| Главная | Публикации | Студентам | Библиотека | Гостевая | Форум | Ссылки | Законы | Почта | |
Васильева Е.Г., канд. юрид. наук, ст. преподаватель кафедры уголовного права и процесса Института права БашГУ
Кардинальное реформирование уголовно-процессуального законодательства, имеющее под собой цель поставить уголовное судопроизводство на состязательно-правоохранительные рельсы, коснулось практически всех институтов, регулирующих правоотношения в этой области. Не стал исключением и институт прекращения уголовного дела. Между тем, к сожалению, сами по себе усилия, направленные на совершенствование тех или иных правовых процедур не всегда закономерно обеспечивают положительный результат. Именно к такому выводу может привести системный анализ норм УПК РФ, регламентирующих прекращение уголовно-процессуальной деятельности.
Основной новеллой, безусловно, явилось вычленение из некогда цельного института прекращения уголовного дела процедуры прекращения уголовного преследования. Понятно, что любое введение того или иного правового феномена требует четкой определенности его содержания, что позволяет не только уяснить точный смысл последнего, но и обеспечить единообразное его применение. Тем не менее, законодатель допустил в этой области значительные пробелы, не обозначив значения таких понятий, как "уголовное дело", "прекращение уголовного дела" и "прекращение уголовного преследования". Законодательное толкование получил лишь термин "уголовное преследование" (хотя и не в самом совершенном виде1). Не останавливаясь на этой проблеме более подробно,2 отметим лишь, что "прекращение" в уголовно-процессуальном смысле может, как нам представляется, предполагать формально закрепленное обоснованное решение органов, ведущих уголовной процесс об отказе от уголовно-процессуальной деятельности, составляющей обособленное производство по поводу факта совершения преступления полностью (прекращение уголовного дела) или в отношении изобличения по данному факту конкретного лица (прекращение уголовного преследования).
Думается, что именно скудность понятийно-определенного обеспечения не только лишила практических работников важных базовых сведений, необходимых для понимания и правильного осуществления указанных процедур, но и во многом изначально предопределила несовершенство самой правовой регламентации рассматриваемого института. Так, например, сам законодатель зачастую "не видит" особой разницы между прекращением уголовного дела и прекращением уголовного преследования и их правовыми последствиями: например, глава 29 УПК РФ, называется "Прекращение уголовного дела", тогда как содержит в себе и правила прекращения уголовного преследования; согласно ч.3 ст.27, ст.254, п.1 ч.1 ст.439, ч.1 ст.239 УПК РФ суд, лица ведущие уголовный процесс прекращают уголовное дело по основаниям, предусмотренным для прекращения уголовного преследования. Представляется не совсем целесообразным закрепление в ч.1 ст.27 УПК РФ основания, содержащегося в пункте втором. Во-первых, этот пункт изначально не охватывает все основания прекращения уголовного дела, во-вторых, общее правило, касающееся этого вопроса уже достаточно четко закреплено в ч.3 ст.24 УПК РФ. Далее, вызывает недоумение частое включение этого самого пункта в те нормы, где его присутствие прямо противоречит законодательной логике: в ч.4 ст.213, ч.7 ст.246 и ч.8 ст.302 УПК РФ. Напомним, что в указанных случаях речь идет о различиях в процессуальных последствиях при прекращении уголовно-процессуальной деятельности по реабилитирующим и нереабилитирующим основаниям. Присутствие в них п.2 ч.1 ст.27 УПК РФ (а он включает в себя все шесть оснований для прекращения уголовного дела, предусмотренных в ч.1 ст.24 УПК РФ) лишает эти нормы всякого смысла. Интересно, что ту же самую ошибку, цитируя УПК РФ, допускает и Конституционный Суд в своем Постановлении от 8 декабря 2004 г.3
Помимо приведенных выше, существуют и другие неточности, которые выходят за рамки простой "невнимательности" законодателя. В качестве иллюстрации этого утверждения приведем некоторые примеры. Так, к одному из основных недостатков законодательного обеспечения института прекращения, следует, на наш взгляд отнести проблему соотношения правовых позиций материального и процессуального права. Как известно, законодатель лишь недавно устранил прямые несоответствия между УК РФ и УПК РФ в этой области. Но остались и другие, не столь очевидные. Так, например, нормативное регулирование института процессуального прекращения фактически рассчитано лишь на классический случай уголовной ситуации: одно деяние, совершенное одним лицом. Там же где речь идет о соучастии либо о множественности, применение соответствующих норм УПК РФ вызывает определенные сложности. Почему, например, при отсутствии состава преступления должно прекращаться все уголовное дело (п.2 ч.1 ст.24 УПК РФ), ведь эта правовая категория помимо объективных элементов (которые, кстати, укладываются в понятие "отсутствие события преступления" - пункт 1 ч.1 ст.24) имеются и субъективные (и именно они приходятся на долю второго пункта), относимые не к факту преступления, а к лицу, его совершившему? Проще говоря, состав преступления может отсутствовать в деянии лишь одного из "соучастников". То же можно сказать и в отношении обстоятельств, указанных в п.4, 6 ч.1 ст.24, п.1 ч.1 ст.439 УПК РФ, которые могут относиться не ко всем лицам, совершившим это деяние совместно. Вправе ли правоприменитель прекратить в данном случае все уголовное дело, как этого требует закон? В силу принципа публичности - нет. На наш взгляд, все обстоятельства, относящиеся к личностным характеристикам и по своей правовой природе, препятствующие уголовному производству должны быть отнесены к основаниям для прекращения уголовного преследования, в целом же производство по такому делу может быть прекращено по основанию, предусмотренному в ч.4 ст.24 УПК РФ.
Далее, в случае соучастия может возникнуть и такой вопрос: является ли заявление потерпевшего по делу частного обвинения основанием для возбуждения уголовного дела и уголовного преследования всех лиц, совершивших преступление, независимо от того, кого конкретно потерпевший хочет привлечь к уголовной ответственности или преследоваться могут только те лица, которых потерпевший указал в своем заявлении? Исходя из требований главы 41 УПК РФ, верным является второе предположение. А если это так, то и обстоятельство, предусмотренное в (п.5 ч.1 ст.24), следует признать личностным и отнести к основаниям для прекращения уголовного преследования. Попутно обратимся к положениям ст.23 УПК РФ "Привлечение к уголовному преследованию по заявлению коммерческой или иной организации". Во-первых, название указанной статьи содержит не совсем понятное "привлечение к уголовному преследованию", которое законодатель, исходя из содержания статьи, приравнивает к возбуждению уголовного дела, хотя, как известно, они могут и не совпадать (при возбуждении уголовного дела по факту совершения преступления). Во-вторых, уголовное преследование в порядке этой статьи находится в "подвешенном" состоянии - оно не относится ни к делам частного, ни к делам частно-публичного, ни к делам публичного обвинения (согласно положениям ч.2, 3, 5 ст.20 и ст.23 УПК РФ). Поэтому неясен и вопрос о порядке прекращения процессуальной деятельности: возможно ли это сделать по п.5 ч.1 ст.24 или по ч.2 ст.20 УПК РФ. По этому вопросу требуется более четкая позиция законодателя.
И еще, на что хотелось бы обратить внимание, в рамках соотношения уголовного и уголовно-процессуального права, применительно к рассматриваемой проблеме: Во-первых, в отношении деяния, преступность и наказуемость которого устранены впоследствии вступившим в законную силу уголовным законом, дело должно прекращаться не за отсутствием состава преступления, а за отсутствием его события (не по п.1, а по п.2 ч.1 ст.24 УПК РФ). Во-вторых, несмотря на то, что сроки уголовного преследования действительно совпадают со сроками давности совершения преступления, исходя из требования точности, предъявляемого к языку закона, в п.2 ч.1 ст.24 УПК РФ должны быть упомянуты последние.
В заключении отметим еще один момент, требующий законодательного урегулирования: прекращение уголовного дела в отношении лиц, у которых после совершения преступления наступило психическое расстройство, делающее невозможным назначение наказание и его исполнение. На этот счет в УПК РФ имеется две нормы: общая, закрепленная в п.4 ч.1 ст.208 - согласно ей при временном тяжелом заболевании обвиняемого (подозреваемого) производство по делу должно быть приостановлено и специальная - согласно п.1 ч.1 ст.439, если лицо с психическим расстройством, наступившим после совершения деяния не представляет опасности, уголовно-процессуальная деятельность в отношении него должна быть прекращена. Статья 81 УК РФ, регулирующая данный вопрос, не дает четкого ответа, т.к. содержит диспозитивное правило: такое лицо "в случае выздоровления может подлежать уголовной ответственности, если не истекли сроки давности". Таким образом, вопрос об окончании уголовного дела в отношении указанных выше лиц остается открытым.
Литература и примечания
