторожности, небрежности или неумышленного поставления в опасность другого человека), латентно присутствует материальный признак преступления, отражающий его социальное свойство. Он выражен не явно, а путем закрепления в ст.111-1 материального критерия классификации преступных деяний - их тяжести.
В отличие от вышеперечисленных кодексов, в УК Японии все существенные признаки, образующие общее понятие преступления, кроме того, что "собираются" из отдельных предписаний Кодекса, предварительно должны быть выявлены методом "реконструкции". Наказуемость вытекает, в частности, из положений главы 7, устанавливающей ненаказуемость действий при необразовании состава преступления. Виновность выводится из предписаний статей 38 (о ненаказуемости деяния, совершенного при отсутствии умысла), 39 (о ненаказуемости действия, совершенного психически ненормальным) и 41 (о ненаказуемости действия, совершенного лицом, не достигшим уголовно ответственного возраста). Уголовную противоправность японские теоретики находят не только в УК, а, как пишет В.Н. Еремин, в ряде статей Конституции и в отсутствии "оснований исключения противоправности"9, которые предусмотрены ст.ст.35-37 УК.
Очевидно, что "реконструкция" и "сборка" признаков общего понятия преступления требуют бо?льших умственных и временных затрат, чем ознакомление с компактным текстом дефиниции. К тому же они не гарантируют единообразного результата уяснения соответствующих признаков.
В сравнении с некоторыми действующими зарубежными УК выглядят предпочтительнее и отечественное структурно-композиционное членение, и отечественная законодательная графика символизации категориального статуса преступления.
В УК штата Нью-Йорк, например, определение преступления, наряду с нормативным значением еще семнадцати терминов, дается в параграфе 10.00. "Значение терминов общего использования в данной главе" статьи 10 "Определения". В УК ФРГ дефиниция преступления также помещена в общую главу, посвященную разъяснению тринадцати терминов (глава вторая "Объяснение терминов" раздела первого) и выделяется только в качестве части одного из параграфов - ч.1 §12 "Преступления и проступки", после §11 "Понятия лиц и вещей". УК Австралии вообще вынес определение преступления в словарь, помещенный после постатейной части Кодекса. При данном подходе понятие преступления "низведено" до объясняемого термина, что не может выразить, а тем более акцентировать его категориальный статус.
Достоинствами в собственно выражении содержания дефиниции преступления, как представляется, можно признать следующие. Во-первых, четкое закрепление материального и юридического свойств преступления - общественной опасности и уголовной противоправности. Во-вторых, ясное обозначение их соотношения, выражающегося в совокупности, - общественная опасность и уголовная противоправность характеризуют преступление только совместно. В-третьих, четкая фиксация обязательного субъективного свойства преступления - виновности. В-четвертых, соблюдение нормативов соответствия законодательным языку и стилю в части отбора лексических средств. В-пятых, конструкция дефиниции по классическому родо-видовому типу (через ближайший род и видовое отличие).
Все указанные достоинства, присущие УК РФ 1996 года, наглядно проявляются в сравнении с предшествующим уголовным законодательством России и с отдельными зарубежными УК.
В русском дореволюционном уголовном законодательстве (Свод законов, Уголовное уложение 1903г.) давалось "формальное" определение, то есть описывалась только юридическая форма преступления: "преступлением признается деяние, воспрещенное во время его учинения законом под страхом наказания" (ст.1 Уголовного уложения 1903г.). И в настоящее время большинство зарубежных уголовных кодексов (за исключением основной массы кодексов государств, являющихся бывшими союзными республиками в составе СССР, и некоторых государств Восточной Европы) остаются на позиции "формального" определения, подобного приведенному.
За рамками такого определения остаются основание криминализации деяний и грань, отделяющая преступное от непреступного. Не случайно, наверное, УК Грузии, в ч.1 ст.7 давая "формальное" определение общего понятия преступления (попутно заметим, что оно структурно-композиционно не обособлено, а включено в норму об основании уголовной ответственности), в ч.2 ст.7 фиксирует эту грань указанием на свойства малозначительного деяния: "…не причинившее вреда, который бы повлек необходимость уголовной ответственности лица, его совершившего, либо не создавшее угрозы причинения такого вреда", то есть фактически закреплением материального признака преступления формулировкой через отрицание обратного.
В отличие от дореволюционного уголовного законодательства России составители первых советских уголовных кодексов избрали противоположный подход - закрепление в дефиниции преступления только материального признака. По УК РСФСР 1922 года преступлением признавалось "всякое общественно-опасное действие или бездействие, угрожающее основам советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период" (ст.6). То есть в нем впервые давалась "материальное" определение преступления, но упущен был признак уголовной противоправности. По тому же принципу формулировалось определение преступления в ст.6 УК РСФСР 1926 года: "Общественно-опасным10 признается всякое действие или бездействие, направленное против советского строя или нарушающее правопорядок, установленный рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период".
Отказ от признака уголовной противоправности в языковом выражении категории "преступление" означал в практическом плане отход от принципа "nullum crimen, nulla poena sine lege" ("нет преступления, нет наказания без указания о том в законе") и имел своим последствием допустимость применения уголовного закона по аналогии (ст.10 УК 1922г., ст.16 УК 1926г.).
Подчеркнем, что это был именно отказ, а не использование законодателем стилистической фигуры умолчания, то есть оборот речи, заключающийся в том, что автор сознательно не до конца выражает мысль, представляя читателю (слушателю) самому догадываться о невысказанном, подразумеваемом. Уголовная противоправность конкретно в определениях общего понятия преступления не подразумевалась, использование даже всех известных способов толкования закона не позволяло ее выявить непосредственно в вышеприведенных дефинициях. Хотя с начала 30-х годов многие ученые, признавая противоправность обязательным признаком преступления, выводили ее либо опосредованно, как вытекающую из совокупности ряда статей Общей части и всей Особенной части (Н.Д. Дурманов), либо из аксиомы "общественная опасность - это не только политическая, но и юридическая характеристика преступления" (А.А. Герцензон). При этом критиковались те, кто рассматривал содержащиеся в первых советских УК РСФСР определения общего понятия преступления лишь как общую политическую характеристику преступления (А.А. Пионтковский), как декларативную норму (М.М. Исаев)11.
Акцент на классово-политической характеристике общественной опасности преступления в первых советских УК с очевидностью обнаруживает общественную природу языка исторического периода классово-антагонистической борьбы. Общественная природа языка проявляется и в дальнейшем развитии дефиниции преступления в части характеристики общественной опасности (и, соответственно, преступления в целом) от классово-политической к исключительно социальной.
Дефиниция преступления, сформулированная в УК 1960 года, сохраняя признак общественной опасности, уже не содержала классовую характеристику, перейдя на перечневый способ называния объектов преступных посягательств: "общественный строй СССР, его политическая и экономическая системы, социалистическая собственность, личность, политические, трудовые, имущественные и другие права и свободы граждан, а равно…социалистический правопорядок" (ст.7). При этом в нее был введен признак уголовной противоправности преступления как "предусмотренного уголовным законом". Однако точность и ясность языкового обозначения, как каждого из этих признаков, так и их совокупности, в данном "материально-формальном" определении совмещались с отсутствием указания на обязательное субъективное свойство преступления - виновность. Этот признак, длительное время выводившийся доктринально, был включен в дефиницию преступления только в УК РФ 1996 года.
Таким образом, заслугой современного российского законодателя является то, что им разработана дефиниция преступления, в которой в оптимальном сочетании нашли отражение материальное (социальное), формальное (юридическое) и обязательное субъективное свойства преступления. Дефиниции, имевшиеся в предшествующих уголовных законах России, такого сочетания не достигали.
Обратим внимание на лексические и стилевые особенности вышеприведенных отечественных дефиниций преступления. В лингвистике и юриспруденции, относят ли они язык закона к официально-деловому стилю русского литературного языка либо выделяют в качестве самостоятельного функционального стиля, общепризнанна такая его характеристика, как экспрессивная нейтральность12. В законодательных текстах лексические оставляющие (в том числе и термины) по сути своей должны обозначать определенные устойчивые правовые явления, а не взывать к чувствам, идеологическим, религиозным и к иным подобным установкам адресатов; то же касается и коннотации - дополнительной семантической нагрузки термина, вызванной социокультурными факторами13.
Использование в дефинициях преступления 1922 и 1926 годов экспрессивно окрашенной, коннотированной лексики ("угрожающее", "правопорядок, установленный рабоче-крестьянской властью", "переходный к коммунистическому строю период"), выражающей содержание определенных идеологических постулатов, а не социально-правовых явлений, не соответствовало требованиям, предъявляемым к языку закона, нарушало стилистическую норму. Что, очевидно, делало данные определения похожими на общую политическую характеристику преступления (А.А. Пионтковский), на декларативную норму (М.М. Исаев).
Можно констатировать, что в настоящее время удалось достичь экспрессивной и коннотационной нейтральности лексики, используемой в определении общего понятия преступления в УК 1996 года.
Удалось также отказаться от принятого УК РСФСР 1960 года перечневого типа определения понятия путем казуистического перечисления частей или признаков понятия. Перечень объектов преступных посягательств, ранее входивший и в содержание дефиниции преступления, и в статью 1 о задачах Уголовного кодекса РСФСР, теперь зафиксирован только в ст.2 УК РФ "Задачи Уголовного кодекса Российской Федерации" (ч.1). Дефиниция преступления в действующем УК сконструирована по более предпочтительному родо-видовому типу через ближайший род и видовое отличие, то есть с указанием качества, которое присуще ряду родственных предметов и явлений, и качеств, характерных только для данного определяемого понятия. При высокой степени абстрактности современная дефиниция в обобщающей и, что немаловажно, краткой форме отражает все существенные признаки определяемой категории "преступление".
Преимущество выбора российским законодателем дефиниции второго типа обнаруживается и при сравнении с таким ярким примером казуистического способа изложения законодательной дефиниции, как определение понятия преступления, сформулированное в Уголовном кодексе Китайской Народной Республики (ст.13): "Все деяния, наносящие вред суверенитету, территориальной целостности и безопасности государства, ведущие к расколу страны, свержению власти демократической диктатуры народа и социалистической системы, подрывающие общественный и экономический порядок, посягающие на государственную или коллективную собственность трудящихся масс, частную собственность граждан, права личности, демократические и другие права граждан, а также наносящие вред обществу деяния, за которые в законе предусмотрено уголовное наказание, являются преступлениями".
Заметим, что здесь, так же, как и в дефиниции преступления УК РСФСР 1960 года, громоздкость перечневой конструкции затрудняет восприятие текста. При этом громоздкость, являющаяся следствием попыток охвата в тексте дефиниций предельного количества объектов преступных посягательств, нельзя признать оправданной - попытки оказались безуспешными, не удалось избежать оборотов "и другие". Вследствие нулевой семантической ценности форма построения норм по типу казуистического перечня, заканчивающегося подобным оборотом ("и так далее"), в современной юриспруденции признается неприемлемой14.
Остановимся на еще одном достоинстве в собственно выражении содержания дефиниции преступления в УК РФ 1996 года - точности и ясности языкового выражения наказуемости преступления, обозначенной в ч.1 ст.14 УК РФ словосочетанием "под угрозой наказания". Выше оно пропущено потому, что контекст не позволял без аргументации употреблять полемический термин наказуемость, который предполагает вовлечение в дискуссию о значении этого термина и о самостоятельности/несамостоятельности наказуемости как признака преступления.
Ранее в дефинициях преступления по советскому уголовному законодательству наказуемость не имела самостоятельного выражения, она вытекала из других норм и выводилась доктринально15. Не включена она и в содержание дефиниций преступления в некоторых современных зарубежных УК, например, Грузии (ч.1 ст.7) и Украины (ч.1 ст.11). Тем самым за рамками законодательного определения общего понятия преступления оставляется необходимое, функционально обособленное свойство преступления, и отражение взаимосвязи двух самостоятельных явлений в сфере уголовного права - преступления и наказания: лишь за общественно опасное, уголовно противоправное, виновное деяние может быть назначено наказание16.
Следует подчеркнуть, что для российского (и для большинства зарубежных стран) уголовного права термин наказуемость, применительно к определению общего понятия преступления, является не законодательным, как, например, в уголовных кодексах Кыргызской Республики и Испании, где "преступлением признается предусмотренное уголовным законом общественно опасное, виновное и наказуемое деяние (действие или бездействие)" (ч.1 ст.8 УК Кыргызской Республики) или "преступлениями или проступками являются наказуемые по закону действия или бездействия, совершенные с умыслом или по неосторожности" (ст.10 УК Испании), а научным. То есть термин наказуемость для краткости обычно употребляется при научном анализе той части дефиниции преступления, которая представлена следующими языковыми конструкциями: "под угрозой наказания" (ч.1 ст.14 УК РФ, ч.1 ст.11 УК РБ, §1 УК Австрии, §1 ст.1 УК Республики Польша и др.); "под угрозой применения наказания" (ч.1 ст.14 УК Республики Узбекистан, ч.1 ст.17 УК Республики Таджикистан); "под страхом наказания" (ст.1 Уголовного уложения 1903г.); "за совершение которого грозит уголовное наказание" (ч.1 ст.6 Уголовного закона Латвийской Республики); "за совершение которого…установлено уголовное наказание" (ст.1 УК Швеции).
Однако не все ученые признают его право на существование именно в таком значении, трактуя наказуемость как реальную наказанность17. Обсуждение смысловых нюансов термина наказуемость в отечественной теории уголовного права сопровождает давно ведущуюся полемику о том, является ли наказуемость самостоятельным признаком преступления или это составной элемент противоправности.
Заметим, что в УК разных государств наказуемость, как видно из процитированных фрагментов их текстов, действительно формулируется по-разному - то раздельно, то в словесной связке с уголовной противоправностью. Российский законодатель избрал второй вариант, но, как думается, повода для спора о терминологии здесь нет. Ни общеупотребительное значение слова наказуемый - "такой, за который наказывают"18, ни четкое закрепление в тексте ч.1 ст.14 УК РФ того, что преступление находится "под угрозой наказания", не дают оснований понимать наказуемость как реальную наказанность. И те авторы, которые признают наказуемость самостоятельным обязательным признаком преступления19, и те, которые считают ее составной частью уголовной противоправности, не включая в число самостоятельных признаков20, употребляют термин наказуемость, не вкладывая в него смысл, отличный от закрепленного в тексте ч.1 ст.14 УК РФ словосочетанием "под угрозой наказания".
Таким образом, вне зависимости от разрешения теоретического спора о соотношении уголовной противоправности и наказуемости, можно признать точность и ясность языкового выражения наказуемости преступления, обозначенной в дефиниции преступления словосочетанием "под угрозой наказания".
Несмотря на многочисленность описанных достоинств, языковое выражение категории "преступление" не свободно от отдельных недостатков, которые видятся в следующем. Во-первых, в использовании в дефиниции преступления термина деяние, многозначного в контексте всего УК РФ. Во-вторых, в отсутствии детализации признаков общественной опасности и виновности.
Первый недостаток. Ранее в УК РСФСР 1960 года (ч.1 ст.7) термин деяние имел точное значение, выраженное уточняющей синонимической конструкцией "деяние (действие или бездействие)". В ч.1 ст.14 УК РФ 1996 года законодатель, устранив скобочное уточнение деяния как действия или бездействия, тем самым изменил его традиционное значение, включив в понятие деяние помимо действия (бездействия) причиненные ими общественно опасные последствия. Но при этом в контексте всего УК РФ правило об однозначности терминологии не выдерживается. Что интересно, многозначность начинается уже с ближайшего контекста: в ч.2 ст.14 вновь появляются скобки и деяние отождествляется с действием (бездействием).
Такую непоследовательность законодателя в использовании терминологии можно было бы объяснить желанием избежать повтора в одном предложении, не употребляя два раза слово деяние в ч.2 ст.14. Однако и в Особенной части УК РФ в диспозициях некоторых статей видно отождествление деяния с действием (бездействием). Это описание основных составов преступлений в статьях 140, 146, 147, 167, 171, 172, 176, 178, 180, 185, 185?, 197, 201, 202, 218, 250, 251, 255, 256, 257, 258, 263, 266, 267, 268, 269, 272, 274, 285, 340, 341, 342, 343, 344. Они сформулированы по типу: описание (или перечисление) действия или бездействия (одного или нескольких) - если это деяние (или эти деяния) причинило (или причинили, или совершено с причинением, или повлекло причинение, или повлекли причинение) - номинация (называние) общественно опасных последствий (конкретных или в обобщенном виде - вред, существенный вред, тяжкие последствия, крупный ущерб, значительный ущерб). Например, "присвоение авторства (плагиат), если это деяние причинило крупный ущерб автору или иному правообладателю" (ч.1 ст.146 УК РФ).
Возможно, именно поэтому бывший ранее вполне точным и ясным термин деяние сейчас вызывает различное толкование в доктрине уголовного права. Одни ученые отождествляют деяние с действием (бездействием)21. Другие полагают, что понятие деяние по УК РФ - суть действие или бездействие, причинившее общественно опасные последствия22. Третьи не без оснований утверждают, что термин деяние употребляется как для обозначения действия (бездействия), так и для обозначения преступления в целом23.
Объяснять столь значительное расхождение во взглядах ученых на одно уголовно-правовое явление только приверженностью к старому пониманию деяния либо различием научных концепций, думается, будет неправильным. Законодатель сам дал к тому повод, изменив традиционное значение термина без его законодательного определения. Использование по тексту УК одного термина для обозначения различных, не совпадающих между собой понятий, создает языковое явление, называемое в лингвистике полисемией (многозначностью).
Следует учитывать, что термин деяние является номинацией сквозного, системообразующего понятия УК РФ, поэтому его однозначность является безусловным требованием. В данном случае полисемия, как дефект языка уголовного закона, требует устранения. Для этого достаточно внести редакционные изменения в названные выше статьи Особенной части УК РФ, приведя все "материальные" диспозиции, содержащие основные составы преступлений, к единому виду, представленному в УК большинством таких диспозиций. Общественно опасные последствия, по принятой в ч.1 ст.14 УК РФ терминологии, не следует выводить за рамки деяния. В формулировке деяния должна выдерживаться единая конструкция: описание (или перечисление) действия или бездействия (одного или нескольких) - если эти действия (бездействие) повлекли - номинация (называние) общественно опасных последствий.
Языковые вариации связок при этом могут быть различными: "повлекшее массовое заболевание или отравление людей" (ст.236), "повлекшее причинение тяжкого вреда здоровью человека" (ст.264), "причинившее крупный ущерб" (ст.ст.173, 196), "причинившее существенный вред интересам службы" (ст.332), "если это повлекло тяжкие последствия" (ст.224), "если это повлекло причинение крупного ущерба, тяжкого вреда здоровью или иные тяжкие последствия" (ст.215?), "если это повлекло причинение крупного ущерба" (ст.293), "если это повлекло наступление тяжких последствий" (ст.284), "если такими действиями причинен существенный вред" (ч.1 ст.330), "если эти действия причинили крупный ущерб" (ч.ч.1, 2 ст.195).
Требуется также редакционная правка ч.2 ст.14 УК РФ, в которой, вопреки обычным правилам русского языка, но в целях достижения точности и ясности языка уголовного закона, придется дважды использовать термин деяние, как это сделано, например, в ч.2 ст.7 УК Грузии: "Не является преступлением деяние, хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного настоящим Кодексом…".
С учетом того, что термин деяние выступает в качестве составляющей дефиниции категории "преступление", обозначая родовой признак преступления, а его традиционное уголовно-правовое терминологическое поле изменено, представляется целесообразным ввести в УК РФ законодательное определение понятия деяния. Дополнительной аргументацией в пользу предлагаемой новеллы служит то, что слово деяние является архаизмом24 и его смысл отличается от общеупотребительного. Слово "деяние", по определению В.И. Даля, означает "действие, дело, поступок"25. В обычном языке у него нет признаков, которые окружают его в силу ассоциаций исключительно с криминальным поведением людей, более того, в религиозных первоисточниках оно имеет положительную смысловую нагрузку: "Деяния святых апостолов"26.
Второй недостаток. Если уголовная противоправность и наказуемость имеют четкое языковое выражение непосредственно в дефиниции преступления как "запрещенность настоящим Кодексом под угрозой наказания", то общественная опасность и виновность здесь только названы. Это, очевидно, правильное построение родо-видовой дефиниции в соответствии с особенностями ее типа. Но содержание терминов общественная опасность и виновность не раскрыто и в других статьях УК РФ, хотя они, обозначая существенные специфические признаки преступления, являются одновременно номинациями основополагающих понятий УК РФ и системообразующими для всего УК. Поэтому целесообразно дать их определения непосредственно в тексте УК РФ.
В связи с изложенным, представляется, что дальнейшее совершенствование языкового выражения категории "преступление" должно осуществляться по линии конкретизации содержания терминов общественная опасность, виновность, обозначающих существенные специфические признаки преступления, а также термина деяние, обозначающего родовой признак преступления. Это позволяет обеспечить единство триады "явление - понятие - термин", возможность единообразного уяснения нормативных предписаний, сформулированных с использованием термина преступление.
Литература и примечания
