|
|
Смирнов А.В. Модели уголовного процесса.
СПб.: «Наука», ООО «Издательство "Альфа"», 2000. - 224 с.
Полный текст в формате pdf скачать бесплатно по ссылке:
www.kalinovsky-k.narod.ru/b/smirnov_modeli/smirnov_modeli.pdf
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ.
Раздел I. ПОНЯТИЕ МОДЕЛЕЙ, ТИПОВ И ВИДОВ ПРОЦЕССА
Проблема идеальной и морфологической типологизации
судопроизводства 13
Раздел II. СОСТЯЗАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС
Глава 1. Понятие состязательности. Ее юридические основания . . . . 18
Глава 2. Виды состязательного процесса и их социально-политические
основания 26
§ 1. Виды состязательного процесса и степень общественной
свободы 26
§ 2. Обвинительный (аккузационный) вид процесса 27
§ 3. Исковые (акционарные) виды состязательного процесса 32
1. Понятие исковых видов уголовного процесса 32
2. Частно-исковой уголовный процесс 35
3. Публично-исковой уголовный процесс 42 § 4. Публично-состязательный (постсостязательный) вид
уголовного процесса 48
§ 5. Система принципов состязательного процесса 58
1. Понятие принципов и их система 58
2. Общеправовые принципы 60
2.1. Законность в состязательном уголовном процессе 61
2.2. Равенство граждан перед законом и судом 65
2.3. Принцип разделения властей и уголовный процесс 66
2.4. Суверенитет в уголовном процессе 68
2.5. Принципы неприкосновенности личности, жилища и частной жизни 70
3. Межотраслевые принципы 77
3.1. Принцип равенства сторон 77
3.2. Оценка доказательств судом по внутреннему убеждению 80
3.3. Принцип устности 83
3.4. Принцип гласности 85
3.5. Недопустимость повторного привлечения к ответственности
за одно и то же деяние (поп bis in idem) 86
3.6. Принцип истины 89
4. Отраслевые уголовно-процессуальные принципы 106
5. Институционные принципы уголовного процесса 108
Раздел III. РОЗЫСКНОЙ ТИП УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА
Глава 1. Понятие розыскного процесса и его юридические основания 111
Глава 2. Виды розыскного процесса и их социально-политические основания 112
§ 1. Уголовная расправа 112
1. Общинное дознание 112
2. Вотчинный суд 113
3. Уголовно-административная расправа 114
4. Военно-полевой суд 115
§2.Ассиза 117
§ 3. Инквизиционный процесс 1 1 8
§ 4. Следственный процесс 120
§ 5. Судебный приказ 122
§ 6. Система принципов розыскного процесса 123
Раздел IV. ОСНОВНЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ФОРМЫ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА
§ 1. Соотношение исторических и легислативных форм
судопроизводства и их значение 132
§2. Английская форма уголовного судопроизводства 136
§ 3. Французская форма уголовного процесса 158
§4. Германская форма уголовного процесса 178
Раздел V. ОЧЕРК ТИПОЛОГИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИЙСКОГО УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА
§ 1. Путь из варяг в греки 189
§ 2. От Гаввафы до Голгофы 193
§ 3. Судебно-правовая реформа в России и типология процесса 202
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 219
ISBN 5-02-027413-5
ВВЕДЕНИЕ
Чем крупнее цель, тем легче в нее попасть. Поэтому предмет науки требует обобщений — этой меры вещей. Зримым единством общего и частного является типология. Она реконструирует исследуемое множество объектов, объединяя их с помощью методов. Опираясь на сходства и различия исследуемых объектов, типология добивается их идентификации, а в своей теоретически развитой форме отображает внутреннее строение системы, выявляет ее закономерности, предсказывает возможность существования неизвестных дотоле объектов.1 Ни одна настоящая наука не обходится без типологии. Юриспруденция по самой своей природе привержена систематизации, компиляции и кодификации — уже древнейшие римские законы были сведены в XII таблиц, а Дигесты Юстиниана в систематическом порядке излагали 2 тысячи сочинений около 40 знаменитых юристов.2 Однако систематизация и интерпретация правового материала в целях практического использования, по-видимому, слишком часто отодвигала на второй план теоретическую типологию, которая в юридической науке редко осознавалась как методологическое средство познания сущности объекта и построения его системной теории. Не составляет исключения и наука о судопроизводстве, типологические представления в которой застыли на уровне отдельных юридических определений, отличаясь при этом пестротой, противоречивостью и отсутствием единой системы. Научная терминология оперирует «формами», «типами», «историческими формами», «видами» и «моделями», среди которых фигурируют «состязательные», «розыскные», «обвинительные», «тяжебные», «инквизиционные», «следственные», «смешанные», «континентальные», «англосаксонские», «романо-германские», «охранительные» и «гражданские».1 Попытка системной типологии с притязанием на построение универсальной теории была предпринята в свое время на основе марксистского учения (Н. Н. Полянский, М. А. Чельцов-Бебутов, М. С. Строго-вич, В. П. Нажимов).2
1 См.: Weber M. Methodologische Schnftcn. Fr./M., 1968; Mac Kinney J. С Constructive typology and social theory. N.Y., 1966; Успенский Б.А. Принципы структурной типологии. М., 1962; Философский энциклопедический словарь. М, 1983. С. 685.
2 См.: Дигесты Юстиниана. М, 1984.
При этом объявлялись имеющими значение не столько формы, сколько типы процессов как предельный уровень юридического обобщения, напрямую связанный с политэкономической категорией общественно-экономических формаций.
Характеризуя сущность такого историко-материалистического подхода и его отличие от всех прочих, В. П. Нажимов пишет: «В буржуазной юридической литературе по уголовному процессу, как правило, не дается определения исторического типа уголовного процесса и даже не используется это понятие. Основное внимание уделяется историческим формам процесса: розыскной, обвинительной и смешанной. Вследствие этого указанные исторические формы уголовного процесса нередко рассматриваются и как типы, и как виды уголовного процесса. Такой формальный подход приводит к полному отрыву от исторической действительности, но зато помогает замаскировать классовую сущность уголовного процесса. Советская юридическая наука наглядно и убедительно показала, что главным и решающим понятием является исторический тип уголовного процесса. Это понятие обнажает классовый механизм уголовного процесса, прикрываемый понятием формы».3
Понятие типа процесса сделалось, таким образом, неким «архетипом», своего рода «философским камнем» марксистской процессуальной науки, с помощью которого казалось возможным обратить в «золото истины» неупорядоченный фактический материал. Результаты, однако, оказались значительно скромнее. Понятия «рабовладельческого, феодального, буржуазного и социалистического типов» оказались на редкость бесплодными, и дальше констатации их классовой сущности дело не пошло. Более того, признание за ними главенствующей роли объективно содействовало ослаблению внимания к вопросам процессуальной формы, а теория напрямую замкнулась на изучении позитивного законодательства и практики, сопровождаемом обязательной критикой «формальных буржуазных гарантий».
1 Многие американские авторы считают континентальные уголовно-процессуальные системы розыскными, что равнозначно у них понятию систем инквизиторских или «гражданского права» (См., например: Фридман Л. Введение в американское право. М., 1993. С. 60—61).
2 См.: Полянский Н.Н. Основные формы построения уголовного процесса // Учен, зап. Моск. ун-та. Труды юридич. ф-та. 1949. Вып. 145; Чельцов-БебутовМ. А. Курс советского уголовно-процессуального права. Т. I, Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. М., 1957; СПб., 1995; Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. М., 1958. Гл. XXXIII; Нажимов В. П. Типы, формы и виды уголовного процесса. Калининград, 1977.
3 Курс советского уголовного процесса. Общая часть./ Под ред. А. Д. Бойкова и И. И. Карпеца. М., 1989. С. 368—369.
Н.Н. Полянский пошел еще дальше — «уникальность» социалистического (советского) типа он распространил и на его форму, которая, по мысли автора, не может быть отнесена ни к одной из известных исторических форм.' Эту точку зрения разделял и М. А. Чельцов-Бебутов.2 Благодаря такому подходу вопрос об отношении российского уголовного процесса к состязательному или розыскному типам был надолго «заморожен», а формы его изучались лишь в рамках утилитарно-позитивистских толкований. В поздний советский период (конец 80-х годов) наметился отход от ортодоксальной позиции. Признавая в целом правомерность данной иерархии понятий типа и формы процесса, указывалось на самостоятельную ценность понятия процессуальной формы, которая «выступает инструментом развертывания типологической сущности процесса».3 С 90-х годов состязательно-розыскная проблематика начинает обсуждаться в лите-ратуре.4 Лейтмотивом дискуссий за редким исключением являлось убеждение в необходимости преодоления розыскных начал в российском уголовном процессе и утверждении здесь состязательности. Однако отсутствие достаточно четкой и полной разработки этих понятий порой приводило к предложениям, не вполне адекватным благим намерениям самих авторов.
Так, например, в качестве образца состязательной модели иногда рассматривается французский тип уголовного процесса,3
1 См.: Полянский Н. Н. Вопросы теории советского уголовного процесса. М., 1956. С. 106.
2 См.: Чепъцов-Бебутов М. А. Очерки по истории суда и уголовного процесса..., с. 23. Напротив, у М.С. Строговича имеются высказывания о том, что к советскому уголовному процессу применимо понятие смешанного, следственно-состязательного (См.: Строгович М. С. Уголовный процесс. М., 1946. С. 33—37, 67 и др.).
3 Мещеряков Ю. В. Формы уголовного судопроизводства. Л., 1990. С. 8. Еще раньше, хотя больше в сравнительно-правовом, чем теоретическом ключе, эти вопросы были затронуты в работе: Боботов СВ. Буржуазная юстиция. Состояние и перспективы развития. М., 1989. С. 47—74.
4 См.: Смирнов А. В. Эволюция исторической формы советского уголовного процесса и предварительное расследование // Советское государство и право. 1990, № 12. С. 57—63; Концепция уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации // Государство и право. 1992, № 8. С. 46—55; Петрухин И. Л.. Куцова Э. Ф. О концепции уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации // Государство и право. 1992, № 12. С. 83—85; Савицкий В. М. Уголовный процесс России на новом витке демократизации // Государство и право. 1994, № 6. С. 101—103; Петрухин И. Л. Состязательность и правосудие: К 100-летию М.С. Строговича// Государство и право. 1994, № 10. С. 128—137.
5 См.: Петрухин И. Л., Куцова Э. Ф. О концепции уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации , с. 84.
в котором, как ни в каком другом из существующих ныне, сильны рудименты розыскного (следственного) порядка. Авторы «Концепции уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации», напротив, полагают ввести смешанное судопроизводство «охранительного типа», не делая различий между ним и «континентальным» процес-сом.1 Тем самым смешиваются различные типологические основания, а главное, не учитываются внутренние различия и тенденции в континентальных системах, не все из которых в настоящий момент могут быть определены как «охранительные». Наконец, сама Российская Конституция 1993 г., требуя осуществлять судопроизводство на основе состязательности (ст. 123), одновременно называет среди субъектов судебной власти, перечисленных в главе VII, и прокурора (ст. 129) — основного носителя функции уголовного преследования, что совершенно несовместимо с состязательным началом.
История повторяется. Подобные недоразумения уже случались.2 Причина всегда была одна — отсутствие системной теории процессуальных форм, основой которой может быть только их научная типология. До сих пор остается неопределенность даже относительно признаков, отличающих состязательный процесс от розыскного, тем более что сами они отнюдь не являются застывшими категориями, постоянно развиваются и преобразуются. С тех пор как И. Планк в 1857 г. главной чертой состязательности определил пассивность суда, а розыскное начало связал с собиранием самим судом доказательств для постановления приговора, то есть с его активностью,3 мало что изменилось. И сейчас многие авторы продолжают по традиции считать, что «активная роль суда — атрибут инквизиционного процесса».4 Однако следует иметь в виду, что судебная активность практически во всех развитых демократических странах, в том числе англо-саксонских, где состязательность — почти религия, в XX в. только возрастала. Активность суда при возбуждении уголовного преследования не одно и то же, что активность в установлении истины. Успехи конституционализма, обеспечение подлинного разделения властей делают последнюю задачу для суда допустимой, а укрепление правового государства и усиление социальной защищенности личности — необходимой. Публичная состязательность
постиндустриального периода общественного развития уже не та, что частно-исковая состязательность XIX столетия.
1 См.: Концепция уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации, с. 53.
2 Так, правительство Германии в период общественного подъема 1848 г. объявило в § 46 Основных законов, что в уголовных делах вводится состязательность. Имея в виду реализацию данного обещания и принимая за эталон французский процесс, законодатель принял судебное Уложение, скопированное с наполеоновского Кодекса уголовного следствия 1808 г., который, в свою очередь, во многом повторял следственно-розыскной Большой уголовный ордонанс Людовика XIV. (См.: Миттермай-ер К. Законодательство и юридическая практика в новейшем их развитии, в отношении к уголовному судопроизводству. СПб.. 1864. С. 219—220).
3 См.: Plank J. Systematische Darstellung des deutschen Strafprozessrechts. Gottingen, 1857. S. 175; См. также: Глазер Ю. Руководство по уголовному судопроизводству. СПб., 1885. С. 87.
4 Петрухин И.Л. Состязательность и правосудие, с. 130.
Точно так же плодотворная идея разделения трех функций — обвинения, защиты и судебного разрешения дела — как основного признака состязательности, отличающего его от розыска,' не может применяться сегодня без определенного переосмысления, питаемого типологическим развитием самого объекта исследования. В отличие от теории активности, теория разделения функций подразумевает, что состязательность — не отдельный принцип, а форма или тип процесса. В этом смысле все принципы, действующие в рамках данной формы, состязательны, точно так же, как все без исключения принципы противоположной формы — розыскные. Они составляют как бы две отдельные тотальные пирамиды. Но в практической жизни нет пирамид. Это означает, что может происходить смешение состязательного и розыскного начал. Мало того, происходит — и не только на уровне функций, но и на уровне принципов! Например, расследование, где состязательные функции недостаточно дифференцированы, а уголовный преследователь совмещает выполнение обвинительных задач с некоторыми полномочиями судебного характера, нельзя считать насквозь розыскным, если там обеспечивается формальная защита, действует презумпция невиновности, уважаются права личности.
Таким образом, тотальный характер категорий состязательности и розыска имеет и оборотную сторону. Он заставляет задуматься о том, что это лишь идеальные типы, которым трудно сохраниться в реальной действительности в «чистом» виде, и они большую часть своего исторического существования практически пребывали в смешанных формах. Отсюда вытекает необходимость отдельного построения теоретических типологий по разным основаниям, а именно типологии идеальной, построенной на противопоставлении состязательных и розыскных начал, и типологии реальной, морфологической (от греч. morphe, — форма), относящейся к форме и внешнему строению действительных объектов. Следовательно, понятие формы — это понятие морфологического типа. Понятие «тип» является более широким и емким, а понятие «форма» — лишь дань научной традиции и юридический эвфемизм понятия типа. Форма потому и называется формой, что она есть внешняя оболочка реального, следовательно, процессуальная форма, как правило, имеет смешанное содержание.
1 См.: Баршев Я. И. Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству. СПб., 1841; Случевский В. К. Учебник русского уголовного процесса. Т. I. СПб., 1895. С. 69—70; Фойтщкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. I. СПб., 1996. С. 61; ТалъбергД. Г. Русское уголовное судопроизводство. Т. I. Киев, 1889. С. 22—28.
Но как только мы погружаемся в понятие типа, естественно встает вопрос о типичном. Какие признаки достойны быть заключенными в «пирамиду» и подвергнуться сравнению? Это порождает прежде всего мысль о развитии — ведь далеко не все, что типично, к примеру, для состязательного процесса раннего средневековья является таковым и для состязательности постиндустриальной эпохи, а розыск при Пон-тии Пилате — совсем не то, что при Людовике XIV. Более того, архаические формы розыска, как мы увидим в дальнейшем, могут быть не чужды гласности и свободной оценки доказательств, а первоначальная форма состязательности с применением ордалий, напротив, тяготеет к доказыванию формальному. Значит ли это, что «все смешалось в доме Облонских» и никакая типология более невозможна? Конечно нет, если допустить элемент развития, который не может здесь быть ничем иным, как принципом историзма. «История — это философия, поучающая фактами» (лорд Г. Болингброк. «Письма об изучении в пользу истории»). Именно «философия» истории, а не история, как таковая, есть суть историзма. Применяя сравнительно-исторический метод для построения типологии, следует помнить, что история интересует нас постольку, поскольку прокладывает дорогу теории. Поэтому наша работа не «по истории», хотя в ней представлен большой исторический материал; это «изучение в пользу теории». Сравнительно-исторический метод играет подчиненную роль по отношению к «большим» типологиям — идеальной и морфологической, но он позволяет развернуть каждую из них в целый ряд видов, будь то модификации состязательности и розыска либо английского, германского и французского типов процесса. Однако иерархия видов состязательности, розыска, а также этапов развития национальных систем, будучи сама по себе интересна, представляет ценность не только и не столько в историческом плане. Тенденция, закономерность развития — вот настоящая цель исследователя, вот что можно увидеть с вершин типологических пирамид! Теория, выводившая типологию процесса из типов государства и права, а последние — из четырех общественно-экономических формаций, намерена была решить именно эту задачу. Однако она так и не смогла удовлетворительно объяснить, почему одни и те же виды («формы») процесса встречались в разных типологических нишах. Так, розыскной процесс известен и при рабовладельческом (inquisitio, de piano —лат), и при феодальном (вотчинный, инквизиционный суд), и при социалистическом строе («судебные тройки» ОГПУ, «особые совещания»), частно-исковой процесс встречался поголовно при всех формациях и т. д. Но если экономический базис и надстройка поступательно развивались, почему «кружился на месте» процесс? Ответ на это был довольно невнятным, он состоял в том, что «.. .одни и те же формы уголовного процесса, конечно, с известными различиями могут иметь место в разные исторические эпохи, но соответственно экономическим формациям их содержание представляется различным».1
Чельцов-Бебутов М.А. Очерки по истории суда и уголовного процесса..., с. 24.
Другими словами, формы процесса всегда были одни и те же, но вот только служили они разным хозяевам. Столь банальный вывод, кажется, разочаровал даже самого автора, поскольку далее на протяжении восьмисот страниц своей прекрасной работы он дает блистательный анализ не «классовых типов», а именно конкретных процессуальных форм всех времен и народов. А они-то как раз и свидетельствуют, отчего в том или ином историческом контексте менялся процесс, почему оставался прежним или даже деградировал. Этим внутренним критерием может служить, на наш взгляд, степень социальной и духовной свободы индивидов, пользующихся «услугами» судопроизводства в том или ином обществе. Свобода связана, конечно, и с экономическим фактором, но, как говорится, «не в деньгах счастье». Степень свободы определяется, в первую очередь, спектром естественных и культурных причин и условий (географических, политических, этнических, религиозных и др.), порою превратностями судьбы и « «зигзагами истории», которые не всегда поддаются строгому логическому объяснению, а тем более предсказанию. Но именно их результирующий вектор составляет понятие цивилизации. Широкий цивилизационный тип, свободный от какого бы то ни было монизма, позволяет понять, почему на мусульманском Востоке, несмотря на общую восходящую линию техногенного развития, презрев все «смены формаций», полторы тысячи лет прекрасно себя чувствует шариат, а на Западе в самые разные эпохи неизменно пробуждается спрос на «писаный разум» универсального римского права. «Западный», или либеральный, тип цивилизации отпочковался от общего «восточного» ствола (универсальный «азиатский способ производства», по Марксу) в VI в. до н. э. Начавшись с «греческого чуда» — юридической революции Солона и Клисфена, умудренный ratio scripta римского права, оживленный «варварской» свободой и смирённый Христианством, он обеспечивает, в конечном счете, развитие духовной и политической свободы, периодическое расширение ее социальной базы и поэтому в целом комплиментарен состязательной идеологии. Впрочем, «западный» путь знавал не только античность, Ренессанс и либерализм, он видел также костры инквизиции, «Молот ведьм»1, опричнину, нацизм и ГУЛАГ. Но приступы врожденной «азиатчины» случались все реже. Более того, он сумел и извечное «восточное» принуждение поставить себе на службу, перековав инквизицию в публичность, а из «повальных обысков» создав суд присяжных. Свобода дается нелегко, но, постепенно прибывая, она (по Гегелю) минует низшую природно-чув-ственную, «субстанциальную» ступень, достигает степени «свободной субъективности» и «примирения» с природно-чувственным, в том числе и со своей сущностью, со своей социальной истиной.
1 «Молот ведьм» («Malleus maleficarum») — знаменитый трактат конца XV в., катехизис инквизиции.
В конечном счете, речь может идти о возрастании степени социсишзации индивидов, о превращени ее в эргасоциалъностъ (от греч. ergates — действующее лицо, деятель), то есть такую форму общественной связи, когда развитие Социума обеспечивается не за счет лишения части индивидов определенной доли общественных благ в пользу политэконо-мической элиты, а благодаря предоставлению каждому максимальных, в первую очередь информационных, возможностей для проявления своей индивидуальности (информационная цивилизация). Индивидуальность прорастает через индивидуализм. Каждой из этих ступеней, как будет показано в дальнейшем, отвечает свой вид состязательного процесса: обвинительный, акционарный (исковой) и т. д. На высшей фазе, совпадающей с «третьей», постиндустриальной волной развития цивилизации (Э. Тоффлер), судебный процесс приобретает новую качественную определенность, постсостязательный вид, в котором активность суда и официальность обвинения не препятствуют социальной открытости (гражданственности), которая составляет теперь новое содержание начала публичности. Формирование этого вида еще только началось, поэтому признаки его, извлекаемые нами индуктивно из национальных форм, не могут претендовать в данной работе на исчерпывающую полноту. Не все свойства этой новой модели можно провидеть через толщу десятилетий, и жизнь неизбежно внесет, в нее свои коррективы.
Одной из главных задач данной работы явилось максимально полное исследование состязательности во всех ее проявлениях, в том числе социально-политических, определение сущности и видов розыска с целью конкретизации его роли в историческом процессе и реального места в процессе юридическом. Связующим мостом между общественным и юридическим является понятие метода правового регулирования. Трехсторонний арбитральный метод лежит в основе состязательного производства, имея в нем доминирующее значение. Естественной социальной средой для него является свобода и автономия индивидов. Розыскной же процесс происходит от метода власти - подчинения (административного, императивного), одолженного судопроизводством у сферы управления. Его употребление обычно связано с авторитарными социально-политическими тенденциями, хотя вектор самой авторитарности (Юлий Цезарь, Петр I, Наполеон Бонапарт и т. п.), как показывает история, не всегда может быть оценен однозначно. Так, со временем правления названных исторических деятелей в той или иной мере были связаны известные отступления от состязательности (imperium gladii римских преторов с I в. до н. э., Краткое изображение процессов 1715 г., Кодекс уголовного следствия 1808 г.), которые были, однако, исторически оправданны, способствуя в конечном итоге общему цивилизационному развитию. Это не апология «инквизиционного» начала, но... «все к лучшему в этом лучшем из миров», а История, как нам кажется, не
знает не только сослагательного, но и изъявительного наклонения. Розыскной процесс в качестве ведущей модели появился тогда, когда это было необходимо, и сошел со сцены, когда у Общества отпала в нем нужда. Но и по сей день, розыскной элемент неизбежно присутствует в любом морфологическом типе, и поэтому ему требуется, пользуясь известным выражением канцлера А. М. Горчакова, «не анатомия, а автономия», то есть задача состоит в том, чтобы найти розыску место, адекватное конкретно-историческому значению административного метода регулирования.
XXI век скорее всего явится свидетелем больших перемен в порядке судопроизводства. Уголовная юстиция нуждается в новой философии и стратегии борьбы с преступностью,1 и они могут быть обретены ею через переосмысление и развитие состязательных идей в соответствии с новыми требованиями времени. Было бы неправильно видеть в постсостязательной модели, предлагаемой нами на суд читателя, символ одряхления либеральной демократии либо ослабления борьбы с преступностью. Напротив, она будет воплощением эффективного социально-правового контроля, но контроля истинно публичного, не пытающегося в бурном водовороте общей борьбы с криминалом заодно ловить и «рыбку» своекорыстных интересов по-литэкономической элиты.
Можно предполагать также, что в соответствии с духом новой информационной цивилизации (постиндустриализма) изменится и сам способ реформирования судопроизводства. В этом отношении обнадеживает та своего рода «конституционная революция», первые признаки которой мы наблюдаем в решениях Конституционного Суда России. По существу эта практика способна стать новым путем движения судебной реформы, альтернативным традиционному законодательному, основанному на разработке и утверждении в качестве законов «кабинетных» проектов. Эта альтернатива означает, что изменения в праве сначала происходят «снизу», через судебные прецеденты, модернизирующие и выправляющие ошибочные законы. Каждое такое решение непосредственно затрагивает интересы многих людей и потому подвергается особенно активному общественному дискурсу в отличие от вялых обсуждений законопроектов на страницах специальных журналов. Реформа варится в котле судебно-следственной практики. Она постепенна и потому нерасточительна.
Лунеев В. В. Преступность XX века. М., 1997. С. 459.
Возможно, именно к такому пути подталкивает нас жизнь, а быть может, и само Провидение. В этом случае резко возрастет роль процессуальной теории, которая должна превратиться в подлинную социологию юридических форм, ибо сама по себе практика, не имеющая четких научных ориентиров, рискует увлечься ложным блеском абстрактных стереотипов. Теория должна дать ей исходные модели, учитывающие конкретные социальные закономерности. Не исключено, что эти модели превратятся в законопроекты, а те в законы. Однако идеи, положенные в основу этих законов, будут испытывать постоянное корректирующее воздействие общественного дискурса, ин-ституируемого через авторитетные судебные решения. На основе высоких научных идей посредством своеобразного прецедентного права справедливости, выверяющего практикой «ученые» законопроекты, и будет создаваться грядущее Правосудие.
Другие работы Смирнова А.В. по этой теме:
|
|
