С. Попов, депутат Государственной Думы, вице - президент Международной коллегии адвокатов "Санкт-Петербург".
Г. Цепляева, судья Верховного Суда Республики Карелия, кандидат юридических наук.
Статья 22 Конституции РФ гарантирует право каждого на свободу и личную неприкосновенность. Она соответствует ст. 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Указанные нормы являются правовым фундаментом соблюдения прав человека в Российской Федерации.
Конституционный принцип соблюдения прав и свобод человека и гражданина должен быть основным принципом уголовного судопроизводства. И действительно, новый УПК во многом отвечает этому требованию. Но не во всем. В нем есть ряд положений, противоречащих, как представляется, Конституции РФ, нормам международного права в области защиты прав человека. Прежде всего речь идет о некоторых нормах УПК, посвященных начальной стадии досудебного производства.
Привлечение человека к уголовной ответственности очень часто начинается с его задержания в качестве подозреваемого. Поэтому столь важно обеспечить права и свободы человека именно в этот момент, на самой ранней стадии уголовного судопроизводства, когда только начинается сбор основной доказательственной базы его предполагаемой виновности в совершении преступления. Законность действий должностных лиц имеет здесь особое значение.
Новый УПК, как и прежний, считает допустимым и целесообразным подозрение человека в совершении преступления без предъявления ему обвинения. Новый закон даже расширяет пределы такого подозрения.
Как в уголовном судопроизводстве советского периода, так и в настоящее время подозреваемый считается процессуальной фигурой. Однако необходимость сохранения этой фигуры в современном российском уголовном судопроизводстве вызывает серьезные сомнения. Ведь признание уже давно не считается "царицей доказательств". Думается, далеко не случайно, что нормы, посвященные подозреваемому, относятся к числу наименее разработанных норм нового УПК. Дело в том, что их содержание явно противоречит духу нового закона, его основополагающим принципам состязательности сторон и неприкосновенности личности. Этим, видимо, и обусловлена "ретушированность" указанных норм.
Не раскрыто, например, понятие "подозрение в совершении преступления", т.е. представитель власти имеет субъективное право принять решение о задержании исходя из своего личного впечатления, всегда отражающего объективную реальность с большей или меньшей степенью искажения. Так что единственной объективной гарантией неприкосновенности личности является срок допустимого по усмотрению органов дознания (или следствия) задержания. Но достаточна ли данная гарантия для соблюдения прав человека? Это мы и пытаемся выяснить в нашей статье.
Согласно ч. 1 ст. 46 УПК подозреваемым является лицо, в отношении которого возбуждено уголовное дело, либо которое задержано, либо к которому применена мера пресечения в виде заключения под стражу до предъявления обвинения.
Следует, кстати, заметить, что возбуждение уголовного дела в отношении определенного лица - не новое для уголовно - процессуального права явление. Нелишне вспомнить, что уголовные дела "в отношении кого-то" возбуждались в сталинские времена. В период борьбы с культом личности Сталина и его последствиями возбуждение уголовных дел "в отношении лица" было справедливо признано одной из процессуальных предпосылок беззакония, всегда ведущей к приоритету одной из следственных версий.
Возбуждение уголовного дела в отношении конкретного лица не обязывает следственные органы к немедленному предъявлению обвинения этому лицу. Закон лишь требует допросить его в течение 24 часов после возбуждения дела (ч. 2 ст. 46 УПК). Если к данному лицу не применены меры процессуального принуждения, например задержание или заключение под стражу, то оно может находиться в статусе подозреваемого в течение неопределенного срока, вплоть до окончания расследования. За это время могут быть проведены следственные действия, о которых подозреваемый может и не знать, и лишь на конечном этапе расследования (дознания) ему будет предъявлено обвинение. И такие случаи, к сожалению, нередки в следственной практике.
УПК установил различные правовые основания появления в процессе фигуры подозреваемого, но он не предусмотрел равные правовые гарантии предъявления обвинения и реализации права подозреваемого на защиту. При применении меры пресечения к подозреваемому ему должно быть предъявлено обвинение не позднее 10 суток с момента избрания меры пресечения, а задержанному в качестве подозреваемого с последующим заключением под стражу - не позднее 10 суток с момента задержания (ст. 100 УПК).
В ст. 100 УПК сказано, что мера пресечения в отношении подозреваемого применяется только в исключительных случаях. Следовательно, предъявление подозреваемому обвинения в течение определенного срока, как правило, не предусмотрено, что существенно ущемляет его право на защиту и противоречит принципу состязательности уголовного процесса. И это при том что УПК дает органам дознания, следствия и прокурору почти неограниченные возможности произвольно подозревать то или иное лицо в совершении преступления.
Глава 12 УПК регулирует вопросы задержания подозреваемого. Сюда относятся основания и порядок задержания, личного обыска, освобождения задержанного, порядок содержания под стражей, уведомления родственников о задержании. Данная глава содержит не так много положений. Меньше, чем нужно, чтобы внести полную ясность и определенность в вопрос, столь остро затрагивающий право человека на свободу и личную неприкосновенность. Между тем известно, что неопределенность права порождает произвол правоприменителя.
Согласно ч. 2 ст. 91 УПК задержанным по подозрению в совершении преступления может быть любое лицо, в отношении которого имеются "иные данные, дающие основания подозревать лицо в совершении преступления", если оно пыталось скрыться, либо не имеет постоянного места жительства, либо не установлена его личность, либо если прокурором, а также следователем или дознавателем с согласия прокурора в суд направлено ходатайство об избрании в отношении указанного лица меры пресечения в виде заключения под стражу. Вполне очевидно, что по факту совершения неочевидного преступления, применяя эти "резиновые основания", можно задержать любого.
УПК, регулирующему предельно конфликтные и болезненные отношения, совершенно непозволительны "резиновые" положения. Такие, например, как в ч. 2 ст. 91 УПК, которая свободное усмотрение лица, производящего задержание, называет основанием задержания. Но это же основание для "законного" произвола.
Как свидетельствует судебная практика, задержания по так называемым неочевидным преступлениям нередко производятся при отсутствии достаточных оснований для подозрения того или иного лица в совершении им преступления. Не тех "берут".
Другой аспект проблемы подозреваемого заключается в том, что момент составления протокола о задержании определен в ч. 1 ст. 92 УПК так, что это не только существенно ограничивает право подозреваемого на защиту с помощью адвоката, но и делает ее во многих случаях просто невозможной. Начальный момент задержания определен п. 15 ст. 5 УПК РФ как момент фактического лишения свободы передвижения лица, подозреваемого в совершении преступления. Следовательно, моменты задержания и доставления в органы могут существенно разниться. Более того, законом отводится всего 24 часа с момента фактического задержания до допроса задержанного в качестве подозреваемого (п. 2 ч. 2 ст. 46 УПК РФ). Нетрудно представить, что время с момента фактического задержания до доставления лица в правоохранительные органы может быть и более 24 часов. Если сюда прибавить 3 часа для составления протокола, то времени на вызов адвоката не остается. Из этого следует, что, казалось бы, гарантированное подозреваемому право на защитника во многих случаях фактически не может быть реализовано. Юридическая осуществимость этого права тоже сомнительна, поскольку право задержанного на защиту не подкреплено соответствующей обязанностью должностного лица. В законе не сказано, что должностное лицо должно уведомить защитника, избранного задержанным, либо иным способом гарантировать реализацию его права на получение юридической помощи.
Между задержанием и доставлением подозреваемого в правоохранительные органы, а также последующим составлением протокола о задержании существует определенный отрезок времени, в течение которого лицо, еще не получив процессуальный статус подозреваемого, фактически уже лишается свободы. В течение этого времени никто не несет ответственности в отношении задержанного. Следователю или прокурору, если не они осуществляли задержание, еще не поступили документы о задержании. В изолятор временного содержания подозреваемый не может быть водворен, поскольку в соответствии с ч. 1 ст. 5 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" единственным основанием содержания под стражей лица, задержанного по подозрению в совершении преступления, является протокол о задержании.
По нашему мнению, протокол о задержании подозреваемого должен быть составлен немедленно после задержания лица в качестве подозреваемого. Это важно еще и потому, что иначе затруднительно или даже невозможно проверить обоснованность утверждений подсудимого об оказании психического или физического воздействия на него сотрудниками органа дознания.
"Вечный" вопрос о том, применялись ли к подозреваемому непроцессуальные способы воздействия с целью добиться от него "нужных" следствию показаний, может быть разрешен только путем более строгой правовой регламентации деятельности сотрудников правоохранительных органов в отношении подозреваемого.
Наше предположение о том, что до составления протокола о задержании к задержанному может быть применено физическое и психическое принуждение, направленное на то, чтобы он признался в совершении преступления, которое, вполне вероятно, он не совершал, не лишено оснований. Примеров тому в материалах следственной и судебной практики предостаточно. В одной из публикаций заместителем начальника организационно - методического управления ГСУ Генеральной прокуратуры РФ В. Камышанским были приведены такие данные: в 1996 - 1997 гг. в органы прокуратуры поступило более 15 тыс. жалоб на незаконные методы ведения расследования и дознания, по результатам проверок было возбуждено 1173 уголовных дела, третья часть из которых была направлена в суды, по ним осуждено 503 сотрудника внутренних дел. Из материалов уголовных дел следовало, что работники милиции именно в первые часы задержания применяли к задержанным недозволенные методы воздействия: насилие, пытки, длившиеся подчас сутками (Камышанский В.А. Анализ следственной практики по Российской Федерации привлечения к уголовной ответственности работников правоохранительных органов // Особенности расследования злоупотреблений в деятельности правоохранительных органов: Материалы российско - американского семинара. СПб., юрид. ин-т Генпрокуратуры РФ. СПб., 1999. С. 5 - 6). Было бы, впрочем, неправильно утверждать, что насилие - единственный метод в арсенале оперативных работников, используемый для выбивания показаний. Применяются и обещания, например, освободить под подписку о невыезде, ходатайствовать перед судом об условном осуждении и т.п. О недопустимых приемах со стороны оперативных работников осужденные пишут едва ли не в каждой второй кассационной или надзорной жалобе.
Все эти "случаи из практики" со всей очевидностью демонстрируют, что участие и помощь защитника с момента фактического задержания подозреваемого абсолютно необходимы. И закон такое право задержанному предоставляет (п. 3 ч. 3 ст. 49 УПК). Вопрос только в том, как реализовать это право на практике. В настоящее время в следственных документах обычно не отражается, что подозреваемому разъяснено право иметь защитника по назначению. Вместо этого делается запись о том, что отказ от услуг адвоката не связан с материальным положением задержанного. Наблюдается скрытое противодействие реализации права на защиту с помощью адвоката. Иногда противодействие вызову адвоката доходит до применения насилия. Один осужденный показал: "Меня ударили по лицу, когда я попросил адвоката".
Помощь защитника с момента фактического задержания необходима еще и потому, что закон предусматривает отражение в протоколе задержания заявлений подозреваемого (приложение 12 к УПК РФ). Эти заявления могут быть впоследствии использованы против задержанного. Отметим, что ст. 92 УПК не требует отражения в протоколе задержания заявлений подозреваемого. Следовательно, в этой части протокол не соответствует ст. 92 УПК.
В ч. 4 ст. 92 УПК сказано, что подозреваемый должен быть допрошен в соответствии с требованиями ч. 2 ст. 46, ст. ст. 189 и 190 УПК. Это значит, что обязанность допроса возлагается на органы дознания, предварительного следствия или прокурора, т.е. на сторону обвинения.
Было бы, однако, правильнее, чтобы допрос подозреваемого после его задержания производился судом, поскольку именно на него возложено решение вопроса о заключении задержанного под стражу. Такой порядок стал бы подлинной гарантией неприкосновенности личности.
В подтверждение обоснованности такого предложения представляется необходимым сослаться на судебную практику США.
В 1943 году судья Франкфуртер в решении по делу Макнэбба (США) отметил: "Полиция может арестовать не на основании лишь подозрения, а только если есть "вероятная причина". Следующей ступенью является незамедлительное, в присутствии судебного должностного лица, предъявление обвинения арестованному с тем, чтобы он мог получить совет относительно своих прав, и с тем, чтобы можно было быстро решить вопрос о том, насколько вероятна причина. Конечно, арестованного можно доставить в полицию. Однако его нельзя препровождать в полицейское управление для допроса, который, даже если такая цель не преследовалась, все же служит тому, чтобы получить наносящие вред арестованному заявления, могущие быть использованными для оправдания ареста и в конечном счете для подтверждения его вины" (Джинджер Энн Ф. Верховный суд и права человека в США / Отв. ред. Б.С. Крылов. М.: Юридическая литература. 1981. С. 212 - 213).
Законность задержания имеет еще один очень важный аспект. Речь идет о заведомо необоснованном задержании. В этой связи возникает вопрос: вправе ли необоснованно задержанный не подчиниться распоряжению представителей власти и оказать сопротивление работникам либо спастись бегством? Допустима ли необходимая оборона против незаконных действий должностных лиц?
Отказ задерживаемого подчиниться требованию представителя власти может быть, в частности, обусловлен непричастностью лица к совершению преступления, по поводу которого осуществляется задержание. Возникает коллизия интересов, при которой право требования не совпадает с обязанностью подчинения требованию.
В ч. 1 ст. 301 УК предусмотрена уголовная ответственность за заведомо незаконное задержание. По смыслу закона уголовная ответственность должностного лица за незаконное задержание наступает при условии, если такое задержание производится при очевидном нарушении требований уголовно - процессуального закона, регламентирующего основания задержания.
С другой стороны, ст. 318 УК устанавливает ответственность за применение насилия в отношении представителя власти.
Не подлежит сомнению, что требования представителей государственной власти для граждан обязательны. Если такое требование (скажем, требование подчиниться задержанию) является незаконным (например, по причине заведомого несовершения лицом преступления), то по общему правилу задержанный имеет право обжаловать незаконные действия должностного лица. Представляется, однако, что помимо этого лицо в данном случае вправе защитить свою свободу всеми способами, если при этом не было допущено превышение пределов необходимой обороны. В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 24 сентября 1991 г. "О судебной практике по делам о посягательстве на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников и военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка" дается следующее разъяснение: "По каждому делу данной категории судам необходимо выяснить, были ли законными действия работников милиции, народных дружинников и военнослужащих при исполнении ими возложенных на них обязанностей по охране общественного порядка. В случае установления факта незаконности их действий суд, при наличии к тому оснований, должен решить вопрос о квалификации содеянного подсудимым по соответствующей статье Уголовного кодекса, предусматривающей ответственность против личности". Полагаем, что такое разъяснение подлежит пересмотру, поскольку не соответствует конституционному праву человека на свободу и личную неприкосновенность. По существу, постановлением необоснованно отказывается гражданину в реализации права на самооборону от незаконных действий представителей власти.
Право на самозащиту от необоснованного задержания возникает у задерживаемого с момента фактического ограничения его свободы. Задержанный вправе отказаться выполнить незаконное распоряжение представителей власти следовать в правоохранительные органы, а его противодействие насильственному задержанию следует рассматривать с учетом положений о необходимой обороне и пределах ее допустимости.
Стоит, впрочем, отметить, что вопрос о правомерности совершения действий, направленных на защиту человека от необоснованного посягательства на личную свободу и неприкосновенность, остается в теории уголовного права и уголовном законодательстве едва ли не самым неразработанным.
Резюмируя изложенное, полагаем, что институт подозреваемого в российском уголовно - процессуальном законодательстве нуждается в дальнейшей более детальной законодательной регламентации. Это означает, что отдельные положения нового УПК требуют новой редакции.
Основной недостаток рассмотренных в настоящей статье норм, регулирующих процессуальное положение подозреваемого, в том, что они противоречат Конституции РФ и существенным образом ущемляют права и свободы человека, оказавшегося под подозрением правоохранительных органов.
Требует дальнейшей научной разработки и правовой регламентации и институт необходимой обороны от незаконных действий должностных лиц, наделенных правомочиями по задержанию лиц, подозреваемых в совершении преступления.
Подробнее о задержании см. Комментарий к УПК РФ / Под ред. А.В. Смирнова.
