Уголовный процесс
Сайт Константина Калиновского

Бажанов С.В. Стоимость уголовного процесса. Дис... д-ра юрид. наук. Нижний Новгород, 2002. 585 с.

К оглавлению

Глава 1. Общая характеристика Уголовно-процессуального права как подсистемы государственно-правовой политики борьбы с преступностью в Российской Федерации

§ 1. Уголовно-процессуальное право в системе государственно-правовой политики борьбы с преступностью

Как известно, структура и механизм государственной власти требуют комплексного, системного исследования, что означает необходимость научного рассмотрения соответствующих составных институтов не только в их взаимосвязях и взаимоотношениях (статике), но и в процессе функционирования (динамике). Вправе ли мы задаться вопросом о целостности механизма государственной власти? Положительно-однозначный ответ на него вроде бы напрашивается сам собой. Однако, все далеко не так просто, поскольку способ взаимосвязи между различными элементами структуры и механизма государственной власти может быть дифференцированным и, вместе с тем, обеспечивающим их целостность и единство.

В то же время понять то качество, которое объединяет элементы рассматриваемого феномена в единое целое, нельзя, анализируя изолированно "узкие места" определенных его институтов. Необходимо выйти за указанные рамки, пределы во внешнюю (окружающую) среду - политическую систему, гражданское общество и на интегративном уровне исследовать роль, назначение механизма государственной власти в "среде функционирования", ибо деятельность входящих в него государственных органов, ведущих борьбу с преступностью, всегда имеет политический и социальный характер22.

На протяжении веков вопрос о соотношении политики и права не представлял интереса для глубоких научных споров. Ведь если политика являет собой деятельность органов государственной власти, направленную на достижение определенных целей, то закон, право в ее руках - один из важнейших инструментов. Отсюда, - делает вывод профессор А. Д. Бойков, - неоспоримый приоритет политики по отношению к праву, служебная роль права23.

Вместе с тем, политика воздействует на правовые явления не буквально, а опосредствованно (через экономику). Об этом пишет, в частности В. П. Шкредов, констатирующий, что в отличие от права политика государства более подвижна, способна быстрее реагировать на изменения экономики. Претерпевшая изменения политика до поры до времени может осуществляться при сохранении прежних правовых норм. Возможно также, что одна и та же государственная политика по отношению к экономике может претворяться в жизнь в различных законодательных формах. Поскольку нормы права создаются под непосредственным влиянием политики государства, законодательство быстрее реагирует на изменения в политике, чем на развитие объективных экономических процессов и отношений24. Отсюда - наблюдаемое в нашей стране хроническое, опережающее развитие правовой надстройки относительно призванного детерминировать ее экономического базиса.

Известный французский социолог права Ж. Карбонье определял предмет политической науки как социальную деятельность, подчиненную достижению определенной цели и в этом смысле выделял юридическую политику (а в ней законодательную, политику борьбы с преступностью и т. д.). В то же время он декларировал, что "политика и право - есть два способа деятельности власти. В праве власть выражает себя, устанавливая нормы длительного действия, в политике же она проявляет себя периодическими решениями, которые принимает на основе заранее выработанной программы действий25.

Указанную доктрину разделял и польский ученый А. Подгурецкий, который считал, что науку политики права следует относить к области прикладных общественных исследований, понимая ее как учение о рациональном осуществлении социальных изменений с помощью права (инструмента этих изменений), с опорой на систему общепризнанных социальных ценностей и знание закономерностей социального поведения. Функцию этой науки он видел в формулировании директив о планировании и реализации социальных преобразований26.

Всякая большая область общественной практики основывается на определенной сумме знаний, аккумулирующих в единстве соответствующую теорию. В этом смысле теория той области общественной практики, которую принято именовать "уголовно-правовой борьбой с преступностью", образуется совокупностью наук "уголовно-правового блока": собственно уголовным правом, криминологией, уголовно-процессуальным правом, уголовно-исполнительным правом, криминалистикой, теорией оперативно-розыскной деятельности и некоторыми иными, смежными с ними по содержанию в канве ряда частных вспомогательных вопросов.

Внимательный читатель, наверное, уже заметил, что часть использованных выше терминологических выражений, соискатель взял в кавычки. Суть указанной методологии, которой, отчасти, мы будем придерживаться и далее, заключается в том, чтобы исключить (или поставить под сомнение) право определенных служебных терминов на существование в специальной юридической литературе, то есть в научном обиходе, в пику устоявшейся терминологической традиции, прогрессирующей на почве инерционности нашего мышления. Дабы не быть голословными, приведем, в качестве примера обоснование родственного термина "меры уголовно-правового воздействия", предложенного составителями учебно-методических материалов Академии МВД РФ (1996). Они пишут, что раскрытие содержания мер уголовно-правового воздействия на преступность требует терминологического пояснения. Используя его, авторы подразумевают широкий смысл понятия. Иными словами управление реализацией всего комплекса мер, базирующихся на уголовном законе, предполагает также и взаимодействующие с ним отрасли права (в том числе, уголовно-процессуальное право). С учетом изложенного, мерами уголовно-правового воздействия на преступность с точки зрения концепции уголовной политики надо считать всю деятельность, использующую законодательные запреты по совершению определенных деяний криминального характера27.

Направления "уголовно-правовой деятельности", ее закономерности, проблемные ситуации, составляющие в единстве предмет теории "уголовной политики", не могут успешно изучаться как в рамках конкретных "уголовно-правовых дисциплин" и пограничных с ними учебных курсов, так и на уровне фундаментальных общественных наук. Как справедливо замечает П. Н. Панченко, - необходима еще промежуточная ступень их исследования, синтезирующая общетеоретические и методологические предписания, а также формирующая новые, базовые для них положения28.

Предмет уголовной политики, - пишут И. М. Гальперин и В. И. Курляндский, - охватывает различные стороны общего направления в борьбе с преступностью, включая воздействие на причины преступности, а также содержание форм, способов борьбы с ней безотносительно к конкретным сферам проявления этой борьбы29. При этом правотворческая и правоприменительная деятельность органов государства представляют собой важнейшие аспекты уголовной политики30.

Действующие законодательные системы "уголовно-правового блока" или "криминального цикла", являющие в единстве остов ГППбП, страдают чрезмерной заформализованностью; они загромождены избыточными правовыми конструкциями, институтами, отдельными статьями, слабо работающими на представителей, прежде всего, судебно-следственной и прокурорской власти. Культивируются нетехнологичные по своей конструкции и потому неработающие законодательные нормы31. Можно констатировать, что процесс их "деградации" продолжается в канве порочных акцентов либерально-демократического толка, положенных в основу современной судебно-правовой реформы. Наверное, тому есть определенное объяснение, ибо и сам термин "либеральный" неоднозначно толкуется в словаре русского языка: одно из значений - излишне терпимый, снисходительный, вредно попустительствующий.

Подобные тенденции медленно, но верно трансформируются в то, что Ю. И. Гревцов называет "патологией права". При этом ученый выделяет два основополагающих аспекта рассматриваемой проблемы. Первый охватывает область правотворчества, где: а) наличное и привычное людям право путем законодательных интервенций деформируется; б) издаются акты с органическими пороками, которые "прививаются" праву. Второй аспект - область юридической практики. Наиболее распространенным приемом травмирования права здесь является его "ослепление" до состояния неспособности найти своего адресата32.

Насколько приемлемы указанные инсинуации в плане определения стратегии и тактики борьбы с преступностью в нынешней России? Вопрос непраздный, поскольку расследование преступлений, совершаемых организованными преступными сообществами, широко разветвленными и тщательно законспирированными, сопряжено с очевидными трудностями. Достаточно часто они вовлекают в свою деятельность работников государственного аппарата, оказывающих влияние на планирование, распределение фондов, импортные и валютные операции, решение кадровых и других вопросов управления, что, безусловно, представляет собой благодатную почву для постоянного воспроизводства коррупции.

В продолжение изложенного можно констатировать, что ГППбП в Российской Федерации (в том числе, в бывшем Союзе ССР), на протяжении последнего столетия развивалась и "совершенствовалась" по закону "маятника". Законодательные инициативы, проистекающие из одиозных призывов к гуманизации и демократизации уголовного и уголовно-процессуального законодательств РФ, порою до смешного соседствуют с неадекватными выпадами властей в адрес процветающей организованной преступности.

Сказанное позволяет сделать вывод о том, что всякие рассуждения о борьбе с преступностью, равно как и о необходимости ее усиления, на современном этапе развития общественного и профессионального правосознания, по меньшей мере, преждевременны, поскольку, во-первых, фактор ее "обвального роста" спродуцирован сознательно, и, во-вторых, само слово "борьба", провоцирующее к некоей степени удивления, обязывает к адекватному пониманию проблемы в плане определения конечных целей, структурно-функционального обустройства правоохранительной системы в целом, и "технологии", изначально ориентированной на радикальную защиту государственных и общественных интересов. Кстати, толковый словарь русского языка термин "борьба" (от слова бороться) трактует в следующем значении: схватившись друг с другом, стараться осилить, состязаться, сражаться, стремясь победить (!), стремиться уничтожить (даже так - С. Б.), искоренить что-нибудь, преодолевая препятствия (а не создавая их - С. Б.), вступать в противоречие, столкновение.

Думается, что ни одно из приведенных терминологических выражений к деятельности российских правоохранительных органов применимо быть не может. При всей важности того, чем ежедневно вынуждены заниматься сотрудники следственно-оперативного звена органов прокуратуры, МВД, ФСБ, ФСНП и ряда других силовых ведомств в области раскрытия и расследования преступлений, именовать это следует более скромно и сдержанно - работа. При чем работа рутинная, определяемая арсеналом тех средств и методов, которые спускает правоприменителю законодатель, воочию игнорирующий не только реальные потребности "земли", но даже и безопасность должностных лиц органов уголовной юстиции. Как тут не вспомнить известную французскую поговорку: "Plus ca change, plus c'est la meme chose" (Чем больше нечто меняется, тем больше оно остается самим собой).

Характерно, что в ходе проводившегося нами опроса сотрудников правоохранительных и судебных органов, на вопрос о том, как они относятся к "уголовной политике" Российской Федерации, проводимой на современном этапе, лишь 21,7% респондентов ответили, что полностью согласны с ее установками; 38,6% выразили свое несогласие с ней; 39,7% пояснили, что проводимая "уголовная политика" в целом приемлема, но страдает излишней либеральностью, которая проявляется, в частности, в обилии пробелов законодательной регламентации, в имеющих место "двойных стандартах", в моратории на смертную казнь, в мягкости санкций УК РФ, в "трепетном отношении к элите".

Такая "порхающая" политика в области законотворчества, по всей видимости, исходит из методологии сохранения "хрестоматийного глянца" в законодательных подсистемах "уголовно-правового блока". В результате этого, следователи и сотрудники органов дознания обрекаются на бесконечные гонения со стороны многоликой толпы потенциальных "плакальщиц", хронических жалобщиков и ревностных блюстителей "законности", вследствие чего труднодостижимым становится такой основополагающий принцип уголовного законодательства как неотвратимость ответственности, а стало быть, в конечном итоге, реальная раскрываемость преступлений. Виноватого кровь - вода, а невиновного - беда, - говорили на Руси. Данную народную мудрость можно было бы бросить в качестве упрека в адрес так называемого общественного мнения, объективно "спонсировавшего" прогресс человеческой мысли, эволюционизировавшей от средневековой розыскной формы уголовного судопроизводства к суду "чертовой дюжины". Речь идет о суде присяжных, который, по утверждению американского процессуалиста Уильяма Бернэма, на родине своего возникновения (Великобритании) в последние годы находится в состоянии упадка33. Да и отечественные юристы с традиционным опозданием, но все же признали (куда деваться?), что "…в условиях ограниченного финансирования судов неоправданной представляется идея безотлагательного внедрения в российское уголовное судопроизводство суда присяжных, требующего больших финансовых и ресурсных затрат"34.

Подобные реформации российского правосудия происходят в то время, когда судами присяжных в странах англосаксонской системы рассматривается в общем числе незначительное количество уголовных дел: в Канаде - 1%, в Англии - около 2%, в США - 4%35. Голландия, Германия и Япония вовсе от них отказались в виду громоздкости, неповоротливости, дороговизны и крайне низкой эффективности.

Минюст России публиковал данные о том, что средний судебный процесс с участием присяжных заседателей обходится в 6,5 раз дороже, чем судебное разбирательство в присутствии народных заседателей36. Мировая история уголовного судопроизводства (той же Англии) свидетельствует, что граждане Великобритании (в частности, графства Орлеан), попадая в число присяжных, достаточно часто стремились как можно скорее представлять общественности виновных в целях экономии налогоплательщикам проистекающих из этого судебных издержек37.

Сказанное подтверждается результатами проведенного нами опроса, которые показали, что только 30,9% респондентов считают суд присяжных прогрессивной формой отправления правосудия; 65,2% относятся к нему отрицательно; 3,9% уклонились от однозначной оценки. Встречающиеся иногда в гуманитарной литературе утверждения, согласно которым введение в судебные процессы присяжных заседателей, в состоянии, якобы, способствовать более точному применению этических принципов к конкретным криминальным ситуациям, слабо учитывают возможность извращенного толкования и применения уголовного и уголовно-процессуального законов отдельными членами "большого жюри" в силу особенностей их психофизиологического состояния38.

В качестве контраргумента можно добавить и объем законодательной регламентации рассматриваемого правового института (ст. 420-466 УПК РСФСР) и (ст. ст. 324 - 389 УПК РФ), который сам по себе предполагает обширные дополнительные затраты ГППбП, обусловленные законодательной и образовательной компонентами.

Сложившееся положение по судебному рассмотрению и разрешению уголовных дел диктует необходимость принятия одного из двух стратегических решений: либо в два - три раза увеличить штат судейского корпуса; либо упростить процедуру рассмотрения уголовных дел судами, в том числе посредством расширения перечня составов преступлений, по которым принятие окончательного решения допускается в стадии предварительного расследования. На целесообразности такого подхода настаивает, в частности, Х. Д. Аликперов39.

Большую пользу стратегии снижения затрат УСП могло бы принести и внедрение в судопроизводственную практику судебной сделки (сделки с правосудием, сделки о признании вины). Данный уголовно-процессуальный институт применяется в США более 150 лет, 90% уголовных дел не подвергается процедуре судебного разбирательства. По мнению Б. Б. Булатова и В. В. Николюка, этим достигается существенное удешевление уголовного правосудия. При этом в качестве обязательных условий признаются: а) убежденность судьи в том, что обвиняемый понимает сущность выдвинутых против него обвинений; б) в состоянии возместить убытки потерпевшей стороне; в) признает себе виновным сознательно40. К этому можно было бы добавить согласие потерпевшего.

Характерно, что в ходе проводившегося нами исследования отношение респондентов к судебной сделке выразилось следующим образом: 49,2% положительно отнеслись к идее ее легализации в российском УПК; 24,3% - отрицательно, 26,5% затруднились ответить.

Прав, в контексте изложенного А. С. Панарин, акцентирующий наше внимание на тех ошибках, которые допускает российская правящая элита. Согласно первой провозглашенной им версии, заблуждения элиты объясняются идеалистическим и упрямо односторонним тяготением к сфере "должного" при явной недооценке "сущего". По второй версии, во главу угла поставлена методология отнесения к интересу: пагубные последствия политики власть придержащих объясняются не их профессионализмом, а своекорыстием. В этом смысле то, что на уровне нации выступает как ошибочное и убыточное, на уровне корпоративных интересов элиты оказывается вполне рациональным и прибыльным41.

Корни этой проблемы, по всей видимости, надо искать в истории отечественного уголовного судопроизводства, анализ которой непредвзятого исследователя неминуемо поставит перед необходимостью выбора наиболее демократической формы обеспечения и отправления правосудия по уголовным делам: либо посредством розыскного процесса, предпочтительного с точки зрения защиты интересов самых широких слоев населения, а стало быть и более демократического, либо с привлечением его антипода - суда присяжных - крайне идеалистической формы судебного процесса, способной не столько установить истину, сколько похоронить ее. При этом нельзя забывать, что розыскной процесс, появившийся изначально исключительно для дел о государственных преступлениях, а затем и для дел о разбоях, убийствах и т. п., постепенно (исторически) распространился и на другие уголовные дела, вытесняя "судное производство", оставлявшееся иногда для власть имущих, по сути как привилегия42.

Кстати, вглядываясь в средневековое судопроизводство на Западе и сравнивая его с нашим, еще дореволюционным, специалисты замечали, что и в том, и в другом нашли отражение характерные национальные черты, как западноевропейских народов, так и наших предков. На Западе в судопроизводстве видна энергия в действиях при достижении предполагаемой цели, энергия, доводившая иногда ее представителей до проявления непомерной и беспощадной жестокости; у нас же, напротив, очевиден недостаток такой энергии и отсутствие особой системы в действиях, но зато замечается, - констатирует Н. Ланге, - большая степень доброты и мягкосердечия43.

Нетрудно представить поэтому, какие последствия может иметь ГППбП в России, если бразды правосудия в общереспубликанском масштабе будут делегированы присяжным заседателям - условным носителям "доброй воли обывателя", судящим "не разумом, но сердцем" (это цитата), да еще с подачи "криминальной" (!) милиции44.

Институты государственной власти, объективно влияющие на качество ГППбП, формируются на основе конституционного принципа разделения властей (ст. 10) - структурообразующего и функционального принципа рациональной организации и взаимоконтроля, который имеет давнюю историю. По формулировке Ш. Монтескье (1748), политическая свобода объекта представляет собой уравновешенность ума, возникающую из понимания, которое каждая личность имеет о своей безопасности. Для того чтобы иметь эту свободу, требуется, чтобы правительство было организовано таким образом, дабы люди не боялись друг друга. Когда законодательные и исполнительные силы объединены в одном и том же человеке или в одном и том же органе магистратуры, то свобода невозможна, так как могут возникнуть опасения, что тот же самый монарх или сенат сможет ввести тиранические законы и использовать их соответствующим образом.

Опять же свободы быть не может, если судебная власть не разделена с законодательной и исполнительной. Если она объединена с законодательной властью, жизнь и свобода субъекта будут подвержены произвольному контролю, судья тогда превращается в законодателя. Если она объединена с исполнительной властью, судья может поступать со всей ожесточенностью угнетателя45.

Справедливости ради следует отметить, что начало разделению властей в русском праве было положено не "одержимыми белою горячкой людьми 60-х годов" (ХIХ века - С. Б.), а много раньше, а именно, по свидетельству Джаншиева, великим "обновителем" земли русской Петром Великим. И с тех пор, до самой судебной реформы 1864 года начало это постоянно имелось в виду и проводилось в нашем законодательстве. Иностранные доктрины тут не причем. Необходимость разделения властей, начиная от высших до низших, подсказывалась практическими нуждами и "навязывалась" самыми элементарными соображениями о правильной организации государственного управления. Правда, главный апостол доктрины о делении властей Монтескье жил в одно время с Петром Великим. Но для успокоения пуристов-самобытников можем прибавить, что Петр 1 ничего не заимствовал и не мог заимствовать из зловредной книги Монтескье "Esprit des Lois", потому что она появилась в свет 15 лет спустя после смерти "великого преобразователя"46.

Теория разделения властей, - считает И. И. Бушуев, - формировалась как теория контроля и равновесия политической власти в обществе. Развитие идеи разделения властей выглядит как последовательный теоретический и институциональный поиск рационального, справедливого, эффективного государственно-властного механизма, принципов его организации. В основе идеи разделения властей лежит мысль об эффективном разделении труда в общественном управлении, достижении социального компромисса, обеспечении законности, прав и свобод человека, правового характера государства, демократического режима. Вместе с тем, низведя разделение властей исключительно к рациональной административной организации, невозможно, - заключает ученый, - обеспечить гарантии свободы общества и индивида перед лицом власти47.

У этой проблемы есть и еще одна негативная сторона. Обусловлена она инерционностью и чиновничьей преемственностью, свойственными государственных учреждениям любого уровня. Парламентарии по-прежнему осуществляют свою правотворческую деятельность, мало интересуясь размерами бюджетных ассигнований по этой статье расходов, не говоря уже об анализе финансовых планов МВД, прокуратуры и судов, содержащих прогностические суммы предполагаемых трат на операционные издержки.

В судопроизводственной сфере поведение участников напрямую определяется количеством и вещественной структурой имеющихся "средств производства", а также материально-технических ресурсов, которые должны обосновывать способ их использования и соответственно направлять волю субъектов поисково-познавательной деятельности, ограничивая пределы законодательного декларирования уголовно-процессуальных гарантий защиты всевозможных прав граждан, людей и личностей, вовлеченных в орбиту УСП. Законодательная же сфера дает более широкий простор для субъективизма и волюнтаризма, поскольку в ней не совершается "материальный процесс" создания потребительных стоимостей. Сказанное предполагает необходимость предметного правительственного вмешательства в правотворческий процесс соответствующих федеральных органов посредством установления экономически допустимого уровня трудоемкости предполагаемых к внедрению судебно-следственных процедур.

Сказанное объясняет "умеренное" отношение опрошенных нами сотрудников к доктрине разделения властей: 59,9% респондентов в целом ее поддерживают, 5,3% - относятся отрицательно, 22,2% считают ее глубоко идеалистической и условной, 12,07% отмечают отсутствие в ней места для прокурорско-следственной власти, 0,53% однозначного отношения не высказали.

Подвергая анализу данную установку кратологии (науки о власти), следует отметить ее фундаментальное влияние на ГППбП. Концептуально, суть проблемы сводится к тому, что в должности следователя, с одной стороны, сливаются две функции - судьи и административного органа. С другой стороны - формально в стадии предварительного расследования стороны обвинения не существует, хотя она и является адресатом основных исковых притязаний защиты.

Популярно комментируя рассматриваемую доктрину об обустройстве механизма государственной власти, авторы учебника "Общей теории права и государства" вполне обоснованно резюмируют, что принцип разделения властей не абсолютен, государственно-правовые формы его реализации зависят от национальных традиций в широком смысле, от конкретной социально-экономической и политической ситуаций. Как следствие подобного виденья - признание очевидного факта - относительной независимости трех ветвей государственной власти и реализующих ее государственных органов48, объективно прослеживающейся при анализе основополагающих конституционных положений (хотя бы ст. 11, 80, 83, 110, 118, 129).

В рамках настоящей работы автор не собирается подвергать серьезному научному анализу основные положения теории права и государства. Однако, как представляется, за отправной момент небезынтересно определить константу (признание) того, что относительная независимость и даже, скажем так, взаимообособленность ветвей федеральной власти, произрастающих из одного прокрустова ложа, вполне отражает философский закон единства и борьбы противоположностей. Согласно его канонам всем явлениям и процессам свойственны внутренние противоречия, противоположные стороны и тенденции, находящиеся в состоянии взаимоотрицания. Центральным звеном данного закона, - считает А. М. Марцев, - выступает учение о противоречиях49.

В связи с изложенным, необходимость рационализации ГППбП безусловно должна быть осознана всеми ветвями государственной власти - законодательной, исполнительной и судебной, как их общая актуальная задача, требующая объединения усилий в выработке ее основ, определении методов и средств реализации. Ибо упомянутые уже нами традиционные ветви власти, уподобившись героям крыловской басни - лебедю, раку и щуке, - "…действуют разобщенно, неадекватно ни криминальной ситуации, ни своим возможностям"50.

Теория разделения властей, - замечает профессор А. Д. Бойков, - соблазнительная на фоне абсолютной монархии и тоталитарного режима одной партийной группировки (одномерной идеологии - С. Б.), как выяснилось, несет в себе скрытую опасность их противостояния и вражды, не менее гибельную для демократии, чем диктатура личности. Творцы Конституции 1993 года должны были бы подчеркивать не самостоятельность каждой из ветвей, неизбежно ведущую к их соперничеству, а взаимосвязь, взаимозависимость, взаимодополняемость…51.

Так уж повелось, что при выработке ключевых понятий, свойственных какой-либо области общественной практики, многие ученые обращаются к толковому словарю русского языка как к авторитетнейшему источнику, обосновывающему их убеждения и правопредставления. И это несмотря на то, что дефиниции как общих (морфологических), так и специализированных (юридических) словарей, не всегда должным образом отражают существо искомых терминологических выражений. Древнеримский юрист Яволен, еще во 2 веке до нашей эры говорил, что всякое определение чревато опасностью, ибо мало случаев, когда оно не может быть опрокинуто. Дефиниции не имеют значения для науки, потому что они всегда оказываются недостаточными, - вторил ему Ф. Энгельс. Единственно реальной дефиницией оказывается развитие самого существа дела, а это уже не есть дефиниция52.

В политологической теории, надо полагать, известен не один десяток определений термина "политика". И, думается, нет решительно никакого смысла открывать очередной. В обзорно-аналитическом аспекте отметим лишь, что толковый словарь русского языка термин "политика" определяет как деятельность органов государственной власти и государственного управления, отражающую общественный строй и экономическую структуру страны, а также деятельность партий и других организаций, общественных группировок, определяемую их интересами и целями (А), вопросы и события общественной, государственной жизни (Б), и, наконец, (более узко) образ действий, направленных на достижение чего-нибудь, определяющих отношения с людьми (В)53.

Иными словами, политика представляется в качестве сферы государственной и общественной деятельности, направленной на обладание государственной властью и определяемой отношениями между классами, нациями и другими социальными группами, их интересами и движением. Политика, - пишет А. С. Панарин, - есть форма рисковой деятельности, в ходе которой участники оспаривают друг у друга возможность определять характер и поведение власти54,..это подчиняющийся конституционно-правовым нормам процесс соперничества различных социальных групп в сфере распределения власти55. Не вдаваясь в дискуссию по этому вопросу, подчеркнем, что понятие "уголовная политика", вычленившееся из общего (родового), возникло более двух столетий назад. Зарождение и формирование основ уголовной политики относится к середине XIX - началу ХХ веков. Не установлено, кто и когда именно стал употреблять термин "уголовная политика", но в литературе он появляется в 1804 году. В соответствии с одной из версий, введение этого термина в научный оборот приписывается Ансельму Фейербаху (отцу Л. Фейербаха). У истоков науки уголовной политики стояли также выдающиеся юристы XIX века: Э. Ферри, Ф. Лист, А. Принс.

В России к этой области обратились во второй половине XIXвека. Одним из первых попытку сформулировать понятие уголовной политики сделал Н. Неклюдов (1865 г.), отмечавший что это "основанная на уголовной статистике государственная мудрость, против которой бессильна всякая борьба…". Более подробного отношения к указанной проблеме Н. Неклюдов не выразил.

В. Духовский в статье "Задачи науки уголовного права" (1872) пошел несколько дальше своих предшественников и по существу говорил о содержании уголовной политики. Так, на уголовное право он возлагал обязанность изучать причины преступности и определять средства для успешной борьбы с ней, обеспечивать превентивные меры и не стесняться указанием необходимых социальных реформ.

Также, не употребляя термина "уголовная политика", ее содержание раскрывал И. Фойницкий (1889), подчеркивавший, что она должна вырабатывать указания для уголовного законодателя в деле наилучшей охраны правопорядка и целесообразно поставленной борьбы с преступностью. Мы видим, что становление уголовной политики в XIX веке в основном шло в рамках уголовного права. Это неизбежно расширяло его пределы, чему было немало противников: Вульферт, Н. Таганцев, Н. Сергеевский и др. Различие во взглядах и подходах рождало широкие дискуссии в научных кругах. Вопросы уголовной политики находили отражение в трудах М. Гернета, В. Есипова, А. Пионтковского, Н. Полянского и др.

Первые самостоятельные труды по уголовной политике принадлежат С. Гогелю и М. Чубинскому56. Первый определял уголовную политику как учение о существующих мерах борьбы с преступностью - мерах репрессивных и мерах превентивных, отмечая при этом слабую роль государственных органов в обеспечении превенции и необходимость усиления общественного влияния на исполнение наказаний и предупреждение преступлений. Роли общественности в этом вопросе им была посвящена самостоятельная работа.

Понятие уголовной политики, данное М. Чубинским, было более полным и для своего времени масштабным: "Уголовная политика, по его версии, являлась ветвью науки уголовного права, призванной вырабатывать указания для наилучшей постановки в данной стране дела уголовного правосудия, как путем социальных реформ, так и путем создания лучшего уголовного законодательства57. Содержание уголовной политики М. Чубинский видел в политике превенции репрессии, политике уголовного законодательства. Однако раскрыть суть этого ему не удалось. Основное содержание его работы составляет скорее философия уголовного права.

Несмотря на это, заслуги русских юристов XIX века в развитии науки уголовной политики вне всяких сомнений определяются их пониманием того, что борьба с преступностью силами только догм уголовного права невозможна, что есть другие составляющие этой борьбы, в том числе уголовно-процессуальное право58.

Анализируя позиции некоторых ученых относительно системы ГППбП, мы еще неоднократно столкнемся с такими формулировками, как "уголовная политика", "уголовно-правовая политика", "меры уголовно-правового воздействия", "уголовно-правовая деятельность", "уголовные политики" (в смысле деятели), "уголовные законодатели" и т. п., используемые юристами (иногда ошибочно) в качестве слов - синонимов. На данное обстоятельство вполне обоснованно указывает, например, В. С. Комиссаров59.

Более лаконичен А. И. Марцев, усматривающий содержание уголовно-правовой политики в управлении процессом борьбы с преступностью уголовно-правовыми средствами. Этот вид, политики, по его мнению, указывает направления, цели и средства данной борьбы и выражается в уголовном законодательстве и практике его применения60.

На взгляд автора настоящей работы термин "уголовная политика" является малопригодным для определения той сферы государственной деятельности, которая в нашем случае подвергается анализу. Обусловлено это тем, что словарная дефиниция терминологического выражения "уголовный" буквально означает "имеющий отношение к преступлению"61. Поэтому, учитывая непрекращающиеся в теории государства и права споры о том, что является первичным - государство или право, мы не склонны рассматриваемую сферу правоохранительной деятельности именовать иначе, чем ГППбП. Такой подход позволяет рассматривать "уголовную политику" как государственную деятельность в сфере борьбы с преступностью, подчеркивая, тем самым ее подчиненный характер политике общей.

Сказанное тем более важно, что изначальный, подвергнутый нами критике тезис, приводит, во-первых, к смешению понятий "политика" и "право". Во-вторых, к чрезмерному расширению иерархий политик на более мелкие составляющие. Так, например, Э. Н. Жевлаков анализируемую проблему в сфере борьбы с преступностью видит следующим образом: социальная политика государства, юридическая (правовая) политика, уголовная политика, уголовно-правовая политика62. К данному перечню можно было бы добавить политику уголовно-исполнительную, уголовно-процессуальную, криминалистическую, криминологическую, оперативно-тактическую и т. п. Однако, такой широкий взгляд порождает чрезмерное "обилие политик" - явление, вряд ли имеющее практическую пользу. Особенно в тех случаях, когда начинают выделять политику в области уголовных наказаний, мер пресечения и т.д. Вместе с тем, подобные утверждения уязвимы, поскольку уголовно-процессуальная политика, понимаемая в качестве практической деятельности государства в законодательной, судебной и исполнительной сфере УСП, способна отражать тенденции развития и совершенствования уголовно-процессуального права (статика) в динамике. Встречающиеся у юристов - специалистов уголовного права и криминологии, уточняющие формулировки отдельных правовых конструкций, институтов и норм - статей, способны лишь усугубить проблему. Так, мы говорим "уголовное правосудие", подразумевая под этим форму реализации государственной власти по уголовным делам в суде. "Уголовную ответственность" нередко именуем "уголовно-правовой", желая лишний раз подчеркнуть отраслевую принадлежность данной категории. Аналогичным образом можно поступить с термином "уголовная политика", трансформируя его в "политику уголовно-правовую", и, смешивая, тем самым, понятие ГППбП (в широком смысле) с понятием (собственно) "уголовно-правовой политики".

Некоторые ученые, определяя правовую политику как основы, принципы, направления, задачи, стратегию и тактику правового регулирования общественных отношений, охватывающую правотворческую и правоприменительную политику, включают в состав последней политику уголовную63.

В рамках единой уголовной политики А. И. Коробеев выделяет уголовно-правовую, уголовно-процессуальную политику, криминологическую и уголовно-исполнительную и т. п.64

Молодцов А. С. подчеркивает, что уголовно-процессуальная политика, основанная на уголовном законе, является необходимой составляющей уголовно-правовой политики (!).Уголовно-процессуальный закон, по его мнению, является формой жизни материального закона, "каналом", по которому реализуются уголовно-правовые отношения, в том числе и в тех случаях, когда решается вопрос об освобождении лица, совершившего преступление, от уголовной ответственности65. В контексте изложенного данная точка зрения представляется несовершенной.

Исторически сложившиеся наименования типа "уголовная политика", "уголовное право", "уголовный кодекс", "уголовное дело", "уголовная регистрация", иногда отождествляемая с "криминалистической"66, как будто бы не вызывают споров, несмотря на то, что буквальный их перевод с русского юридического на русский разговорный (смысловой) далеко не всегда отвечает сути предмета.

Добавим сюда нередко встречающиеся в криминологической и иной юридической литературе, а также в официальных документах и публицистических материалах выражения типа: "уголовное преступление", "уголовный преступник", "уголовное вмешательство" (чем не посягательство?), "уголовное преследование", путаемое с преследованием судебным, и некоторые иные, которые, греша очевидной тавтологией, с этической и этимологической точек зрения представляются несостоятельными в силу хотя бы своей неблагозвучности. Это тем более очевидно в виду того, что по своему характеру, как известно, преступления всегда рассматриваются как уголовные правонарушения. Государственно-правовая теория и практика большинства стран исходят из того, что за пределами противоправных деяний, предусмотренных уголовным законодательством правонарушений, квалифицируемых как преступления нет и не может быть67.

Выработка единой (универсальной для наук уголовно-правового блока) терминологии является актуальнейшей задачей государственно-правовой политологии борьбы с преступностью. И дело здесь не только в установлении каких-либо оснований для предварения терминологических традиций. Насколько серьезна рассматриваемая проблема, можно судить хотя бы по двум правовым терминам, которые более подробно мы будем анализировать несколько позже, а именно: уголовная (уголовно-правовая) или, точнее, судебная ответственность подсудимого за преступление, и ее реализация в уголовном процессе; возбуждение следственного дела (а не уголовного, и даже не судебного преследования).

Если проанализировать эту проблему в историческом ракурсе, то можно заметить, что ст. 1 УУС (1864), в частности, устанавливала, что никто не может подлежать судебному преследованию за преступление или проступок, не быв привлечен к ответственности в порядке, определяемом правилами сего устава. При этом под возбуждением судебного преследования понималось предъявление законного и обязательного повода к начатию дела в уголовно-судебном порядке подлежащей власти, то есть следователю или суду, мировому или общему68.

В государствах англосаксонской системы права также исходят из того, что уголовный процесс начинается с момента представления уголовного дела в суд. Движущим началом УСП здесь служит частная инициатива сторон. Публичный же интерес более характерен для континентальной модели уголовного процесса69.

По данным М. А. Пешкова, особенностью начала судопроизводства в США является то, что решение о возбуждении уголовного преследования принимается обвинителем на основе материалов расследования, проведенного полицией и иными компетентными органами70. При этом целесообразность данного решения "увязывается" не только с наличием достаточных доказательств виновности подозреваемого, но и с высокой степенью вероятности его осуждения. Окружной атторней Лос-Анджелеса Р. объяснял такую политику так: "Первое решение, которое мы обдумываем после поступления материалов полиции, - уверены ли мы сами, что парень виновен; мы должны исходить из того, что мы уверены в его вине; второе - чувствуем ли мы, что налицо все элементы состава преступления; и третий шаг, который в равной степени важен, - уверены ли мы, что мы сможем выиграть дело… Мы не можем позволить себе перегружать систему "плохими делами"; мы обязаны думать, что у нас есть достаточно высокая возможность выиграть дело71.

Современная судебно-правовая реформа не свободна от определенных терминологических заимствований, которые проявляются в отождествлении (на первый взгляд, безобидном) таких выражений, как "возбудить уголовное дело" и "возбудить уголовное преследование". По этому поводу 25,2% опрошенных нами респондентов заметили, что считают их взаимозаменяемыми "во избежание излишней демагогии", 74,8% ответили, что это разные термины. В обоснование своей точки зрения они приводили следующие доводы: уголовное дело возбуждается по факту, а уголовное преследование - против конкретного лица, выражение "уголовное преследование" более широкое и т. п. Следует заметить, что новый УПК РФ в своем инструментарии также использует оба рассматриваемых терминологических выражения, упоминая о возможности прекращения уголовного преследования в рамках продолжаемого производством уголовного дела (например, ст. 27 "Основания прекращения уголовного преследования"). В подобном подходе очевидно влияние академической доктрины советского уголовного процесса, в рамках которой возбуждение уголовного преследования обыкновенно увязывалось с моментом привлечения лица в качестве обвиняемого (М. С. Строгович). Последнее выражение вплоть до настоящего времени не очень удачно отождествляется с понятием "привлечение к уголовной ответственности". Именно из этих лингвистических противоречий, надо полагать, "вырастают ноги" у концепции, согласно которой признается недопустимым возбуждение уголовного преследования судьей (судом). Как ни как все-таки преследование! Хотя по данным нашего исследования и в этом вопросе у респондентов принципиального расхождения во мнениях не выявилось: 52,1% считают, что суд (судья) должен обладать правом возбуждения уголовного дела, 45,8% придерживаются противоположной точки зрения, полагая, что это несвойственная суду функция, 2,1% воздержались от категорических суждений.

В качестве вывода следует отметить два основополагающих момента: во-первых, в рамках российской судебно-правовой реформы конца ХХ - начала ХXI столетия в ведение представителей судебной власти стали перемещаться значительные, им не свойственные функции, и, во-вторых, лишение суда (судьи) полномочий по возбуждению уголовного дела в подавляющем числе случаев нивелирует фактор оперативности реагирования на первичную информацию о преступлении, что в конечном итоге, существенно удорожает УСП по конкретным уголовным делам.

Что же касается терминологии, то можно добавить, что в теории уголовного права РФ преступлением признается разновидность правонарушений, характер общественной опасности которых определяется объектом посягательства72. И, наконец, согласно юридическому энциклопедическому словарю, преступлением является предусмотренное уголовным законом общественно-опасное деяние73. Поэтому добавление к терминам "преступник" и "преступление" прилагательного "уголовный" порождает явление, которое в логике именуется тавтологией.

В контексте изложенного следует согласиться с В. А. Уткиным, который подчеркивает, что при целенаправленном формировании наименования (и категории - С. Б.) отдельных правовых отраслей так называемого криминального цикла "…должны быть убедительно логико-теоретически обоснованы с тем, чтобы адекватно отражать сущность регулируемых ими общественных отношений, когда на повестку выносится вопрос о замене известного, привычного и устоявшегося наименования (или термина) на новое 74.

Не менее трудновосприимчивыми являются выражения, употребляемые для обозначения степени активности правоохранительных органов в рассматриваемой нами сфере. К таковым можно отнести: "борьбу с преступностью", "войну", "контроль", "противодействие", "предупреждение", "профилактику", многие из которых (например, последние два), имеют сугубо самостоятельное предназначение. Так, М. П. Клейменов выделяет четыре концептуальные модели уголовно-правового воздействия на преступность:

а) война, при которой проводится максимально жесткая и непримиримая карательная политика; б) борьба, при которой все меры уголовно-правового воздействия осуществляются с соблюдением четких правовых гарантий;

в) компромисс, основанный на применении наиболее целесообразных мер;

г) сотрудничество, вызванное потребностями практики75.

Автор настоящей работы присоединяется к позиции составителей учебника "Криминология" (1997), полагающих, что наиболее точно сути проблемы отвечает понятие "борьба с преступностью", которое, во-первых, …отражает воздействие и на причины преступности, и на саму преступность, показывает сложный, объемный характер такого воздействия, во-вторых, подчеркивает момент активного наступления на преступность при ее противодействии76.

Профессор С. В. Бородин пишет: "Мы исходим из того, что борьба с преступностью как социально-политическая категория есть целенаправленная деятельность, проводимая государством и обществом на основе материалистического понимания преступности и ее причин"77.

Борьба с преступностью - сложная, многоаспектная деятельность, самостоятельная сфера социального управления. Она включает: общую организацию борьбы с преступностью (анализ, прогноз, программирование, правовое регулирование, кадровое и иное обеспечение); предупреждение преступности, то есть воздействие на процессы ее детерминации и причинности; правоохранительную деятельность (карающую, то есть направленную на применение предусмотренных законом мер к лицам, совершившим преступления, и правовосстановительную, то есть по устранению причиненного преступлением вреда и возмещению ущерба). Борьба это всегда такая деятельность, которая преследует определенную цель, в том числе цель применения к виновным мер государственного принуждения для того, чтобы добиться их отказа от преступного поведения. Компромисс, - по мнению авторов указанного учебника, - здесь не допускается ни государством, ни обществом78. Представляется, что это утверждение чересчур категорично.

Как уже отмечалось, состояние ГППбП в Российской Федерации позволяет подобрать любой из перечисленных ранее терминов для определения степени противодействия преступности со стороны органов уголовной юстиции. Однако, юридической науке необходимы выверенные терминологические конструкции, которые обусловливали бы разработку базовых понятий для их дальнейшего совершенствования.

"Уголовная политика" - это часть общей политики государства наряду с политикой экономической, социально-культурной и т. д. Она направляет деятельность органов государственной власти и общественности в борьбе с преступлениями и иными общественно опасными поступками, основываясь на точном исполнении законов, в том числе уголовно-процессуальных79.

Принято считать, что уголовная политика - это совокупность взглядов, идей и представлений, господствующих в обществе на данном этапе, об основных направлениях, средствах и путях борьбы с преступностью80. Именно в этом ключе комментирует рассматриваемую проблему профессор А. Д. Бойков, замечая, что под государственной политикой борьбы с преступностью понимается "…определение задач, принципов и средств реализации той части государственной деятельности, которая объектом воздействия имеет как саму преступность, так и те общественные отношения, которые ее порождают81.

Под уголовной политикой, - читаем в сборнике информационных материалов, - понимается деятельность органов государственной власти, направленная на объекты, процессы и нормы, связанные с защитой человека, общества и государства от преступных посягательств, с их предупреждением, с оказанием помощи жертвам преступлений и злоупотребления властью, а также с обеспечением функционирования и развития государственных органов, с оказанием поддержки общественным образованиям, деятельность которых в той или иной мере должна (или может) быть направлена на предотвращение преступности и ее последствий82.

Уголовная политика, - полагают авторы учебно-методических материалов для слушателей Академии МВД РФ, - это крупномасштабное направление деятельности государства по защите общества и его членов от преступности, разработка и реализация задач, содержания и форм этой деятельности83.

По мнению Н. М. Загородникова и Н. А. Стручкова, уголовная политика представляет собой такое направление современной политики, в рамках которого формируются исходные требования борьбы с преступностью посредством разработки и осуществления широкого круга предупредительных мер, создания и применения правовых норм материального, процессуального и исполнительного уголовного права, устанавливающих криминализацию и пенализацию, а когда нужно декриминализацию деяний, а также посредством определения круга допустимых в борьбе с преступностью мер государственного принуждения84.

Уголовная политика, - пишут М. И. Ковалев и Ю. А. Воронин, - направлена на то, чтобы формировать генеральную линию борьбы с преступностью, определять решающие признаки, по которым можно было бы судить об общественной опасности тех или иных деяний, устанавливать основные принципы уголовного права и уголовного правосудия, в соответствии с ними очерчивать возможные пределы уголовного вмешательства в деятельность общественных и государственных учреждений и жизнь частных лиц, указать на принципы законодательной техники с тем, чтобы понятия и институты, составы преступлений отвечали социальной сущности того или иного преступления, строить деятельность органов правосудия с учетом имеющихся политической ситуации и задач, своевременно вносить соответствующие изменения в экономическую и политическую жизнь общества, коррективы в уголовное законодательство85. И не только, добавим, в уголовное.

С точки зрения П. Н. Панченко, уголовную политику можно определить как научно обоснованную политику в области уголовно-правовой деятельности (!) борьбы с преступностью, то есть как стратегию и тактику борьбы с преступностью, конкретные направления данной борьбы, утверждающей общечеловеческие ценности, базирующиеся на принципах справедливости и законности, демократии и гуманизма, обязательности, дифференциации и индивидуализации применяемых мер, реализуемых с учетом общенародной воли и на основе уголовного и смежных с ним отраслей законодательства правоохранительными органами, трудовыми коллективами, общественными организациями и всем населением86.

Более лаконичен А. В. Наумов, считающий, что политика в области борьбы с преступностью получила название уголовной политики87.

В плане сравнительного анализа, небезынтересны определения уголовной политики, предлагаемые в зарубежной юридической печати. Так, в болгарской уголовно-правовой литературе высказывалось мнение, согласно которому уголовная политика есть система руководящих идей (принципов) в области использования уголовно-правовых средств и методов в борьбе с преступностью88.

Из новейших дефиниций рассматриваемой категории можно выделить следующее: государственная политика борьбы с преступностью - это определение задач, принципов и средств реализации той части государственной деятельности, которая объектом воздействия имеет как саму преступность, так и те общественные отношения, которые ее порождают89.

По нашему мнению, ГППбП есть постоянно совершенствующаяся, эмпирически оправдавшая себя, научно обоснованная целенаправленная деятельность специально уполномоченных на то правоохранительных и судебных органов, а также их должностных лиц, ориентированная, в соответствии с провозглашаемыми ею принципами, на обеспечение государственной и общественной безопасности, а также прав и свобод законопослушных граждан90.

Уголовная политика призвана максимально ограничивать масштабы преступности и издержки от нее, будь то моральные, материальные или человеческие потери. Идеально траты, претерпеваемые государством в сфере ГППбП, должны покрываться за счет причинителей уголовно-значимого и иного вреда - то есть физических лиц, признанных виновными приговором суда. Такой подход соответствует общей установке, согласно которой при оценке криминальной ситуации как предпосылки разработки и реализации уголовной политики, упор должен делаться на реалистичность, максимально возможную ресурсную обеспеченность рассматриваемого направления государственной деятельности.

Основная идея, господствующая сейчас в умах ученых юристов, заключается в том, что карательный, репрессивный характер "уголовной политики" необходимо менять на восстановительный. Эффективная ГППбП - это восстановление нарушенных прав жертв преступления и злоупотребления властью, возрождение доверия населения к правоохранительным органам. Восстановительная "уголовная политика" предполагает не только минимизацию репрессий, но и сокращение сферы компетенции уголовного правосудия за счет декриминализации значительной части преступлений и их перевода, в случае необходимости, в сферу гражданско-правового регулирования, создания альтернативных уголовному правосудию институтов и т. д.

Одна из причин, которые обусловливают такую, на первый взгляд, парадоксальную реакцию на криминальный взрыв - ограниченность материальных и профессиональных ресурсов, которые общество может использовать для противодействия преступности. Эти ресурсы невозможно увеличивать темпами, пропорциональными росту криминальных проявлений. Кроме того, экстенсивный путь развития дорогостоящей и громоздкой системы уголовной юстиции, при попытке его реализации, привел бы к еще более разрушительным последствиям для общества, чем сама преступность.

Из приведенного, далеко не полного перечня дефиниций "уголовной политики", важно усвоить, что:

1) "уголовная политика" является неотъемлемой составной частью общей политики государства, обеспечивающей оптимальное функционирование всех других ее направлений;

2) концепция "уголовной политики" - важнейший элемент концепции безопасности Российского государства и общества;

3) недопустимо противопоставление задач по защите государства, общества и личности от преступлений91.

Специфические особенности "уголовной политики" отмечались А. А. Герцензоном. К ним он относил: сложность планирования; большие трудности в осуществлении координации деятельности государственных органов, ведущих борьбу с преступностью; и, главное, большие трудности в определении эффективности (результативности) мер борьбы с преступностью (точность критериев и т. п.)92.

Научно-обоснованная ГППбП не может быть разработана без предварительной подготовки концепции такой политики. Последнюю образуют, как минимум, десять взаимосвязанных между собой блоков: понятие, основания (нормативная база), взаимосвязь с другими направлениями государственной деятельности, цели (задачи), элементы (система), объекты, средства (формы и методы) реализации, субъекты, уровни и принципы.

Изучение так называемой практической "уголовной политики" может быть осуществлено методами конкретно-социологического и юридического исследований. При этом сам процесс представляется в виде логически следующих друг за другом последовательных этапов:

1) уяснение категории "раскрытие" преступления (аспекты уголовно-процессуальный, криминалистический и оперативно-тактический) под углом зрения качества, быстроты и результативности;

2) исследование следственно-судебного процесса (аспекты уголовно-правовой, уголовно-процессуальный, криминалистический, оперативно-тактический) под углом зрения проблем доказывания и доказанности состава преступления, правильности квалификации преступлений, индивидуализации наказаний и определения главных направлений судебной практики, включающих кассационное, апелляционное и надзорное производства;

3) процесс исполнения наказаний (аспект по преимуществу уголовно-исполнительный) под углом зрения выяснения основных линий исполнения наказаний, стабильности судебных приговоров, согласованности судебного и исполнительного (судебного) производств, эффективности исполнения наказаний;

4) исследование общественных мер борьбы с преступностью (возрождение народных дружин, товарищеских судов, общественного поручительства) под углом зрения выявления основных линий применения этих мер, их согласованности с деятельностью органов МВД, прокуратуры и судов;

5) исследование мер предупреждения преступлений, осуществляемых органами МВД, прокуратуры и суда, другими государственными органами, а также силами общественности, под углом зрения выяснения степени скоординированности их деятельности, повышения эффективности и обеспечения плановости.

Формирование нового мышления в области уголовной политики, - считает М. П. Клейменов, - требует преодоления ряда консервативных представлений, укоренившихся в обыденном и профессиональном правосознании. Их перечень возглавляет идея устрашения - краеугольный камень всякой структуры власти с антидемократическими тенденциями. Это и понятно: социальные модели страха просты до примитивизма (их разработка не нуждается в научном обосновании), сравнительно дешевы, если не принимать во внимание упущенную выгоду (затраты производятся только на содержание карательного аппарата), и эффективны - с точки зрения лиц, облеченных властью93.

Изучение судебно-следственной статистики (в том числе, материалов уголовных дел, отказных проверочных материалов, протокольных производств и т. д.), к сожалению, обнаруживает тенденцию более активно и неотвратимо карать не профессионального преступника, а правонарушителя, совершившего преступление на бытовой почве, не лидера криминальной среды, а "ситуационного" преступника, не дельца теневой экономики, а "мелкого жулика". Указанная стратегия, вполне понятная и легко объяснимая с точки зрения простоты и доступности раскрытия преступления и доказывания криминального события, противоречит социальной справедливости и должна быть отнесена к разряду негативных.

Нетрудно предвидеть, к каким результатам приведет ГППбП, если она уклоняется от решения сложных проблем, делая акцент на легко раскрываемых преступлениях, с помощью которых достигается видимость благополучия.

В научном аспекте две основные тенденции должны довлеть в государственно-правовой политологии борьбы с преступностью на гребне проводимой в Российской Федерации судебно-правовой реформы: одна из них состоит в последовательной, решительной и бескомпромиссной борьбе с наиболее тяжкими преступлениями, с организованной и профессиональной преступностью, в применении самых суровых мер наказания к лицам, совершившим тяжкие и особо тяжкие преступления, к особо опасным рецидивистам, другая заключается в сужении сферы уголовной регуляции в отношении лиц, совершивших преступления, не представляющие повышенной опасности, в широком применении наказаний, не связанных с изоляцией от общества (обязательные работы, исправительные работы, условное осуждение, отсрочка исполнения приговора и наказания, освобождение от уголовной ответственности в связи с изменением обстановки, в связи с деятельным раскаянием, в том числе и в форме добровольного возмещения причиненного преступлением совокупного вреда.

Стратегия восстановительной ГППбП, - считают Н. В. Григорьев и

Р. А. Сабитов, - в части, касающейся уголовно-процессуального права, должна поощрять правомерную посткриминальную общественно-полезную деятельность "уголовного ответчика" в виду того, что она изначально нацелена на воссоздание нарушенных общественных отношений94. Контролируя данное направление "уголовной политики", президент РФ призван осуществлять эту функцию на всех ее уровнях: политико-директивном, законодательном и правоприменительном95.

Дискуссии по поводу соотношения понятий "цель" и "задача" широко известны во всех отраслях российского права. Так, в теории уголовного процесса существует мнение, что задачей уголовно-процессуального права является не только создание наиболее благоприятных условий выполнения правоохранительными органами (субъектами уголовного процесса) и судом своих обязанностей по всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств дела, но и усиление внимания субъектов, ответственных за осуществление производства по уголовному делу, к обеспечению прав и свобод участвующих в уголовном процессе граждан96.

Относительно же понятия "цель" многие известные ученые (например, профессор В. Т. Томин) придерживаются мнения Н. Н. Полянского, высказанного еще в 1919 году. Он писал, что целью уголовного процесса является "…установление для конкретного случая существования … права государства на наказание и эвентуально…тех пределов, в которых оно подлежит осуществлению97.

Применительно к предмету разговора в рамках настоящего параграфа, мы вправе говорить о наличии соответствующих категорий и в ГППбП. Что же касается их соотношения, то, как представляется, наиболее удачной в этом вопросе является позиция профессора А. Д. Бойкова, который считает, что попытки выработки обоснованных различий целей и задач уголовного процесса не приводили, как правило, к убедительным решениям, ибо они не состоятельны с точки зрения этимологии русского языка. Утверждение, что термин "задача" в правовых актах употребляется в смысле конкретизации цели, не всегда соответствует законодательной практике98. Двуединая цель УСП, провозглашавшаяся в ст. 2 УПК РСФСР, переместилась в ст. 6 УПК РФ "Назначение уголовного судопроизводства", оставив (в содержательном аспекте) указанную проблему открытой.

Уголовно-правовое отношение объективно. Оно, как обыкновенно полагают, возникает в момент совершения преступления. Изменения в общественных отношениях связаны именно с фактом противоправного деяния и смысл уголовного процесса, равно как и уголовной политики Российской Федерации в целом (применительно ко всему массиву общественно-опасных деяний), идеально должен сводится к восстановлению первоначального состояния, то есть равновесия в нарушенных общественных отношениях. Однако уголовный процесс может восстанавливать равновесие и другим путем (это необходимо в случаях, когда восстановление нарушенного права невозможно): при помощи определенных компенсаций (эквивалентов). Универсальным условием создания такого эквивалента и служит осуждение и наказание.

Восстановление равновесия, - пишет М. П. Поляков, - невозможно без познания, цель которого установить во всех красках указанное материально-правовое отношение. Установление его и означает достижение материальной истины. Неистинные правоотношения (псевдоотношения) не восстанавливают перекоса общественных отношений и, следовательно, уголовный процесс в таких случаях лишается смысла. В идеальном варианте восстановление равновесия должно следовать тут же за перекосом, то есть за преступлением. К этому и стремится уголовный процесс. Все громогласные заявления о том, что каждое преступление должно быть раскрыто, производны от смысла процесса - восстановления равновесия в системе общественных отношений99.

Рассуждая о целях и задачах ГППбП, не следует рассматриваемые категории сводить к искоренению преступности100. Цель ГППбП заключается в том, чтобы на основе определения приоритетов и путей борьбы с преступностью, планомерного наращивания в этой сфере усилий не только государства, но и всех здоровых сил общества, совершенствования законодательства, организации, средств и методов предупреждения и раскрытия преступлений, всей деятельности органов уголовной юстиции, обеспечить активное, наступательное противодействие преступности и добиться в рамках переходного периода перелома криминальной ситуации101.

Однако по существу, реальное достижение целей УСП, понимаемых таким образом, возможно далеко не по всем уголовным делам. Правоохранительная деятельность в этом вопросе зависит от множества факторов, среди которых, прежде всего, следует назвать такие как: уровень развития экономических отношений в обществе, состояние общей и правовой культуры населения и сотрудников правоохранительных органов, качество законодательства, наличие эффективных криминалистических и оперативно-тактических методик, рекомендаций и т. п.

По состоянию на сегодняшний день, вряд ли кто возьмет на себя смелость заявить о возможности 100%-й раскрываемости преступлений. Тем не менее, цель ГППбП, являющейся для уголовно-процессуального права системой более высокого уровня, должна предполагать максимально эффективное, основанное на возможностях социально-экономического базиса, противодействие криминалитету в интересах защиты законопослушных граждан, всего социума от преступных посягательств.

Если бы удалось разработать Основы ГППбП в Российской Федерации, если бы этот документ получил одобрение власти и если бы, наконец, он был подкреплен финансированием, материальным и кадровым обеспечением, то это, - считает Ю. В. Кореневской, - была бы половина успеха102.

Говоря о проблемах ГППбП, обычно упоминают и такие понятия как правовое и организационное обеспечение.

Под правовым обеспечением традиционно понимается система нормативно-правовых актов, используемых руководителями правоохранительных органов в пределах своей компетенции для выполнения возложенных на них обязанностей.

Под организационным обеспечением в рассматриваемой сфере подразумевается система средств, приемов и методов, используемых субъектами "уголовной политики" в пределах своей компетенции для разработки и реализации ГППбП.

Последняя немыслима без планирования. Планирование в рассматриваемой сфере предполагает "сознательную целенаправленную деятельность по достижению определенного (заданного) результата" (обеспеченную необходимыми материально-техническими средствами - С. Б.). Оно выступает одним из способов координации действий ее субъектов.

К последним относятся: Президент, Государственная Дума, Правительство (Совет Министров), Верховный Суд, Генеральная прокуратура, МВД, ФСБ, ФСНП и некоторые другие правоохранительные органы Российской Федерации, а также входящие в нее властные структуры отдельных административно-территориальных образований.

В специальной юридической литературе встречается и такое понятие как "практическая уголовная политика". Под этим термином, как правило, подразумеваются ее основные направления, приемы и методы, к числу которых относят:

А) выявление и регистрацию преступлений;

Б) возбуждение (или отказ в возбуждении) уголовного дела;

В) раскрытие преступлений;

Г) правильную квалификацию совершенного деяния;

Д) возмещение вреда, причиненного преступлением, с возможной конфискацией имущества обвиняемого;

Е) замену уголовной ответственности иными видами ответственности;

Ж) применение мер пресечения к подозреваемых, обвиняемым, подсудимым и осужденным;

З) отправление правосудия, обеспечивающее осуждение лиц, виновных в совершении преступлений;

И) индивидуализацию наказания осужденным, а также назначение им принудительного лечения от алкоголизма и наркомании;

К) исполнение наказаний;

Л) постпенитенциарный контроль за освобожденными после отбывания наказания.

Источниками нормативно-правового регулирования ГППбП являются:

1) Международно-правовые документы, ратифицированные Российской Федерацией (в рассматриваемой области); например, Всеобщая декларация прав человека, принятая и провозглашенная резолюцией 217А Генеральной Ассамблеи от 10 декабря 1948 года; Руководящие принципы в области предупреждения преступности и уголовного правосудия; Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью, Международный пакт о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 года и т. п.

2) Конституция Российской Федерации, а также Конституции, уставы субъектов РФ;

3) Законы и другие акты высшей юридической силы, непосредственно направленные на борьбу с преступностью. К числу последних можно отнести хотя бы Закон РСФСР от 18 апреля 1991 г. "О милиции", Федеральный Закон "О безопасности" от 5 марта 1992 г. и т. д.

Выше уже упоминалось о необходимости разработки и принятия Основ ГППбП в Российской Федерации. Пока, к сожалению, из общего числа представленных моделей вряд ли можно выбрать подходящий вариант, поскольку предложенные проекты обеднены сугубо криминологической направленностью.

По мнению диссертанта, Основы ГППбП, являясь своеобразной "конституцией" законодательных подсистем "уголовно-правового блока", должны представлять собой универсальный источник права, содержащий определение государственно-правовой политики борьбы с преступностью и ее целей; классификацию и категории, основные направления развития, перечень объектов и круг субъектов, систему принципов.

Важное значение в этой связи приобретает "конституционная" или "государственно-правовая" реституция, предполагающая в рамках восстановительной стратегии ГППбП: 1) восстановление нарушенных прав физических и юридических лиц, пострадавших от преступлений; 2) восстановление политико-правового и экономического равновесия в общественных отношениях, существовавших до криминального события в интересах "коллективного участника уголовных правоотношений" (то есть государства); 3) возвращение обществу полноценного гражданина в лице "несостоявшегося осужденного".

Далее.