¶ * ГЛАВА II   МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ   ОСНОВЫ   ТЕОРИИ   ДОКАЗАТЕЛЬСТВ§

        ¶N 1. МАРКСИСТСКО-ЛЕНИНСКАЯ ГНОСЕОЛОГИЯ-ОСНОВА ТЕОРИИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ§

     Советская теория доказательств, доказательственное право и практическая деятельность органов расследования и суда  в  советском  уголовном  процессе основаны  в методологическом отношении на марксистско-ленинской гносеологии, теории  познани  Теори  познания  диалектического   материализма   исследует наиболее   общие  закономерности  процесса  познания,  который  возникает  и развивается на основе общественно-исторической практики  и  преследует  цель преобразования действительности в интересах общества.  "...  Диалектика,  по Марксу,- писал В.  И.  Ленин,- есть "наука об  общих  законах  движения  как внешнего мира,  так и человеческого мышлени..  ".  А диалектика, в понимании Маркса и согласно также Гегелю,  включает в себя то,  что ныне зовут теорией познания,  гносеологией,  которая  должна  рассматривать свой предмет равным образом исторически,  изучая и обобщая происхождение  и  развитие  познания, переход  от незнания к познанию".  Поэтому вскрываемые марксистско-ленинской гносеологией законы отражени объективной действительности в сознании  людей, закономерности  развития  процесса  познания  от  незнания  к  знанию  имеют всеобщее  значение.   Они   действуют   в   любой   области   познавательной деятельности,   независимо  от  специфики  познаваемых  процессов,  явлений, объектов природы,  общества или мышления,  и применимы как к познанию  общих закономерностей  развития  природы,  общества,  так  и  к  познанию  частных закономерностей,  групп и отдельных явлений,  фактов. "Единственный вывод из того,  разделяемого марксистами,  мнения, что теория Маркса есть объективная истина,  состоит в  следующем:  идя  по  пути  марксовой  теории,  мы  будем приближаться к объективной истине все больше и больше (никогда не исчерпывая ее);  идя же по всякому другому пути,  мы не можем прийти ни к  чему,  кроме путаницы  и  лжи"  Эта  ленинская оценка общественно-экономической теории К. Маркса характеризует  также  роль  и  значение  гносеологии  диалектического материализма   для   любой   сферы   познания,  и  в  частности  для  теории законодательного регулировани и практики доказывания в  уголовном  процессе. Теория   доказательств   науки   советского  уголовного  процесса  исследует закономерности   процесса    познания,    присущие    специфической    сфере познавательной  деятельности,  -  достижению  истины  по  уголовным  делам в соответствии с целями и задачами уголовного судопроизводства. Она имеет свой предмет,  свои  проблемы,  свой понятийный аппарат и формы исследования,  не растворяющиеся   в   теории   познания,   но    основывающиеся    на    ней. Марксистско-ленинские   положения   о   первичности  материи  и  вторичности сознания,  о  возможности   познания   человеком   объективного   мира,   об объективной, относительной и абсолютной истине, о партийности гносеологии, о ступенях познания, о роли общественно-исторической практики в познании и др. полностью   распространяются   на  познание  в  уголовном  судопроизводстве. Рассмотрим в связи с этим более подробно значение для  теории  доказательств марксистско-ленинского   учения   об   истине.   Проблема   истины  в  науке диалектического  материализма  при  знается  центральной  проблемой   теории познания,  важнейшей  стороной  основного вопроса философии.  Ключевое место занимают  вопросы  истины  и   в   теории   доказательств,   законодательном регулировании   и   в   практической   познавательной  деятельности  органов расследования и  суда  по  уголовным  делам.  Проблема  истины  в  уголовном судопроизводстве  представляет  собой  частный  случай  применения положений теории познания к одной из многих разновидностей познавательной деятельности с    учетом    ее    специфических    особенностей.   Деятельность   органов предварительного расследования и суда по борьбе с преступностью  может  быть успешной,  если  их решения по каждому уголовному делу будут соответствовать тому,  что произошло в действительности.  Следователь и суд должны  точно  и полно  познать  картину  совершенного преступления,  т.  е.  достичь истины. Обязанность достижения истины - первоочередное и необходимое требование, без выполнения  которого  невозможно  правильное осуществление социалистического правосуди В.  И.  Ленин неоднократно подчеркивал необходимость  достоверного установления  обстоятельств  совершения  преступлени  Широко известны многие случаи,  когда В.  И.  Ленин даже  в  самые  трудные  моменты  для  молодого Советского государства запрашивал органы юстиции, ВЧК о том, установлена ли, доказана ли виновность  привлеченных  к  уголовной  ответственности,  сурово осуждая  незаконные  и необоснованные аресты.  Для В.  И.  Ленина требование достижения истины при осуществлении правосудия было очевидным и  необходимым требованием,  не  знающим  каких-либо  исключений  и  полностью свойственным социалистическому правосудию по любому делу.  Как "нелепость" оценил  В.  И. Ленин  высказывание  на  страницах  журнала "Красный Террор" М.  И.  Лациса, "который хотел сказать,  что красный террор есть  насильственное  подавление эксплуататоров,   пытающихся  восстановить  их  господство,  а  вместо  того написал..  :  "не ищите (И?) в деле обвинительных улик о том,  восстал ли он против     Совета     оружием     или     словом".    Развитие    советского уголовно-процессуального законодательства,  теории доказательств в советском уголовном   процессе   последовательно   направлено   на   совершенствование процессуальных   форм,    средств,    гарантий,    обеспечивающих    органам предварительного  расследования  и  суду  наиболее благоприятные условия для достижения истины.  В этом отношении,  как и в других,  целенаправленность и содержание  развития  советского  и  буржуазного  доказательственного права, теории  доказательств,  судебной  и  следственной  практики   принципиально, качественно  различаютс  Для  буржуазной правовой науки характерно отрицание объективной истины,  отрицание возможности ее достижения в области  судебной деятельности.  Буржуазные юристы при этом ссылаются на особенности судебного исследования,  которые, по их мнению, позволяют установить лишь юридическую, формальную истину или же распространяют на деятельность суда общие положения агностицизма  о   невозможности   познания   объективной   действительности. Дореволюционный  русский  юрист  И.  В.  Михайловский  прямо  указывал,  что "задачей всякого,  а значит и уголовного,  суда должно быть не стремление  к отысканию   безусловной   материальной   истины,   а   стремление  к  истине юридической".  Другие ту же мысль выражали  в  иной  форме:  "...  о  полной несомненности  не  может  быть и речи в области судебного исследования,  и в делах  судебных  судья  вынужден  по  несовершенству  средств  человеческого правосудия  удовлетворяться  по  необходимости  лишь более или менее высокой степенью вероятности".       Аналогичными суждениями,  часто  в  еще  более  резких  и не прикрытых формах,  пестрят и работы (посвященные как общей теории права,  так и теории уголовного процесса) многих буржуазных ученых,  относящиеся к более позднему времени.  В книге "Введение в  науку  права"  Г.  Радбрух  писал:  "Юрист  - служитель формы,  не существа,  то есть справедливости" Следовательно, здесь формальная  (и  только  формальная)  ретина  выступает  как  цель  судебного доказывани Та же мысль, но уже специально в применении к уголовному процессу была четко выражена другим немецким юристом -  Цу  Дона:  "Лучше  допустить, чтобы   кто-нибудь   пострадал  от  не  справедливости,  чтобы  какое-нибудь преступление осталось без возмездия,  чем идти к  идеальной  цели  прогресса ценой...    неизбежной    неуверенности"    Английский   юрист   Г.   Ноукс, противопоставля научное и практическое знания,  приходит  к  категорическому выводу  о  не  доступности  для  суда  достоверного  познания происшедшего в действительности.  Заменителем достоверности,  по его  мнению,  должна  быть только  вероятность  Таким  образом,  буржуазная  правовая  наука в вопросах понимания истины,  ее достижимости в судебной деятельности всегда стояла  на антинаучных   позициях.   Философскую  мировоззренческую  основу  ее  теорий составляли различные формы идеализма,  агностицизма.  От мировоззрения,  как известно,  зависят  подход  к изучению явления,  характер познания,  выводы. Характеризуя принцип партийности в науке,  В.  И. Ленин пи сал о реакционных буржуазных ученых:  "Ни единому из этих профессоров,  способных давать самые ценные работы в специальных областях химии,  истории,  физики, нельзя верить ни в едином слове,  раз речь заходит о философии. Почему? По той же причине, по которой ни единому профессору политической  экономии,  способному  давать самые ценные работы в области фактических,  специальных исследований, нельзя верить ни в едином слове,  раз речь заходит  об  общей  теории  политической экономии.  Ибо  эта  последня  -  такая  же  партийная  наука  в современном общество, как и гносеология".       Буржуазная правовая  наука,  как партийная,  классовая,  не могла и не может признать  достижимость  объективной  истины,  ибо  подобное  признание оказалось  бы в резком противоречии со всей практикой буржуазных судов,  не- способствовало бы убеждению народных  масс  в  "справедливости"  буржуазного правосуди  В  зависимости  от  периодов  развития  буржуазного общества,  от соотношения  классовых  сил  менялись,  приспосабливались   к   изменившимся условиям  как философские,  так и правовые теории,  но суть гносеологической позиции буржуазной теории и практики доказывания  оставалась  неизменной.  В период  так  называемой  свободной конкуренции в буржуазной науке уголовного процесса  господствовала  концепция  буржуазной  законности,  как  реального средства   обеспечения   классовых   интересов,   осуществления   буржуазной справедливости.  "Конечно,  - указывал Ф.  Энгельс, - для буржуа закон свят: ведь он является его собственным творением,  издан с его согласия для защиты его личности и его интересов. Буржуа знает, что если один какой-нибудь закон и  причиняет  ему  неудобства,  то все законодательство в целом направлено к защите его интересов,  а главное,  что святость  закона,  неприкосновенность порядка,  установленного  активным  волеизъявлением  одной  части общества и пассивным  -  другой,  является  самой  надежной  опорой   его   социального положения" Это относилось и к цели доказывания в процессе. Поэтому взгляд Ч. Беккариа на деятельность судьи,  сущность которой  он  усматривал  в  точном применении  закона при помощи силлогизма,  получил широкое распространение в буржуазной правовой науке  хотя  и  претерпел  с  того  времени  изменени  В частности,  в после дующем господствующая доктрина буржуазной правовой науки рассматривала деятельность судьи  по  применению  закона  прежде  всего  как интеллектуально-логическую.   По   мнению  представите  лей  этой  доктрины, правильность разрешения уголовных дел  не  подлежала  сомнению,  если  судья делал  логический  вывод  из  общей  абстрактной  посылки (истолковав ее при необходимости) и  конкретного  деяни  Такой  взгляд  на  деятельность  судьи полностью соответствовал интересам буржуазии,  так как позволял ее идеологам вуалировать служебную роль судебной  деятельности,  определяемой  классовыми интересами   буржуазии.   Изображая   деятельность   буржуазного   суда  как интеллектуальный процесс применения норм права,  теоретики буржуазною  права лживо  объявляли  правосознание  буржуазных судей "народным" правосознанием. Классики марксизма-ленинизма  до  конца  разоблачили  этот  прием  идеологов буржуазии,  которые часто употребляют слова "народ",  "народное", когда речь идет о  маскировке  различных  институтов  буржуазного  государства,  права, нравственности и т.  п..  С переходом капитализма в стадию империализма,  по мере  обострения  классовых  противоречий  появляются  различные  буржуазные философские школы, направления, теории, в задачу которых входят поиски новых путей  и  средств  идеологического  подкрепления  власти   монополистической буржуазии.     Философии     эмпириокритицизма,    критического    реализма, эмпириомонизма,  прагматизма и другие не  представляют  собой  принципиально новых   направлений   философской   мысли.   Для   борьбы  с  диалектическим материализмом - философской основой мировоззрения пролетариата - эти  школы, теории берут на вооружение все то реакционное, что было в истории философии, облекая в новые одежды  старые  идеи,  отрицавшие  закономерности  развития, присущие  природе  и обществу,  объективный характер истины и возможность ее достижени Эти философские теории были положены и  в  основу  правовых  школ, направлений,  которые  начали  наступление  против  традиционных взглядов на сущность деятельности суда,  буржуазно-демократической законности  и  других принципов  правосуди  Уже  в  80-х  годах  XIX в.  Оскар Бюлов (автор теории процесса  как  юридического  отношения)  заявил,  что  закон  еще  вовсе  не действующее  право,  он только план,  проект будущего желаемого правопорядка или  подготовка  к  осуществлению,   попытка   осуществления   определенного правопорядка.  Бюлов  принижает  значение  закона,  ставит решение суда выше закона.  Дальнейшее развитие  этот  взгляд  получил  в  работах  сторонников "свободного  права"  попытавшихся научно обосновать право судей судить не на основании закона,  а по своему усмотрению. Представители этого направления в теории   права   последовательно   выражали   стремление  империалистической буржуазии "избавиться от ею же  созданной  и  для  нее  ставшей  невыносимою законности... " Сторонники "свободного права" рассматривали судебное решение не как результат точного применени закона,  а как акт свободного  применения права.  Это право свободно находится судьей, но только таким судьей, который хорошо понимает, кому он служит, и возводит своим решением в норму права то, что выгодно монополистическому капиталу.  "Настоящим дл него человеком будет лишь тот,  - писал Эрлих,  - который не только обладает острым  взглядом  на сущность  общественных явлений и быстро воспринимает потребности настоящего, но хорошо понимает исторический  ход  права,  только  тот,  кто  черпает  из полного,  кто  как  хозяин  владеет  народной мудростью и призван идти путем справедливости".  Если представители "классической школы права" считали, что в  основе  деятельности  судьи лежит интеллектуальный,  формально-логический процесс,  то сторонники "свободного права" в  трактовке  деятельности  судьи переносят   центр   тяжести  на  психологию  самого  судьи  (прямое  влияние эмпириокритицизма Маха и Авенариуса,  толковавших вопросы познания с позиций психологизма).  Поэтому  они  наделяют личность судьи особыми достоинствами, которые  якобы  должны  обеспечить  справедливость  в   новых   исторических условиях. Целевое назначение теории "свободного права" выразил Е. Фукс: "Для практики должна быть создана отдушина,  чтобы судья мог не  применять  норму закона,  несмотр  на  ее  общий  смысл,  там,  где  она по справедливости не подходит  к  данному  случаю".  В  современный  период  отказ  от   принципа законности,  от  стремления  к  истине  в деятельности суда пропагандируется буржуазной   наукой   права    в    виде    всевозможных    социологических, естественно-правовых,  нормативистских,  психологических  и  других  школ  и теорий "Монополистический капитал все явственнее обнажает свою  реакционную, антидемократическую    сущность.    Он    не   мирится   даже   с   прежними буржуазно-демократическими свободами, хотя лицемерно и провозглашает их" Это положение в полной мере распространяется на сферу правовой идеологии, теории и практики буржуазного судопроизводства.  Так,  в  современной  американской юриспруденции  наиболее  широко  представлено "социологическое направление", объединяющее несколько школ (социологическая школа-О.  Холме,  Р.  Паунд, Б. Кардоцо,  Кайнрс и др.  ; реалистическая-Д. Фрэнк, К. Ллевеллин и др. ). Оно прямо исходит из отрицания объективной истины, из права судьи решать дела по своему   усмотрению,   сообразуясь   с  защищаемыми  интересами  "личности", "общества".  О том,  какие интересы подразумеваются,  видно уже из того, что объявляется   "правообразующей   силой".   Ею   сторонники  рассматриваемого направления считают врожденные инстинкты, а главным и наиболее устойчивым из них  -  инстинкт обладания частной собственностью.  С прагматических позиций дается определение и самому праву,  заранее оправдывающее любое произвольное решение  суда.  "Право  есть  то,-  писал  основоположник "социологического" направления О.  Холме,  - что суды  наверняка  сделают  в  действительности" Деятельность   же   судей  определяется  всегда  "социальной  выгодой".  Для достижения этой цели суды могут создавать нормы права, а не только следовать закону.   Следу  за  Холмсом,  другие  представители  социологической  школы утверждают,  что "изменения в праве или большинство  из  них  осуществляются судьями.  Результатом этого являются не просто дополнения или модификация, а революционизирование и трансформация".  Таким образом, судья выносит решение по  своему  усмотрению  в  соответствии  с  правильно  понятыми "социальными целями",  т.  е.  в  интересах  буржуазии,  в  интересах  капиталистического порядка.  Принципы деятельности суда,  подчиненные таким "социальным" целям, очевидно,  не могут быть  согласованы  с  признанием  объективной  истины  в уголовном   судопроизводстве.   Поэтому   "социологи"  отрицают  возможность достижения объективной истины в суде.  По  их  мнению,  свое  решение  судья должен  основывать  не  на  объективно  установленных  фактах,  а  на вере в правильности решени "Мой основной критерий истины,  - писал тот же Холме,  - есть  то,  во  что  я  не  могу не верить так или иначе".  Взгляд,  согласно которому не достоверное знание,  а та или иная  степень  веры  судей  служит основанием  судебного  решения,  в  разных  формах развивается в современной правовой теории и признается в  практике  американской  юстиции.  На  весьма близких  позициях  стоит и так называемая "реалистическая школа".  Основными посылками являются те же переработанные О.  Холмсом в духе прагматизма  идеи буржуазной юриспруденции с добавлением концепций фрейдизма, бихевиоризма.       "Реалистов" отличает от других  школ  наиболее  откровенный  и  прямой отказ от принципа законности.  Закон, которому судья "может следовать или не следовать",  рассматривается ими не как действующее право,  а как  "бумажное право",  фикци По мнению сторонников "реалистической школы", в законе нельзя установить общих правил поведения,  поскольку невозможно учесть и предвидеть всего многообразия факторов, определяющих конкретное право данного человека. О сформулированных в законе в общей форме правах можно только  догадываться, они еще неизвестны, если не вынесено судебное решение. В соответствии с этой доктриной   только   суд,   имеющий   дело   с   конкретными   условиями   и руководствующийся "социальной выгодой", может устанавливать право. "Судьи, - утверждает Джером Фрэнк,  - несомненно создают нормы права, которые отражают их взгляды относительно желательной социальной политики" Отказ от законности сочетается с отрицанием объективной истины.  По мнению  "реалистов",  значим только  субъективный  опыт  судьи,  и  поэтому  "установленные по делу факты нельзя приравнивать к фактам  действительности,  которые  можно  обозначить, применя   термин   Канта,   как  "факты  в  себе".  Гносеологическая  основа "социологической"  и  "реалистической"  школ  -   философи   прагматизма   - американский   вариант   субъективного   идеализма   периода   империализма. Прагматизм не признает объективную реальность  и  возможность  ее  познания, отрицает  объективный  характер истины.  Реальным признается все то,  во что люди решили верить,  и наоборот,  все то,  во  что  они  верят,  -  реально. Следовательно,  реальность  зависит  от человека,  который творит ее в своем сознании в форме веры.  Отрицание объективной реальности влечет и  отрицание объективной  истины.  Признавая  "истинным все то,  что практически полезно, выгодно,  вплоть до идеи бога,  прагматизм выступает против  науки,  знания, истины. Прагматизм не единственное течение современной буржуазной философии, отрицающее объективный характер истины и возможность ее достижения,  которое используется   современными   теоретиками  буржуазного  права  для  "снятия" проблемы истины в судопроизводстве.  Из многих течений буржуазной философии, стоящих  на  тех  же  исходных  гносеологических  позициях,  следует назвать неопозитивизм как наиболее  распространенную  в  настоящее  время  философию субъективно-идеалистического толка.       При всем  разнообразии  вариантов,  течений  в  этой   философии   все неопозитивисты,  опираясь  на  идеалистически  истолкованную  математическую логику и семантику,  по сути дела отрицают возможность познания  объективной действительности.  Мир  рассматривается  ими  как  логическая конструкция из чувственных данных,  ощущений или высказываний о  них.  Человек  в  познании ограничен  рамками своих высказываний об ощущениях;  а смыслу слов,  которые находятся в формальных отношениях между  собой,  ничто  не  соответствует  в природе.  Перенося  неопозитивистские  конструкции  в  теорию доказательств, буржуазные процессуалисты скрывают за  сложными  семантическими  дискуссиями подмену  достоверности  проблематичностью знаний и реальной обоснованности - субъективным усмотрением "Буржуазные учения и школы, - говорится в Программе КПСС,  -  не выдержали исторической проверки.  Они не смогли и не могут дать научного ответа на вопросы, выдвигаемые жизнью. Буржуазия уже не в состоянии выдвинуть идеи,  которые могли бы увлечь за собою народные массы. Все больше людей в капиталистических  странах  порывают  с  буржуазным  мировоззрением. Буржуазная     идеология     переживает     глубокий     кризис".     Только марксистско-ленинская  философия  дала  цельную,  подлинно  научную   теорию познани    Гносеология    диалектического    материализма,    как    и   вся марксистско-ленинская философия,  является партийной наукой. Перед ней стоит задача познания закономерностей развития природы и общества в том виде,  как они существуют в действительности.  Гносеологической позиции рабочего класса чужда классовая ограниченность. Как наиболее прогрессивный, передовой класс, пролетариат  заинтересован  в  правильном  познании   объективных   законов, сущности  явлений  природы  и  общества,  ибо  без  этого  его революционная деятельность,  направленная  на  изменение  природы  и  общества,  не  может осуществлятьс  Партийность  марксизма-ленинизма совпадает с объективностью и состоит  в  требовании  полной  объективности  науки,  в  верном   отражении объективной действительности. Наука диалектического материализма разоблачила идеалистические теории о невозможности познания окружающей действительности, рассеяла   сомнения   в   достоверности   человеческих  знаний.  Исторически развивающаяся  общественная  практика  служит  доказательством   того,   что человеческое  познание  верно  отражает  объективную  реальность  и способно достичь  объективной  истины.  Не  представляет   исключения   и   познание, осуществляемое  в  уголовном  судопроизводстве.  Обстоятельства совершенного преступления также полно и точно могут быть познаны,  как и  другие  явления объективной действительности. Под объективной истиной марксистская философия понимает такое содержание человеческих знаний,  которое  правильно  отражает объективную  действительность  и  не  зависит от субъекта,  не зависит ни от человека,  ни от человечества. Проблема истины в марксистской философии есть проблема познания действительности, а не проблема "познания истины" Истина - результат  правильного  познани  объективной  действительности,  а  не  сама действительность.  Она  объективна  потому,  что ее содержание соответствует отражаемому объекту.  Марксизм не  признает  никакой  другой  истины,  кроме объективной.  "Для  материалиста  наши  ощущения  суть образы единственной и последней объективной реальности,  - последней не в том смысле,  что она уже познана до конца,  а в том,  что,  кроме нее. нет и не может быть другой.... Быть материалистом значит признавать  объективную  истину,  открываемую  нам органами  чувств"  Естественно,  что  социалистическое  правосудие  не может довольствоваться субъективными предположениями, догадками об обстоятельствах совершения  преступлени  Выводы  органов  расследования  и суда о виновности обвиняемого в совершении  преступлени  должны  быть  истинными.  Возможность установления  истины  и  ее  понимание  как  истины  объективной  не  всегда одинаково трактовались в теории доказательств.  Так,  А. Я. Вышинский в 1937 году   писал,   что   условия   судебной  деятельности  ставят  судью  перед необходимостью  решать  вопрос  с  точки  зрения  установления  максимальной вероятности  тех  или  иных  факторов,  подлежащих  оценке.  Позднее  А.  Я. Вышинский продолжал пропагандировать эту же концепцию,  внеся в нее лишь ряд оговорок  Такое  решение  вопроса об объективной истине в уголовном процессе глубоко    ошибочно.    Вероятность,    понимаемая    как    проблематичное, предположительное  представление о том,  что имело место в действительности, не равнозначна достоверности и не может служить  основанием  для  приговоров советского    суда.   Понятно,   что   подавляющее   большинство   советских ученых-юристов не разделяло этих воззрений.  И тем не менее до  разоблачения партией  культа  личности  и обстоятельной критики в партийной и юридической печати ошибочных взглядов А.  Я.  Вышинского  его  концепция  препятствовала разработке  в  теории  доказательств  правильного  представления о природе и содержании  истины  в  уголовном  процессе.  В  частности,   она   создавала определенную  почву для неправильного противопоставления отдельными авторами средств  и  методов  познания  и  обоснования   выводов   при   исследовании обстоятельств  уголовного  дела средствам и методам,  применявшимся в других областях человеческой деятельности (естественнонаучной,  технической и т. п. ),  как якобы менее надежных. Само понятие вероятности подчас использовалось не в строгом научном смысле, а как синоним ошибочности или дефектности знани Такого рода высказывания, ориентировавшие по существу на допустимость ошибок при вынесении приговора как неизбежного зла в судопроизводстве, содержались, в частности,  в некоторых работах С.  А. Голунского 30-х годов. Он определял истину как "ту степень вероятности,  которая  необходима  и  достаточна  для того,  чтобы положить эту вероятность в основу приговора". Несколько позднее аналогичную точку зрения высказал М.  А. Чельцов. По его мнению, фактическая достоверность  во  многих  отраслях  практической  деятельности представляет степень вероятного  знания,  а  "специально  в  отношении  уголовно-судебной достоверности  надо заметить,  что в большинстве случаев она основывается не на  законах  природы,  даже  не  на  эмпирических  правилах,  а  только   на приблизительных   обобщениях".   И  далее:  "Мы  говорим,  что  в  деле  нет "разумного",  т.  е.  практически существенного сомнения,  хотя  возможность теоретического  сомнения  нередко все же остаетс В таких случаях,  сознавая, что наш вывод по делу ничем реально не опровергается,  мы принимаем  его  за истину"   Пытался   обосновать   правомерность   вынесения   приговоров  при "максимальном приближении к истине" и В. С. Тадевосян.       Такое понимание  природы  истины  не  могло  способствовать  улучшению качества работы органов расследования  и  суда.  Обвинительный  приговор  не может  быть  постановлен,  если  по  существу  дела есть сомнения Оговорки о "разумном",  "теоретическом", "практически несущественном" сомнении не могут быть  признаны состоятельными,  ибо каждое сомнение,  если оно возникло и не устранено,  всегда  имеет  практическое  значение.  Нет  никаких   оснований усматривать  препятствия гносеологического порядка на пути достижения истины в уголовном судопроизводстве.  Человеку доступно познание законов природы  и общества,  доступно ему и познание отдельных событий, явлений. Те трудности, которые встают при предварительном расследовании и рассмотрении дела в суде, относятся  к трудностям практического свойства,  и их преодоление зависит от следователей и судей,  от их опыта, умения, организации работы и т. д. Судья и  следователь  могут  ошибиться  в  своих выводах,  но причина их ошибки не заложена в природе и  характере  человеческого  познани  Если  было  упущено время,   допущены   неисправимые   ошибки  и  уже  нет  возможности  собрать доказательства,  необходимые для достоверных выводов,  то все это  не  может служить  оправданием  для  вынесения  обвинительного  приговора на основании предположений.  Все  сказанное  позволяет  заключить,  что   утверждение   о вероятности   знания,   которое   суд   (следователь)   после   исследования обстоятельств дела должен положить в основание своих выводов,  принципиально неправильно. Нет никаких общих и специфических причин, которые бы в принципе препятствовали достоверному знанию,  получаемому в ходе уголовного процесса. Ссылки на ограниченность сроков производства, круга видов доказательств и т. п.  не опровергают этот тезис Сроки,  установленные  законом,  соотнесены  с объемом и сложностью типичных задач,  подлежащих решению по уголовному делу, и могут быть в случае необходимости скорректированы.  Соотнесены с  задачами судопроизводства  и  средства  доказывани Необоснованной как в практическом, так и в теоретическом отношении представляется попытка возобновить дискуссии о  допустимости  вынесения  обвинительного  приговора  на  основе вероятного знания,  предпринятая  в  последние  годы  С.  В.   Курылевым.   Ошибочность принципиального  подхода  отнюдь  не  снимается  тем,  что  ставится  вопрос применительно к разрешению уже не всех уголовных дел,  а  лишь  к  отдельным случаям. Суть неправильности позиции С. В. Курылева состоит в отождествлении ошибочных решений в судебной практике, возможных, но не фатально неизбежных, а   обусловленных   ошибками  же  в  собирании  и  оценке  доказательств,  с "объективной невозможностью  установления  фактов"  в  отдельных  конкретных случаях.  В  подтверждение  допустимости  вероятного  знания в обвинительном приговоре С.  В.  Курылев сослался на  математическую  теорию  вероятностей. Предмет теории вероятностей составляют массовые случайные явления, тогда как следователь,  суд  исследуют  всегда  единичное   событие   со   всеми   его индивидуальными  признаками.  Доказательства,  с  помощью  которых познается событие  преступления,  виновность  обвиняемого,   органически   связаны   с общественной  и личной жизнью людей и настолько разнообразны и индивидуальны по своему содержанию и  форме,  что  в  настоящее  время  статистическая  их обработка    практически    невозможна    Теория    вероятностей   исследует закономерности случайных событий,  вероятностный характер которых составляет их объективное свойство. При познании в уголовном процессе речь идет об ином аспекте   понятия   вероятности.   Логическое   (гносеологическое)   понятие вероятности   характеризует   не   объективную  вероятность  в  материальных процессах,  а осознанную,  оцененную нами степень соответствия нашего знания реальности.  С.  В.  Курылев правильно отметил,  что "истина и вероятность - разные понятия,  но они связаны между собой так  же,  как  связан  результат познания  со средствами познания,  способом познания".  Поэтому на основании большей или меньшей вероятности могут проводиться следственные  действия  по собиранию доказательств,  приниматьс промежуточные решения при расследовании и разрешении дела.  Но вероятность как приближенное знание, занимающее место между заблуждением и истиной, не может служить основанием для признания лица виновным в совершении преступлени Даже "максимальна вероятность" или "девять шансов  против  одного",  о которых писал С.  В.  Курылев,  являются слишком шаткой  основой  для  осуществления   социалистического   правосуди   Основы уголовного  судопроизводства  закрепили требование к органам расследования и суду обеспечить раскрытие каждого  совершенного  преступления,  справедливое наказание  каждого  виновного.  Очевидно,  что это требование несовместимо с подменой достоверных выводов о деянии вероятными.  Позиция  С.  В.  Курылева внутренне  противоречива  и  в  другом отношении.  Допущение вероятности при вынесении  обвинительного  приговора   связывается   им   с   необходимостью "достоверного",  "абсолютно истинного" установления факта "совершения лицом, привлеченным   к   уголовной    ответственности,    общественно    опасного, противоправного,  виновного  действия  или бездействия".  Но ведь установить таким образом указанный факт  нельзя,  если  следовать  рекомендации  С.  В. Курылева,   т.   е.  устанавливать  на  основе  вероятности  обстоятельства, относящиеся к субъективной  и  объективной  сторонам  состава  преступления, например   форма   вины,   несовершеннолетие  подсудимого,  способ  хищения, обстоятельства,  освобождающие от ответственности.  Не спасает  положения  и предлагаемое С.  В.  Курылевым правило:  "Вероятность может улучшить,  но не ухудшить  положение  подсудимого.  Так,   если   установлена   недостача   у материально  ответственного  лица,  последний виновен в недостаче.  Если при этом  оказалось  невозможным  выяснить,  явилась  ли  недостача  результатом хищения  или  следствием  халатности  должностного лица,  последнее подлежит привлечению к ответственности за халатность.  "Халатность" будет установлена на основе вероятности;  вероятность же хищения, если она представляется даже значительно большей,  чем вероятность халатности, должна быть отвергнута". В действительности   факт  недостачи  у  материально  ответственного  лица  не образует еще состава преступлени Для осуждения  лица  необходимо  установить его   виновность  в  совершении  хищения  или  халатном  отношении  к  своим обязанностям.  Признать лицо виновным в халатности  только  потому,  что  не установлено  с  достоверностью  хищение,  -  значит исходить из объективного вменения,  поскольку виновность обвиняемого в халатности не доказана, так же как  его виновность в хищении.  Подобно этому нельз говорить о достоверности установления убийства,  если не доказано  ни  умысла,  ни  неосторожности  в действиях  обвиняемого.  Известно,  что  уголовно-правовое  понятие убийства предполагает соответствующую форму вины.  Если  не  доказано  достоверно  ни умысла,  ни  неосторожности  в  действиях обвиняемого,  то речь может идти о случае,  но не об убийстве.  По мнению С.  В.  Курылева,  "требовать во  имя борьбы  с  преступностью  достоверно  устанавливать  вину,  когда  вина лишь вероятна и нет объективной возможности устранить эту вероятность, достоверно доказывать   невиновность  означает  толкать  органы  следствия  и  суда  на получение во что бы то ни стало "признания"  обвиняемого,  на  фальсификацию доказательств,  на  то,  чтобы  выдать  за  достоверное,  в действительности таковым не являющееся". Во имя успешной борьбы с преступностью требуется достоверное установление вины во всех случаях вынесения обвинительного приговора. Только виновное лицо может быть осуждено и наказано. Это требование закона никак не "толкает" органы следствия и суда на  получение  "признания"  обвиняемого,  на  фальсификацию доказательств.  При  невозможности в конкретном случае достоверно установить виновность обвиняемого суд обязан в соответствии с п.  3 ст.  309 УПК  РСФСР вынести  оправдательный  приговор,  а  после вступления его в законную силу, если лицо,  совершившее преступление, останется невыясненным, направить дело прокурору  для  принятия мер к установлению лица,  подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.  Высказанные С.  В. Курылевым соображения, допускающие возможность выводов по делу на основе вероятного знания,  не нашли поддержки в науке уголовного процесса.  Вопрос  о  необходимости  достоверного  знания следователем,  судом обстоятельств уголовного дела не может рассматриваться, как дискуссионный.  Советские ученые-юристы исходят из посылок  марксистской материалистической   философии   о   возможности   познания  окружающей  нас действительности, о достоверности наших знаний, имеющих значение объективных истин.  В  процессуальной  литературе  иногда  (в  последнее  время лишь как исключение)   объективную   истину,   устанавливаемую   в   суде,   называют материальной   истиной.   В   этом   наименовании   не   содержится   ошибки принципиального характера,  ибо под  материальной  истиной  понимают  истину объективную.  Но  отсутствие  серьезной  ошибки  не  свидетельствует  еще  о необходимости сохранения этого термина.       В науке диалектического материализма употребляется понятие объективной истины применительно к познанию любого объекта,  будь то явление природы или общества,  вне  зависимости  от средств,  при помощи которых он познан.  Для характеристики истин,  получаемых  также  при  помощи  различных  средств  в физике,  биологии,  истории и других науках, нет другого наименования, кроме объективной истины,  так как только оно выражает отношение содержания знаний об  объекте  к  самому объекту.  Термин "объективна истина" не мешает видеть специфику  познаваемого  объекта  и  средств,  путей  его   познани   Термин "материальная   истина"   появился   вместе   с  системой  свободной  оценки доказательств по внутреннему убеждению буржуазного уголовного  процесса  как противопоставление  "формальной  истине"  в  системе  формальных (легальных) доказательств инквизиционного  процесса.  Вместе  с  тем  под  "материальной истиной"  буржуазные  юристы  никогда  не  понимали объективную истину.  Нет никакой необходимости сохранять в науке  и  практике  советского  уголовного процесса эту терминологию, так как термин "объективная истина" в полной мере подчеркивает недопустимость всякой попытки трактовать истину,  достигаемую в уголовном судопроизводстве,  как истину "юридическую",  формальную. Наряду с трактовкой  природы  истины  в   уголовном   судопроизводстве   как   истины объективной  не  меньшее  значение  для  доказывания  имеет и верное решение другого,   органически   связанного   с   первым   вопроса:   о    характере устанавливаемой  судом  истины,  о  соотношении  относительной  и абсолютной истины.  Признавая возможность познать  мир,  закономерности  его  развития, марксистская философия дает ответ и на вопрос о том,  "могут ли человеческие представления,  выражающие объективную истину,  выражать ее сразу,  целиком, безусловно,  абсолютно  или  же  только приблизительно,  относительно?  Этот второй вопрос есть вопрос о соотношении истины абсолютной и  относительной". Создание   основоположниками  марксизма-ленинизма  учения  об  абсолютной  и относительной  истине   было   результатом   применения   материалистической диалектики  к  процессу развития человеческого познани Человеческое познание представляет собой длящийся,  бесконечный процесс,  который никогда не может быть завершен потому, что объективный мир неисчерпаем. Он неисчерпаем в силу его бесконечности и непрерывности развити Мышление человека не  может  сразу познать  полностью всю объективную действительность,  отразить беспредельную картину мира.  Каждый объект имеет бесчисленные свойства, связи, отношения с другими   объектами,  явлениями.  Познание  человека  безгранично  по  своим возможностям, но ограничено каждый раз определенным уровнем развития науки и практики.  "С  точки  зрения  современного материализма,  т.  е.  марксизма, исторически  условны  пределы  приближения  наших  знаний   к   объективной, абсолютной истине,  но безусловно существование этой истины,  безусловно то, что мы приближаемся к  ней"  В  науке  диалектического  материализма  термин "абсолютное"  применительно  к  истине  употребляетс  наиболее  часто в трех смыслах. Под абсолютной истиной понимается, во-первых, исчерпывающее, полное познание объективной действительности.  В та ком понимании абсолютная истина представляет собой цель человечества,  его прошедших,  настоящих  и  будущих поколений   в   познании  всех  закономерностей  объективного  мира.  Термин "абсолютное" применяется,  во-вторых, при констатации фактов типа: "Наполеон умер 5 мая 1821 г.  ",  "Париж находится во Франции".  В-третьих, абсолютной истиной называют и каждую  относительную  истину,  содержащую  неполное,  но достоверное знание от дельных сторон, связей, явлений, процессов объективной действительности.  Такое употребление термина "абсолютное" не означает,  что наука   диалектического   материализма  знает  несколько  различных  понятий абсолютной  истины.  Оно  указывает  на   возможность   абсолютного   знания применительно  к  разным  по  объему группам объектов познани Это содержание может быть узким,  более широким  и  всеобъемлющим.  Понятие  же  абсолютной истины едино и применимо к любому правильному познанию.  Абсолютная истина - это  полное,  безусловное,  исчерпывающее  совпадение  образа  с   объектом, следовательно,  такое  знание,  которое в границах этого совпадения не может быть опровергнуто или изменено  в  будущем.  Относительная  истина  является объективной истиной и представляет собой правильное,  но не полное отражение объекта,  которое впоследствии  может  пополняться,  уточняться,  углублятьс "Человеческое   мышление  по  природе  своей  способно  давать  и  дает  нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень  в  развитии  науки  прибавляет  новые  зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания". Марксистская философия, признавая относительность человеческих знаний,  не знает непроходимых границ между относительной и абсолютной истиной.  "...  В каждой научной истине,  - указывал В.  И.  Ленин,  - несмотря  на  ее  относительность,  есть  элемент абсолютной истины...  ".  Всякое событие, явление, объект имеет бесчисленное множество  признаков,  сторон  и  связей  с  другими  событиями,  явлениями, объектами.   Наши  представления  об  этом  событии,  объекте  относительны, поскольку мы не абсолютно точно и не все знаем о нем.  Но в наших знаниях об этом  событии,  объекте  содержатся  частицы  абсолютной  истины,  ибо  нами правильно познаны их отдельные стороны,  признаки,  свойства.  В.  И.  Ленин специально подчеркивал,  что "отличие субъективизма (скептицизма и софистики ес.  ) от диалектики,  между прочим,  то,  что  в  (объективной)  диалектике относительно  (релятивно)  и  различие  между  релятивным и абсолютным.  Для объективной диалектики в релятивном  есть  абсолютное.  Дл  субъективизма  и софистики  релятивное  только  релятивно  и  исключает абсолютное" Положения марксистско-ленинского учения об абсолютной и относительной истине  являются определяющими  при  решении  вопроса  о характере истины,  устанавливаемой в уголовном  судопроизводстве.  В  литературе  по  теории   доказательств   по рассматриваемому   вопросу   высказано   несколько   различных  точек  зрени Существует мнение,  что истина  в  уголовном  процессе  является  абсолютной истиной  и принадлежит к истинам факта типа "плоскостей",  о которых говорил Ф.  Энгельс ("Наполеон умер 5 мая 1821 г.  ", "Париж находится во Франции" и др.  ),  но  "такого  факта,  познание которого происходит сложным путем,  в результате значительных усилий" В.  С.  Тадевосян в работах  более  позднего времени   характеризует   истину,   выраженную   в   приговоре   суда,   как относительную,  содержанием которой является  не  вероятное,  а  достоверное знание.       Ряд авторов характеризуют  объективную  истину  в  уголовном  процессе одновременно  как  абсолютную  и  как относительную.  Наконец,  в литературе высказано мнение,  согласно  которому  философские  категории  абсолютной  и относительной  истины во обще неприменимы к истине,  достигаемой в уголовном процессе.  Для того чтобы можно было судить об истине в уголовном процессе с позиций философских категорий абсолютной и относительной истины,  необходимо правильно   оценивать    особенности,    присущие    уголовно-процессуальной деятельности.   Даже  при  сравнении  процесса  достижения  истины  органами расследования и судом с наиболее близким процессом познания при историческом исследовании   (объект  познания  составляет  событие  прошлого)  наблюдаютс существенные различия,  которые  возможны  в  предмете,  объеме,  средствах, способах,   формах   и  сроках  исследовани  Но  названные  различия  нельзя распространять на качество полученных результатов в той или  другой  области познани  Органы  расследования  и  суд  руководствуются марксистко-ленинской теорией познания, применяют разработанные наукой приемы и средства познания, обеспечивающие  достоверные  выводы.  Нельзя  забывать  в  то же время,  что уголовный процесс - практическая деятельность,  основанная на нормах права и ограниченная  решением  специфических задач.  Задачи органов расследования и суда, как и условия их деятельности, предопределяют характер устанавливаемой истины,   которая   является  одновременно  и  абсолютной  и  относительной. Абсолютной ее можно считать потому, что суд всегда должен дать достоверный и вполне  определенный  ответ  на  вопрос о виновности подсудимого,  правильно квалифицировать его действия,  определить справедливую меру наказани Нельзя, однако,  согласиться  с  авторами,  которые,  характеризуя устанавливаемую в уголовном процессе  истину  как  истину  абсолютную,  относят  ее  к  истине констатации факта, "плоскостям", "общеизвестным" или "элементарным" истинам. Известно,  сколько  требуется  следователю  времени,  усилий,  энергии   для раскрытия, казалось бы, несложного преступления и обнаружения виновного, как иногда  трудно  проникнуть  в  духовный  мир  человека,   чтобы   достоверно установить   мотивы,   умы  сел,  те  пружины,  которые  двигали  поведением обвиняемого.  Если к  этому  добавить  требование  выяснить  обстоятельства, влияющие  на  степень  и  характер  ответственности  обвиняемого,  причины и условия,  способствовавшие  совершению  преступления,   и   многое   другое, подлежащее выяснению по делу,  то можно отметить, что для открытия некоторых истин в  науке,  которым  никак  нельзя  приписать  свойства  "банальности", "плоскости", путь был более простым. Истина в уголовном процессе не является "плоскостью",  "элементарным положением" и потому,  что имеет более  сложный состав,  более широкое содержание, нежели, например, истина "Париж находится во Франции",  хотя в указанном выше смысле она является абсолютной.  Суд  не ограничивается     только    установлением    факта,    он    познает    его социально-политическую сущность,  определяет характер и степень общественной опасности  деяния  и  лица  его  совершившего,  квалифицирует преступление и решает вопрос о наказании.  Истина приговора, по нашему мнению, относится не к  истинам констатации факта,  а к группе истин с более широким содержанием. Отнесение истины приговора к "плоскостям" невольно порождает ложную мысль  о ее законченности,  изолированности от других истин,  что затем сказывается и на определении ее  характера  с  точки  зрения  абсолютной  и  относительной истины.   Достигнутая   в   уголовном   процессе   истина   не   может  быть охарактеризована как истина абсолютная в силу ее неполноты,  ограниченности. Необходимо учитывать, что предметом исследования в судопроизводстве является конкретное событие в определенных (а не во всех без  исключения)  свойствах, сторонах,  связях.  Задача  этого  исследования  имеет  четко определенные в законе  пределы.  Любое  преступление  представляет   сложную   совокупность взаимосвязанных  и  взаимозависимых  объективных  и  субъективных  факторов, которые тоже связаны многочисленными нитями с другими явлениями общественной жизни.   Преступление  вызывается  определенными  причинами,  само  является причиной соответствующих следствий,  которые в свою  очередь  выступают  как причины  других  событий,  действий  и  т.  д.  Закон  не требует и не может требовать от следователя  и  суда  выяснения  всех  фактов,  так  или  иначе относящихся  к данному преступлению.  Например,  для правильной квалификации преступления закон требует точного установления не всех,  а  лишь  некоторых строго  определенных  фактов,  соответствующих признакам конкретного состава преступлени Решение суда о квалификации преступления будет иметь  абсолютный характер  (точное  соответствие правильно познанных обстоятельств содержанию уголовно-правовой нормы) и одновременно относительный, ибо учтена будет лишь определенная    группа    признаков   события   из   бесчисленных   свойств, характеризующих его в разных аспектах.  Закон также в общей  форме  называет обстоятельства,   которые   необходимо  установить  при  решении  вопроса  о наказании. Эти обстоятельства весьма разнообразны и индивидуальны по каждому делу.  При  назначении  наказания суд устанавливает и учитывает существенные обстоятельства,  позволяющие  ему  принять  правильное  решение  в  пределах допускаемой  законом  точности  при  оценке  степени  общественной опасности преступления и лица, его совершившего. Таким образом, органы расследования и суд познают лишь определенную часть того,  что произошло в действительности, всегда только существенные стороны,  связи событий в тех  пределах,  которые необходимы  для  выполнения стоящих перед ним задач - раскрыть преступление, установить виновных  и  справедливо  их  наказать.  В  этом  смысле  истина, достигаемая  в  уголовном  процессе,  является  относительной.  Относительна истина относится к истине абсолютной,  как часть к целому, и служит ступенью к   достижению   последней.   Относительная   истина   допускает  дальнейшее исследование,  в ходе  которого  она  будет  пополняться,  уточнятьс  Истине приговора   в   силу   закона  несвойственно  такое  соотношение.  Правильно устанавливая фактические обстоятельства дела в  их  правовом  значении,  суд окончательно решает вопросы виновности и наказания подсудимого, как и другие вопросы дела.  Дальнейшее познание в рамках уголовного процесса  по  данному делу  исключаетс  При отмене приговора суд обязан вернуться к решению тех же вопросов,  а не  продолжать  познание  нового  круга  проблем  на  базе  уже полученных   знаний.   Обусловленность   познания   в   уголовном   процессе определенными  установленными  законом   пределами   объясняется   причинами практического свойства, связанными с функциями уголовного судопроизводства в обществе,  но не отменяет объективно существующего соотношения абсолютной  и относительной истины.  "Самая простая истина.  "-писал В.  И.  Ленин,-всегда неполна,  ибо опыт всегда незакончен.  Его связь индукции с  аналогией  -  с догадкой (научным провидением),  относительность всякого знания и абсолютное содержание в каждом шаге  познания  вперед"  Сторонники  взгляда  на  истину приговора  как  истину  только  абсолютную  определяют  ее  в зависимости от достижения органами расследования и судом  тех  задач,  которые  перед  ними стоят.   Такой   подход   к   определению   абсолютной   истины  приведет  к отождествлению понятий объективной и абсолютной истины и  устранению  вообще понятия относительной истины,  что,  разумеется,  неправильно.  Рассмотрим в связи с этим суждения о характере достигаемой в уголовном  процессе  истины, сформулированные М.  С.  Строговичем:  "...  Материальная истина в уголовном процессе может быть только абсолютной истиной или она вообще не  объективная истина,  а лишь догадка,  вероятное предположение, гипотеза, версия, которые никак не могут быть основой судебного приговора" Таким образом, по мнению М. С.  Строговича:  а) в уголовном процессе снимается проблема неполноты знания события,  с точки зрения всех его свойств)  связей  и  т.  п.  ;  б)  истина неполная   отождествляется   с   вероятностью.  В  действительности  истина, достигаемая  в  уголовном  процессе,  характеризуется  как  относительна  не потому,  что  она представляет собой "догадку,  вероятное предположение",  а потому,  что она неполна.  Неполнота является свойством каждой истины в силу неисчерпаемости  предмета  познани  Относительность истины определяется и ее конкретностью. Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна - таково одно из  важнейших  положений  материалистической  диалектики.  Оно  имеет прямое отношение и к характеристике истины в уголовном судопроизводстве. Суд всегда познает  определенное преступление с позиций в пределах действующего закона. Результаты познания  суда  являются  истинными  потому,  что  они  правильно отражают конкретное преступление,  совершенное в определенных условиях места и времени.  Это же решение суда,  если  его  рассматривать  применительно  к другим  условиям,  может  оказаться  неистинным.  Конкретная  истина  всегда связана   с   задачами    познания    и    ограничена    уровнем    развития конкретно-исторической практики.  Неполнота и конкретность,  характеризующие относительность истины,  делают каждую объективную истину  и  абсолютной,  и относительной.  Марксистско-ленинское  учение  об абсолютной и относительной истине выражает диалектику как процесса (раз вития) человеческого познания в целом,  так  и  отдельного  акта  познани  Абсолютное  не может существовать отдельно от относительного,  так  же  как  и  относительное  -  отдельно  от абсолютного.   Это   понятия   коррелятивные.   Отрицанием   относительности (конкретности,  неполноты) устанавливаемой в уголовном процессе  объективной истины фактически отрицается и другое свойство истины - абсолютность.  Этого не учел И.  Д. Перлов, утверждавший, что истина в уголовном судопроизводстве может быть в определенный момент либо относительной,  либо абсолютной, но не той и  другой  одновременной  Поэтому  выглядит  неубедительной  его  защита правильного  положения о распространении философских категорий относительной и абсолютной истины на познание  в  уголовном  процессе.  Нельзя  доказывать правомерность   применения  понятий  относительной  и  абсолютной  истины  и одновременно  фактически  отрицать  применимость  одного  из  них.   Понятия абсолютной  и  относительной  истины неразделимы.  ибо они выражают движение познания  по  пути  приближения  человеческих  знаний  к  полному   познанию объективной  действительности.  Объективная  истина,  на  достижение которой направлены усилия следственных органов и суда, является истиной абсолютной и одновременно  в  силу неполного и конкретного познания явления выступает как истина  относительна  Нельзя  признать  последовательным  мнение   отдельных юристов,   которые  признают  философскую  категорию  объективной  истины  в уголовном процессе,  но одновременно отрицают возможность характеризовать ее как   абсолютную  и  относительную.  При  знав  объективную  истину,  нельзя остановиться на этом и не дать ответа на вопрос о  характере  истины.  "Быть материалистом,  -  указывал  В.  И.  Ленин,  - значит признавать объективную истину,  открываемую нам органами чувств.  Признавать объективную,  т. е. не зависящую  от  человека  и  от  человечества  истину,  значит  так или иначе признавать абсолютную истину".  Правильное решение  вопросов  о  возможности достижения  объективной  истины  в уголовном судопроизводстве и ее характере находится в прямой зависимости от правильного понимания практики и ее роли в процессе   доказывания   по   уголовному   делу.   В  науке  диалектического материализма   под   практикой   пони    мается    общественная,    т.    е. материально-производственная   и   общественно-политическая,   деятельность, направленная на изменение природы и общества. Виды практической деятельности весьма разнообразны по своему содержанию и форме.  К ним относятся различные формы   трудовой   деятельности   по   производству    материальных    благ, экономическая,  идеологическая  и политическая борьба классов,  медицинская, судебная и следственная,  научно-исследовательская деятельность и др.  Выбор форм   практики   для   проверки   тех  или  иных  выводов  определяется  не субъективными  пожеланиями,  а  зависит  от  многих  объективных   факторов: предмета   познания,   совокупности   имеющихся   знаний,   уровня  развития общественной практики. В непосредственной форме практика как критерий истины выступает  в  тех случаях,  "когда проверка истинности теории осуществляется средствами самой практики, в процессе которой люди воздействуют на природу и сопоставляют   данные   теории  с  отражаемой  действительностью".  Критерий практики применяется и  опосредствованно,  путем  сопоставления  результатов познания  с  иными данными,  ранее уже проверенными и доказанными практикой. Результаты,  полученные в  практике,  могут  прямо  подтверждать  истинность знаний, а во многих случаях - косвенно, через доказанность других, связанных с проверяемой теорией положений. Уголовное судопроизводство не принадлежит к тем   областям   практической   и  научной  деятельности,  где  имеет  место производственная или экспериментальная проверка конечных результатов познани Есть  и  другие  отрасли  знания,  отдельные  теории и идеи,  где невозможна непосредственная  и  прямая  практическая  проверка  полученных  результатов познани   Неприменимость   или   ограниченность  экспериментальной  проверки результатов познания не подрывает положения о всеобщности критерия практики. В   уголовном   судопроизводстве   проверка   полученных   знаний  практикой осуществляется в  ходе  самого  процесса  познания,  на  его  чувственной  и рациональной    ступенях.    Чувственному    познанию   следователя,   лица, производящего до знание,  прокурора, судей доступны отдельные обстоятельства происшедшего в прошлом событи Непосредственно воспринимаются ими и источники фактических данных (показания свидетеля,  предметы со следами  и  т.  д.  ). Событие   преступления   в   своих   внешних   проявлениях   непосредственно воспринимается свидетелями,  потерпевшими,  обвиняемыми  и  другими  лицами, которые  сообщают  органам расследования и суду сведения о наблюдавшихся ими обстоятельствах происшедшего событи Непосредственное познание  следователем, судьями отдельных обстоятельств, получение фактических данных от обвиняемых, свидетелей,  экспертов  происходят   в   ходе   осуществления   практической деятельности - осмотров,  обысков, допросов свидетелей и других следственных и судебных действий. Здесь практика, в качестве основы чувственного познания проявляется в непосредственной форме,  так как целенаправленная деятельность следователя,  судей  по  производству  следственных  и   судебных   действий порождает условия для чувственных восприятий и является решающей основой для познавательной деятельности.  Следователь,  судьи обращают  внимание  на  те факты,  предметы,  явления  и  их свойства,  которые необходимы дл раскрытия преступления,  для исследования предмета  доказывания  в  требуемом  объеме. Другие   воспринимаемые  факты,  обстоятельства,  не  имеющие  практического значения,  не выделяются в их восприятии и не фиксируются в материалах дела. Связь ощущений,  восприятий,  представлений следователя, судей с их активной практической деятельностью легко  обнаруживается  при  сравнении  восприятия следователя,  судей  в  ходе проведения следственного (судебного) действия с восприятием любого другого человека  в  аналогичной  ситуации.  Следователь, производя,  например,  осмотр места происшествия (лесной по ляны),  где было совершено изнасилование,  обратит  внимание  прежде  всего  на  расположение поляны,  на следы,  предметы, оставленные на ней, - примятость травы, окурки сигарет,  бурого цвета пятна и др. Он может не выделить в своем восприятии и не будет фиксировать в протоколе осмотра причудливость освещения, стройность деревьев и т.  п.  Лицо, выбравшее поляну местом отдыха, отметит особенности пейзажа,  все то, что связано с целью пребывания его на поляне. Оно может не увидеть  особенностей  обстановки,  следов,   связанных   с   происшествием. Чувственное   познание   следователя,  судей  зависит  не  только  от  целей практической  деятельности,  но  и  в  значительной  мере  от   их   личного профессионального  опыта.  Многолетня  практическая деятельность следователя обостряет  его  чувства  по  восприятию  отдельных  предметов,  явлений,  их свойств,  с  которыми он многократно сталкивался при расследовании уголовных дел.  Практика находится в основе чувственного познания следователя, судей и в тех случаях,  когда их знания являются результатом опыта других людей.  По мере развития общественно-исторической практики, роста знаний косвенный опыт приобретает все большее и большее значение, поскольку отдельный человек не в состоянии  получить  все  знания  через  личный  опыт,   свою   практическую деятельность.  В  связи  с этим для следователя,  судьи имеет первостепенное значение  наряду  с  другими  знаниями  и  знание  практики  расследовани  и рассмотрения   других   уголовных   дел,   достижений   науки   и   техники. Опосредствованность чувственного познания следователя,  судей опытом  других людей  определяется  и  характером  самих  объектов познания,  относящихся к событиям прошлого.  Представление об  интересующих  их  предметах,  явлениях следователи,  судьи  получают большей частью через опыт лиц,  выступающих по делу  в  качестве  свидетелей,  потерпевших,  обвиняемых  и  др.  Полученные сведения   о   фактах,   доказательства   вызывают   у  следователей,  судей представление об отдельных обстоятельствах события,  их сторонах, чувственно воспринимаемых свойствах,  внешних связях.  На чувственной ступени познания, т.  е.  при собирании, а также при проверке доказательств, получаются образы конкретных фактов, явлений. На этом процесс познания не кончается. Следователь, судьи должны из отдельных разрозненных представлений составить целостную картину происшедшего события, т. е. мысленно воспроизвести то, что имело место в действительности, познать сущность этого события,  сделать  вы  вод  о  виновности или невиновности конкретного лица.  Логическая ступень познания в процессе доказывания совпадает  с  тем, что   в   уголовном   процессе   называется  оценкой  и  частично  проверкой доказательств.  Здесь  осуществляетс  переход  от  знания   внешних   сторон предметов,   явлений,   фактов  к  знанию  неизвестных  фактов,  к  познанию внутренних связей явлений,  сущности совершившегося событи И  на  логической ступени  практика  пронизывает  процесс  доказывания,  является его основой. Рациональное  познание  связано  с  практикой   через   фактические   данные (познавательные образы), представляющие собой тот материал, который подлежит логической обработке.  Следователь,  судьи  не  смогут  мысленно  воссоздать картину  совершения  преступления,  если  их  мышление  не  будет  связано с познавательными образами,  а через  них  с  практикой.  В  сложном  процессе познания,  при многократном прохождении пути от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному происходит постоянное взаимодействие  мышления и  данных  чувств  на  основе  практической  деятельности.  На  этой ступени познания при оперировании фактическими данными  практика  проявляет  себя  в форме  непосредственного  и  опосредствованного  опыта  следователя,  судей, разнообразных их познаний, а также в виде обобщенной практики борьбы органов расследования  и суда с конкретными преступлениями.  Практика присутствует в самом  ходе  воссоздания   мысленной   картины   того,   что   произошло   в действительности,   когда   совершаются   различные  мыслительные  процессы, логические операции.  В процессе мышления следователем, судьями используются наряду с чувственными образами понятия,  суждения, умозаключени Общественная практика лежит и в основе построения суждений, умозаключений. Все логические фигуры,  правила,  связи понятий,  суждений, которые используются в процессе доказывания,  в конечном итоге являются отражением  связей,  объективно  при сущих явлениям,  процессам природы и общества. "Практика человека, - отмечал В.  И.  Ленин,  - миллиарды раз повторясь,  закрепляется в сознании человека фигурами  логики"  Общественная практика не только образует основу судебного доказывания на его чувственной и рациональной ступенях,  но  и  представляет собой  цель  познани  Познание  в  уголовном  судопроизводстве  не  является самоцелью.  Оно  преследует   цель   осуществления   активных,   действенных практических мер, обеспечивающих успешность борьбы с преступлениями. Большое практическое значение имеют не только решения органов расследования и  суда, но  и  сам  процесс  осуществления  познания,  его  доступные для наблюдения граждан  элементы.  Убеждая   в   объективности,   всесторонности,   полноте доказывания,  они также способствуют укреплению социалистической законности, предупреждению  и  искоренению  преступлений,  воспитанию  граждан  в   духе неуклонного исполнения советских законов и уважения правил социалистического общежити В целом процесс проверки практикой выводов следователя,  судей  при расследовании  и  рассмотрении  уголовного  дела  близко  напоминает процесс проверки научной теории в ходе ее создани При разработке  теории  ученый  не только  опирается  на  практику,  исходит  из нее,  но и постоянно проверяет сделанные  выводы  практикой,  сопоставляет  свои  представления  с  жизнью, фактами,  с  данными научного и производственного эксперимента.  Необходимым условием  истинности  каждой  теории  до  момента  ее  проверки  последующей практикой  является  проверка  основных  положений  теории  предшествующей и настоящей практикой.  Говоря о "Капитале" К.  Маркса,  В.  И. Ленин отмечал: "Проверка  фактами  и  практикой есть здесь в каждом шаге анализа".  Если же теория в силу тех или иных объективных причин не может получить  достаточную проверку  практикой  в  процессе  ее  формирования,  она  не может считаться истинной и не выйдет из состояния гипотезы до  тех  пор,  пока  не  появятся условия  для  продолжения  процесса  познания  и проверки ее новыми данными. Таким образом, требование достижения объективной истины предполагает наличие необходимых гарантий того, что познание будет соответствовать происшедшему в действительности.  Вопрос  о  соответствии  мысленной   картины   совершения преступления  объективной  действительности останется открытым,  если искать критерий  истины  лишь  в  пределах  сознани  Проверка  знания   посредством сопоставления  одних  мыслей  с  другими  может  в лучшем случае подтвердить логичность мышления,  его соответствие правилам,  законам логики.  Подлинной гарантией  истины  должен быть объективный критерий,  руководствуясь которым можно отделить истинное  от  ложного,  убедиться  в  достоверности  выводов. Требования  проверки  практикой,  предъявляемые  к  каждой претендующей быть истинной теории в процессе своего создания,  полностью распространяются и на результаты   познания   в   уголовно-процессуальной  деятельности.  Проверка общественной практикой результатов познания в уголовном процессе не сводится к  разовому  действию,  после осуществления которого можно сразу убедиться в истинности или ложности сделанных выводов.  Эта проверка представляет  собой сложный и многоступенчатый процесс.  Процесс познания начинается с получения органом  дознания,  следователем,  прокурором,  судом  фактических   данных, указывающих   на   признаки   преступлени   Только   в   ходе  расследования (рассмотрения)  дела  выдвинутая  верси  или  одна  из   противоречащих   ей превращается  в  достоверное  знание.  Уже  первый вывод о наличии признаков конкретного преступления, сделанный в постановлении о возбуждении уголовного дела,  основывается  на  практике  и  ею  же  проверяетс  Общая  вер  сия  о преступлении,  как и версии по  отдельным  элементам  состава  преступления, обосновывается  теми  фактическими  данными,  которые имеются в распоряжении органа, возбуждающего уголовное дело. Характер, круг и обоснованность версий зависит от количества и достоверности фактических данных.  Версия,  как итог проверки уже имеющихся налицо фактических данных,  становится основой  плана расследовани  План  расследования  в свою очередь реализуется в производстве следственных действий -  осмотров,  обысков,  освидетельствований,  допросов свидетелей,   потерпевших   и   т.   д.   Результаты  следственных  действий проверяются,  оцениваются и сопоставляются с ранее сделанными выводами,  что позволяет  прийти  к  более  точным  и  полным  выводам  и  произвести новые следственные действи  В  ходе  расследования  могут  отпадать  одни  версии, появляться взамен или наряду с ними новые, до тех пор пока не будут получены последние результаты следственных действий,  позволяющие следователю сделать вывод,  что  его мысленная картина преступления соответствует происшедшему в реальной действительности.  Таким  образом,  практика  не  только  порождает процесс  познания,  лежит  в  его  основе,  но практикой корректируется путь познания,  проверяются промежуточные и конечные выводы органов  расследовани Сформулированные    в    обвинительном   заключении   окончательные   выводы следователя,  проверенные  в  стадии  предания  суду,  составляют  вместе  с материалами   дела   основу  судебного  разбирательства.  В  ходе  судебного заседания  также  осуществляетс  процесс  познания:  с  помощью   участников судебного разбирательства в условиях полного проявления принципов советского уголовного судопроизводства суд самостоятельно проходит путь от вероятного к достоверному  знанию,  производя судебные действия по доказыванию и оценивая их результаты.  Здесь также в ходе практической деятельности  и  в  наиболее благоприятных условиях достижения истины осуществляется познание и практикой же проверяются как промежуточные, так и конечные выводы суда.       Достоверность выводов  суда  может  быть  проверена в кассационном или надзорном  порядке.  В  этих  стадиях  также   осуществляется   практическая деятельность  (изучение материалов дела,  заслушивание заключения прокурора, объяснений защитника, осужденного, оправданного, рассмотрение дополнительных мате  риалов),  в  ходе  которой  осуществляется  процесс  познани Эти формы практики дополняются "громадным косвенным опытом,  которым судьи вышестоящих судов (обычно вследствие своей значительной опытности) располагают в большей мере,  чем судьи нижестоящих  судов".  Наличие  кассационного  и  надзорного порядков   пересмотра  приговоров  расширяет  возможности  предупреждения  и исправления судебных ошибок,  но не меняет принципиальных путей применимости критери практики в уголовном судопроизводстве.  В этих стадиях хотя и в иных условиях и пределах,  но каждый  раз  происходит  процесс  познания  тех  же обстоятельств,  что  и  в стадиях предварительного расследования и судебного разбирательства,  и опять же в  ходе  познания  осуществляется  практическая проверка делаемых выводов.  Последующая общественная практика,  как правило, не влияет на  полученные  ранее  результаты  познания  и  может  подтвердить главным   образом   правильность   (или  неправильность)  общего  направлени деятельности  органов  расследования,  суда  по  борьбе  с  преступностью  в соответствующий  период,  эффективность  уголовных и уголовно-процессуальных норм.  Органы  правосудия  должны  поэтому   в   ходе   своей   практической деятельности  по  окончании  дела  прийти  к истинным решениям,  проверив их предшествующей и настоящей практикой.  Пути и способы практической  проверки истинности  выводов  органов  расследования  и  суда имеют свои особенности. Специфично проявляется критерий практики и в других отраслях практической  и научной деятельности, что объясняется своеобразием объекта и задач познания, методикой исследования,  уровнем развития той или иной  науки.  Но  критерий практики  не  сводится  только  к  средствам данной науки или данной отрасли практической деятельности.  В качестве критерия истины используются  данные, полученные  другими  науками и проверенные в различных отраслях практической деятельности.  В конечном итоге в любой области познания в качестве критерия истины  выступает  общественна  практика  на данный момент ее развити В этой связи представляется неправильным ограничивать критерий истины  в  уголовном процессе  лишь  практикой  судебных  или следственных органов,  результатами судебных и следственных действий по данному уголовному делу,  как это иногда делается   в   уголовно-процессуальной  литературе.  Так,  В.  Д.  Арсеньев, правильно отметив  недопустимость  сужения  понятия  практики  как  критерия истины до понятия эксперимента,  далее пишет:  "Сюда относится, в частности, деятельность судебно-следственных органов по  расследованию  преступлений  и рассмотрению уголовных дел. В настоящее время она рассматривается как основа познания и критерий  истинности".  Для  того  чтобы  не  оставалось  никаких сомнений, В. Д. Арсеньев уточняет свое понимание критерия истины в уголовном процессе и считает им "результаты следственных  действий  -  доказательства" Хотя  критерий  практики  применяется  только в ходе уголовно-процессуальной деятельности, но это не дает никаких оснований искать критерий истины лишь в пределах следственных действий и полученных ими результатов. Критерий истины проявляется  в  уголовном  судопроизводстве  не  только   в   форме   опыта, приобретенного в данном деле.  Используемый критерий истины не изолирован от всего опыта расследования и рассмотрения  многих  уголовных  дел.  Уголовное судопроизводство  также  не  выступает как замкнутая,  не связанная ни с чем деятельность органов расследования и суда,  оно представляет один  из  видов общественной деятельности,  обусловлено всей общественной жизнью,  связано с многими другими видами общественной практики.  Сужение понятия  общественной практики  до  "результатов  следственных действий - доказательств" неизбежно влечет   требование   допущения   в   качестве    критерия    истины    лишь непосредственного и прямого опыта следователя,  судей Но при таком понимании практики как критерия истины нельзя ответить на ряд  существенных  вопросов, связанных с практической проверкой истинности выводов следователя и суда,  в частности нельз объяснить роль общественной практики на рациональной ступени познани   Органам   социалистического   правосудия   доступно   установление объективной истины,  потому что не только результаты следственных и судебных действий,  но  и  результаты  всей общественной практики позволяют проверить правильность  сделанных  выводов  и  убедиться  в  их  истинности.  Критерий практики   в  уголовном  судопроизводстве  выступает  в  непосредственной  и опосредствованной форме.  В силу особенностей предмета познания в  уголовном процессе  следователь  и  суд  не  могут  в  своей практической деятельности непосредственно воздействовать на него с тем,  чтобы сопоставить  результаты своего  познания  с самим совершившимся преступлением.  Критерий практики в- наиболее простой,  непосредственной форме недоступен органам расследования и суду  применительно  к  целостному  их представлению о преступлении.  В этом смысле правы М. С. Строгович и С. А. Голунский, которые писали: "Мы не можем воспроизвести  преступление для того,  чтобы проверить,  было ли оно и каким именно образом совершено".  "Да,  если бы и могли,  это не  было  бы  то  же преступление  и  никак  не  убедило  бы  нас  в правильности наших выводов". Невозможность и недопустимость воспроизведения всего  преступления  или  его наблюдения  следователем  и  судом  не  исключают полностью непосредственную форму проверки практикой доказывани  Некоторые  выводы  следователя  и  суда могут    быть   проверены   воспроизведением   или   наблюдением   отдельных обстоятельств  событи  Такие  возможности  заложены  в   самой   объективной действительности  и  определяются  в первую очередь характером преступления, способом его  совершения  и  наличием  материальных  последствий.  Например, версия следователя о хищении В.  товаров из магазина (как одно из объяснений недостачи материальных ценностей) найдет  частичное  подтверждение,  если  в результате  обыска  в  квартире  В.  будут обнаружены недостающие в магазине товары.  Аналогичные  условия  для  непосредственного  наблюдения  отдельных обстоятельств  события  и  тем самым проверки первоначальных представлений о нем могут создаться и при осмотре  места  происшествия  (место,  обстановка, материальные последствия,  орудия преступления), освидетельствовании, выемке и др.       В ходе проведения следственного эксперимента воспроизводятся действия, обстановка  или  иные  обстоятельства  определенного  события  и  тем  самым создаются  возможности  для непосредственного сопоставления образа предмета, действия с результатами эксперимента. Но непосредственной проверке практикой подвергается   лишь   часть   выводов   по  поводу  отдельных  обстоятельств происшедшего события,  что явно недостаточно для  признания  истинными  всех выводов следователя и суда о совершении преступления, виновности конкретного лица и по другим вопросам,  подлежащим решению. Ограниченные возможности для прямой  и  непосредственной  практической  проверки делаемых выводов требуют иных путей и форм применения критерия практики. Эти пути и формы используютс в  работе  органов  социалистического  правосудия,  они  обобщены  теорией и закреплены в общем виде в уголовно-процессуальном законе.  Критерий практики в  уголовном  судопроизводстве выступает главным образом в опосредствованных формах и применяется часто не прямо,  а косвенно.  Это объясняется тем,  что выводы  по  делу  сопоставляются  не  с самим находящимся перед следователем (судом)   событием   (за   исключением   отдельных   обстоятельств),   а   с доказательствами,  одни из которых прямо и непосредственно, другие косвенно, третьи опосредствованно отражают отдельные факты  или  группы  фактов,  а  в совокупности  -  все  существенные  стороны  событи  Путь проверки практикой охватывает  достоверность  самих   доказательств,   а   также   правильность построения  выводов,  завершающих процесс оценки каждого доказательства и их совокупности с точки зрения определения их  места  и  значимости  в  системе доказательств по делу. Проверка достоверности доказательств возможна потому, что они отражают в различных формах как факты объективной  действительности, так  и  их разнообразные взаимные связи.  Поэтому достоверные доказательства находятся в тех же и столь  же  разнообразных  связях  между  собой,  как  и отражаемые ими факты.  Напротив,  ложные доказательства не имеют объективных связей как с обстоятельствами предмета доказывания и побочными фактами,  так и   с   другими  достоверными  доказательствами.  Они  могут  лишь  казаться истинными,   и   поэтому   при   тщательной   проверке   обнаруживается   их несоответствие,  противоречие  другим  собранным  по  делу  доказательствам. Конечно,  совокупности  фактов   и   доказательств,   а   также   комбинации причинно-следственных, пространственных, временных и т. п. связей между ними всегда неповторимы,  но по  каждому  уголовному  делу  остаются  сущность  и значение   объективных   связей.  Наличие  объективных  связей,  многократно проверенных предшествующей практикой,  позволяет  по  одному  установленному факту  обнаружить  другой,  затем  третий и одновременно проверить имеющиеся доказательства.  Каждое доказательство проверяется, исследуется в момент его обнаружения  и  последующего  расследования  и  рассмотрения  дела  по  мере собирания  и  проверки   других   доказательств.   Проверка   доказательства производится   посредством   анализа   и   синтеза,   сравнения   с  другими доказательствами,   обнаружения   новых   доказательств.   Анализ    каждого доказательства   (раздельное   исследование   различных  сведений  о  факте, особенностей источника фактических данных и источника доказательств и др.  ) и  его  синтез  (исследование  при соединении расчлененных сведений о факте) позволяют выявить такие  черты  и  свойства  доказательства,  которые  могут повлиять  на  оценку  его  достоверности.  При  таком  исследовании  каждого отдельного доказательства  можно  установить:  степень  полноты  и  точности отображаемого  искомого обстоятельства (эксперт в своем заключении указал на причину смерти,  но не ответил на  вопрос  о  времени  наступления  смерти), наличие  или  отсутствие  противоречивости  в  сведениях  о факте (свидетель показал,  что в краже принимали участие три лица,  а затем показал  на  одно лицо),  обстоятельства, могущие повлиять на правильность отображаемого факта (плохая видимость  при  тумане),  причины  сообщения  неправильных  сведений (недостаточная специальная подготовка эксперта, заинтересованность свидетеля в исходе дела) и др.  Следователь (суд), проверя каналы, по которым проходит информация,  может  вскрыть  те  факторы,  которые оказали или могли оказать влияние на ее достоверность,  и принять меры к их устранению, может признать доказательство  недостоверным или продолжить проверку доказательства другими способами.  Но  анализ  существа  отдельного  доказательства  при  всей  его важности  никогда  не  может  быть  достаточным для признания доказательства достоверным.  В результате анализа,  например,  показаний свидетеля мы можем установить      непротиворечивость     его     показаний,     констатировать незаинтересованность свидетеля в исходе  дела  и  отсутствие  обстоятельств, могущих исказить его показания (по тем сведениям, которые он сообщил о себе, и  условиях  наблюдаемого  им  события).   Но   мы   не   можем   определить действительность  этих  обстоятельств и условий,  в которых они происходили, только  по  сообщенным   свидетелем   данным.   Даже   при   анализе   таких доказательств,  как  протоколы осмотра,  обыска и др.,  которые составляются следователем и удостоверяются понятыми, нельзя быть уверенным в том, что они полностью     соответствуют    действительности.    Проведение    отдельного следственного действия тоже является практической деятельностью. Однако было бы  упрощением сводить общественно-историческую практику как критерий истины к индивидуальному акту практического действи       Для того  чтобы  проверить  достоверность доказательства,  не обходимо сопоставить  его  с  другими  доказательствами,  выяснить  их  сходство   II различие.  Бессмысленно сравнивать несопоставимые доказательства. Если после сравнения с другими доказательствами,  собранными по  делу  и  связанными  с данным,  нельзя  сделать вполне определенного вывода о качестве проверяемого доказательства,  то дальнейшая проверка возможна  только  после  обнаружения новых  доказательств,  которые  в свою очередь анализируются,  исследуются и сопоставляются   с   имеющимися   доказательствами.   Если    доказательство достоверно,  то,  очевидно,  можно  обнаружить  другие  доказательства,  его подтверждающие,  соответствующие  ему,  -   они   "уложатся"   в   известную общественной  практике  объективную связь,  звено которой представляет собой проверяемое  доказательство,  если  оно  достоверно  и  относится  к   делу. Отрицание  обвиняемым  своей  виновности  со  ссылкой  на  то,  что в момент совершения преступления (убийства)  он  находился  на  работе  и  никуда  не отлучался,  будет считаться проверенным и подтвержденным практикой, если оно полностью совпадает с другими обнаруженными  доказательствами,  а  последние исключают   возможность  единообразного  искажения  их  содержани  При  этом устранению сомнения в достоверности  показаний  обвиняемого  (как  и  любого другого   проверяемого   доказательства)  будет  существенно  способствовать обнаружение  соответствующих   им   доказательств   различных   видов.   Это практическое правило основано на том, что сведения, полученные из источников одного вида (только из показаний свидетелей,  показаний обвиняемого),  могут содержать единообразные ошибки, пробелы под воздействием одной общей причины значительно чаще,  нежели сведения,  почерпнутые из источников разных видов. Проверка  доказательств,  сопоставление ряда доказательств между собой также является  практической  деятельностью,  поскольку  цель  ее   -   разрешение конкретного  дела.  Но и в этом случае отдельный акт сравнения доказательств как акт практики не является еще критерием истины, общественно-исторической практикой. Само по себе сравнение не доказывает, что сравниваемые доказательства достоверны, как не доказывает и обратного. Опосредствованный же критерий практики проявляется в этом случае постольку, поскольку обобщенный опыт позволяет правильно  подойти  к  оценке названного  совпадени  Этот опыт свидетельствует,  что совпадение нескольких независимых доказательств в деталях,  как правило,  подтверждает  истинность каждого  из  них.  Проверка  доказательства  практикой  может  принять форму экспериментальной  проверки,  когда   воспроизводится   отображаемый   факт, действие,  явление  или  восстанавливаются условия,  обстановка формирования доказательства.  При  этой  проверке  доказательства  наблюдение  входит   в эксперимент как его составная часть. Наблюдение может быть и самостоятельной формой опыт ной проверки доказательств (при опознании,  освидетельствовании, осмотре  и др.  ).  Любой вид доказательств имеет специфические,  только ему присущие особенности формы и содержани Знание  этих  особенностей  позволяет определить  круг тех объективных и субъективных факторов,  которые могут или благоприятствовать     правильному     отражению     фактов      объективной действительности, или вести к их искажению. Например, исходя из особенностей процессуальной  природы  заключения  эксперта  как   самостоятельного   вида доказательств,   необходимо   установить   и  проверить  примерно  следующие обстоятельства: предмет экспертизы (требуются ли для разрешения поставленных вопросов специальные познания); от ношение эксперта к делу (не заинтересован ли в исходе дела);  знание экспертом своих  прав  и  обязанностей  (были  ли разъяснены  ему  права  и  обязанности  и  уяснил ли он их);  компетентность эксперта (степень его специальной подготовки и  опыт  практической  работы); объективные  возможности научного разрешения постав ленных вопросов (уровень развития соответствующей отрасли знания); метод исследования (применяется ли он в науке и таким ли образом);  научность применяемых знаний (доказаны ли в науке применяемые к обстоятельствам дела положения); характер представленных эксперту  материалов  (правильно  ли  они  со браны и достаточны ли для дачи заключения);  формулировка поставленных вопросов (общие или  конкретные,  их понятность),  полнота  и мотивированность ответов (ответил ли эксперт на все вопросы  и  насколько  полно,  мотивировал  ли  свои   выводы).   При   этом следователь,  например,  не  проверяет  опытным  путем  установленных наукой закономерностей,  которые  он  использует  в  качестве  критерия  истинности выводов  эксперта,  а  лишь убеждается в том,  что они признаны наукой.  При проверке заключения эксперта так же устанавливаются,  проверяются  и  другие обстоятельства:  ознакомление  обвиняемого  с  постановлением  о  назначении экспертизы,  разъяснение его прав и др.  Все данные  общественной  практики, выраженные   в   различных   отраслях   научного  знания  (диалектический  и исторический  материализм,  логика,  естественные   науки,   криминалистика, психология,   судебная   медицина,  судебная  психиатрия  и  др.),  а  также закрепленные  в  общежитейских  понятиях  (косвенный   опыт),   привлекаются следователем  и  судом  в  качестве  опосредствованного  критерия истинности доказательств  и  выводов,  делаемых  на  их   основе.   Опыт   использовани доказательств  в  практике  работы  органов  расследования и суда составляет предмет специального исследования теории доказательств в советском уголовном процессе.  В ней представлен опыт исследования отдельных виден доказательств и их совокупности  по  конкретным  делам,  разнообразные  случаи  применения данных  различных  естественных  и общественных наук.  Вместе с тем в теории опыт  исследования  доказательств  выражен  в  обобщенной  форме:   в   виде принципов,  общих  положений,  понятий.  Опыт  исследовани  доказательств по другим  делам,  через  обобщенные   выводы   теории   доказательств   всегда присутствует  в качестве критерия достоверности проверяемого доказательства. Этот косвенный опыт имеет огромное значение при исследовании доказательств в качестве  составной части общественной практики как основы доказывания и как критерия  истины.  Теоретические  положения  в  той  или  иной  форме  и   в определенных   пределах  закрепляются  в  уголовно-процессуальном  законе  и приобретают значение норм,  соблюдение которых обязательно при расследовании и  рассмотрении  дела.  Выполнение  требований закона в процессе доказывания гарантирует доброкачественность доказательственной) материала,  потому что в основе  закона лежат результаты обобщенной практики.  В этом смысле точное и неуклонное  соблюдение  норм  доказательственного   права   также   отражает применение   критерия   общественной  практики.  Выводы  по  делу  должны  с необходимостью вытекать из системы доказательств, обусловливаться ею. Однако они  могут  оказатьс  недостоверными,  если при их построении будут нарушены законы   логики.   Логичность   мышления,    непротиворечивость    суждений, умозаключений  -  обязательное  условие  достоверности  выводов следователя, суда.  Диалектический материализм не только  не  отрицает,  но  подчеркивает важность  и  необходимость  логического  критери  Он тем более важен для тех случаев, когда истинность выводов про вернется практикой в опосредствованных формах в самом процессе их формирования, что имеет место и при доказывании в уголовном судопроизводстве. Однако логический критерий не представляет собой самостоятельного критерия истины наряду с общественной практикой.  Критерием истинности самой логики выступает также общественная  практика  (см.  выше). Логический  критерий не являетс самостоятельным,  ибо сами по себе суждения, умозаключения,  построенные по всем  правилам  логики,  могут  не  содержать истины.  Возможно  построение  заведомо ложной,  но внутренне согласованной, логически стройной системы,  если в основу рассуждений положить хотя бы одну ложную   посылку.   Выводы   следователя   и   суда   будут  соответствовать действительности,  если они основаны на достоверных,  проверенных  практикой фактических  данных и построены с соблюдением всех логических правил.  "Если наши предпосылки,  - указывал Ф.  Энгельс,  -  верны  и  если  мы  правильно применяем  к  ним  законы  мышления,  то  результат  должен  соответствовать действительности...  ".  Таким образом, общественная практика - единственный критерий истины для всех знаний человека,  в том числе и для выводов органов расследования  и  суда.  В  этом   заключается   ее   абсолютный   характер. Абсолютность критерия общественной практики состоит и в том,  что результаты познания,  полностью подтвержденные  практикой,  имеют  значение  абсолютной истины.  Выводы  органов  расследования  и  суда выражают абсолютную истину, поскольку они проверены,  доказаны практикой. Критерий практики вместе с тем и   относителен.  Его  относительность  определяется  непрерывным  развитием общественно-исторической практики  и  неисчерпаемостью  объектов  познани  В частности,  событие  преступления  также  неисчерпаемо,  как  и любое другое явление объективного мира.  Относительность критерия практики заключается  в его неполноте.  В сочетании абсолютного и относительного моментов выражается диалектическая природа критерия общественной практики. "Конечно, при этом не надо забывать,  - указывал В.  И.  Ленин, - что критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни   было   человеческого   представлени   Этот   критерий   тоже  настолько "неопределенен",  чтобы  не  позволять  знаниям  человека   превратиться   в "абсолют",  и  в то же время настолько определенен,  чтобы вести беспощадную борьбу со всеми разновидностями идеализма и агностицизма"  Природа  критерия практики  в  конечном  итоге обусловливает и характер истины,  достигаемой в уголовном процессе.  Она является абсолютной, поскольку выводы следователя и суда  подтверждены  практикой,  и одновременно относительной из-за неполноты познания того, что произошло в действительности.

        ¶N 2. ОБЩЕПРАВОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ§

     В изучении системы,  задач,  функций, эффективности доказательственного права,  видов  и  структуры  его  норм,  правоотношений в деятельности по их применению,  процессуальных  форм  и  гарантий  и  других  элементов  своего предмета  теория доказательств опирается на принципы,  категории,  концепции общей теории права.  В понятиях  общей  теории  права  сконцентрирован  опыт изучения   права  и  правовых  явлений,  накопленный  в  системе  отраслевых юридических наук;  в то же время эти понятия служат  исходными  дл  правовых исследований,  относящихся  к  различным отраслям правоведени Принципиальное значение положений общей теории права для иных юридических  наук  состоит  в том, что они, базируясь на материалистической диалектике как теории и методе познания, "сразу же выводят исследователя на определенные исходные позиции", отражая наиболее существенные,  коренные черты всей правовой системы. Научно обоснованные  абстракции  общей  теории  права  объединяют  методологическую основу  -  диалектический  материализм  с содержанием конкретных юридических наук,  теорий,  концепций, в том числе с теорией доказательств. В частности, через  общую  теорию права теория доказательств восприняла и применяет такие общие для всех юридических наук методы, как: 1) нормативно-догматический; 2) социологический;   3)   сравнительно-правовой.   Первый  из  них  состоит  в теоретическом анализе норм  доказательственного  права  с  учетом  состояния практики  доказывания,  знание  о которой,  как правило,  еще не доведено до точных количественных характеристик.  Следует,  однако,  учитывать,  что оно приобретено   на   основе   длительных  наблюдений,  выделения  типического, осмысливания практического опыта.  Поэтому применение данного  метода  может давать  и  дает  достоверные  результаты,  необходимые для совершенствования правового регулирования  доказывания  и  обеспечения  единства  и  улучшения качества  следственной  и  судебной работы.  Социологический метод позволяет регулярно собирать количественную  информацию  о  том,  как  "функционирует" доказательственное право,  его отдельные институты и нормы, достигают ли они своих целей,  в какой мере они эффективны.  В  этом  смысле  он  существенно расширяет  возможности  исследования  вопросов,  о  которых говорилось выше. Сравнительно-правовой  метод  также   плодотворно   применяется   в   теории доказательств.    Этому    способствует   наличие   некоторых   различий   в уголовно-процессуальном законодательстве союзных  республик  при  внутреннем его единстве,  основанном на общих положениях союзного закона. Сравнительное правоведение опирается также на правовой опыт всех  социалистических  стран, которым они взаимно обогащаются, сохраня при этом национальные особенности и традиции.  Во всех общественных пауках,  в том числе в общей  теории  права, получил  распространение  системный  подход  к  изучению социальных явлений, позволяющий  не  только  лучше   уяснить   их   природу,   происхождение   и взаимозависимость,  но  и  обеспечить условия для сознательного "управления" общественными процессами.  Общественные отношения,  на которые  воздействует право,  объективно представляют собой переплетение систем и подсистем разной степени сложности,  интегрированных по разным  признакам.  Отражая  характер этих  отношений,  управля  ими  для  достижения  поставленных  целей,  право представляет собой в настоящем смысле также совокупность систем и подсистем, структурно аналогичных отражаемым явлениям.  Общая теория права обеспечивает системный подход в отраслевых правовых науках и их разделах, в том числе и в теории  доказательств,  при анализе эффективности нормативного регулирования доказывани  Эффективность  доказательственного  права  в  целом  зависит  от эффективности его институтов и отдельных норм.  Под эффективностью нормы или института доказательственного  права  обычно  понимают  степень  приближения урегулированных  нормой  (институтом)  общественных  отношений  к  оптимуму, теоретически  достижимому  при  данных   социальных   и   научно-технических условиях.       Если эти  условия  считать  в  каждый  данный  момент  неизменными   и заданными,  а формы правового воздействия варьировать,  то самой эффективной будет та из апробируемых норм доказательственного права,  которая  обеспечит максимальный     "вклад"    в    достижение    целей    данного    института доказательственного   и   всего   уголовно-процессуального   права.   Научно обоснованное  совершенствование  доказательственного права возможно лишь при условии,  что будет налажена система "обратной связи" от  объекта  правового воздействия,  т.  е.  соответствующих общественных отношений, к "управляющей системе" (нормам доказательственного права). Теория доказательств, базируясь на   положениях  общей  теории  права,  анализирует  состояние  общественных отношений,  регулируемых доказательственным правом,  фиксирует изменение их, вызываемое изменением норм права, оценивает их по степени положительного или отрицательного влияния на достижение целей  судопроизводства.  Это  помогает законодателю  своевременно  вносить  коррективы  в нормы доказательственного права.  До сих пор говорилось о  "собственно  правовом"  звене  в  механизме обеспечения  эффективности  доказательственного права.  Однако этот механизм включает ряд социальных и иных факторов,  не только действующих через  нормы права,   но  и  непосредственно  влияющих  на  эффективность  процессуальной деятельности по доказыванию.  К числу этих факторов следует отнести: уровень юридической  подготовки  и  правосознания судей,  прокуроров,  следователей, адвокатов;  их морально-этические качества и психологическую характеристику; условия их жизни и трудовой деятельности; уровень организации труда в судах, органах судебного управления, прокуратуре и следственных органах, включая их структуру    и    организацию;    уровень    культуры    граждан;    уровень естественно-технических  наук,  влияющий  на   возможности   обнаружения   и исследования доказательств по уголовным делам;  эффективность юридической, в частности уголовно-правовой  и  процессуальной  науки;  наличие,  полноту  и достоверность  информации  о  "функционировании"  всех  факторов  (правовых, социальных,  научных и др. ), влияющих на достижение целей доказывания и др. Теория  доказательств  исследует в необходимых пределах эти аспекты проблемы эффективности правовой системы,  изучаемой общей теорией права и отраслевыми правовыми науками.  Теория права обосновывает, что нормы доказательственного права  в  целом  верно  отражают  состояние   соответствующих   общественных отношений  и  социальную  потребность в определенном их урегулировании.  Они наилучшим образом служат целям доказывани  Нормы  доказательственного  права могут,  конечно,  явиться объектом научной критики.  Но пока законодатель не подтвердил  правильность  такой  критики,  не  отменил  или  изменил  норму, субъекты  доказывания  не  вправе  отказыватьс  от  ее точного и неуклонного применени Это диктуется интересами  укрепления  законности  и  правопорядка. Создание  максимально целесообразных норм доказательственного права - задача законодател Ее сложность объясняется рядом причин.  Пока  еще  невозможно  с математической  точностью  рассчитать  "срок  службы"  нормы права,  поэтому отдельные нормы доказательственного права могут  отставать  от  потребностей общественного  развития,  научно-технического  прогресса;  другие  же  нормы принимаются с  некоторым  "запасом",  поэтому  они  вначале  опережают  этот процесс.  Однако  нормы  доказательственного  права  не  настолько  "жестко" регулируют процесс  доказывания,  чтобы  препятствовать  "вызреванию"  новых способов   доказывания   в   пределах   существующих   процессуальных  форм. Теоретический их анализ способствует развитию и  уточнению  отдельных  норм, институтов и практики доказывания (см. гл. 1) без какого-либо отступления от режима законности.  Фундаментальным положением теории доказательств является учение  о  нормах доказательственного права,  их видах и структуре,  которые рассматриваются на основе принципов,  выработанных общей теорией права.  При этом    теория    доказательств    стремится    выявить    специфику    норм доказательственного права.  Характер  этих  норм  определяетс  особенностями предмета правового регулирования,  т.  е. отношений в сфере доказывани В них преобладают отношения  между  органами  государства,  на  которые  возложена задача раскрыть каждое преступление, установить истину, обеспечить наказание преступников,  исключить возможность  осуждения  невиновных,  и  гражданами, которые  отстаивают  в  уголовном  деле  свои  или  представляемые  законные интересы и  (либо)  обладают  сведениями  о  преступлении.  Отсюда  вытекают основные  особенности  метода правового регулирования в области доказывания: 1)  наличие  властных  полномочий,  без  которых  органы,  ответственные  за уголовное  дело,  были  бы  лишены  возможности  отыскивать доказательства и устанавливать  истину;  2)  разветвленная  система  процессуальных  гарантий личности,  обеспечивающая  защиту законных интересов граждан,  участвующих в доказывании.  В  доказательственном   праве   преобладают   так   называемые императивные   нормы,   не   допускающие  замены  установленных  ими  правил усмотрением участников правоотношения В его нормах ясно выражено определенное правило поведения: следователь обязан предъявить обвиняемому заключение эксперта (ст. 193 УПК РСФСР); свидетели допрашиваются в суде порознь и в отсутствие еще не допрошенных свидетелей (ст. 283 УПК РСФСР) и т. д. Это - разновидность регулятивных норм.  Некоторые нормы доказательственного  права имеют  дефинитивный характер,  т.  е.  содержат определения правовых понятий (например,  ст.  69  УПК  РСФСР  дает  определение  доказательства;  ст.  83 формулирует   понятие   вещественного  доказательства).  Дефинитивные  нормы доказательственного права включаются в систему правового регулирования через посредство регулятивных норм,  оперирующих уже готовыми понятиями.  Основные формы  метода   регулирования   -   дозволение,   предписание,   запрет.   В доказательственном   праве  преобладают  предписания,  адресованные  органам государства,  ведущим  доказывание,  сочетающиеся  с  некоторыми   запретами (например,  запрещение  унижать  достоинство лица при освидетельствовании) и дополняемые системой дозволений для граждан, участвующих в доказывании.      Структура норм   доказательственного   права  в  общем  укладывается  в традиционное представление о трехчленном  строении  нормы  права  (гипотеза, диспозиция,  санкция),  хотя в отдельных случаях некоторые из этих элементов выражены в "свернутом" виде или их приходится выводить из содержания  других норм   процессуального  и  даже  материального  права  (например,  санкции). Основным    содержанием    нормы    процессуального    и,    в    частности, доказательственного   права   является   диспозиция,  т.  е.  само  правовое предписание,  дозволение,  запрет,   адресованные   определенным   лицам   и вступающие в действие при наличии определенных условий, указанных в гипотезе нормы.  Если же фактические условия реализации нормы права не  соответствуют условиям,  указанным  в  ее  гипотезе,  или  если  предписание  кем-либо  из участников правоотношения не осуществлено,  то вступает в действие  санкция, предусмотренная нормой права.       Логическая структура нормы доказательственного  права  укладывается  в общие  представления  о  норме  права  и состоит в рассуждении:  если налицо условия А.,  Б.,  В (гипотеза), то всеми субъектами из группы X. должны быть предприняты действия Г.,  Д.,  Е...  или они должны воздержаться от действий Ж., 3., И.. ; или они должны не препятствовать действиям К., Л., М... любого субъекта  из  группы У (диспозиция),  а иначе субъект 2 от имени государства принудит их к этому мерами Н., О., П. (санкции). Указанное рассуждение имеет в  виду  поведение  обязанного  лица.  Аналогичное  рассуждение  допустимо в отношении управомоченного лица.  Однако если в первом случае имеется в  виду должное поведение,  то во втором - возможное.  Эти два вида поведения всегда взаимосвязаны,  ибо  не  существует  обязанности  без  права  требовать   ее исполнения и права - без обязанности подчиняться ему.      В пределах доказательственного права действуют четыре  основные  группы норм:   1)   нормы,   устанавливающие  обязанности  органов,  осуществляющих судопроизводство,  и  одновременно  определяющие  права  этих   органов   по отношению   к   гражданам,   участвующим   в  доказывании,  другим  лицам  и учреждениям;  2) нормы,  устанавливающие  обязанности  указанных  органов  в отношении  граждан,  участвующих  в доказывании,  других лиц и учреждений 3) нормы, регулирующие отношения между самими органами, ответственными за дело, на   разных   стадиях  процесса;  4)  нормы,  регулирующие  отношения  между участвующими в доказывании гражданами и их  представителями  (под  контролем органов, ответственных за дело).      Примером норм доказательственного права,  относящихся к первой  группе, может служить следующее правило,  сформулированное в ст.  78 УПК РСФСР: если необходимы специальные познания для установления обстоятельств  дела  и  это признано  постановлением  следователя  (гипотеза),  то должна быть проведена экспертиза (диспозиция),  а если  она  не  проведена,  то  дело  может  быть возвращено   на   доследование   (процессуальная   санкция).  Примером  норм доказательственного права,  относящихся ко второй  группе,  служит  правило, сформулированное  в  ст.  159  УПК  РСФСР:  если  свидетелю  не более 14 лет (гипотеза),  то следователь обязан привлечь к участию в его допросе педагога (диспозиция);  в  противном  случае  показания  такого свидетеля должны быть признаны недопустимым доказательством (санкция). К третьей группе относится, например, следующая норма, установленная ст. 127 УПК РСФСР: если вышестоящий прокурор согласен с указаниями нижестоящего прокурора о направлении дела для предания  обвиняемого суду,  данными следователю,  который представил против них возражения (гипотеза),  то  он  должен  поручить  расследование  другому следователю (диспозиция);  в противном случае обвинительное заключение,  как не отражающее внутреннего убеждения следователя,  не может  служить  основой для  рассмотрения  в  суде  дела,  которое  должно  быть  возвращено из суда прокурору (санкция).  Примером норм четвертой группы может  служить  правило ст.  ст.  288-289 УПК РСФСР:  если экспертиза проведена,  эксперт представил суду  свое  заключение,  а  обвиняемый  желает   задать   эксперту   вопросы (гипотеза),  то  суд  должен  предоставить ему такую возможность,  и эксперт должен ответить на вопросы  обвиняемого  (диспозиция);  в  противном  случае приговор  может  быть  отменен  либо  может  быть  вынесено частное (особое) определение (санкция).  Во всех приведенных примерах структура правовых норм выражена  через  обязанность,  т.  е.  через  должное поведение,  являющееся активным элементом правопорядка,  но она может быть выражена и через  право. Многие  нормы  доказательственного  права на первый взгляд не укладываются в упомянутую трехчленную структуру юридических  норм.  Например,  следователь, прокурор,   суд  вправе  при  наличии  оснований  провести  осмотр,  допрос, освидетельствование,  экспертизу и т. д. соблюдая при этом такие-то правила. В  этих  нормах,  казалось  бы,  опущены  гипотезы.  Гипотезы  правовых норм указывают в общем виде  юридические  факты  (действия,  события,  состояния, юридические  акты,  при наличии которых норма права может быть реализована в правоотношении).  Гипотезы  нередко  бывают  сложными,   включающими   целый комплекс условий,  при которых могут быть реализованы требования диспозиций. Но встречаются простые гипотезы,  а  некоторые  из  них  "скрыты"  в  тексте закона,  и их "выявление" требует анализа.  Если иметь это в виду,  то ясно, что нормы доказательственного права не обходятся без гипотез.  В  частности, все  нормы,  на  основании  которых следователь,  прокурор,  суд имеют право проводить различные следственные (судебные) действия,  применяются лишь  при наличии  оснований  для  их  проведени Указанные основания образуют гипотезы этих норм доказательственного права. Например, если есть данные, указывающие на   реальную   возможность   обнаружения   следов   преступления   на  теле определенного человека и следователь указал на это в  своем  постановлении), то  это  и  есть  гипотеза,  наличие  которой  служит  необходимым  условием проведения  освидетельствовани  Достаточность   оснований   для   проведения следственных  (судебных)  действий по обнаружению доказательств раскрывается через теорию доказательств,  которая таким образом активно влияет на процесс доказывани  Во  многих  нормах  доказательственного права есть две гипотезы: одна является условием реализации диспозиции,  а  другая  -  санкции.  Перва имеет  в  виду  юридический  факт,  который  сам  по  себе  не  является  ни правомерным,   ни   противоправным.   Вторая   -    всегда    процессуальное правонарушение, которое должно влечь за собой применение санкций. Исполнение предписаний процессуального закона  обеспечивается  возможностью  применения санкций:   а)   процессуальных,  б)  дисциплинарных,  в)  уголовно-правовых. Процессуальные санкции могут быть  двух  видов.  Первый  вид  применяется  в отношении действий и актов должностных лиц,  ответственных за доказывание по уголовному делу,  второй - в отношении граждан, участвующих в доказывании. К первому   виду   санкций  относятся:  а)  аннулирование  доказательственного значения следственных и судебных действий,  произведенных  при  существенном нарушении  форм  судопроизводства (институт допустимости доказательств);  б) отмена приговора и возвращение дела на доследование или новое рассмотрение в суде  первой,  второй  или  надзорной инстанции;  в) вынесение судом частных определений в отношении должностных лиц,  нарушивших процессуальный  порядок доказывания;   г)  оправдательный  приговор  и  прекращение  судом  дела  по реабилитирующим основаниям;  д) отмена прокурором следственных актов.  Общим для  процессуальных санкций первого вида является аннулирование юридического значения актов и действий  органов,  осуществляющих  судопроизводство,  если контролирующий или надзирающий орган придет к выводу,  что они незаконны или необоснованны.  Процессуальной санкцией в отношении граждан,  не выполняющих свои  обязанности  в доказывании,  может служить процессуальное принуждение. Многие авторы отождествляют процессуальное принуждение и  те  процессуальные действия,   в   ходе   которых  оно  может  быть  применено  (но  не  всегда применяется). Так, к мерам процессуального принуждения помимо мер пресечения довольно часто относят обыск,  выемку, получение образцов для сравнительного исследования и т.  д. хотя известно, что эти процессуальные действия могут и не сопровождаться принуждением.       С другой  стороны,  меры  процессуального   принуждения   могут   быть применены  для  обеспечения  беспрепятственного осуществления тех судебных и следственных действий,  которые в теории обычно с принуждением не связываютс Так,  осмотр  места  происшестви  может  быть  проведен принудительно,  если кто-либо  этому  препятствует.   Меры   процессуального   принуждения   дают возможность   следователю,   прокурору,  суду  преодолевать  противодействие граждан  и  должностных  лиц  в  случаях,  когда  последние   не   выполняют возложенных  на  них  законом  процессуальных  обязанностей.  Эти меры можно рассматривать  как  разновидность  процессуальных  санкций,   обеспечивающих реализацию права органа, ответственного за уголовное дело, и соответствующей обязанности  гражданина  в  процессуальном  правоотношении.  Таким  образом, процессуальные    санкции   обеспечивают   беспрепятственное   осуществление доказывания органами государства,  ответственными  за  дело  (процессуальное принуждение),   либо   предупреждают   и  устраняют  нарушени  законности  в доказывании  со  стороны  лиц,  ответственных  за  уголовное   дело,   путем аннулирования   незаконных   и   необоснованных   актов.   Соблюдение   норм доказательственного права обеспечивается возможностью применения  санкций  и из  других  отраслей  права.  Причем  сама  постановка вопроса об этом может осуществляться  в  рамках  процессуальных  санкций  (представление,  частное определение).  Дисциплинарные санкции могут быть применены в отношении лица, производящего дознание,  следователя,  прокурора,  судьи, а также адвоката и эксперта,   работающего   в  экспертном  учреждении,  если  они  ненадлежаще выполняют свои обязанности в доказывании.  Уголовно-правовые  санкции  могут быть  применены  как  к  должностным лицам,  ответственным за дело,  так и к должностным лицам и гражданам,  участвующим  в  деле,  если  допущенные  ими нарушения   процессуального   порядка   доказывания   представляют  уголовно наказуемые  деяни  Предпосылками  возникновения  правоотношений  в   области доказывания   являются:  1)  наличие  нормы  доказательственного  права;  2) правосубъектность  как  способность  будущего  участника  правоотношения   к обладанию правами;  3) наличие юридического факта, с которым закон связывает возникновение правоотношени Правосубъектностью обладают все лица,  которые в случае возбуждени уголовного дела могут стать субъектами процессуальных прав в правоотношениях с другими лицами и органами. Субъекты доказывания и другие принимающие  в  ном  участие  лица  правосубъектны  при наличии определенных условий - своего  рода  "юридических  фактов  правосубъектности".  Условиями правосубъектности   следователя  и  прокурора  являются:  назначение  их  на должность в установленном порядке,  факт возбуждения  и  принятия  к  своему производству  уголовного  дела,  отсутствие  оснований  для  отвода.  Услови правосубъектности судьи:  избрание  на  должность  в  установленном  законом порядке,   отсутствие   оснований  для  отвода  и  принятие  дела  к  своему производству (акт предания суду).  Следователь,  прокурор, судьи должны сами осуществлять  свои  процессуальные  права,  поэтому  их  правоспособность  и дееспособность слиты в понятии правосубъектности.  Условия правосубъектности обвиняемого:    достижение   лицом   возраста   уголовной   ответственности, вменяемость и  привлечение  лица  в  качестве  обвиняемого  в  установленном законом порядке; потерпевшего - признание лица потерпевшим от преступления в установленном законом порядке;  свидетеля - способность лица воспринимать  и воспроизводить  фактические  данные,  являющиеся доказательствами,  вызов на допрос  в  установленном  законом  порядке;  эксперта  -  компетентность   и незаинтересованность  в  исходе  дела,  назначение  в  установленном законом порядке.  Применительно к обвиняемому и потерпевшему имеет  смысл  различать правоспособность   и   дееспособность.   Обвиняемый,   если   он  не  достиг совершеннолетия либо страдает  физическими  или  психическими  недостатками, лишающими  его  возможности полностью использовать свое право на защиту,  не может  отказаться  от  защитника,  если  суд  считает  его  участие  в  деле необходимым.  В  данном  случае  органу,  осуществляющему  судопроизводство, принадлежит  право  ограничить  дееспособность  подсудимого.  Малолетние   и душевнобольные  потерпевшие  обладают  всем  комплексом  процессуальных прав потерпевшего,  но не в состоянии его полностью реализовать.  Этот вопрос  не урегулирован  в  законе.  Представляется,  что  малолетние  и душевнобольные потерпевшие по постановлению следователя или  определению  суда  могут  быть признаны  недееспособными  или ограниченно дееспособными (с точным указанием характера ограничений).  При этом обязательно участие в  деле  представителя потерпевшего.      Доказательственное право  реализуется  в  трех  формах:  1)  его  нормы непосредственно,   вне  правоотношений,  превентивно  воздействуют  на  лиц, участвующих  в  доказывании;  2)  в  форме  правоотношений   (основной   вид реализации),  связывающих орган,  ответственный за уголовное дело, с лицами, участвующими в доказывании;  3) в форме  реализации  односторонних  властных полномочий   органа,   осуществляющего   судопроизводство,  направленных  на установление  некоторых  юридических  фактов,  но  не  связывающих   его   в правоотношение  с  другими  лицами,  участвующими в доказывании,  это влечет правоотношение  между  органом,  ответственным  за   дело,   и   вышестоящим контролирующим или надзирающим органом государства.       Непосредственное воздействие   норм   доказательственного   права   на субъектов   доказывания   состоит  в  том,  что  они  еще  до  возникновения правоотношений требуют от этих лиц сообразовывать свое поведение в уголовном процессе с положениями советского права. Тем самым предупреждается нарушение норм  доказательственного  права  со  стороны  должностных  лиц  и  граждан. Основная  форма  реализации норм доказательственного права - правоотношения, т.  е.  урегулированные правом общественные отношения в сфере  доказывани  В большинстве  случаев  правоотношения в области доказывания возникают по воле органа,  ответственного  за  дело,  который  вступает  в  правовую  связь  с участниками процесса,  чтобы по лучить от них доказательства и в то же время обеспечить  их  права  в  доказывании.  Во  многих  случаях   правоотношения возникают  по  инициативе граждан,  участвующих в доказывании (подача жалоб, заявление ходатайств и т. д. ). Юридически содержанием правоотношения (в том числе  в  сфере  доказывания)  являютс  субъективное  право  и  субъективная обязанность,  не отделимые друг от друга:  если есть субъективное право,  то должна  быть и субъективная обязанность,  обеспечивающая его реализацию,  и, наоборот,  нет субъективной обязанности без права требовать ее  осуществлени Субъективное  право  включает  три  возможности:  1)  возможность совершения определенных  действий  управомоченным  лицом;  2)   возможность   требовать определенного  поведения  от  обязанного  лица;  3) возможность прибегнуть к принудительной силе государства  для  обеспечения  реализации  субъективного права.       Если субъективное право выражает возможное поведение,  то субъективная обязанность - должное поведение, реализуемое либо через действие, либо через бездействие  обязанного  лица.  В  целом   эта   конструкция   характеризует содержание право отношений и в области доказывания по уголовным делам.  Так, свидетель после его допроса следователем  имеет  следующие  возможности:  1) изложить свои показания собственноручно;  2) требовать от следователя, чтобы он обеспечил  реализацию  этой  возможности;  3)  обратитьс  к  прокурору  с жалобой, если первые две возможности остались нереализованными. Однако общая теоретическая схема субъективного права и субъективной  обязанности  требует некоторого корректива с учетом специфики правоотношений в области доказывани Во-первых,  наличие первой  возможности,  а  именно  возможности  совершения определенных  действий,  не  всегда входит в со держание субъективного права участника процесса доказывания,  который  иногда  никаких  действий  сам  не совершает, а лишь требует их совершения от другого субъекта. Так, обвиняемый имеет  право  требовать,  чтобы  в  обвинительном  заключении  были  указаны доказательства,  на  которых  основано  обвинение,  и  жаловаться по данному поводу прокурору (вторая и третья возможность),  однако сам он во исполнение этого субъективного права никаких действий не предпринимает. Во-вторых, если орган государства,  ответственный за уголовное дело,  обладает  субъективным правом,  а лицо,  участвующее в доказывании,  - обязанностью,  то реализация права,  как  правило,  зависит  от  самого  органа  государства  и  ему  нет надобности   прибегать  к  содействию  других  органов  государства  (третья возможность сливается со  второй).  В-третьих,  субъективная  обязанность  в доказывании  реализуется  главным  образом  через  действия  обязанного лица (составить протокол, явиться на допрос и дать показания, провести экспертизу и т.  д.  ). Лишь в некоторых случаях субъективная обязанность в доказывании реализуется  через  воздержание  от  определенных  действий  (не  перелагать обязанность   доказывания  на  обвиняемого,  не  привлекать  для  проведения экспертизы лицо,  заинтересованное в исходе дела,  и т.  д.  ).  Но при этом указанное   воздержание  от  действия  всегда  сопровождается  действиями  в дозволенном за коном направлении.       Правоотношения в  области  доказывания могут юридически связывать:  1) орган,  ответственный за  уголовное  дело,  с  гражданами  и  организациями, участвующими в доказывании или имеющими право на уведомление об определенных действиях по доказыванию,  и т.  п.  ;  2) орган, ответственный за уголовное дело,  с  контролирующим  или  надзирающим  органом государства;  3) граждан (организаций), участвующих в доказывании, между собой; 4) контролирующий или надзирающий орган с гражданами (организациями),  участвующими в доказывании, или с другими лицами,  имеющими право обжаловать  действия  по  доказыванию. Первая  группа  правоотношений - основная,  определяющая юридическую природу отношений по доказыванию.  В эту группу  входят  правоотношения,  в  которых орган   государства,   ответственный   за   дело,  является  правообладающим субъектом, а граждане и организации, участвующие в доказывании, - обязанными субъектами,  и  правоотношения,  в  которых обладателями субъективного права являются  граждане  и  организации,  участвующие  в  доказывании,  а  орган, ответственный   за   дело,   должен  осуществлять  обязанность.  Первый  вид правоотношений возникает в результате реализации органом,  ответственным  за дело,  своих полномочий по отысканию, проверке и исследованию доказательств. Предъявля к гражданам различного рода требования,  орган,  ответственный  за дело,  устанавливает  с  ними  многочисленные правоотношения,  в которых они выполняют   свои    процессуальные    обязанности.    Так    устанавливаются правоотношения  со  свидетелями  и  потерпевшими,  обязанными явиться и дать показания,  обыскиваемыми,  которые должны выдать соответствующие предметы и документы,   экспертами,   которые  обязаны  провести  исследования  и  дать заключения, и т. д. Однако орган, ответственный за дело, лишь по отношению к участникам  доказывания,  к  которым обращены его требования,  выступает как управомоченный субъект;  по отношению же к государству он субъект обязанный, так    как    вызвать    свидетеля,    допросить    его,   провести   обыск, освидетельствование,  экспертизу, другие процессуальные действия при наличии к  этому  оснований  -  это  не  только его право в отношении граждан,  но и обязанность по отношению к государству.  Поэтому,  выступая по  отношению  к гражданам  как  субъект права,  орган,  ответственный за дело,  одновременно является субъектом обязанности в его правоотношении  с  государством.  Таким образом возникают два правоотношения, порождаемые одним и тем же юридическим фактом.  Другая  разновидность  той  же  группы  правоотношений  связана   с процессуальными гарантиями личности в доказывании.  Орган,  ответственный за дело,  должен так осуществлять доказывание, чтобы при этом не страдали права и  законные интересы личности (в том числе возможность добиватьс правильного разрешения дела).  Поэтому  граждане,  участвующие  в  доказывании,  в  свою очередь, обладают системой прав в их правоотношениях с органами государства, осуществляющими судопроизводство, которые в этих случаях являются обязанными субъектами.  Так,  всем  элементам права обвиняемого на защиту соответствует обязанность  следователя,  прокурора,  суда   обеспечить   для   обвиняемого возможность  защищаться  от  обвинения,  реализуемая  через посредство целой серии правоотношений этих органов с  обвиняемым  и  его  защитником.  Равным образом и права потерпевшего,  свидетеля, эксперта, других лиц в доказывании реализуются не иначе как через посредство правоотношений,  в которых органы, ответственные за дело, являются субъектами обязанностей. Защита субъективных прав граждан в доказывании не  менее  важна,  чем  реализация  прав  органов государства,  ведущих  процесс.  Те  и  другие права образуют единую систему социалистического  правопорядка   в   доказывании,   представляющего   собой "реальную  жизнь"  доказательственного  права.  Вторая группа правоотношений (органов  государства  между  собой)  представляет  как  бы  "второй   план" отношений  органов,  ответственных  за  дело,  с гражданами и организациями, участвующими в доказывании или имеющими определенные права  в  связи  с  его ходом  и результатами.  Необходимо только добавить,  что правоотношения этой группы могут возникать и не в связи с отношениями граждан и  государственных органов.  Эти  органы непосредственно вступают в правоотношения между собой. Так, прокурор вправе потребовать дело для ознакомления, а следователь обязан при  наличии  такого  требования  передать  его прокурору,  хотя бы никто из участвующих в доказывании лиц об  этом  и  не  ходатайствовал.  Двусторонние правоотношения  возникают  также между прокурором и судом,  судами различных инстанций,  должностными лицами,  имеющими право на принесение  протеста,  и вышестоящими  судами  и  т.  д.  Третья  группа правоотношений в доказывании (правоотношения между  самими  гражданами  и  иными  лицами,  организациями, участвующими  в  доказывании)  возникает  не  иначе  как  с разрешения и под контролем следователя,  прокурора, суда. Это - трехсторонние правоотношения, имеющие  как  бы  "форму"  равнобедренного  треугольника,  где вершина - суд (прокурор,  следователь),  а две  крайние  точки  основания-лица  и  органы, участвующие в доказывании.  Получив согласие суда (прокурора,  следователя), лица,  участвующие в  доказывании,  общаются  между  собой  непосредственно, осуществля   при  этом  права  и  обязанности.  Так,  прокурор,  обвиняемый, потерпевший, другие участники судебного разбирательства имеют право задавать вопросы  свидетелям  и экспертам,  а последние обязаны на них отвечать.  Суд контролирует  это  правоотношение  (он  вправе  отвести  вопросы,   заданные свидетелям  и  экспертам,  и  вообще  прекратить их допрос).  Правоотношения четвертой группы  (граждан  и  организаций  с  органами,  контролирующими  и надзирающими за доказыванием) обычно связаны с жалобами и ходатайствами. Они могут влечь затем возникновение  отношений  второй  группы.  Таким  образом, правоотношения   в   области   доказывания   возникают   и  развиваются  при обязательном участии органа,  ответственного за дело. Процесс доказывания со стороны  его  юридической  формы  есть  процесс развития правоотношений - их возникновения,  изменения,  прекращения, направляемый органом, ответственным за  дело.  Юридические  факты,  необходимые  для  возникновения  и  развития правоотношений  в  сфере   доказывания,   специально   устанавливаются   или признаются существующими органом,  ответственным за дело.  Так,  следователь констатирует  в  соответствующих  постановлениях  такие  юридические  факты, которые влекут появление у него права на выемку и обыск (наличие достаточных данных,  что  определенные  вещи  находятся  у  данного  лица),   проведение экспертизы   (наличие   обстоятельств,  которые  устанавливаются  на  основе специальных познаний) и т.  д.  Юридические факты, изменяющие процессуальное положение лица или влекущие переход уголовного дела в другую стадию процесса и  порождающие  целую  серию  правоотношений,  излагаются  соответственно  в постановлении   о   привлечении   в   качестве   обвиняемого,  обвинительном заключении,  приговоре.  Юридическим фактом считается не только  фактическое основание для тех или иных процессуальных действий, но и процессуальный акт, констатирующий  наличие  этого  основания  (так  называемый  сложный  состав юридического  факта).  Указанные  выше  и  многие другие процессуальные акты органов,  ответственных за дело,  - не только юридические факты,  но и  акты применени  ими  процессуального и,  в частности,  доказательственного права, открывающие   возможность   беспрепятственного   развития    соответствующих правоотношений.   Одним   из  обязательных  участников  этих  правоотношений является орган,  осуществляющий производство по делу.  Акты применения права этого рода - правообразующие.  Другая разновидность актов применения права - правообеспечительные. Они открывают возможность применения в доказывании мер процессуального  принуждения (например,  постановление следователя о приводе свидетеля). Некоторые акты применения доказательственного права одновременно правообразующие и правообеспечительные (например, постановление о проведении обыска порождает  субъективные  права  и  обязанности  в  правоприменении  и одновременно  служит основанием для применения процессуального принуждения). В некоторых сферах общественной  жизни  приобретает  особо  важное  значение государственный   контроль   за   развитием   правоотношений,   в  частности установлением  юридических  фактов,  открывающих  возможность   пользоваться субъективными правами и нести обязанности.  Доказывание в уголовном процессе относится именно к  этим  областям  общественной  жизни.  В  доказывании  по уголовным  делам юридические факты,  порождающие,  изменяющие и прекращающие правоотношения,  как правило,  устанавливаются органами,  ответственными  за дело,  с помощью специальных актов применения доказательственного права. Все постановления и определения органов,  ответственных за дело, являются актами применения  права,  позволяющими  развиваться правоотношениям в доказывании. Деятельность органа,  ответственного за дело, связанная с осуществлением его властных  полномочий  в  доказывании при установлении юридических фактов,  в известной  мере  протекает  и  вне  его  правоотношений  с  участвующими   в доказывании  лицами  и  поэтому  является  самостоятельной  (третьей) формой реализации норм доказательственного права.  В тот  момент,  например,  когда следователь   выносит  постановление  о  назначении  экспертизы,  проведении освидетельствования, обыска, выемки и т. д., констатируя наличие достаточных оснований для проведения этих процессуальных действий,  он односторонне (вне правоотношения) реализует свои властные  полномочи  Эта  его  процессуальная деятельность хотя и направлена на установление правоотношения соответственно с экспертом,  освидетельствуемым,  обыскиваемым и т.  д.,  однако  пока  еще находится за пределами этого правоотношения, предшествует его возникновение.

        ¶N 3.   КЛАССОВАЯ   СУЩНОСТЬ  БУРЖУАЗНОГО  ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕННОГО  ПРАВА  И§ БУРЖУАЗНОЙ ТЕОРИИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

      Несмотря на значительные  различия  правового  регулирования  процесса доказывания  в  английском  и  американском  праве  и  в  правовых  системах буржуазных европейских государств,  их классовая сущность,  происхождение  и социальная  функция  одинаковы.  "Формы  буржуазных  государств  чрезвычайно разнообразны,  но суть их одна,  - писал В.  И. Ленин, - все эти государства являются  так  или  иначе,  но  в  последнем  счете  обязательно  диктатурой буржуазии.  Классовая   сущность   буржуазного   доказательственного   права объективно связана с его процессуальной формой. Однако эта связь не является однозначной в том смысле,  что классовое со  держание  не  предопределяет  с неизбежностью детали конкретной процессуальной формы.  В противном случае не было бы такого разнообразия процессуальных институтов в  пределах  одного  и того  же  исторического типа уголовного процесса.  Не претендуя на детальное рассмотрение  вопроса  о  соотношении  формы  и  содержания   в   буржуазном доказательственном праве, мы ограничимся лишь некоторыми общими замечаниями. Следует  прежде  всего  иметь  в  виду,  что  законодательная  регламентация конкретного института доказательственного права в том или ином аспекте может не совпадать с практикой его применения,  как могут  не  совпадать  и  общие нормы декларативного содержания с регламентацией конкретных вопросов.  Тогда можно говорить как бы о двух процессуальных формах:  реальной и номинальной. Такая  ситуация  особенно характерна для США,  поскольку все предварительное производство там осуществляется  полицией,  которая  формально  не  является органом  предварительного расследования и ее деятельность регламентирована в минимальной степени.  Но и в других  буржуазных  государствах,  где  порядок предварительного  следствия  подробно  регламентирован законом,  имеют место упрощения  процедуры,  связанные   с   фактическим   отказом   от   основных процессуальных гарантий.  Примером может служить регламентация в УПК Франции производства дознания о так называемых очевидных преступлениях и проступках. Эти    явления   представляют   собой   неизбежное   следствие   исторически закономерного процесса свертывания демократических институтов,  возникших  в домонополистический период развития капитализма, с одной стороны, а с другой - формального характера самих этих институтов,  представляющих декларативный "фасад"  буржуазного  процесса  (см.  также  гл.  1).  Решить  вопрос о том. является  ли  данный  процессуальный  институт   реально   действующим   или декларативным  (номинальным),  можно  лишь  на  основе данных о практике его приме нени Только изучение нормативной регламентации в сочетании с  реальным функционированием   системы   уголовной  юстиции  дает  возможность  выявить классовую сущность последней.  Анализ  одного  лишь  нормативного  материала недостаточен  для  этого.  Если  реально  действующий  порядок доказывания в уголовном процессе эксплуататорских государств прежде всего  приспособлен  к достижению    классовых   задач   судопроизводства,   номинальные   элементы процессуальной формы предназначены дл  другого.  Их  первоочередная  цель  - оказание   идеологического   воздействия   на  массы,  поддержание  престижа буржуазного судопроизводства и иллюзий о его "надклассовом" характере.  Надо вместе  с  тем  подчеркнуть,  что  "водораздел" между реально действующими и номинально декларативными институтами буржуазного доказательственного  права носит относительный характер. Как правило, он, с одной стороны, определяется социальной принадлежностью лиц, преследуемых в уголовном порядке, а с другой - соотношением классовых сил в конкретный исторический период. Это означает, что процессуальный институт,  использование которого  фактически  недоступно обвиняемому,  не  относящемуся  к привилегированным слоям общества,  реально действует,  когда  на  скамье  подсудимых   оказывается   лицо,   обладающее достаточным   социальным  "весом".  Кроме  того,  успехи  прогрессивных  сил побуждают в ряде случаев правящие круги  ради  сохранения  системы  в  целом изменять  сферу  реального  действия  провозглашенных  прав  личности  и  их процессуальных гарантий.  В  Программе  Коммунистической  партии  Советского Союза  указывается:  "В  новой  исторической обстановке рабочий класс многих стран еще до свержения капитализма может  навязать  буржуазии  осуществление таких  мер,  которые,  выходя  за  пределы  обычных реформ,  имеют жизненное значение как для рабочего класса и развития его дальнейшей борьбы за  победу революции,  за социализм,  так и для большинства нации".  Таким образом, при неизменной правовой регламентации реально существующий процесс доказывания в уголовном   судопроизводстве   может  изменяться,  отражая  колебания  общей социально-политической обстановки.  Разрыв между стабильным текстом нормы  и меняющейся    практикой    ее    применения,    как   правило,   заполняется соответствующими теоретическими построениями, позволяющими сужать, расширять или  иным  образом  изменять  действие  правовой  нормы  Эта  служебная роль буржуазных теоретических  концепций  отчетливо  проявляется  и  в  трактовке такого  исходного понятия,  как "законность судопроизводства".  Американская правовая доктрина,  например,  исходит из различной  степени  обязательности отдельных  процессуальных норм в интересах "жесткой" борьбы с преступностью. Так,  в фундаментальном курсе уголовного права и процесса проф.  М. Бассиони различаются  "три  понятия":  "исходные"  (основные) права,  "процессуальные права",  поскольку они  с  неизбежностью  вытекают  из  "исходных  прав",  и "процедурные   нормы".   По  мнению  Бассиони,  три  группы  правовых  норм, соответствующих этим понятиям,  "играют различную роль" и  за  их  нарушения следуют различные по своему характеру санкции. При этом вопрос о фактических последствиях допущенных нарушений для интересов истины практически  обходитс Эта  классификация,  понятно,  распространяется  и  на  нормы,  определяющие возможность  использования  различных  данных  в   качестве   доказательств, предоставля суду широкие возможности использовать для доказывания те данные, которые выгодны в той или иной ситуации господствующему  классу.  Полная  (и нарочитая)  неопределенность  царит в вопросе о разграничении процессуальных прав,  вытекающих из конституционных положений  и  процессуальных  норм.  По существу  оценка  их  нарушения  отдана  на волю судейского усмотрени Отсюда противоречивость в оценке значения одного и того же процедурного  правила  и последствий  его  нарушени  Таким  образом,  практическое  решение вопроса о соотношении конституционного положения,  вытекающих из  него  процессуальных прав  и конкретной процессуальной нормы проходит несколько этапов судейского толкования:  1) формулирование (или  поиски  установленных)  стандартов,  2) установление  критериев и 3) оценка с этих позиций конкретной процессуальной нормы и последствий ее нарушени В результате формально неизменные  положения Конституции  США  приобретают  в процессе их толкования существенно отличное содержание.  Разграничение "прав" и "процедурных  норм"  представляет  собой разновидность  свойственного  буржуазной  правовой теории противопоставления "буквы" и "духа" закона,  "формы" и "существа". Как конкретно контролируется это противопоставление "формы" и "существа",  видно из следующих рассуждений Бассиони.  "Современное  уголовное  судопроизводство,  -  утверждает  он,  - слишком  глубоко  озабочено  процедурными  формами,  благодар  использованию которых обвиняемый может быть признан виновным или невиновным в узких рамках установленных правил и стандартов".  Другими словами, по распространенному в американской   теории   доказательств   мнению,   процессуальные    санкции, применяемые    в   результате   нарушения   установленных   законом   правил судопроизводства (например,  признание доказательства  недопустимым  в  силу того,  что  оно  было  получено  с  нарушением  закона),  якобы препятствуют установлению истины,  в результате чего виновный избегает ответственности, а интересам  общества  наносится ущерб.  Трактовка процессуальных гарантий как обременительных   "формальностей",   препятствующих    достижению    истины, представляет  собой  одно  из наиболее откровенных проявлений усиливающегося наступления на права личности в современном буржуазном  обществе.  Такие  же тенденции  в  теории и в практике доказывания можно проследить в современной Англии.  Они подробно рассмотрены  в  книге  Н.  Н.  Полянского  посвященной исследованию уголовного права и уголовного суда Англии. Наиболее откровенное выражение общего кризиса законности,  характерного для эпохи империализма, в уголовно-процессуальной доктрине представляет концепция уголовного процесса, как "контроля над преступностью". Изобличение преступника объявляется высшей ценностью,   а   допущенные  при  этом  нарушения  правил  -  "технической", формальной ошибкой.  Соответственно пересматривается и  дается  иная  оценка состязательной  форме процесса,  роли суда и т.  д.  В частности,  концепция уголовного процесса как "контроля над преступностью" переносит центр тяжести на  деятельность  органов  расследования,  отводя  суду  фактически  роль по "оформлению" результатов последней.  Характерны, в частности, многочисленные суждения    в    теоретических    работах,   подхватываемые   практикой,   о необязательности  проверки  заявлений  относительно  применения   незаконных методов  допроса  и  необязательности  аннулирования признания,  полученного незаконным   путем.   Выступления   в   теоретической   литературе    против состязательности  и  ее  использования  для выявления и устранения нарушений процедуры доказывания мы находим и в континентальных странах,  в частности в ФРГ, Франции. Вместе с тем, поскольку слишком резкий, отход от традиционного взгляда на ценность процессуальных гарантий мог  бы  причинить  существенный ущерб  функции идеологического воздействия буржуазного правосудия,  в теории была  выдвинута  концепция   уголовного   процесса   как   "баланса"   между необходимостью защищать права личности и бороться с преступностью. Поскольку этот  "баланс"  трактуется  весьма  неопределенно,  новая  концепция  обрела достаточную  гибкость,  позволяющую класть ее в основу прямо противоположных решений.   Сторонники   концепции   уголовного   процесса   как   "баланса", "компромисса" интересов личности и государства,  как правило,  признают, что необходимость соблюдать требования "должной правовой процедуры усложняет,  а во  многих  случаях  и  мешает  работе  суда".  И хотя на словах общий вывод делается в пользу соблюдения указанных требований,  само  противопоставление "эффективности судопроизводства" гарантиям прав личности заранее оправдывает любые  отступления  от  законной   процедуры,   продиктованные   "интересами практики".       Коренной подрыв   режима   законности   теоретически   маскируется   и чрезвычайной неопределенностью самого понятия надлежащего (должного) порядка судопроизводства.  Так,  по   мнению   видного   американского   юриста   Ф. Франк-фуртера,   "должная  правова  процедура  представляет  собой  то,  что согласовывается с представлениями о добре  и  справедливости",  причем  "чем более  основополагающими  являются такие представления,  тем менее вероятно, что они будут точно сформулированы,  но уважение  к  ним  являетс  сущностью положения о. должной правовой процедуре". Иными словами, содержание "должной правовой процедуры" предстает как набор оценочных понятий,  соотносимых не с правовыми нормами,  а с моральными категориями. По словам другого известного американского  юриста  Кардоцо,  содержание   и   значение   конституционных положений "варьируются от века к веку". Кардоцо подчеркивает, что толкование конституционных положений "смотрит сквозь преходящие частности и познает  то постоянное,  что  лежит позади них".  Оно "дополняет Конституцию и заполняет пробелы при помощи того  же  самого  процесса  и  методов,  которые  создали обычное  право".  Таким  образом,  в  концепции  буржуазных  юристов  прочно внедрилось деление процессуальных норм  на  "обязательные"  (необходимые)  и "необязательные", как и обоснование правомерности субъективного усмотрения в этих  вопросах  органов,  осуществляющих  уголовное  судопроизводство.  Учет изложенных положений необходим при оценке тех изменений,  которые происходят в буржуазном доказательственном праве. Принятие отдельных норм, отличающихся внешней  демократичностью,  еще  не означает,  что произошли соответствующие перемены в практике судопроизводства.  Приведем лишь  один  пример.  Начиная приблизительно  с  1963 года,  Верховный суд США вынес ряд решений,  которые признали,  что  не  только  в  федеральных  судах,  но  и  в  судах   штатов доказательства,   добытые  в  результате  незаконного  обыска,  должны  быть признаны недопустимыми,  что обвиняемый  имеет  право  пользоваться  помощью защитника,  что  свидетель  имеет  право  не отвечать на вопросы,  прямо или косвенно уличающие его в совершении преступления,  и т. д. Основная причина, побудившая Верховный суд принять указанные решения, заключалась в стремлении повысить престиж буржуазного суда  и  тем  самым  способствовать  укреплению капиталистической общественной системы.       Указанные решения,   несмотря    на    их    непоследовательность    и половинчатость,  были  положительным  явлением  в  общественной  жизни  США, поскольку    они    в    какой-то    мере    способствовали    использованию буржуазно-демократических  институтов  прогрессивными организациями в борьбе против  полицейского  террора.  Однако  в  силу  очевидного  преобладания  в политической  жизни  США  реакционных  тенденций  попытка  усовершенствовать процедуру судопроизводства в судах штатов не  только  не  была  доведена  до конца, но вскоре сменилась стремлением прямо или косвенно аннулировать ранее принятые решени К  этому  необходимо  добавить,  что  названные  решения  по вопросам  "должной  правовой процедуры" в значительно большей мере затронули юридическую теорию,  чем практику органов юстиции.  Решения Верховного  суда нередко  игнорировались  местными  судами  и  полицией  или  же  применялись настолько формально что не порождали  каких-либо  изменений  в  существующей практике.  Так,  решение Верховного суда США по делу Миранды (июнь 1966 г. ) обязывало полицию разъяснить задержанному,  что он имеет право  пользоваться помощью адвоката и что, если у задержанного нет денег, чтобы оплатить услуги адвоката, последний может быть бесплатно назначен судом. Однако оно мало что изменило  в  полицейской  практике.  Исследование,  проведенное сотрудниками Джорджтаунского института уголовного права и процесса,  показало, что только 7%  из  15430  лиц,  арестованных  в течение 1967 года по обвинению в тяжких преступлениях  в  федеральном  округе  Колумбия,   заявили   требование   об обеспечении  их  адвокатом.  Авторы  исследования  выяснили,  что  требуемое Верховным судом разъяснение  прав  делается  полицией  в  такой  форме,  что арестованные не понимают его смысла,  а если даже и понимают, то не считают, что оно относится и к ним В 1965 году в решении Верховного суда США по  делу Полтора право обвиняемого на очную ставку с лицами,  дающими неблагоприятные для него показания,  закрепленное в VI  поправке  к  Конституции  США,  было признано обязательным дл судов штатов. В 1970 году в решении по делу Даттона Верховный суд  фактически  отошел  от  этого  правила,  оценивая  законность судебных   действий   не   с   позиций   VI   поправки,  а  применительно  к законодательству, действующему в штате.       При этом  следует  иметь  в  виду,  что  даже сами американские юристы оценивают резко отрицательно некоторые черты судопроизводства  в  штатах,  в частности   антидемократичность  отдельных  норм  доказательственного  права штатов  (например,   признание   допустимыми   вещественных   доказательств, полученных  в результате незаконного обыска,  разрешение использовать записи подслушанных разговоров и т. д. ). Таким образом, рассуждения о суверенитете штатов,  об  ограничении  якобы  "беспрецедентного"  права  Верховного  суда контролировать судопроизводство в штатах, по существу, лишь маскируют победу реакционных тенденций в практике уголовной юстиции.  Тенденция к свертыванию демократических процессуальных институтов и гарантий проявляется не только в США.  Об этом писал,  в частности, Н. Н. Полянский, характеризуя изменения в английском процессуальном законодательстве  послевоенных  лет,  связанные  с отказом  от  традиционных  гарантий уголовного правосудия Англии.  В связи с вопросом о роли и значении процессуальной  формы  для  достижения  классовых задач судопроизводства уместно вспомнить указание В.  И.  Ленина о том,  что марксист должен видеть,  когда речь идет о тех  или  иных  капиталистических государствах,  разницу  "между  степенями  демократизма  и  между  различным характером той или иной формы его...  ". Эту разницу необходимо видеть и при оценке  процессуальных  форм  в  пределах  одной  и той же правовой системы. Например,  во Франции наметилась  тенденция  к  подмене  судебной  процедуры медико-психологической  экспертизой.  Принятый  в  1958  году  УПК Франции и некоторые  позднейшие  нормы,  дополнившие  его,  фактически  узаконили  эту тенденцию.  Понятно,  что  таким  образом  существенно изменилось содержание предмета  доказывания  по  делу  (теперь  на  первый  план  при  доказывании выдвигается  комплекс обстоятельств,  фиксирующих наличие у данного субъекта определенных антропологических и психологических характеристик). Изменился и субъект,   осуществляющий   эту   процедуру,   -   указанное  обстоятельство устанавливает  ведомственная  медицинская  и   психологическая   экспертиза, назначение  которой  зависит  от усмотрения следственного судьи (ст.  81 УПК Франции).  Некоторые французские теоретики  недвусмысленно  высказываются  в пользу   полной  замены  "устаревшего"  правосудия  системой  "лабораторного исследования",  в  котором  решающая  роль  будет  принадлежать   врачам   и экспертам-социологам   Понятно,   что   подобная   процедура   дает  широкие возможности не только для преследования лиц,  совершивших посягательства  на охраняемый  правопорядок,  но  и для "превентивной" деятельности в отношении любых политических противников. Изменения, происшедшие в начале 60-х годов в процессуальном праве ФРГ, также свидетельствуют об общей тенденции отхода от классических доктрин процессуальной теории, ставившей во главу угла гарантии свободы  и  неприкосновенности  личности.  В  результате этих изменений суды получили  возможность  использовать  в  качестве   доказательств   материалы уголовной и политической полиции,  в том числе и такие сведения, поступающие от полиции, в которых отсутствуют указания на их первоисточник. В решении от 16  февраля  1965  г.  федеральная  судебная палата приравняла "специальные" сведения, которые были представлены суду ведомством по охране конституции (и получены   анонимной   агентурой),   к   заключению   эксперта.  Характерная особенность буржуазного доказательственного права, представляющая собой одно из  проявлений  общих пороков буржуазной философии,  заключается в признании невозможности    познани    объективной    истины    в    суде.    Теоретики доказательственного  права  исходят из практической невозможности требовать, чтобы   судьи   установили   "истину".   Эта   невозможность    определяется "неустойчивостью"     критерия    истины,    существующего    в    уголовном судопроизводстве,  под которым понимается  "душевное  состояние  присяжных". Обосновывая возможность принимать судебные решения, исходя из предположений, буржуазные  юристы  ссылаются  на   "человеческий   опыт",   который   якобы свидетельствует  о  том,  что  "необходимость  действовать" не связывается с достоверностью знаний.       Агностическая установка  в  области  доказывания - это общая установка буржуазной теории доказательств (см. N 1 гл. II). В объяснительной записке к проекту  Уголовного кодекса ФРГ 1962 года прямо указывалось на невозможность познания истины в уголовном судопроизводстве Из этой общей концепции следует ряд практических выводов, которые отчетливо проявляются в англо-американском судопроизводстве,  где пределы доказывания устанавливаются  исходя  лишь  из фактов,  вызывающих  разногласия  между  обвинением и защитой.  В силу такой трактовки суд не исследует обстоятельства,  по которым защита  не  спорит  с обвинением.  Именно  поэтому  сознание  обвиняемого  безотносительно  к  его обоснованности исключает судебное рассмотрение доказательств,  положенных  в основу  обвинени  Классовая  сущность  буржуазного доказательственного права проявляется и в противоречии формально провозглашенных и восхваляемых "общих принципов"   и   конкретных  правовых  норм,  фактически  опровергающих  эти принципы.   Примером   этого   может   служить   презумпция    невиновности, рассматриваемая     буржуазными     юристами    как    неотъемлемая    черта "демократического" правосуди Однако рассуждения такого рода не  препятствуют не  только  грубым  нарушениям презумпции невиновности в практике уголовного судопроизводства, но и законодательному закреплению ее антипода - презумпции виновности.  Так,  в  английском  законодательстве  о шпионаже (законы 1911, 1920, 1939, 1940 и 1945 гг. ) содержатся нормы, непосредственно исходящие из презумпции виновности:  "Тот факт, что то или иное лицо было в сношениях или сделало попытку установить сношения с иностранными агентами в  пределах  или за   пределами   Соединенного   Королевства,   должен   рассматриваться  как доказательство  того,  что  лицо  это  действовало   с   целью,   угрожающей безопасности   и   интересам  государства".  Действующие  в  США  законы  об ответственности за ввоз наркотиков презюмируют,  что любое лицо,  у которого обнаружен наркотик,  виновно в его незаконном ввозе из-за границы.  Правовое закрепление презумпции виновности имеет место и в других нормативных  актах. Например,  в решении по делу Гейни (1965 г. ) Верховный суд США признал, что один лишь факт присутствия  лица  в  помещении,  где  незаконно  изготовляют спиртные   напитки,   дает   основание   для   признания   его   виновным  в самогоноварении.  В этих примерах презумпция виновности  была  зафиксирована непосредственно  в  нормах  материального  уголовного права.  Но,  как общее правило,  отступление  от  презумпции  невиновности   осуществляется   путем перемещения  обязанности  доказывания  на  обвиняемого.  Это  достигается  с помощью многочисленных правовых презумпций,  опровержение которых ложится на обвиняемого  Но  и  в  тех  случаях,  когда отсутствуют правовые презумпции, перелагающие бремя доказывания  на  обвиняемого,  презумпци  невиновности  в значительной   степени   остается   декларацией   в   буржуазном   уголовном судопроизводстве.  Не  говоря  уже  о  делах,   где   процессуальная   форма игнорируется  ради  расправы с классовым противником,  повседневная практика буржуазного правосуди убедительно показывает, что презумпция невиновности не может  быть названа реально действующим правилом доказывани По свидетельству одного из американских судей,  "присяжные, без сомнения, склонны верить, что большинство  лиц,  преданных суду,  виновны,  независимо от того,  насколько категорично  эти  присяжные  предупреждаются  о  другой   презумпции...   ". Национальная  комиссия  США  по  причинам  и  предупреждению  насилия  также подтвердила  существование  в  судах  "фактической  презумпции  виновности". Следует   отметить,   что   возможность   перехода  бремени  доказывания  на обвиняемого  и  тем  самым  замены   презумпции   невиновности   презумпцией виновности  допускается  и  Проектом правил доказывания в федеральных судах, который в 1969 году был  разработан  соответствующим  комитетом  конференции судей   США.   Проект   идет   по  пути  дальнейшего  расширения  полномочий профессиональных судей в оценке  доказательств  в  ущерб  правам  присяжных. Помимо  того  что  сохраняется право федеральных судей комментировать "вес и достоверность"  доказательств,  особо   подчеркивается   обязанность   судьи контролировать  "способ  и  порядок"  исследования доказательств.  Указанные полномочия судьи наиболее отчетливо проявляются при единоличном  решении  им важнейшего  вопроса:  может  ли  быть  конкретное доказательство передано на рассмотрение присяжных, т. е. в оценке допустимости доказательств.       Претерпела изменение  (также  в общем направлении свертывания гарантий личности) и роль суда в целом как субъекта доказывания:  очевиден  отход  от классической  трактовки  суда  как  беспристрастного арбитра в споре сторон, связанной с представлением о его пассивной роли в  доказывании.  Отход  этот характеризуется    вполне   определенной   социальной   направленностью.   В домонополистический период развития капитализма одного  лишь  имущественного положения  обвиняемого  было,  как правило,  достаточно,  чтобы регулировать действие машины правосуди  Другими  словами,  если  в  тот  период  действия обвиняемого,    обладающего    достаточными    средствами,   обеспечивающими возможность  пользоваться  услугами  квалифицированного  адвоката,   вносить залог, нести расходы, связанные с вызовом свидетелей, назначением экспертизы и т.  п.,  обычно не  вызывали  противодействия  со  стороны  суда,  который довольствовался ролью наблюдателя "свободной игры сил",  то теперь положение существенно изменилось.  Возросшая организованность и  сплоченность  широких трудящихся  масс,  и  в  первую очередь рабочего класса,  позволяет в случае крупного  политического  процесса  обеспечить  сбор  необходимых  средств  и преодолеть   экономические   барьеры   неравноправия   участников  процесса. Соответственно буржуазный суд ориентируется на активное вмешательство в  ход доказывания  для  поддержания  версии,  соответствующей  классовой  сущности буржуазной юстиции,  стороны,  выражающей  соответствующие  интересы.  Иными словами, возрастающая активность буржуазного суда в доказывании - инструмент обеспечения  фактического  неравноправия   сторон   при   декларативном   их равенстве.  Как отмечалось, одной из центральных проблем доказательственного права является проблема допустимости  доказательств.  Классическая  доктрина считала, что в качестве доказательств могут быть допущены не любые сведения, а  лишь  те,  которые   строго   соответствуют   определенным   требованиям, обеспечивающим их надежность и проверяемость. Поэтому считалось, что правила допустимости  устанавливаютс  законом  и  суд   должен   им   беспрекословно следовать.   Однако   последнее   положение   явно  расходится  с  практикой буржуазного судопроизводства.  Так,  поскольку в  странах  англоамериканской системы   права  основные  вопросы  доказывания  регламентируются  судебными прецедентами,  то  признание  доказательства  допустимым  или   недопустимым зависит  от  того  какому из многочисленных противоречивых прецедентов судья отдаст предпочтение.       Характерная черта правил,  регламентирующих допустимость доказательств в  судопроизводстве  капиталистических  государств,  заключается  в  наличии многочисленных  отступлений и исключений от провозглашаемых общих принципов. Это характерно дл английского доказательственного права, что подчеркивает Н. Н.  Полянский:  "Особенность английского права заключается главным образом в сложном,  исторически образовавшемся (преимущественно  в  течение  последних 160-180   лет)   нагромождении  права  и  исключений,  определяющих  не  как доказательства расцениваются,  а  как  ими  следует  пользоваться,  а  также исключающих  значительные  категории  фактических обстоятельств и источников доказательств из судебного рассмотрени..  ".  То же справедливо и для США. В качестве  примера  можно привести правило о допустимости фактов,  касающихся репутации сторон и свидетелей.  В  принципе  считается,  что  доказательства хорошей  репутации  обвиняемого  должны допускаться судом,  а доказательства плохой репутации,  как правило,  - отклонятьс Однако практическое применение этого правила порождает немало неясностей.  По-разному,  например,  решается вопрос о том,  что может говорить свидетель,  дающий показания  о  репутации обвиняемого: описывать его склонности и черты характера или же излагать свое мнение о присущих обвиняемому достоинствах и недостатках.  Судебная практика проявляет стойкую тенденцию к расширению круга случаев, когда доказательства репутации обвиняемого признаются допустимыми.  Один  из  последних  проектов правил   доказывания   для   федеральных   судов  США  предусматривает,  что "доказательства,  касающиеся  репутации  лица  или   черт   его   характера, недопустимы с целью доказать,  что оно действовало в соответствии с таковыми в данном конкретном случае...  ".  Однако за этим общим запретом следует ряд исключений.   Прежде   всего,   доказательства   репутации  допускаются  для опровержения фактов,  касающихся репутации обвиняемого и потерпевшего. Кроме того, признаются допустимыми доказательства, касающиеся репутации свидетеля, которые представляются с целью оспорить или подтвердить его показания Факты, свидетельствующие   об   отрицательном   прошлом   подсудимого   (совершение преступления,   правонарушения,   безнравственного   поступка),   признаются допустимыми  как доказательства "мотива,  возможного намерения,  подготовки, планирования,  знания,  идентичности,  а   также   отсутствия   ошибки   или несчастного  случая".  В  ряде  случаев нормы буржуазного права,  касающиеся допустимости доказательств, отличаются крайним формализмом. Например, б силу правила  о  недопустимости  свидетельства  по  слуху могут быть исключены из числа доказательств записи,  сделанные  свидетелем  на  основании  сообщений других  лиц,  не  подтвержденных  присягой.  Таким образом,  если необходимо установить,  в какой промежуток времени больной  находился  в  больнице,  то вызванный  для этой цели в качестве свидетеля регистра тор больницы не может сослаться на свой  реестр  поступающих  и  выбывающих  больных,  который  им составлялся  на  основании  сведений,  поступивших от медицинского персонала больницы.  Правило о недопустимости свидетельствования по слуху так же имеет ряд  исключений.  Так,  в США допускаются показания о сделанном стороной вне суда  признании  спорного  факта,  в  том  числе  и  сознании  в  совершении преступлени  Основным условием допустимости свидетельских показаний о такого рода при знаниях является требование,  чтобы признание было сделано стороной против своих собственных интересов.  Это положение доказательственного права имеет очень важное значение в практике судов,  так  как  именно  оно  служит основанием  для  судебного допроса полицейских и других ведших расследование лиц по вопросу о сознании обвиняемого.  Данное  под  присягой  свидетельское показание  полицейского о том,  что обвиняемый в беседе с ним признавал себя виновным и рассказывал о совершен ном преступлении,  признается допустимым и нередко  кладется в основу обвинения В последнее время все больше исключений из правила о недопустимости свидетельства по слуху  появляется  и  в  Англии именно  как  проявление  общей  тенденции к упрощению процедуры доказывани В настоящее время,  как отмечает  проф.  Кеннет  Дэвис,  на  практике  степень ограничений  в  использовании свидетельства по слуху главным образом зависит от того,  с участием или без участия присяжных слушаются дело.  В  последнем случае  ограничений  значительно  меньше.  Объясняют это тем,  что якобы для профессионального судьи доказательственная ценность свидетельского показания важнее его "формальной недопустимости".      Следует заметить,  что  те  ограничения  в  допустимости  свидетельских показаний,  которые в определенных ситуациях выгодны господствующему классу, например,  о недопустимости  доказательств  "дурной  репутации"  полицейских осведомителей,  сохраняются и строго соблюдаютс Существует и целая категория фактов,  сообщение сведений о которых или прямо запрещается свидетелям,  или же  предоставляется  на  их  усмотрение.  В последнем случае свидетели имеют право отказаться от показаний.  К такого  рода  фактам  относятся  сведения, представляющие  собой  государственную,  профессиональную или деловую тайну. Свидетели имеют также право не сообщать  факты,  касающиеся  их  супружеских отношений.  Они  не  должны  отвечать  на  вопросы  относительно какого-либо официального  сообщения,   оглашение   которого   могло   бы   противоречить общественному   порядку.   Классовая   направленность  правил,  регулирующих допустимость  доказательств   в   буржуазном   уголовном   судопроизводстве, обусловливается  не  только  их  непосредственным  содержанием,  но  и общим "контекстом" деятельности буржуазного суда.  Вместе с  тем  та  группа  норм доказательственного права,  которая имеет наибольшее значение для разрешения уголовных    дел,    непосредственно     отражает     классовую     сущность капиталистического правосуди К числу такого рода норм относятся прежде всего те,  которые регулируют допустимость доказательств,  полученных с нарушением закона.  Традиционное  общее  право  не  исключало  доказательства,  добытые незаконным путем,  если их содержание имело значение дл дела.  Эта  доктрина была  активно  поддержана видными теоретиками доказательственного права США. Один из  наиболее  ревностных  защитников  рассматриваемой  доктрины  Уигмор приводит   ряд   доводов   в   пользу   допустимости   незаконно  полученных доказательств.  Утверждается,  в  частности,  что  "преступник  представляет большую опасность для общества, чем излишне ревностный полицейский" Не менее характерно и его утверждение,  что безнаказанность лиц, нарушивших закон при собирании  доказательств,  будто  бы  соответствует  интересам того лица,  в отношении которого закон был нарушен.  "Предоставление суду права подвергать наказанию лиц,  нарушивших закон при расследовании дела,  - пишет Уигмор,  - поставило  бы  в   невыгодное   положение   лицо,   потерпевшее   ущерб   от предполагаемого  правонарушения,  так  как  это  лицо  было  бы лишено права выбирать  между  предъявлением  иска  о  возмещении  ущерба  и   немедленным наказанием  виновных"  Приведенными  "аргументами" Уигмор обосновывает общее положение,  что  на  допустимость  доказательства  в  принципе   не   влияет незаконность    средств,   при   помощи   которых   сторона   получила   это доказательство. Следует отметить, что Уигмор и ряд других буржуазных юристов пытались   провести   различие  между  условиями  допустимости  вещественных доказательств и документов,  с  одной  стороны,  и  свидетельских  показаний (включая  показания обвиняемого и экспертов) - с другой.  Основой для такого разграничения служило утверждение о том, что если закон нарушен при допросе, то  в определенных случаях вопрос о допустимости доказательств может встать. Применительно же к "немым свидетелям" нарушение правил собирания никогда  не влияет  на достоверность изъятого предмета или документа.  Поэтому незаконно проведенный обыск или иное действие не влияют на  допустимость  вещественных доказательств  и  документов  (угроза  фальсификации  доказательств при этом игнорируется).  Несостоятельность такого довода очевидна.  Незаконный способ получения  вещественных  доказательств  всегда  будет вызывать сомнение в их достоверности,  поскольку  нарушение  закона  при  проведении   следственных действий   в   той   или   иной  мере  облегчает  возможность  фальсификации доказательств.  Но  дело  не  только  в   этом.   Игнорирование   надлежащей процессуальной формы доказательства,  по словам известных английских юристов Ковена и Картера,  "равносильно признанию принципа,  согласно которому  цель оправдывает  средства,  и  государство  само может потворствовать совершению одного преступления, чтобы доказать другое". Надо отметить, что в материалах многочисленных комиссий и комитетов, создаваемых конгрессом и правительством США в интересах сохранения престижа высших органов  государства,  собраны  и опубликованы  неопровержимые  данные  о  произволе и беззакониях полиции при собирании "доказательств виновности".  Так,  многотомный доклад Национальной комиссии  по  соблюдению  и  исполнению законов (комиссия Уикершема) обобщил практику незаконных методов допроса  и  других  форм  насилия,  применяемого полицией   якобы  в  интересах  борьбы  с  преступностью.  При  этом  доклад констатировал не только массовый масштаб полицейских  беззаконий,  но  и  их "специальную"   направленность,  т.  е.  тот  факт,  что  насилие  и  другие незаконные методы применяются главным образом против представителей наиболее угнетаемых  слоев  населени  Последующие  комиссии,  изучавшие  деятельность полиции,  также получали в свое распоряжение материал,  прямо  или  косвенно свидетельствующий о массовых нарушениях законности полицией.  Однако никаких реальных мер по  пресечению  или  хотя  бы  ограничению  подобной  практики, разумеется,  принято не было.  Весьма примечательным в этой связи "зигзагом" была позиция Верховного суда США по рассматриваемому  вопросу.  Еще  в  1964 году  Верховный  суд  США  в  решении  по  делу Уика сформулировал следующее правило:  в тех случаях,  когда при получении  доказательств  были  нарушены конституционные  гарантии  прав  граждан  и  потерпевший от такого нарушения своевременно (до начала судебного  заседания)  заявил  об  этом,  суд  может признать  доказательство,  полученное  с  нарушением  закона,  недопустимым. Одновременно с решением по делу Уика  действовали  и  прямо  противоположные прецеденты,  в силу которых,  во-первых,  признавалось,  что судебные органы штата не связаны решением по делу Уика  а  во-вторых,  оспаривалась  и  сама возможность  исключать  доказательство  на  том основании,  что оно получено незаконными методами.  Так,  при рассмотрении Верховным судом  США  дела  по обвинению  Уолфа  (1949  г.  ) была сделана попытка доказать,  что нарушение закона,  в том числе и конституции,  не является нарушением должной судебной процедуры.  Высказывавшийся  по  этому  делу  от  имени большинства судья Ф. Франкфурте?  утверждал,  что исключение незаконно  полученных  доказательств будет  служить  на  пользу  лишь  тем лицам,  у которых обнаружены уличающие предметы или документы.  Под влиянием критики с конца 50-х годов в  решениях Верховного  суда США стала проявляться противоположная тенденци В частности, как уже отмечалось,  в течение 60-х годов Верховный  суд  США  распространил гарантии билля о правах,  закрепленные в поправках к федеральной конституции на судопроизводство в штатах.  Кроме того,  был положительно решен вопрос  о связи   между   способами   получения   доказательства  и  возможностью  его использования в судебном процессе.  В силу этого в ряде  решений  Верховного суда  были  признаны  недопустимыми доказательства,  полученные с нарушением установленных правил обыска, ареста, допроса и других действий, производимых полицией.  На первый взгляд могло показаться,  что доктрина,  предписывающая исключение незаконно полученных доказательств,  одержала,  по крайней  мере, частичную   победу.   Однако  в  действительности  ограничения,  вводившиеся Верховным  судом  США,  не  были  по  существу  реализованы.  В   литературе отмечалось,  что  "когда  полиция  не  столько стремится возбудить уголовное преследование против гражданина, сколько его запугать, правила об исключении доказательств  не  имеют  никакого эффекта".  Подчеркивалось также,  что и в других случаях решени Верховного суда не изменили  существующую  полицейскую практику.  Вместе с тем даже декларативные решения, усиливавшие требования к допустимости  доказательств,  подверглись  во  второй  половине  60-х  годов резкому осуждению.  Их критиковали и практики,  и теоретики,  и политические деятели,  и журналисты.  В ряде случаев эти решения рассматривались даже как фактор,  влияющий  на  рост преступности.  Одним из наиболее рьяных критиков правила об исключении незаконно полученных доказательств  является  нынешний председатель  Верховного суда США Уоррен Бергер.  По его мнению,  правило об исключении незаконно полученных доказательств преследовало определенную цель -  предупреждение нарушений закона со стороны должностных лиц.  С этой точки зрения оно показало свою неэффективность,  так как не вызвало  существенного сокращения   незаконных   действий  полиции.  В  то  же  время  "общество  и отправление правосудия получили бы пользу  от  значительного  сокращения  и, если    возможно,   ликвидации   необходимости   исключать   из   уголовного судопроизводства относимые и обладающие доказательственной  силой  сведения, что  с  неизбежностью  наносит ущерб деятельности суда по отысканию истины". Таким  образом,  по  мнению  Бергера,  ущерб  истине  наносит  не  нарушение процедуры   доказывания,   а   ее   соблюдение.   Следует  подчеркнуть,  что использование незаконно полученных доказательств и при  наличии  действующих прецедентов  представляет  собой  распространенную картину.  Поскольку,  как отмечалось,  допустимость рассматривается буржуазными  юристами  как  своего рода   "правовая   относимость",   решение   о   принятии   или   исключении доказательства  считается  вопросом  права   и   относится   к   единоличной компетенции председательствующего (профессионального судьи).  Таким образом, если судья отвергает доказательство,  то присяжные лишены  возможности  дать ему ту или иную оценку,  и оно автоматически устраняется из дела.  Напротив, допущенное судьей в дело доказательство  так  или  иначе  должно  влиять  на решение,  принимаемое  присяжными.  О  том,  как  использовалась эта система правил о допустимости, в частности, юстицией США и как она изменялась, можно судить  по  следующим примерам.  Так,  в течение долгого времени в уголовном процессе США действовало правило, согласно которому показани подозреваемого, по  крайней  мере  теоретически,  признавались недопустимым доказательством, если они были получены в период его незаконного содержания  под  стражей.  В 1968  году  был  принят  федеральный  закон  о  контроле над преступностью и безопасностью   на   улицах,   согласно   которому   "в   любом    уголовном преследовании... сознание, сделанное лицом, являющимся обвиняемым по данному делу,  в период,  когда оно находилось под арестом  или  иным  образом  было заключено под стражу..,  не будет признано недопустимым доказательством лишь на том основании,  что имело  место  промедление  с  его  доставлением...  к должностному  лицу,  управомоченному  предъявлять  обвинение  в  совершенном преступлении" Таким образом,  нарушение формально не отмененного  требования закона  о  немедленном  доставлении арестованного в судебный орган,  которое было направлено на ограничение полицейского произвола,  оказалось отнесенным к числу "безвредных", "технических" ошибок.       В этом  законе   указывается   также,   что   единственным   критерием допустимости   сознания   является   его   добровольность.  Затем  формально декларируется,  что для определения добровольности  сознания  судья  "должен принять  во  внимание  все  обстоятельства,  сопровождавшие  его  получение, включая:  (1) время, прошедшее между арестом и предъявлением обвинения, если сознание  было  получено  в  этот период;  (2) осведомленность обвиняемого о существе инкриминируемого ему преступления;  (3) был ли  обвиняемый  извещен или знал,  что он не обязан давать какие-либо показания и что все, сказанное им, может быть использовано против него; (4) был ли обвиняемый извещен о его праве  на  помощь  адвоката;  (5)  имелся  ли у обвиняемого адвокат в момент допроса и  признания  вины".  Однако  закон  1908  года  устанавливает,  что "наличие  или  отсутствие  любого из указанных выше моментов,  которые судья должен  принимать  во  внимание,  не  является  решающим   при   определении добровольности  сознания".  Таким  образом,  решение  вопроса о допустимости сознания полностью отдается на усмотрение судьи,  и нарушение  установленных правил  производства  допроса не влечет обязательного исключения полученного незаконным путем сознани Многие буржуазные  юристы  прямо  высказываются  за допустимость  показаний  обвиняемого,  полученных  в результате применения к нему насилия,  если не  будет  установлено,  что  примененное  насилие  было подлинным  мотивом сознания,  или по крайней мере в сугубо нейтральных тонах констатируют наличие соответствующей практики как неизбежность. Эти суждения получили  достаточно  широкое  хождение  в  практике  буржуазной  юстиции  в качестве довода, подтверждающего "допустимость" показаний, добытых с помощью угроз,  незаконного задержания,  лишения пищи и сна, побоев и т. п. Заведомо пагубные для  интересов  истины  последствия  подобного  подхода  к  решению вопроса   о  допустимости  доказательств  усугубляются  тем,  что  признание обвиняемого само по себе может быть допустимым и достаточным для  обосновани обвинения;  допустима "замена" признания показаниями полицейского о том, что оно якобы было дано вне суда.  Ряд процессуалистов  и  практика  ряда  судов капиталистических  государств  признают  допустимыми  и  фактические данные, полученные в результате истолкования данных так  называемого  "разоблачителя лжи"  (лай-детектора),  или по крайней мере - приемы допроса,  основанные на угрозе его использовать.  Между тем известно,  что физиологические  явления, регистрируемые приборами такого типа,  могут свидетельствовать о наличии или отсутствии волнения,  но не о его причине,  а следовательно,  не в состоянии достоверно  установить  факт  дачи  ложных  или правдивых показаний.  В ряде судебных решений признаются допустимыми и  признания  обвиняемых,  сделанные после  введения  наркотиков,  а  многие  процессуалисты  прилагают  усилия к обоснованию этой чудовищной практики, попирающей элементарные права человека и,  по  существу,  окончательно  стирающей  грань  между  законными методами ведения судопроизводства и пыткой,  превращающей  обвиняемого  в  бесправный объект  полицейского произвола.  Доказательственное право буржуазных стран в открытой или скрытой форме санкционирует использование в уголовном  процессе показаний   платных   осведомителей   и   полицейских  агентов-провокаторов. Буржуазные юристы признают,  что  "органы  правосудия  часто  полагаются  на сообщения  осведомителей  как  на  основу для производства расследования или ареста лица,  обвиняемого в  преступлении".  При  этом  полицейскому  агенту предоставляется  "гарантия неразоблачения".  В силу этой гарантии обвиняемый лишен  возможности  оспорить  достоверность  доказательств  обвинения  путем допроса  лица,  давшего  против  него уличающие показани Это является прямым нарушением VI поправки к конституции США,  провозгласившей право обвиняемого на  очную  ставку  со  свидетелями обвинени Использование платной агентуры в качестве  свидетелей  официально  допускается  и  доказательственным  правом других буржуазных государств. Так, ст. 337 УПК Франции прямо предусматривает возможность допроса платного осведомителя в судебном заседании. Американский теоретик  права  Джером  Фрэнк  в  своей  книге  "Не  виновен" на конкретных примерах показал,  что  использование  в  качестве  доказательств  показаний платных  полицейских  осведомителей  является  одной  из существенных причин осуждения невиновных.  Подчеркивая опасность  такого  рода  "доказательств", Фрэнк  ссылается на признание одного из платных осведомителей в том,  что он обвинил сорок невиновных.  Известный английский юрист и общественный деятель Деннис  Притт  в  книге  "Шпионы  и  осведомители  на свидетельской трибуне" убедительно показал те неисчислимые бедствия, которые приносит использование в   качестве  доказательства  показаний  платных  осведомителей  и  подобных "свидетелей".  Притт подчеркивает,  что показания  осведомителей  еще  более сомнительны,  чем  показания  соучастников.  Осведомители  работают на тех и оплачиваются теми,  для кого они добывают нужные сведени Их "успех в работе" определяется тем, как много людей можно засудить на основании сообщенных ими данных.  "Если таких данных в отчете нет,  то они ничего не заработают... Но более  того,  многие  осведомители,  возможно даже большинство,  не избирают подобного рода профессию  добровольно,  а  принуждаются  к  этому  властями, имеющими  в  своем  распоряжении такие сведения,  на основании которых может быть возбуждено уголовное преследование,  грозящее этим лицам  осуждением  и длительным  лишением  свободы"  Исключительное  значение придаетс показаниям осведомителей в деятельности политической полиции.  Многочисленные  судебные процессы  против  коммунистов и других прогрессивных деятелей убеждают,  что показания  платных  осведомителей  были   единственными   "доказательствами" виновности  подсудимых  Показания  платных  агентов  ФБР  были единственными "доказательствами"  обвинения  и  на  состоявшемся  в  1965  году   процессе Коммунистической  партии  США.  Член Верховного суда США У.  Дуглас в особом мнении по делу Левиса так охарактеризовал существующую практику:  "Мы быстро вступаем    в   такие   времена,   где   отсутствует   право   личности   на неприкосновенность ее частной жизни,  где  каждый  человек  может  быть  под наблюдением,   где   нет   тайн   от  правительства.  Агрессивные  нарушения правительством права человека на неприкосновенность частной жизни возрастают в геометрической прогрессии". Наглядной иллюстрацией этих слов могут служить и принятые в последние годы нормативные акты, которые легализовали практику, признаваемую ранее незаконной.  Например, упоминавшийся закон о контроле над преступностью  1968  года  признал   подслушивание   телефонных   разговоров допустимым способом получения доказательств по широкому кругу уголовных дел. Расширение прав полиции  имеет  место  и  при  производстве  иных  действий, направленных   на   получение   вещественных   и  письменных  доказательств. Специфической чертой англо-американского доказательственного права  является трактовка  эксперта  как  "сведущего свидетеля",  приглашаемого в процесс по инициативе  либо  обвинения,  либо  защиты.  Сторона,  вызвавшая   эксперта, оплачивает  все  необходимые  расходы  и  фактически  бесконтрольна в выборе эксперта. Состязательная форма экспертизы приводит к тому, что в одном и том же деле могут быть проведены две экспертизы:  одна - обвинением,  а другая - защитой.   Практические   последствия   состязательной   формы    экспертизы проявляются   прежде   всего   в   двух  отношениях.  Во-первых,  финансовая зависимость эксперта от пригласившей  его  стороны,  безусловно,  влияет  на объективность его заключени "Мнение эксперта, - пишет известный американский адвокат А.  Катлер,  - иногда колеблется под.  влиянием той стороны, которая больше платит,  чтобы получить это мнение". Другим следствием состязательной формы экспертизы является ее фактическа недоступность неимущему обвиняемому. Дело в том,  что расходы на производство экспертизы, как правило, составляют крупную сумму, уплатить которую может далеко не каждый. По свидетельству Дж. Фрэнка,  стоимость  производства  экспертизы  колеблется  от  1000  до  5000 долларов  Из  всего  сказанного  видно,   что   общий   кризис   законности, переживаемый  в  настоящее время империалистическими государствами,  находит яркое проявление в доказательственном  праве  и  теории  доказательств  этих стран.