|
К оглавлению
Глава 1 ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ НАЧАЛА ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ РОССИИ
1.2. История доказательств
в уголовном судопроизводстве России
Уроки истории являются познавательными примерами для
настоящего времени, невозможно строить перспективы на будущее, не зная
прошлого. История доказательств в уголовном судопроизводстве занимает
центральное место в науке. В частности, серьезным шагом в развитии теории
судебных доказательств было принятие в России Устава уголовного
судопроизводства 1864 г. Судебная реформа 1864 г. на смену теории
формальных доказательств привела теорию свободы оценки доказательств по
внутреннему убеждению судьи. По данному принципу свободы оценки доказательств
строится и современное уголовное судопроизводство, закладывая в основу процесса
доказывания как теорию познания, так и теорию аргументации, которые позволяют
наиболее эффективно, в свете принципа состязательности сторон повлиять на
мнение судьи при вынесении им приговора по уголовному делу.
Учение о доказательствах издавна занимает центральное место
в уголовном судопроизводстве. В теории судебных доказательств особенно следует
подчеркнуть тему об эволюции доказательств, поскольку от познания истории,
научных и практических решений этого сложного и основополагающего вопроса
зависит прочность и основательность современных правил доказывания уголовного
процесса.
В этой связи заметим, что понимание данного объекта научного
исследования как результат развития, в котором непрерывно происходят
количественные и качественные изменения на протяжении исторического времени, и
их необратимость, стали важнейшими требованиями рационального научного мышления
и основой для формирования современного сравнительно-исторического метода
изучения проблем правовой науки [1] .
Древнейшей формой судопроизводства был суд общины, члены
которой обладали достаточно равными правами и обязанностями в судебном
разбирательстве. Состязательность сторон сохранялась долгое время, поэтому
процесс в Древней Руси нельзя назвать обвинительным. Характерной чертой были
относительное равенство сторон, их активность при рассмотрении дела, а также и
в собирании доказательств.
При изучении вопроса о развитии доказательств в уголовном
судопроизводстве России в первую очередь следует обратиться к источнику периода
возникновения варварских государств и становления феодальных отношений – к
«Русской Правде», которая включала множество княжеских законов, изданных между
серединой XI и началом XIII в. Несмотря на то что в этот период
господствовали начала родового и общинного быта и не было разделения
гражданского и уголовного процесса, в «Русской Правде» преступление
рассматривалось как обида [2] .
Суд выступал в роли арбитра, который наблюдал за борьбой двух сторон.
Доказательства носили характер формальных подтверждений основательности
предъявленного суду требования, и их собирание и предоставление суду
осуществлялось самим пострадавшим. Однако обвиняемый также был вынужден искать
и предоставлять доказательства в свою пользу, поскольку их отсутствие или
неубедительность рассматривались как свидетельство его виновности [3] .
Интерес применительно к данному исследованию представляет
то, что «Русская Правда» предусматривала различные виды доказательств. К
примеру, это было собственное признание, которое должно быть сходным с
исследуемыми обстоятельствами, добровольным, произнесено в суде, более того,
достоверность и истинность признания не должны были вызывать сомнения.
Наиболее распространенным видом доказательств являлись
показания свидетелей. Свидетели были двух видов: «видоки» – очевидцы
происшедшего и «послухи» – свидетели доброй славы, не являющиеся
свидетелями факта. В качестве требования говорить правду под угрозой
ответственности применяли «клятву». В качестве «клятвы» рассматривали
показания, данные под угрозой ответственности [4] .
Например, А. А. Федоров видит в показаниях один из первых источников
доказательств в уголовном процессе России [5] .
Присяга и жребий были дополнительными средствами доказывания, когда
отсутствовали другие доказательства. В качестве доказательств применялись так
называемые внешние признаки – следы, свидетельствующие о происшедшем
событии. В «Русской Правде» упоминается такой вид доказательств, как свод. То
есть если у лица обнаружена украденная вещь, то держатель этой вещи должен был
доказать правомерность нахождения у него этой вещи. По «Русской Правде»
допускалось использование поединка, ордалий, особенно в случае отсутствия
доказательств.
Немаловажно и то, что в «Русской Правде» не было такого
понятия, как «поединок». Тем не менее в юридической литературе можно встретить
позиции исследователей, которые полагают, что поединок был широко распространен
и применялся как метод разрешения судебных споров.
Судебное производство было направлено на разрешение
возникшего между обвинителем и обвиняемым спора. Именно поэтому важнейшее место
среди других доказательств, таких как показания, поединки или ритуальные
присяги, занимало признание обвиняемым своей вины. Это обусловлено тем, что
между сторонами отсутствовал спор, соответственно, не требовалось и судебной
оценки доказательств. Вместе с тем такое исключительное значение придавалось
признанию обвиняемого только в случае, когда оно представлялось перед судом и с
соблюдением всех формальных условий. В случае когда обвиняемый свою вину не
признавал, то к таким его показаниям суд относился с явным недоверием; причиной
этому было восприятие такого обстоятельства, как нежелания преступника быть
разоблаченным [6] .
Основными источниками российского права в Средневековье
являются «Судебник 1497 г.», «Судебник 1550 г.», «Соборное уложение
1649 г.», «Краткое изложение процессов», являющееся приложением «Воинского
устава» 1716 г. Петра I.
«Судебник 1550 г.» закреплял положение, что
расследование наиболее опасных деяний для феодальной собственности производится
разыскным процессом. Значительная роль отводилась губным старостам,
обязанностью которых было осуществлять розыск виновного, собирать
доказательства виновности (ст. 60). В качестве видов доказательств
рассматривались показания обвиняемого, повальный обыск, захват с поличным,
свидетельские показания. Обыденным явлением было получение показаний
обвиняемого о признании своей вины под пыткой, такое доказательство
воспринималось лучшим доказательством – «царицей доказательств», которое
однозначно решало вопрос о виновности лица. Кроме того, иные показания
фактически не воспринимались судом, поскольку исходили от лица «подозрительного»,
что является одним из показателей разыскного типа уголовного судопроизводства.
Середина XVI в. в России характеризуется как период
сословно-представительной монархии. Уголовный процесс делился на «розыск» и
«суд». Спорящие перед судом стороны ссылались на «кожу противника», прося у
суда, чтобы «велено было противную сторону кровью пытать», в частности,
ст. 163 предусматривала возможность применения пытки при расхождении
показаний допрошенных при повальном обыске [7] .
До «Воинского устава» от 30 марта 1716 г. действовал суд общины, когда
судебным разбирательством занимались «судные мужи», «лучшие люди» [8] .
В развитии доказательственного права немалый интерес
представляет период царствования Петра I. Именно тогда укреплялась и
развивалась система законных доказательств, которая позволяла ограничить
судейский произвол. При Петре I исчезают остатки обвинительного процесса. В
1716 г. в приложении к «Воинскому уставу» – «Кратком изложении
процессов» Петр I установил правила инквизиционного (разыскного) процесса.
Подчеркнем тот факт, что законодатель устанавливал силу каждого вида
доказательств.
Однако и инквизиционный процесс в России имел ряд
недостатков, поскольку ему была присуща ориентация на теорию формальных
доказательств, на основе которой выстраивалась вся система доказательств. Можно
полагать, что теория формальных доказательств «ставит закон так, что подсудимый
не зависит от произвола судьи, от его личного безотчетного впечатления. Но
прямо от закона судье оставалось только механически взвешивать доказательства
объективною, законом данною меркою, и быть простым орудием и исполнителем
закона, не принимая ничего на свою совесть» [9] .
Закон вводил иерархию доказательств, определяя, какие
доказательства являются полными. Полным доказательством следовало считать
показания о каком-либо факте не менее двух свидетелей. При этом ценность
показаний определялась не только содержащимися в них сведениями, но и зависела
от личного статуса давшего их лица. Например, в ст. 13 главы 4 части 2
«Краткого изложения…» было закреплено, что «свидетель мужеска полу паче женска,
и знатный паче худого, ученый неученого и духовный светского человека почтен
бывает» [10] .
Интерес представляет то, что если при Иване Грозном имело
место применение пыток для получения собственного признания, пытка была
важнейшим способом получения доказательств по тяжким преступлениям, то Петр I
принял меры к ограничению применения пыток. Екатерина II продолжила сокращать
применение пыток. Окончательно пытка была отменена Александром I Указом от 27 сентября
1801 г.
Доказательства делились на совершенные и несовершенные.
Совершенными доказательствами признавались: собственное признание, данное судье
добровольно и сходное с происшедшими действиями; письменные доказательства,
признанные тем, против кого они предъявлены: грамоты, записи в городовых
книгах, судейских книгах, купеческие письма, духовные; одинаковые показания
двух «имоверных» свидетелей, если же показания их друг другу противоречат, то
берется то, которое вернее. К
«негодным» свидетелям относились клятвопреступники, изгнанные из государства, у
кого «резаны уши и нос». Свидетель должен присягать. Если не присягает –
показаниям нельзя верить. Очистительной присяге придавалось важное значение;
личный судебный осмотр и показания сведущих лиц.
Теория формальных доказательств существовала в российском
процессе до судебной реформы 20 ноября 1864 г.
Однако прежде, чем дать анализ доказательств в результате
реформы 1864 г., следует остановиться на том, что с 1826 по 1830 г.
создается «Полное собрание законов Российской империи». Этот огромный труд
состоял не в изменении законодательства, а в его сборе и систематизации. «Свод
законов» являлся в основе сборником феодального крепостнического права. Это
подтверждалось вошедшими в него законодательными актами о судопроизводстве и
судоустройстве, определявшими бесправное положение личности.
Например, суд знакомился с доказательствами по документам
предварительного расследования. На их основе канцелярия готовила выписку,
которая зачитывалась при рассмотрении дела в судебном заседании.
В качестве доказательств выступали: собственное признание,
свидетельские показания, документы, повальный обыск, допрос соседей о поведении
подсудимого (ст. 197).
Одно несовершенное доказательство виновности оставляло в
подозрении и не могло стать основанием осуждения. «Несколько несовершенных
доказательств, совокупно взятых, могут составить совершенное доказательство»
(ст. 308). В то же время «одного совершенного доказательства достаточно
для признания осуждения несомнительным» (ст. 306). Когда совершенных
доказательств не хватало, а улики были налицо, предписывалось оставлять
подсудимого просто в подозрении, в более или менее сильном, или отдавать его
«под надежное поручительство в добром впредь поведении, не освобождая его, однако,
вовсе от подозрения» (ст. 113). Определялась сила доказательств. Признание
подсудимого считалось «лучшим свидетельством всего света» (ст. 316),
совершенным доказательством. На основе одного признания можно было вынести
приговор, не заботясь о получении иных доказательств (ст. 318). К
совершенным доказательствам также относилось свидетельство двух «достоверных
свидетелей», дающих согласованные показания (ст. 329). Свидетельства
одного считались несовершенным доказательством.
В случае противоречия в показаниях следовало давать
преимущество «мужчине перед женщиною, знатному перед незнатным, ученому пред
неученым, духовному пред светским» (ст. 335). Подробно расписывались
правила оценки доказательств по их силе. Так, ст. 341 подчеркивала, что «улики
и признаки в совершении преступления», не соответствующие «совершенному
доказательству», возрастают по силе, «когда подсудимый не представит на них
никакого уважительного опровержения» [11] .
20 ноября 1864 г. является знаменательной датой в
развитии уголовного судопроизводства России, именно тогда состоялось
утверждение императором Александром II Устава уголовного судопроизводства.
Недостатки организации и деятельности судебной системы, такие как: сословность,
зависимость от императора и исполнительной власти, разыскной тип уголовного
судопроизводства, в процессе которого позволялось рассматривать уголовные дела
на основе письменности, тайности, формальной теории доказательств, явились
предпосылками острой потребности в проведении судебной реформы.
Интерес представляет Указ Правительствующему сенату от 20
января 1864 г., в котором Александром II была определена цель судебной
реформы: «Водворить суд скорый, правый, милостивый, равный для всех, дать
надлежащую самостоятельность судебной власти…» [12] .
Данная реформа является важным, глобальным этапом в истории российского
уголовного процесса. Как писал И. Я. Фойницкий, «она была направлена
на создание суда безволокитного и неразорительного» [13] .
Устав уголовного судопроизводства включал «Общие положения»
и три книги: «Порядок производства в мировых судебных установлениях», «Порядок
производства в общих судебных местах», «Изъятия из общего порядка уголовного
судопроизводства». Всего в Уставе уголовного судопроизводства было 1 254
статьи.
С принятием Устава уголовный процесс России приобрел черты, которые интересны и
достаточно познавательны для современников [14] .
Устав уголовного судопроизводства провозгласил независимость
и несменяемость судей, участие представителей общественности в суде, гласность
и состязательность процесса, равенство сторон перед судом, право обвиняемого на
защиту, постановление приговора по внутреннему убеждению на основе проверки
доказательств, в значительной мере была упразднена сословность суда [15] .
Уставом уголовного судопроизводства 1864 г. отменялась
система формальных доказательств. В России был основан суд присяжных
заседателей. Однако И. Я. Фойницкий, который писал в защиту данного
института права, полагал, что суд присяжных может быть успешным только при
наличии трех факторов: высокого уровня общественной культуры, законности в
жизни и правды в законе [16] .
Впервые в истории права России доказательства оценивались по внутреннему
убеждению судей, что имеет место и в настоящее время. Данное законодательное
положение нашло глубокое научное исследование в трудах А. Ф. Кони,
который был современником судебной реформы и получал юридического образование
по судебным уставам. А. Ф. Кони в своих научных трудах справедливо
писал о том, что именно свобода внутреннего убеждения перевернула юридическое
мировоззрение в России, позволила разрушить бюрократический характер уголовного
процесса, сделала его живым и приближенным к потребностям общества. Переход от
формальных доказательств к их оценке по внутреннему убеждению сделал возможным
воспринимать все разнообразие жизни такой, какая она есть на самом деле, а не
уравнивать и упрощать по формальным основаниям [17] .
С теоретической точки зрения заслуживает внимание то, что
появившиеся после введения Судебных уставов 1864 г. научные труды
обозначили основную тенденцию включения в число целей уголовного процесса
достижения истины по уголовному делу.
Так, Г. С. Фельдштейн писал: «Цель уголовного
судопроизводства 1864 г. есть обнаружение так называемой материальной
истины относительно происшествия или деяния, признаваемого преступным, и
наказание действительно виновного в совершении преступления или проступка» [18] .
Однако в этой связи профессор И. Я. Фойницкий
рассматривал материальную истину как цель уголовного процесса, указывая
следующее: «ввиду особенностей процессуального разбирательства суд достигает
только истины формальной, условной, т. е. той, которую желали и могли
установить стороны» [19] .
В Уставе уголовного судопроизводства впервые было дано
определение доказательств, в котором был сделан акцент на внутреннем убеждении
судьи. Именно поэтому многие дореволюционные авторы в основе процесса
доказывания видели внутреннее убеждение судьи. В частности,
Я. И. Баршев, С. И. Викторский,
Л. Е. Владимиров, В. Д. Спасович, И. Я. Фойницкий
полагали, что доказательства являются основанием убеждения судьи о виновности
или невиновности подсудимого. Сходной позиции придерживался и
В. Случевский, который писал: «Под уголовными доказательствами следует
разуметь те фактические данные, на основании которых судья может образовать в
себе в отношении преступного посягательства убеждение о событии преступления и
виновности совершившего его лица» [20] .
Мы поддерживаем данное определение доказательств и полагаем, что оно достаточно
познавательно для современных правоприменителей,
поскольку в свете принципа состязательности сторон внутреннее убеждение
выступает основополагающей категорией при исследовании и оценке доказательств в
суде. В современном уголовном судопроизводстве актуальна теория аргументации,
которая предлагает ряд логических приемов, посредством которых можно повлиять
на внутреннее убеждение судьи в аспекте отстаивания и обоснования своей
позиции, как равноправной стороны процесса, по уголовному делу в суде. В этой
связи С. А. Шейфер пишет, что в основе процесса доказывания лежит не только
логико-психологическое содержание, но и познавательное.
Мы согласны с позицией С. А. Шейфера, который
верно полагает, что познавательно-удостоверительная деятельность субъекта
доказывания лежит в основе понятия «доказательства». Действительно, сущность
доказывания состоит в том, что процесс получения доказательств включает в себя
преобразование информации, содержащейся в следах, оставленных исследуемым
событием, и приданием ей надлежащей процессуальной формы – превращением ее
в те источники доказательств, которые регламентированы ст. 74 УПК РФ [21] .
Ю. К. Орлов также полагает, что в основе процесса доказывания
заложены психологический и гносеологический аспекты. Например, это означает,
что в психологическом аспекте внутреннее убеждение выражается в уверенности,
убежденности в правильности своих выводов. Морально-этическая сторона
внутреннего убеждения характеризует действия, поступки, совершенные в
соответствии со своими убеждениями, в согласии с самим собой. Гносеологический
аспект выражает соответствие или несоответствие убеждения в чем-либо
объективной действительности [22] .
Мы же полагаем, что психолого-логический аспект внутреннего убеждения в первую
очередь основывается на гносеологическом факторе. В частности, при вынесении
приговора по уголовному делу судья оценивает доказательства, изначально познав
все предоставленные аргументы сторон; внутреннее убеждение судьи формируется на
основе познания доказательств по уголовному делу. Поэтому мы считаем, что
гносеологический аспект является основой, предпосылкой формирования внутреннего
убеждения судьи, которое строится посредством аргументирующей силы
доказательств.
В Уставе закреплялись следующие виды доказательств:
показания подсудимого, свидетельские показания, экспертиза,
дознание через «окольных» людей, вещественные доказательства, письменные
доказательства. При этом отметим, что показания подсудимого не являлись
«царицей доказательств» и оценивались судом по внутреннему убеждению в
совокупности с другими доказательствами по делу. Более того, запрещалось
применять принуждение при получении показаний подсудимого. В качестве показаний
свидетеля преступления воспринимались и те сведения, которые он получил от
других известных ему лиц. Причем показания, основанные на слухе, не
допускались. В качестве самостоятельного доказательства рассматривалась
экспертиза, которая не имела какого-либо преимущественного значения при оценке
доказательств в совокупности с другими доказательствами по уголовному делу.
Познавательным является такой вид доказательств, как дознание через «окольных»
людей. Содержанием такого доказательства являются сведения, полученные от
«окольных» людей, о поведении, образе жизни подсудимого. В суде сведения,
полученные от «окольных» людей, заносились в протокол, который являлся
доказательством, несмотря на то что на судебное разбирательство окольные люди
не вызывались. В качестве вещественных доказательств Устав регламентировал
следующее: поличное; орудие, коим совершено преступление; подложные документы;
фальшивые монеты; вообще все, найденное при «осмотре места, обыске или выемке и
могущее служить к обнаружению преступления и к улике преступника». Вещественные
доказательства должны быть описаны в протоколе и приобщены к делу.
В качестве письменных доказательств выступали различные
документы, содержащие определенную информацию, имеющую отношение к уголовному
делу. Тем не менее ни одно письменное доказательство не имело для суда
обязательной силы.
Следующим этапом формирования теории доказательств в
уголовном процессе стал советский период. В 1917 г. был принят Декрет о
суде № 1. Данным Декретом были упразднены вся царская судебная система,
судебные установления, судебные следователи, прокурорский надзор, частная и
присяжная адвокатура. Однако Декрет о суде № 2 от 7 марта 1918 г.
подтверждал ведение процесса по правилам судебных уставов 1864 г.
Следовательно, мы согласны с позицией тех авторов, которые справедливо
полагают, что советское уголовно-процессуальное законодательство восприняло
значительную часть Устава царской России [23] .
И до сих пор многие положения Устава уголовного
судопроизводства России 1864 г. для нас являются примером проработанного,
глубокого нормативного документа, положения которого актуальны и в настоящее
время. Данный источник дореволюционного законодательства выступает той
познавательной истиной, которая характеризует уровень правовой культуры каждого
юриста. Для нас очевидно, что в дореволюционной России придавалось значение
внутреннему убеждению судьи и силе отдельных видов доказательств, которые могли
иметь более аргументирующее значение для суда по сравнению с другими
доказательствами по уголовному делу.
Деришев Ю. В. Концепции уголовного досудебного производства в правовой
доктрине современной России. Омск, 2004. С. 7.
Обида – причинение вреда конкретному лицу, его семье и роду (для
возбуждения уголовного дела с их стороны требовалось обращение к суду).
Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1996. Т. 1.
С. 32.
Хрестоматия по истории отечественного государства и права (Х в. – 1917 г.)
/ сост. В. А. Томсинов. М., 2000. С. 4.
Федоров А. А. Показания свидетеля как источник доказательств в
уголовном судопроизводстве : дис. … канд. юрид. наук. М., 2006. С.
11.
Новиков С. А. Показания обвиняемого в современном уголовном процессе
России : дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2003. С. 23.
Российское законодательство X–XX вв. / под общ. ред.
О. И. Чистякова. М., 1985.
Т. 3. С. 83–257.
Спасович В. Д. О теории судебных доказательств. В связи с
судоустройством и судопроизводством. М., 2001. С. 13.
Спасович В. Д. О теории судебных доказательств … С. 20, 23.
Новиков С. А. Указ. соч. С. 32.
Коротких М. Г. Самодержавие и судебная реформа 1864 г. в
России. Воронеж, 1989. С. 14.
Хрестоматия по истории отечественного государства и права / под ред. В. А.
Томсинова. М., 1998. С. 299.
Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства / под ред. А. В. Смирнова.
СПб., 1996. Т. 1. С. 41.
Ключевский В. С. О русской истории. М., 1993. С. 140.
Вилкова Т. Ю. Основные начала рассмотрения мировыми судьями уголовных
дел в период действия Устава уголовного судопроизводства 1864 г. //
Актуальные проблемы рос. права. 2014. № 4. С. 546.
Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1912. С. 448.
Кони А. Ф. Судебная реформа и суд присяжных // Избранные труды и речи
/ сост. И. В. Потапчук. Тула, 2000. С. 187; Козявин А. А. Категория
оценки доказательств по внутреннему убеждению и ее место в научном наследии А. Ф. Кони
// Адвок. практика. 2014. № 1. С. 26.
Фельдштейн Г. С. Лекции по уголовному судопроизводству. М., 1915. С.
78.
Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1996. С. 311.
Случевский В. Учебник русского уголовного процесса. СПб., 1913. С. 376.
Шейфер С. А. Понятие доказательства как предмет научной дискуссии //
Вестн. Ом. ун-та. Сер. Право. 2008. № 1 (14). С. 17.
Орлов Ю. К. Внутреннее убеждение при оценке доказательств (правовые
аспекты) // Вопр. борьбы с преступностью. 1981. Вып. 35. С. 55.
Портнов В. П., Славин М. М. Становление правосудия Советской
России (1917–1922 гг.). М., 1990. С. 44–45.
|
|