|
|
Трагедия России (вместо введения)
От разрушения идеологии к деградации власти
Россия к концу XX столетия, как и в начале века, вновь оказалась на перепутье. Ломаются устои общественной и государственной жизни, рушится привычная система социальных ценностей и ориентации, утрачивают убедительность нравственные постулаты, стираются грани между добром и злом.
Отсутствие четкой цели развития общества, всеобщая растерянность, анемия власти, правовая и нравственная деградация, — таковы бесспорные приметы нашего времени — середины 90-х годов.
Отсутствие идеологии, — не принудительно-большевистской, ведущей к порабощению личности и снижению интеллектуального потенциала нации, но идеологии, приемлемой обществом, идеологии привлекательной и потому консолидирующей передовые силы, разрушает общественный организм. Такое общество нельзя сравнить ни с муравейником, ни с пчелиным ульем, жизнь которых жестко программируется вполне рациональным инстинктом. Скорее его можно сравнивать с неким химическим раствором, в котором молекулы — люди, объединения, институты — плохо связаны между собой, движутся хаотически, часто бесцельно или, если во имя неких целей, то противоречивых и недостаточно осмысленных.
Эти условия порождены реформами, а сами реформы, еще не обретшие общей программы, осуществляются неэффективно. Оно и понятно, эффективность, как хорошо известно из теории права и социологии, без ясного целеполагания невозможна, ибо эффективность есть достижение цели с наименьшими издержками.
Сказанное можно отнести и к судебной реформе, осуществляемой спонтанно и противоречиво.
Говорят, Россия несчастная страна, сама себя делающая полигоном для глобальных экспериментов. Но говорят и другое — россияне, экспериментируя, на себя приемлют боль и скорбь мира. И отсюда их заслуги перед человечеством, которое благодаря России хорошо усвоило ущербность идей «революционных преобразований», тоталитаризма, марксистско-ленинско-сталинского коммунизма.
Однако наши реформаторы ударились в другую крайность. Как это часто бывает, они, отрекаясь от старых идей, с грязной водой выплескивают и жемчужное зерно. А оно ведь было! И без него идеи массами не овладеют. Теперь спасение ищут «у них», на Западе, в процветающей Америке, не всегда отдавая себе отчет, за счет чего «они» процветают, если действительно процветают.
Отсутствие объединяющей идеи ведет к распаду общественного сознания. Явно акцентируется сознание индивидуальное и групповое, не отягощенное крупными социальными проблемами, программируемое на выживание. При этом коллективизм, как феномен сознания и образ жизни, потеснен эгоизмом и индивидуализмом. Тут у нас получается вполне «как у них». «Боливар двоих не вынесет», — в этом еще недавно порицаемом присловье, пришедшем к нам «оттуда», ищут оправдание и проходимец, и внешне порядочный человек.
Дистанция между «строителем коммунизма», над светлым обликом которого трудились партийные идеологи не покладая рук свыше семи десятков лет, и пещерным человеком оказалась очень короткой. Ныне на поверхность общественной жизни всплывает то, что, казалось, навсегда осталось в прошлом.
И уже не заставят нас, кажется, ни устыдиться, ни опомниться горькие размышления большого русского писателя о свойствах характера его соотечественников, прозябающих в дикости и невежестве:
«Вот ты и подумай: есть ли кто лютее нашего народа? В городе за воришкой, схватившим с лотка лепешку, грошовую, весь обжорный ряд гонится, а нагонит, мылом его кормит. На пожар, на драку весь город бежит, да ведь как жалеет-то, что пожар али драка скоро кончились!… — Да-а, хороши, нечего сказать! Доброта неописанная! Историю почитаешь — волосы дыбом станут: брат на брата, сват на свата, сын на отца, вероломство да убийство, убийство да вероломство…» 1.
Все это не придумано — взято из жизни. И что поразительно, так это сочетание в характере одного народа столь низменных качеств с высочайшими порывами духа, жертвенностью и добротой, соборностью и гуманизмом, целомудрием и детской застенчивостью.
Видать, всему свое время, впрямь по Екклезиасту: есть время обнимать и время уклоняться от объятий, время разбрасывать и время собирать камни.
В каком же времени, в какой черной полосе мы оказались ныне? Какой национальный характер выдержит перманентное насилие над ним: политиков, обагряющих кровью окраины России, предпринимателей, торгующих достоянием страны, травящих народ продуктами с зарубежной свалки, спекулянтов, благозвучно именующих себя бизнесменами…
Впрочем, было бы несправедливо говорить о национальном характере и народе России как о чем-то едином, однородном. Расслоение — характерная черта любого общества. Только прежде социальные перегородки делили людей по критерию крови, рождения, принадлежности к сословию. После «Великой» Октябрьской революции расслоение осуществлялось по классовому принципу с тщательной маскировкой порожденного новым строем класса партноменклатуры. Ныне расслоение связано с криминальной концентрацией капитала в руках оголтелой кучки, получившей наименование «новых русских».
Бывшее государство «победившего» социализма выглядит ныне как временное и опасное сосуществование беднеющего «молчаливого большинства» и социально-активных группировок криминальной окраски. Отсюда следует и необходимость дифференцированного подхода к оценке национального менталитета, состояния законности, права, морали.
Здесь есть предмет для серьезных раздумий философов, социологов и поэтов, не утративших гражданского чувства. Мы же лишь затрагиваем эти проблемы, чтобы уяснить, в каких условиях осуществляются правовые и судебные реформы в России конца XX столетия, и почему они столь неэффективны.
Принято считать, что Россия начала 90-х годов XX столетия переживает переходный период. Этим пытаются объяснять провалы в политике и в экономике, ущербность и нестабильность законодательства. Может быть оно и так. Переходный период — это всегда период смут, государственной и общественной неустроенности, период «воров на троне» и народной трагедии.
Вот только, не совсем ясно, от чего к чему мы переходим и как долго будем переходить.
Если вдуматься в происходящие «наверху» процессы, свидетельствующие о результатах «законотворчества», о борьбе властей и внутренних стимулах этой борьбы, нетрудно заметить, что они не укладываются в нормальные человеческие представления о компетентности, профессионализме, нравственности. Наши парламентарии, карабкавшиеся на политический олимп с использованием такого мощного снаряжения, как тезисы о злоупотреблениях и льготах функционеров КПСС и лозунги подлинного человеколюбия на уровне международных стандартов о правах человека, весьма оперативно и с вполне откровенным цинизмом поставили себя над человеком и над народом. Каждый новый депутатскй корпус поднимает на неведомую прежде высоту планку экономических, социальных и правовых льгот… для себя, на фоне явного обнищания большинства населения страны.
Злоупотребления отдельных депутатов и даже их преступления уже не маскируются для приличия, а позиции по этим вопросам Государственной думы носят демонстративно антиправовой характер.
Представления Генеральной прокуратуры РФ в Госдуму о согласии на привлечение к уголовной ответственности десятка депутатов Думой безмотивно отклонялись, а преступления, явные и уже доказанные прокуратурой, оставались без правового реагирования 2.
С подробностями о злоупотреблениях и бесспорных доказательствах получения взятки депутатом С. Станкевичем выступила «Российская газета» еще 23 мая 1995 г. с характерным названием статьи — «Взятка в законе». Любопытна механика отказа Генпрокуратуре в возбуждении уголовного дела: для этого необязательно голосовать против представления, достаточно уклониться от участия в голосовании. И здесь отличились все фракции и отдельные депутаты, включая «непримиримых правдоискателей».
О развращающей роли доведенного до абсурда депутатского иммунитета, давно вышедшего за пределы приличий, писалось и говорилось немало; опубликована на эту тему статья и автором этих строк под названием «Льгота на вседозволенность» (Юридическая газета, 1992, № 29–30). В статье, в частности, подчеркивалось, что освобождение от уголовной ответственности депутата не только нарушает конституционный принцип равенства граждан перед законом и судом, развращает общественное правосознание, но и делает беззащитной жертву преступления. Отмечалось также, что американская юстиция, принятая нашими «демократами» за образец, давно отказалась от депутатской неприкосновенности, когда речь идет о преступлении, наказуемом лишением свободы. Но с тех пор депутатской иммунитет российского образца продолжал расширяться, обретая все более гипертрофированные формы.
8 мая 1994 г. вступил в силу новый закон «О статусе депутата Совета Федерации и Государственной Думы Федерального собрания Российской Федерации» 3. В ст. 18 этого закона записано: «Депутат Совета Федерации и депутат Государственной Думы обладают неприкосновенностью в течение всего срока их полномочий. Они не могут быть привлечены к уголовной или к административной ответственности, налагаемой в судебном порядке, задержаны, арестованы, подвергнуты обыску или допросу без согласия, соответствующей палаты Федерального собрания РФ… Неприкосновенность депутата распространяется на его жилое, служебное помещение, личное и служебное транспортное средство, переписку, используемые им средства связи, а также на принадлежащие ему документы».
Далее — в ст. 19 Закона речь идет об освобождении депутата от обязанности быть свидетелем и давать показания по гражданским и уголовным делам. Эта норма, надо полагать, автоматически освобождает депутата от уголовной ответственности за недоносительство об известных ему и готовящихся преступлениях, даже самых тяжких, ибо любую информацию о них ему нетрудно увязать с «выполнением им депутатских обязанностей».
В депутатских умах вызревает идея так называемого императивного мандата, который бы ставил их выше не только прокурора, но и выше закона 4.
Хотя куда уж выше! 5.
Скандальная слава депутатов Государственной Думы Российской Федерации уже стала достоянием международной общественности. Так, французская газета «Фигаро» в преддверии предвыборной кампании декабря 1995 г. информирует своих читателей о том, что в России свыше 150 человек сумели избежать судебного преследования, добившись своего избрания в местные или федеральные представительные органы, что партийные объединения торгуют местами в списке кандидатов, при этом место во главе списка стоит несколько сот тысяч долларов, а в середине — от 50 до 100 тыс. долларов. Цитируется публичное выступление представителя небезызвестного Мавроди о том, что если его шеф не будет депутатом — тюрьмы ему не избежать 6. Таковы наши избранники. Добавьте сюда наглядную телевизионную информацию о драках депутатов в Думе, и представление о наших законодателях окажется достаточно полным.
На критику депутаты обижаются и даже подают иногда на обидчиков в суд.
Так, 11 мая 1995 г. Судебная палата по информационным спорам объявила замечание журналисту Пархоменко С. Б., который в своей публикации квалифицировал Думу как «балаган», а депутатов как «шутов» и «скоморохов» 7. Журналист, конечно, виноват в нарушении профессиональной этики, но так ли уж он далек от правды? И то надо сказать, что шуты и скоморохи лишь развлекали народ, но не залезали в карман ни к согражданам, ни к государству!
Любопытно, однако, другое. Оскорбленные правители редко прибегают к судебной защите своей чести и доброго имени. То ли потому, что сами не верят в наличие у себя таких качеств, то ли боятся вынесения этих вопросов на публичное обсуждение.
С весьма конкретными обвинениями в адрес высших должностных лиц государства выступил по телевидению председатель одного из парламентских комитетов В. Илюхин. Как отмечается в печати, власти на уши не встали и к ответственности за клевету обидчика не привлекли. «Хочешь не хочешь, а возникает мысль о том, что потерпевшие опасаются судебной реабилитации…» 8.
Падение престижа Закона и Власти — не есть ли одна из глубинных причин охотно отмечаемых ныне средствами массовой информации правового нигилизма и нравственной деградации общества?
Государственный чиновник, погрязший во взяточничестве, не «вверху» ли видит вдохновляющий образец поведения? И если в системе правоохранительных органов за год разоблачается около 500 должностных лиц, совершивших неблаговидные поступки, то не следует ли нам умиляться столь скромными масштабами злоупотреблений!
Около шести лет назад в «Известиях» под рубрикой «Право и наша жизнь» была опубликована Ю. Феофановым статья «Мне дорог престиж власти…», в которой он призывал власть быть твердой в воспитании законопослушания свободных граждан, ибо без уважения к закону и власти общество не может быть устойчивым. С поразительной дальновидностью, а может уже будучи удрученным нашей действительностью, автор заканчивал свою статью фразой, которую следовало бы выбить аршинными буквами на фасадах соответствующих белых и серых зданий: «Но и власть должна быть достойна своего божественного предназначения».
Унижение России 9
Безумно страшно за Россию,
И обоснован этот страх…
(Юлия Друнина. Судный час // Знамя. — 1991. — № 1. — С. 86).
Мы боимся говорить об этом вслух, ибо нас превентивно обработали ироническими обвинениями в поиске «ведьм», «нового образа врага» и «международного заговора».
Но говорить придется, если мы не хотим утратить национальную самобытность и превратиться в ресурсно-сырьевой придаток некоего цивилизованного мира.
Мы уже и сейчас ко всем ходим на поклон, или с протянутой рукой, либо за советом, как нам, неразумным, быть далее.
Уже ГПУ при Президенте, монополизируя правовые и судебные реформы, не обходится без советников из США, — советников, на поверку юридически не шибко грамотных.
Уже Правовая академия МЮ РФ не мыслит учебного процесса для работников нашей правоохранительной системы без помощи адвокатов из-за океана.
Горько это, бывшие товарищи!
Если оценить нашу прессу с точки зрения приоритетов внимания, то призовые места несомненно заняли бы наряду с проблемами туманной перестройки, урезанной гласности, материальной скудности и убогой демократии конечно же вопросы культуры. Без духовного возрождения России решение всех других задач перестройки представляется проблематичным. В этом читателя и убеждать не надо — он и без того понимает необходимость замены фурцевых и демичевых подлинными служителями культуры на государственном Олимпе. Догадывается читатель и о том, что в числе постоянных комиссий Верховного Совета СССР была более чем уместна комиссия по вопросам культуры, языка, национальных и интернациональных традиций, охраны исторического наследия. Понятна и актуальность распоряжения Президента СССР «О разработке неотложных мер по охране общественной нравственности».
Однако же время идет, а закрома отечественной культуры пополняются не очень, а если по правде сказать, — продолжают пугающе опустошаться. Литературные активисты это уже не раз отметили: опубликовав ранее запрещенные сочинения, толстые журналы лишь усугубили духовный голод. То же пишется и о театре — добившись репертуарной свободы и сценической раскрепощенности он ничего лучше пошловатой эротики и полупорнографии не изобрел. Ожидаемого взлета духовности пока не произошло. И вовсе не удивляет откровение известного критика А. Латыниной, еще до радикальных реформ полагавшей, что «не расцветет поле отечественной культуры, если опустить цензурные удила. Скорее наоборот» («Л. Г.», 1991, № 3).
Не будем спешить умиляться случайной идее автора насчет благодетельной роли цензуры. Проблема, как говорится, не имеет однозначного решения. И все же… Наблюдения мои как читателя и зрителя все настойчивее утверждают в мысли о необходимости неотложных мер по охране не только нравственности, но и в целом — русской культуры, ее ценностей. И ее служителей.
От кого? — спросит читатель.
Есть от кого. Это те, кто методически на протяжении многих лет пытается унизить Россию, осмеять и опошлить русскую культуру, представить нас в образе недочеловеков, без чувства собственного достоинства и способностей к цивилизованной жизни.
Как, к примеру, должен оценить русский читатель такой опус:
«Растет на чердаках и в погребах
Российское духовное величие.
А выйдет и развесит на столбах
друг друга за малейшее различие».
Это не случайное четвертостишие, проскользнувшее в безобидном контексте против воли автора. Куда не заводит поэта желание красного словца, — и стих ведь не всегда послушен. Нет, это, по утверждению «Л. Г.» (1990, № 41), — «дацзыбао» — произведение, надо понимать, самоценное, агитационного назначения.
Российская духовность предстает в образе бледных, нежизнеспособных подвальных побегов, а ее носители — озлобленные вещатели, конечно же из породы «шовинистов».
Автора? Пожалуйста — «уникальный забугорный» поэт Игорь Губерман, бывший русский, а ныне житель Израиля и несомненный герой в глазах наших богом избранных (комментатор «Л. Г.» А. Городницкий, художественное оформление, включающее портрет поэта работы Бориса Жутовского, Н. Райской, иллюстрации Е. Сарни и А. Окуня, главный редактор к тому времени, как известно, Ф.Бурлацкий).
А чтобы у читателя не оставлять сомнений насчет устойчивости позиций и Губермана, и газеты, приведем еще одно «дацзыбао» оттуда же:
«Забавен русской жизни колорит,
сложившийся за несколько веков,
с Россией ее совесть говорит
посредством иностранных языков».
Заметили? Совесть России — не Достоевский и не Толстой, не Короленко и не патриарх Тихон и уж конечно не Солженицин или Распутин. Совесть наша может быть только иноязычной. У организаторов 16-й полосы «Л. Г.» текут слюнки умиления. Да и как иначе — ныне чуть ли не солью земли русской становятся многие из тех, кто в силу врожденных способностей не раз ее и предавали и продавали, а теперь скопом выдают себя за пострадавших от политического режима, охотно преувеличивая свою опасность для него, кокетливо примеряя терновый венец великомучеников за Россию.
С откровенным, как видим, цинизмом унижается честь и достоинство народа. Можно было надеяться на ответную реакцию. Увы, отповедь не последовала. Россиянин, «гордый внук славян», «умылся» в очередной раз.
Всегда охотно предполагалось, что объектом посягательства в случаях нарушения национального и расового равноправия являются малые народы, угнетаемые более многочисленными соседями и сожителями. Именно эта посылка привела к рождению и ст. 11 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 апреля 1989 г., и новой редакции ст. 74 бывшего УК РСФСР.
Напомню частично диспозицию этой правовой новеллы: «Умышленные действия, направленные… на унижение национальной чести и достоинства… наказываются…».
Вроде бы универсальная норма, равно защищающая и армянина и азербайджанца, и узбека и таджика, и русского, и еврея.
Но вот что любопытно: ее первое практическое применение, как о том с ликованием возвестили некоторые средства массовой информации, было связано с инцидентом в ЦДЛ.
В сумятице хулиганской выходки организация неких литераторов-перестройщиков была названа еврейско-масонской, да еще у кого-то упали и разбились очки. Этого оказалось достаточно, чтобы целых, полгода на страницах массовых изданий на разные лады пересказывать происшествие, понукать органы предварительного следствия и суд, подозревая их в сочувствии антисемитам.
При этом были забыты или отодвинуты на второй план действительные трагедии националистических противостояний в НКО, Оше, Молдове, Прибалтике.
Не очки разбивались — гибли люди, лилась кровь, появились десятки тысяч обездоленных беженцев.
«Еврейские беды услышались первыми.
Их голоса звучали громчей…» —
писал Борис Слуцкий, правда, по другому поводу. Но он, видно по всему, прав в принципе.
У «радикальных революционеров» появилось, грозное оружие — уголовный закон. Каждый нееврей, поднимающий «еврейский вопрос» может быть объявлен преступником, ибо он «разжигает национальную рознь», независимо от подлинных мотивов постановки вопроса.
Ободренные первым успехом, «Московские новости» вместе с неким кандидатом медицинских наук спешат расширить плацдарм — примеряют ст. 74 УК РСФСР к создателям фильма «Все впереди», а заодно и к автору соответствующего романа Василию Белову (№ 11 от 17 марта 1991 г.).
Поднимая проблему защиты русского национального достоинства, мы вовсе не призываем к возбуждению уголовных преследований, ибо видим за такими призывами достаточно реальную опасность превращения ст. 74 в памятную всем ст. 58 УК. К тому же было бы делом недостойным вести счеты на предмет, какая из сторон в национальных противостояниях является более пострадавшей. Куда как конструктивнее призывы к консолидации и миру. Если бы под эти призывы не извращалась русская история, не подвергалась бы разлагающим воздействиям национальная духовность и культура.
Не сегодня и не нашими друзьями изобретен ярлык российского великодержавного шовинизма, навешиваемый за малейшее проявление патриотических чувств россиянином. Любовь к отечеству стала составной частью нашей отрицательной характеристики, проявления национальной ограниченности и крайнего человеческого примитивизма.
Уже читаем мы у новоявленного проповедника космополитизма (теперь это модно!) Михаила Чулаки, что «Народная самобытность угнетает личность, делает ее как все». («Столица», 1991. — № 7. — С. 11). Разумеется, есть у русского и другие низменные национальные черты, закрывающие для него путь в цивилизованный мир. Прежде всего — это неспособность пользоваться свободой, которую ему даруют благодетели из числа «правозаступников», его крайняя леность, приправленная национальным чванством, и т. п.
Как тут не вспомнить гневную отповедь «Огонька» в адрес М. Антонова, В. Клычкова и И. Шафаревича, позволивших себе возмутиться по поводу известной публикации Абрама Терца, представлявшей собой достаточно развязную интерпретацию творчества А. С. Пушкина. Досталось же защитникам нашей национальной святыни! Их уподобили «доносчикам», апеллирующим к «городовому», с согбенными по рабской привычке спинами, «воспользовавшимися расширением свобод, оппонентами добытых» («Огонек», — 1989. — № 37. — С. 23).
Вот оно что! Оказывается свободу добывали абрамы терцы, а те, кто смеет поднять голос в защиту культурных ценностей России — хамы, не достойные дарованной им свободы. Куда уж дальше?
Если русские когда-либо и смели иметь некие великодержавные амбиции, они давно освободились от них. Какие уж теперь амбиции у нищего, обворованного народа. Официально пребывая в чине старшего брата, русский отдавал последний кусок хлеба на стол «братьев меньших», сначала в силу широты натуры, потом по привычке. А потом, прозрев, стал замечать, что кусок-то у него отнимают силой те, кто в этом куске не особенно и нуждается.
С трудом пробиваясь к высокой трибуне сквозь толпу благоденствующих защитников наших прав, русский теперь вынужден с горечью напоминать о фактически утрачиваемой государственности, о целенаправленных акциях по уничтожению национальных ценностей, о растлении нравственности, об элементарном и достаточно очевидном обворовывании народа.
Так несколькими словами можно изложить выступления русских писателей на I съезде народных депутатов СССР. Поклон им за то, что они помнят о нашем национальном достоинстве и напоминают о нем тем из нас, чья память и совесть до сих пор пребывают в анабиозе, выгодном для наших «правозащитников».
Слова сказаны, и они услышаны. Мы уже видим попытки распрямить спину. «Нам, русскому народу, нанесено публичное оскорбление», — писали в своем обращении к народным депутатам СССР делегаты профсоюзной конференции объединения «Оренбургоблгаз» («Наш современник». — 1990, — № 1. — С. 191–192). Оскорбление нанесено академиком Абалкиным, в то время членом правительства, который позволил себе публично заявить, что и экономическая реформа и перестройка могут потерпеть неудачу из-за лености русского народа.
Это ли не святотатство, так говорить о народе, на крови и костях которого воздвигнут наш нынешний, пусть далеко не лучший, но достаточно комфортный для некоторых дом? Что бы перестраивал экономист Абалкин, если бы русский телом своим не остановил адскую машину фашизма, а скрылся бы в предместья Ташкента. И ныне он, битый и изувеченный не только физически, но и духовно, растит хлеб и рубит под землей уголь, чтобы кормить и согревать тех, кто с большой охотой взял на себя «тяжкий груз» идеологов и спасителей России.
Не к состраданию взывают профсоюзные делегаты Оренбуржья — справедливости требуют, ибо знают, что жизнь свою могут перестраивать и без благодетелей.
Впрочем, что ж мы так строги к Абалкину? Во-первых, — это человек вчерашнего дня. Во-вторых, — он повторил лишь то, что до него было сказано и не единожды одним из тех, к чьей совести и поддержке обращаются в своем письме профсоюзные делегаты.
Разве не перу бывшего народного депутата Союза ССР Е. Евтушенко принадлежит нагловато поучающее «дорогих сограждан» стихотворение «Отечественные коалы»? Может быть автором допущен здесь невольный перехлест, — чего не бывает в пылу увлечения.
Увы, есть перлы и почище.
Журнал «Огонек», обеспокоившись, что не до всех читателей могла дойти поэма Е. Евтушенко «Казанский университет», напоминает пером Г. Свирского ее квинтэссенцию:
Даже дворничиха Парашка
Армянину кричит: «Эй, армяшка!»,
Даже драная шлюха, визжит
на седого еврея: «Жид!»,
Даже вшивенький мужичишка
на поляка бурчит «Полячишка!».
Бедняков, доведенных до скотства,
научат и власть и кабак
чувству собственного превосходства
«Я босяк, ну а все же РУСАК!»…
Вот такие сентенции выдает нам поэт — депутат парламента. Русак — это и драная шлюха, и вшивенький мужичишка скотского обличья, и дворничиха Парашка, разумеется, грязная и глупая баба. Других русаков автор не встречал.
Г. Свирский по этому поводу, захлебываясь от восторга, устами Л. Сойферта частит: — «Такие строчки пронести на люди? Сквозь охрану?… Так это ведь только в параше можно. В куче дерьма! Жемчужное зерно в параше» («Огонек». — 1989. — № 48).
Что приводит этих людей в состоянии эйфории, в чем суть «Жемчужного зерна»?
Решается задача максимально унизить «русака», выдать его за того самого недочеловека, к числу которых осужденный всеми фашизм когда-то причислял евреев, противопоставить россиянина не только еврею, но и армянину и поляку… Вот ведь кого берет в союзники поэт. Спросить бы его, да желательно принародно, в присутствии его избирателей: не эти ли все три нации обязаны самим фактом своего физического существования русскому народу, остановившему в свое время турецких янычар, закрывшим за счет огромных своих жертв газовые печи концлагерей, перерабатывавших и евреев и поляков в удобрения для полей фатерланда.
Не святотатство ли все это?
И что можно сказать о высокой поэзии, автор которой уподобляется известному нам из басни персонажу, губящему дерево, плодами которого ежедневно кормится. И не в этих ли драгоценных находках «Огонька» лежат, скажем так, отдельные истоки межнациональной розни?
Для Е. Евтушенко стихи и суждения провокационного характера далеко не случайность. Напомню некоторые другие его «жемчужные зерна в параше».
Резко осуждая общество «Память» (реально существующее или мифическое?), он весьма своеобразно берет под защиту объект ее нападок:
«Нечерносотенцы все в наше время
подозреваются в том, что евреи»
(«Л. Г.», 1989, 13 сент.).
Разумеется, отсюда естественен и обратный вывод: черносотенец каждый, кто смеет говорить о защите русской самобытности, культуры, национальной гордости, ибо от кого же он их защищает, как не от евреев!
От проблемы национальных противостояний поэт легко переходит к глобальным идеологическим пассажам в прозе — хочется блеснуть широтой взглядов.
«В экономике целесообразна только сама целесообразность».
«Когда товар есть, какая разница потребителю до способа производства!».
Не иначе, как выдаются предвыборные лозунги, рассчитанные на голодную толпу.
Однако давайте построим логический ряд из подобных сентенций, и мы увидим, что они могут означать.
— Какая разница, кто и как строил Беломорканал или Магнитку, — важно, что они есть.
— Какая разница, каким способом заработан гонорар, — деньги не пахнут.
Вот мы и договорились до того, что под лозунг «Свобода от идеологии» можно подогнать и мораль Христа и призывы расиста. Не думаю, что такой образ мыслей поэт Е. Евтушенко согласился бы приписать себе — скорее своим недругам — «черносотенцам».
Потом было опубликовано очередное произведение этого записного интернационалиста — «Фехтование с навозной кучей» «Л. Г.», 1991, №№ 3, 4). Оно, несомненно, эпохально, ибо какое другое удостоится нескольких дефицитных полос во всесоюзном еженедельнике?
С кем же воюет отважный мушкетер со стойким отпечатком мировой скорби на лице? По началу создается впечатление что разоблачительный пафос автора направлен против партократии, возглавляемой Хрущевым: «Банда», «банда» — припечатывает правящую элиту Е. Евтушенко с компанией подвыпивших служителей муз в 1963 г. «после хрущевских грубых нападок на художников и писателей» и в 1968 г., когда брежневское правительство давило Пражскую весну.
И хотя выкрикивалось это не с публичной трибуны, а на «лестнице, пахнущей кошками и мочой», читаешь об этом не без сочувствия. Но вот запоздалые политические разоблачения начинают перемежаться другими мотивами — об аморальности русской интеллигенции и наиболее видных представителей русской культуры. Оказывается, художники и писатели на встрече с Хрущевым да и позже представляли собой «разбушевавшуюся камарилью», упивавшуюся «брезжущей возможностью кого-то снова разорвать на куски» в приступе «агрессивного подхалимства», подогревая друг друга «патриотическим воем».
Разумеется, эти оценки не касались той части интеллигенции, которую представляли Евтушенко и его друзья — Балтер, Аксенов, Рождественский, Неизвестный, Данелия, Вознесенский.
Зато русским писателям досталось полной мерой — «подлому» и «беспринципному» Леониду Соболеву, «маленькому человечишке», «безнравственному» и потому «профессионально деградировавшему» Михаилу Шолохову, «выплескивающему накопившуюся злобу» Куняеву, «автоматчику партии» Грибачеву, «эстетизированному примиренцу» Федину с его «предательской интеллигентностью» и др. Попутно автор походя пнул Щипачева, Ванду Василевскую, некоего неназванного, но угадываемого украинского писателя, «упивавшегося» победой наших танкистов в Праге 1968 года. Всуе упоминаются картины художников Непринцева, Лактионова, Герасимова, Серова…
…Тридцать лет тому назад великий писатель М. Шолохов не догадался угостить чаем напросившегося к нему с визитом молодого поэта, к тому же не изъявил большого желания включаться в свару «молодых» со «старыми». Допускаю, что здесь можно усмотреть основания для личных обид. Но достаточны ли они для нравственной дуэли с покойным?
Или это правило не входит в арсенал современной культуры? Впрочем, нам ли учить поэта? «Деликатность, — напоминает он, — исчезла именно потому, что она предполагает культуру уважения к другим взглядам на жизнь, к другой национальности, к другой религии, к другим политическим убеждениям» («Л. Г.», 1991, 3 апр.).
Не подумайте, что это сказано в пылу самобичевания. Отнюдь. Поэт тянет к позорному столбу если не все человечество, то уж россиян — само собой, ибо: «идет всесоюзное соревнование в напускании на лица и на морды несуществующей мудрости» (Там же).
Откуда такая озлобленность против всего нашего — русского народа, русской интеллигенции, русской культуры — у нашего же парня — сибиряка Е. Евтушенко? Невольно закрадывается сомнение в его подлинности то ли теперешней, то ли вчерашней, когда поэт писал патриотические произведения, пользуясь высоким спросом на них.
Мимикрия — это ведь не только биологическая защитная способность простых организмов, но и — увы! — искусство социальной адаптации высокоорганизованных особей. И не повторяется ли здесь ситуация, описанная другим поэтом в басне про людей, «которые все русское и гонят и бранят…».
Кажется, так оно и есть, если верить признаниям самого Е. Евтушенко: во время войны он отрекся от фамилии отца во имя самосохранения и с тех пор живет под чужой фамилией (Из поэмы «Мама и нейтронная бомба»).
То, что дорого русскому, какие бы тяготы ни преследовали его, человеку другой национальности, быть может и не понять. Но это ведь не снимает с того, другого, обязанность сохранять и такт и пристойность.
Вспоминается мысль, высказанная журналистом в интервью с доктором философских наук В. И. Рабиновичем:
«Есть в современных культурологических спорах такой тезис: еврей творческой профессии, независимо от масштаба таланта и искренности, все-таки не несет в своем генетическом коде всех болей России» (см. Этот сложный «еврейский вопрос» // Московская правда, 1990, 1 февр.).
И в той же статье приводятся следующие, подрывающие идею нашей солидарности, данные: на съезде еврейских организаций и общин (Москва, декабрь 1990 г.) значительная часть из четырехсот делегатов открыто объявила себя патриотами не своей страны, а иной — государства Израиль 10.
Есть большой народ, населяющий большую страну. И есть нравственные ценности, созданные этим народом. Они для него священны, поэтому не замечать фактов глумления над ними и оставлять эти факты без реагирования, значит отказать народу в чувстве собственного достоинства и уважения к своей культуре.
Кажется, можно бы на этом поставить точку, если бы не беспокоила одна мысль, высказанная Ф. Кривиным и ставящая под сомнение патриотические позиции. Мысль логически ущербная и лукавая. Вот она: «Любовь к Родине может быть какой угодно большой, но она не должна становиться идеологией. Иначе она примитивизируется в обычный национализм и шовинизм, а это уже не любовь, а скорее ненависть» («Юность», — 1990. — № 11. — С. 91).
Этой фразе предшествовал ироничный кивок автора в сторону «Национальной гордости великороссов». Уж не заслуживают ли снисходительной усмешки предшественники наши, писавшие о любви к родному пепелищу, о сладости дыма отечества, о готовности пожертвовать успехом на чужбине ради глотка степного полынного воздуха?
Рациональному «Человеку Мира» все это представляется сентиментальной патриархальщиной и ограниченностью. Охотно забывается, что любовь к Родине может быть великой созидательной силой, если она направлена на приумножение ее материальной и духовной культуры. Любовь к Родине может сочетаться с ненавистью, когда речь идет о защите Отечества от врагов, об ограждении чести и достоинства родного народа.
Любовь к Родине, как и космополитическое отрицание ее — это и идеология, ибо идеология есть не что иное, как определенная система взглядов — философских, политических, нравственных, художественных. Патриотизм — это идеология не класса, не политической группировки — это идеология народа, и, надо думать, не только русского, но любого народа, не забывшего свою Родину.
Далеко небезобидно лукавство приведенной цитаты в расчетливом противопоставлении любви к Родине идеологии вообще, когда следовало бы говорить об идеологии национализма и шовинизма. Но и шовинизм и национализм в этой цитате присутствуют как предостережение о том, что любовь к Родине дело скорее всего недостойное цивилизованного человека: одних она лишает индивидуальности, других толкает в сторону фашизма.
В пользу космополитических соблазнов в последнее время все чаще приводится и еще один по житейски простой и кажущийся убедительным довод: стоит ли любить Родину, которая для большинства из нас чаще была злой мачехой, нежели матерью.
Такие суждения, невольно или преднамеренно отождествляющие разные понятия — родины и политической системы, — заставляют вспоминать теперь уже многолетней давности уроки марксизма-ленинизма, на которых нам, юным студентам, жрецы отечественной (а может — импортной?) философии вдалбливали мысль о том, что советский патриотизм от русского патриотизма отличается и содержательностью и глубиной, ибо кроме любви к Родине он включает любовь к партии и правительству.
Поэтому давайте уточним, о чем речь.
Для меня Родина — это страна Россия, населенная людьми, близкой мне культуры и психологии. Последние два понятия тоже достаточно конкретны. Культура России — это ее самобытный духовный и овеществленный потенциал, проявляющийся прежде всего в народной нравственности, языке, литературе, искусстве. Особенностями психологии моего народа является великодушие, способность к самопожертвованию, соборность (не вульгарный, навязанный коллективизм), широта характеров, соответствующая просторам и природным богатствам родины.
Тяжкие испытания «реальным социализмом» изуродовали и отечественную культуру и национальную психологию россиян. Но ведь не убили же, как хотелось бы некоторым нашим «доброжелателям!»
Любовь к Родине, даже самая большая, не предполагает вражды с остальным миром, как и любовь к своей семье не означает настороженности по отношению ко всем другим семьям.
Вот почему охаивание русского народа и его Родины, или добровольное оставление ее в трудную годину в поисках красивой жизни (прежние и нынешние «волны эмиграции») позволительно рассматривать если не как предательство, то уж во всяком случае и не как повод для умиления. Разумеется, речь идет о высказываниях и поступках русских людей или тех, кто, по крайней мере, выдает себя за таковых.
Их много, и их активность удивительна.
Уже изобретено понятие «красно-коричневых» либо «коммуно-фашистов», которым клеймят не только политиков, отстаивающих национальные интересы России, но и всех тех, кто не идет в ногу с проповедниками «общечеловеческих ценностей».
Увидев в Президенте и его ближайшем окружении «своих людей», осмелевшие «новые идеологи» требуют решительных действий против патриотов и патриотических движений. «Не жалейте их, раздавите гадину!», — кричат ныне, обращаясь к властям, те, кто еще вчера клеймил власти за непочтительное отношение к кучке диссидентов.
Читателям памятно коллективное письмо известных «русскоязычных» интеллектуалов к Б. Н. Ельцину с предупреждением об опасности русского фашизма, который олицетворяют все не согласные с проводимой властями политикой 11.
Это письмо уже комментировалось в печати.
«…Видимо не только я заметил, — пишет профессор В. Толстых, — в этом письме трижды говорится о «разгуле» антисемитизма и ни разу, ни одной строкой — о том, что десятки миллионов россиян бедствуют, нищенствуют, что смертность опережает рождаемость, что бездарно проводимые реформы поставили страну на грань выживания. Поверьте, я безусловный противник не только антисемитизма, но и вообще любого шовинизма и национальной нетерпимости. Но с какой целью, скажите, так упорно меняют местами причины и следствия? Толкают власть под руки, торопят расправы?…» 12.
И заметим, не без успеха.
Уже потребовал Президент «в первоочередном порядке» рассмотреть в Думе предложенный им проект Закона об уголовной ответственности за организацию фашистских объединений и групп, о пропаганде фашизма и фашистской символики13.
Предстоят глубокомысленные дебаты законодателей о криминализации высказываний. Вакуум после дискриминации печально знаменитой ст. 58 УК стремительно заполняется.
О национальной гордости великороссов станет опасно не только писать, но и говорить, ибо на примере ст. 74 УК РСФСР в редакции 1989 г. мы знаем, против кого обратятся репрессии нашего «правового» государства. Повезло Борису Миронову, что он опубликовал свою статью до принятия ельцинского законопроекта. Разве не содержат состава преступления такие его высказывания:
«Семьдесят пять лет с нами обходились так, будто мы напрочь лишены национального достоинства, национального духа и националного инстинкта. Но и сегодня продолжается эта национальная слепота, глухота, немость. Не понимать коренного в России, в россиянах — национального преобладания — значит вовсе не знать, не понимать, не чувствовать, не сочувствовать России (избрать инородца, малородца главой верховной власти — чего уж более тому в пример)» 14.
Б. Миронов намекает на спикера-чеченца, надо думать. А если бы это был представитель иной «гонимой» нации? Вот тогда бы автор наверняка ощутил на себе реальное действие призыва «раздавить гадину» еще до нового закона.
Правда, у патриота есть средство защиты — рекомендации одной из подкомиссий Комиссии ООН по правам человека, которая, защищая национальные меньшинства, пытается указать их реальное место в стране пребывания:
«Меньшинство есть отдельная группа лиц, существующая среди населения того или иного государства и обладающая устойчивыми этническими, религиозными или языковыми характеристиками, значительно отличающимися от характеристик остальной части населения. В численном отношении меньшинство должно быть меньше остальной части населения. Оно не может занимать доминирующего положения в государстве» 15 (подчеркнуто мной — А. Б.).
Впрочем, такие рекомендации подразделений ООН не рекламируются, их мало кто знает, да и их юридическое значение не вполне ясно.
Вся эта идеологически-законодательная вакханалия в России идет на фоне официальных призывов к консолидации, общественному консенсусу, примирению. На какой основе и какой ценой?
Осень 1995 года — тревожная пора для российских «демократов», пробравшихся к власти на спекулятивных лозунгах борьбы с партноменклатурой, ее злоупотреблениями, привилегиями и другими подлинными и мнимыми грехами. Шла предвыборная кампания, не обещающия радужных перспектив стоящим у власти. Они скомпрометировали себя в большей степени, чем их предшественники, ибо не подворовывали, а воровали — цинично, в открытую, умудрившись за несколько лет развалить великую державу, ввергнуть целый народ в нищету, сделав все для вожделенной победы «мирового капитала».
Исход предвыборных баталий предсказуем — победит здравый смысл, способный из двух зол выбрать меньшее. Это пугает новых идеологов, которые стараются заранее опорочить возможные перемены, не останавливаясь перед оскорблениями в адрес целого народа.
«Могут ли рабы выбирать?» — вопрошает Марк Захаров. Для него это вопрос риторический, ибо россияне рабы отнюдь не в первом поколении, — потомственные, потому боящиеся свободы и не желающие ее прихода.
«Сегодня, надо признать, рабское сознание проснулось в немалом количестве россиян, — делится он своими социологическими изысками, — и они в сладком томлении потянулись под начало родной партноменклатуры. Одна часть рабов потянулась, другая, как это часто с ней случается, впала в депрессию, Депрессия у раба — это когда ему все «до лампочки». Поэтому ни о каких выборах раб в депрессии думать не умеет» 16. Конечный же вывод таков: очеловечить рабов едва ли удастся, а потому есть ли смысл в выборах? Уж очень хочется оставить все как есть, — свои люди у власти, не коммунисты, не национал-патриоты.
Кто же они, и что ждать от них?
Таков идейный фон, на базе которого осуществляются политические, экономические и судебно-правовые реформы в России 90-х годов XX столетия. Отречение от традиционных ценностей отечественной культуры, тенденциозно-негативные оценки ее достижений, насаждение чуждых, чаще всего нравственно ущербных образцов для подражания, поиски любых способов унижения национального достоинства россиян, целенаправленное формирование в их сознании второсортности, либо неполноценности, — едва ли отнесешь все это к спонтанным проявлениям затаенных убеждений и чувств людей, ущемленных тоталитарным режимом.
Здесь просматривается некая программа, реализация которой, захватив прежде всего сферу культуры и морали, перетекает на соответствующие общественные и государственные институты страны, накладывает свой отпечаток на правовую идеологию и, соответственно, на акции судебной реформы, многие из которых, мы это увидим далее, вызывают чувство горечи и разочарования.
Примечания
- Бунин И. А. Деревня. Собр. соч. — Т. 2. — М, 1956. — С. 30, 31.
- См. публикации в «Российской газете» от 21 марта 1995 г. и 11 апреля 1995 г., ироническую заметку Э. Графова в «Вечерней Москве» 11 апреля 1995 г. и др.
- Российская газета, 1994, 12 мая.
- Всесильный мандат // Российская газета, 1995, 12 апр.
- В феврале 1996 г. Конституционный Суд РФ рассмотрел дело о проверке конституционности положений ч. 1 и 2 ст. 18, ст. 19 и ч. 2 ст. 20 Федерального закона от 8 мая 1994 г. Суд признал, что неприкосновенность парламентария не должна распространяться на случаи совершения им правонарушения, не связанного с осуществлением собственно депутатской деятельности. Вместе с тем он подчеркнул, что и в этих случаях Генеральный прокурор перед передачей дела в суд должен незамедлительно внести представление в соответствующую палату Федерального собрания. Без согласия палаты судебное разбирательство и в этих случаях не допускается.
Указано в том же решении и на то, что депутат не освобождается от дачи свидетельских показаний по обстоятельствам, не связанным с осуществлением депутатской деятельности, хотя границы этой деятельности не определил, да и не мог определить.
Есть серьезные основания сомневаться в том, что все эти «деликатные» уточнения статуса депутатов что-нибудь изменят в деле пресечения их злоупотреблений.
- Приводится по публикации в «Российской газете» от 9 сентября 1995 г. — «Лекарство от страха — депутатский мандат».
- Российская газета, 1995, 23 мая.
- Феофанов Ю. Илюхин вываливает компромат, Шумейко с Сосковцом огрызаются, но защищаться законом пока не хотят // Известия, 1995, 15 сент.
- Данный параграф может показаться неожиданным для читателя, ибо он выбивается из государственно-правовой и судебной проблематики. Признаться, неожиданен он и для автора. Очерк «Унижение России» написан в конце 1990 — начале 1991 г. и посвящен вопросам культуры. Он не предназначался для публикования и не был опубликован. Это были сугубо личные заметки, не имевшие вроде бы отношения к кругу моих обычных профессиональных интересов. Однако ныне те прежние размышления о бедах отечественной культуры и истоках этих бед наводят на мысль о связи явлений. Растление культуры, начатое в условиях «свободы слова», завершилось. Оно достигло апогея теперь, в наши дни и выражается в уходе от отечественных культурных традиций, в массированных актах растления общественной нравственности, проповеди индивидуализма и жестокости, отказа от святых для россиянина понятий, — таких, как Родина, патриотизм, «любовь к отеческим гробам» и полынным запахам русских степей, воспетых нашими поэтами. Русофобия, порнография и культ насилия в искусстве наложили свой мрачный отпечаток на политику, сделав ее не просто антинародной, грязной, но и продажной. Покупателями же стали те зарубежные «радетели», кому Россия всегда была поперек горла.
Этот процесс денационализации духовных и материальных культурных ценностей отражается и на характере вновь создаваемых институтов государства и права.
- Дискуссии на тему еврейского вопроса позже познакомят нас и со взглядами на причины еврейской отчужденности и даже враждебности по отношению к тому или иному народу — эта причина, по утверждению профессора Академии католической теологии в Варшаве М. Чайковского, в беспочвенности и «безродности» евреев, которые издавна лишены своего отечества и родины и потому подчас ведут себя, как «квартиранты» или «квартиросъемщики», готовые в любую минуту сменить данное жилое помещение на более удобное и комфортное. (См. Существует ли в России «еврейский вопрос»? // Российская Федерация. — 1995. — № 12. — С. 55.)
- Известия, 1994, 28 окт.
- Толстых В. Интеллигенция и власть // Российская Федерация. — 1995. — № 7.
- Российская газета, 1995, 21 июня.
- Миронов Б. Народ жаждет сильной власти // Российская газета, 1993, 9 сент.
- Цитируется по докторской диссертации А. Н. Кокотова «Российская нация и российская государственность». — Екатеринбург, 1995. — С. 67.
- Захаров М. Могут ли рабы выбирать? //Известия, 1995, 5 нояб.
|
|
