Уголовный процесс
Сайт Константина Калиновского

Бажанов С.В. Стоимость уголовного процесса. Дис... д-ра юрид. наук. Нижний Новгород, 2002. 585 с.

К оглавлению

Глава 1. Общая характеристика Уголовно-процессуального права как подсистемы государственно-правовой политики борьбы с преступностью в Российской Федерации

§ 3. Основные направления развития и совершенствования уголовно-процессуального права как подсистемы государственно-правовой политики борьбы с преступностью

Выработка направлений ГППбП изначально должна опираться на серьезный научный фундамент, в основание которого обыкновенно закладываются мировозренческий и философско-правовой аспекты, определяющие главные акценты в антитезах "вечных истин" добра - зла, эффективности - справедливости, и т. п.

Данная постановка проблемы является актуальной для любой национальной правовой системы.

Так, по оценкам российских ученых в США постоянно высказывается опасение о том, что исполнительная власть будет усиливаться. Прежде всего, это касается такого ее инструмента, как ФБР, полиция. Культивируется известное изречение профессора Уэйтфорестского университета К. Патрика, сводящееся к тому, что в демократическом обществе, в противоположность авторитарному, так называемые компетентные органы по традиции ограничены в своих полномочиях и методах действий. Подчеркивается что в погоне за двумя важнейшими, но не всегда совместимыми целями: поддержание законности и правопорядка, с одной стороны, а с другой - защита законодательно закрепленных прав и свобод личности, - правоохранительные структуры предпочтение отдавали и отдают преимущественно последней160.

Наиболее убедительный пример этого рекламируемого гуманистического режима - фиаско бывшего кандидата в президенты США - Гэри Харта, любовные похождения которого будто бы были раскрыты, когда удалось доказать, что его кредитная карточка использовалась в супермаркете для покупки женского белья, не соответствующего размерам его супруги161. Ай да демократы…

С точки зрения не морально-нравственной, а правовой, данный факт, конечно, не из разряда криминальных. И все же… Прав был, очевидно, Эпикур, утверждая, что настоящая безопасность в обществе до некоторой степени достигается лишь благодаря тихой жизни и удалению от толпы. В рамках же широкого политического (равно как и всякого социального) общения вообще, относительное состояние покоя приобретается посредством личного благосостояния и некоей силы, устраняющей беспокоящих людей. Авторитетное мнение, свидетельствующее о том, что свобода людей может иметь преимущество перед их же безопасностью только в том случае, когда такая потребность находится вне сомнений.

В контексте изложенного представляется интересной мысль А. С. Панарина, который утверждает, что опасности, вытекающие из ограниченной эффективности менее страшны, чем опасности власти, у которой развязаны руки. Эта антиномия эффективности и легитимности (законности) характеризует политический процесс по всех странах, балансирующих между крайностями всецело подчиненной правовому контролю и потому "нерасторопной" власти и нестесненной правилами "расторопной", способной, однако, подвергнуть общество опасным "конвульсиям"162.

Естественная свобода (по Ш. Монтескье) есть предмет заботы дикарей. Политическая же свобода для гражданина есть душевное спокойствие, основанное на убеждении в своей безопасности163.

Законы, - писал Ч. Беккариа, - являются условиями, на которых люди, до того независимые и жившие в одиночку, объединились в общество, утомясь от постоянной войны и свободы, бесполезной, потому что не обеспеченной164.

Неоднозначные представления о месте и роли силовых ведомств в "среде функционирования" небезызвестны истории. Так английская общественность длительное время в любом виде полицейского надзора усматривала угрозу провозглашенным гражданским свободам. Продолжалось это до тех пор, пока Лондон в 30-х годах ХIХ века буквально не поглотила трясина преступлений, насилия и беззаконий.

"Из-за своеобразного понимания свободы жителями Великобритании, - отмечает Ю. Торвальд, - эта страна в течение столетий не имела ни публичных обвинителей, ни настоящей полиции165, что надо полагать, в конечном итоге, явилось первопричиной серии жестоких убийств, совершенных не установленным преступником в период с 6 августа по 9 ноября 1888 года (частный случай, ввергший английского обывателя в состояние шока).

"Несомненно, - продолжает далее автор, - озлобленность и тревога лондонской общественности были вполне естественными. Но это возмущение ей следовало бы обернуть против самой себя. Разве убийства Джека Потрошителя (а речь идет именно о нем - С. Б.) не показали со всей очевидностью, к чему приводит щепетильная защита личных прав и свобод граждан?"166.

Как тут не вспомнить о Ш. Монтескье, который писал по аналогичному поводу: "Если Вы взглянете на судейские формальности с точки зрения тех затруднений, которые встречает в них гражданин, добивающийся возвращения своего имущества или получения удовлетворения за нанесенную ему обиду, то Вы увидите, что их слишком много. Если Вы рассмотрите их с точки зрения их отношения к свободе и безопасности граждан, то Вы нередко найдете, что их слишком мало, и увидите, что все эти затруднения, проволочки и даже самые ошибки правосудия являются той ценной, которой каждый гражданин оплачивает свою свободу"167.

В настоящее время есть все основания говорить о преднамеренном искажении в РФ концептуальных основ государственного строительства, поскольку изо всех зол, которые искушенный специалист может наблюдать в области ГППбП, наиболее знаковым, пожалуй, является положение, при котором представители государственной власти, исходя из корпоративных соображений "элиты", подспудно начинают использовать возможности так называемой общеуголовной и организованной преступности для сокращения как доходов населения, так и самого населения, превращая "уголовную политику" в средство достижения своих сугубо эгоистических целей. Прав в этой связи Э. А. Поздняков, замечая, что в жизни нет полностью независимых от политики сфер деятельности, она фактически всеохватна и, когда требуется, превращает в свое орудие любую мыслимую ценность - искусство, науку, экономику, семью, воспитание, образование, культуру вообще168 и, следует добавить, правоохранительную деятельность.

Аналогичную позицию занимают В. Г. Пугачев и А. И. Соловьев, полагающие, что почти любая общественная проблема может стать политической, если по мнению политических лидеров, она затрагивает интересы всего общества и требует обязательных для всех граждан решений. Политика - это инструмент социального саморегулирования общества. Поэтому она может распространяться на самые различные общественные явления, как на те, которые требуют постоянного властного регулирования (например, охрана безопасности граждан, общественного порядка, развитие международных связей и т. д.), так и на те, которые временно приобретают политическую значимость (например, государственная помощь населению в случаях стихийных бедствий)169.

В п. 1. 3 Информационной записки "Некоторые вопросы реализации уголовной политики в современных условиях" справедливо отмечалось, что кризис правопорядка в России часто связывают с объективными трудностями переходного периода (продолжающееся падение ВВП, рост уровня преступности, политическая нестабильность и т. п.). Однако по большей части этот кризис вызван отсутствием продуманной и реалистичной уголовной политики. Более того, есть основания полагать, что проводимая ныне уголовная политика и является одной из причин его углубления170.

В связи с изложенным представляется верной высказанная А. Н. Харитоновым мысль о том, что согласование политики и нравственности, безусловно, имеет отношение к уголовной политике, поскольку лица, ее осуществляющие, способны, в том числе, и по своим личным качествам, существенно на нее влиять. Однако, создание разумной системы правовых гарантий не всегда является залогом высоконравственного политического подхода. Не случайно во многих политико-правовых учениях к лицам, осуществлявшим властные полномочия, предъявлялись очень высокие нравственные требования171.

Реализуемые в указанные периоды "общественного развития" широкомасштабные, "гуманистические" акты амнистий, во многом обусловленные нежеланием властей нести бремя содержания все возрастающего "тюремного населения", косвенно способствуя расколу социальной среды, в силу объективной неспособности каждой очередной партии "вольноотпущенников" к нормальной ресоциализации, создают благодатную почву для планомерного изживания граждан среднего, по российским меркам, достатка. Можно предположить, что посредством подобных испытанных временем стратегий, являющих собой модернизированные формы ведения гражданских войн, известным образом реализуется в жизнь установка на сокращение народонаселения (теория Мальтуса и Фон Хайека), взаимен устаревших, более грубых, но не менее закамуфлированных технологий, организовывавшихся в былое время, как правило, под предлогом необходимости защиты отечества от фетишизированного внешнего врага.

Сказанное, конечно, не означает, что мероприятия, подобные актам амнистий, не должны проводится вовсе. Камень преткновения в этом вопросе, как представляется, заключается в другом, а именно: любые технологии, объективно направленные на снижение затрат в области УСП и УИСП, следует изначально "заземлять" на возможности социально-экономического базиса данного конкретного государственного образования.

История же человеческого общежития показывает, что люди вследствие слабо востребованной и вяло выраженной исторической памяти, вверяют заботы о важнейших правоположениях, регулирующих их повседневную жизнь, собственному здравому смыслу или, что значительно чаще (и хуже - С. Б.) отдают на откуп тем, чьим интересам противоречит появление хороших законов, поскольку они уже в силу своей природы направлены на достижение всеобщего блага и препятствуют усилиям тех немногих, которые стремятся сосредоточить в своих руках всю полноту власти и богатства, оставляя большинству бессилие и нищету172.

В Декларации прав и свобод человека и гражданина, принятой Постановлением Верховного Совета РСФСР еще 22 ноября 1991 года, с одной стороны, констатировалось, что государство обеспечивает жертвам преступлений доступ к правосудию и скорейшую компенсацию за причиненный ущерб (ст. 33), а с другой - определялось, что каждый имеет право на возмещение всякого вреда, причиненного незаконными действиями государственных органов и их должностных лиц при исполнении служебных обязанностей

(ст. 38). Тем не менее, наблюдаемые в конце ХХ - начале ХХI веков в России тенденции судебно-правовой реформы в интерпретации неискушенных в "технологических тонкостях" уголовного процесса парламентариев, создают реальную опасность превратного толкования многими, пусть даже и добросовестными членами общества, краеугольных основ правовой защищенности государства.

Нелепая законодательная практика, - читаем у Ч. Беккариа, - часто является следствием страха, главного источника человеческих противоречий. Законодатели (а таковыми являются юристы, которых после их смерти наделили правом решать все вопросы на свете и которые превратились из писателей пристрастных и продажных в вершителей человеческих судей и жрецов закона), напуганные осуждением нескольких невиновных, перегрузили процесс судопроизводства чрезмерными формальностями и исключениями, точное следование которым возвело бы на престол правосудия анархическую безнаказанность. Напуганные затем тяжкими и труднораскрываемыми преступлениями, эти законодатели сочли себя обязанными отступить от ими же самими установленных формальностей и превратили, движимые отчасти деспотической нетерпеливостью, а отчасти женской робостью, серьезное дело правосудия в своего рода спектакль, в котором азарт и интриганство главные действующие лица173.

Многие авторы, изучавшие проблему оптимума права, считают, что нельзя отрывать вопрос эффективности правовой нормы, представляющей собой меру должного поведения, от тех затрат, которые связаны с ее поддержанием, с достижением предусмотренного ею результата (имеются в виду не только материальные затраты, но и траты человеческой энергии, времени, всевозможные моральные и идейно-политические издержки174.

Применительно к уголовному процессу РФ рассматриваемая проблема актуализируется еще и принципом состязательности, одним из компонентов которого является правило о признании неотъемлемых прав, свобод и интересов сторон. Исходя из предпосылки рациональности поведения человека

(в данном случае все равно, какого - независимого или ограниченного), он, как можно прогнозировать, будет выбирать только такие действия, которые в наибольшей степени соответствуют его критериальной функции, или, говоря проще, "эгоистической" цели того или иного участника УСП. Чем шире предоставляемые законом допустимые альтернативы действий, тем ближе, казалось бы, должна быть "точка насыщения" - своеобразный пик гарантированного удовлетворения индивидуальных амбиций со стороны незадачливого субъекта УПД. Однако, именно широта спектра "санкционированного поведения" каждого отдельно взятого участника УСП неотвратимо вступает в противоречие с интересами другого (его оппонента) в той мере, в какой возникает вопрос об использовании ограниченных ресурсов при наличии, за редкими исключениями, непримиримых противоречий (например, между потерпевшим и обвиняемым).

Законотворчество - общественный товар. Общество существенным образом экономит затраты при разработке законов. Издержки "обмена", в том числе, в так называемой бюджетной сфере, существенно сокращаются, поскольку основные правила его уже определены. Экономическая и правовая политика как раз и должны состоять в выборе и в выработке таких нормативных правил, процедур и административно-правоохранительных структур, которые максимизировали бы "стоимостной объем продукции"175.

При нечеткости правовых норм "уголовный истец" рискует проиграть процесс, а стало быть, пострадать материально и морально. Чтобы уменьшить трансакционные издержки (ТАИ), необходимо четкое определение прав и обязанностей субъектов УПД.

Государство в лице законодательных органов должно устанавливать правила "игры" и обеспечивать такой курс действий, который давал бы наилучший результат для системы в целом.

Экономика ТАИ предполагает, что снизить траты государство способно путем принятия безличных законов и обеспечения их соблюдения. Издержки экономического оборота, обусловленные натуральными характеристиками блага, институционалисты обычно называют трансформационными. Парная им категория - ТАИ, то есть издержки экономического оборота, обусловленные социальной природой блага, то есть теми отношениями между людьми, которые сложились по поводу данного блага, а в конечном итоге - теми институтами, которые структурируют эти отношения. Действительно, оборот экономических ресурсов есть в то же время цепочка "трансакций" - взаимодействий, сделок ("частных правоотношений" - С. Б.) между людьми, которые также чего-то стоят, хотя бы времени своих участников176.

ТАИ - издержки установления и функционирования институтов (соблюдения и обеспечения соблюдения правил и норм), а также подготовки и осуществления процесса их изменения. Об их значении в жизни общества могут, в частности, свидетельствовать метафорические их трактовки типа "издержек эксплуатации экономической системы" (К. Эрроу) или "эквивалента трения в механических системах" (О. Уильямсон).

Как правило, экономисты пытаются увязывать ТАИ с некоторыми действиями в процессе подготовки, заключения и исполнения (в том числе "мировых") сделок, а именно: 1) поиском информации; 2) ведением переговоров и заключением договоров; 3) измерением атрибутов блага; 4) спецификацией и защитой прав; 5) оппортунистическим поведением контрагентов и т. д.177

Именно в таком контексте М. А. Сажина и Г. Г. Чибриков и констатируют, что ТАИ включают информационные издержки, расходы на измерение параметров товаров и услуг, расходы на разработку правил обмена и соблюдения их сторонами, издержки уклонения от ответственности и оппортунизма. Причем, под последними понимается способность одной стороны (например, стороны защиты - С. Б.) получать выгоду за счет другой путем нарушения соглашения (злоупотребления законом - С. Б.)178

Специфика уголовно-процессуальных правоотношений в экономическом аспекте, как раз и проявляется в том то, что "содружество зла", являясь безраздельным собственником средств производства, с одной стороны, имеет прямой доход от "отрицательной работы" адвокатов-защитников (по уголовным делам) в виде налоговых отчислений юридических консультаций, а с другой стороны (и одновременно) - несет не менее прямые убытки от судопроизводственной деятельности органов уголовной юстиции, работающих в условиях бесприбыльных технологий. Тот факт, что должностные лица органов уголовной юстиции тоже уплачивают подоходный налог, ничего не меняет по существу, поскольку они находятся на иждивении Федерального бюджета.

Весьма часто экономисты значимость ТАИ сравнивают с трением в физической системе. Американский экономист Стиглер писал, что мир с нулевыми ТАИ так же страшен, как физический мир без трения179. В этом смысле гарантии, предоставляемые законодательством участникам УСП в метафорическом плане выполняют роль своеобразного "балласта", являющегося "неизбежным злом" в процессе поисково-познавательной деятельности субъектов доказывания. Проблема как раз и состоит в том, что бы определить пределы допустимого (экономически оправданного) развития в уголовно-процессуальном законодательстве института гарантий, поскольку цель (в нашем случае - УСП) вряд ли может быть достигнута, если она, во-первых, обременена абстрактно-избыточными правовыми конструкциями, и, во-вторых, не материализована строго определенными и достаточными средствами.

В силу изложенного и оказывается, что общество обязано стабильностью своего положения либо доброй старой традиции (пока она жива и известным образом регулирует фактические отношения индивидов) либо государству, как центральному звену политической системы, упорядочивающему и укрощающему вырывающиеся наружу "народные стихии". В этом (по Гоббсу) проявляется диктат государства, добровольно берущего на себя функции "ночного сторожа", и отсасывающего импульсы насилия из социума, концентрируя их наверху.

В периоды криминальных всплесков практически невозможно обойтись без увеличения ресурсов, выделяемых на нужды ГППбП. Как показывает международный опыт, более эффективной, с точки зрения отдачи вложенных средств, является стратегия интенсивного развития системы уголовной юстиции, предполагающая, прежде всего, укрепление правоохранительных и судебных органов, повышение профессионализма их работников, усиление технической оснащенности этих и некоторых сопутствующих им (например, экспертных) служб, увеличение относительной доли вспомогательного персонала, а также проведение организационно-технических мероприятий, направленных на увеличение пропускной способности органов предварительного расследования и судов без потери качества их работы.

Для достижения этих целей рекомендуются и некоторые другие стратегии, не требующие значительных затрат, например, возобновление практики дежурных камер судов, введение упрощенного ускоренного досудебного производства в отношении небольшой и средней тяжести преступлений, чему в известной степени может способствовать увеличение в общем массиве регистрируемых общественно-опасных деяний дел так называемого частного обвинения, доля которых в конце 30-х годов советского периода доходила до 40%180.

Результаты опроса должностных лиц органов уголовной юстиции показали, что 29,4% респондентов стратегию увеличения в общем массиве регистрируемых преступлений уголовных дел частного и частно-публичного обвинения воспринимают положительно, поскольку, по их мнению, это в состоянии существенным образом разгрузить органы уголовной юстиции; 52,6% к ним присоединились, добавив, что вопрос о возбуждении уголовного дела в большинстве случаев должен решаться с учетом волеизъявления пострадавшего; 14,0% отвергли указанную доктрину, так как рассматриваемая категория дел так или иначе затрагивает публичные интересы; 4,0% определенного мнения не высказали.

В развитие этого вопроса опрашиваемым было предложено в свободной форме перечислить составы преступлений, которые можно было бы, на их взгляд, отнести к категории дел частного и частно-публичного обвинения. Они перечислили следующие: ч. 1 ст. 112 УК РФ ("Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью"); ст. 114 УК РФ ("Причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны либо при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление"); ст. 118 УК РФ ("Причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью по неосторожности"); ст. 119 УК РФ ("Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью"); ст. 121 УК РФ ("Заражение венерической болезнью"); ст. 127 УК РФ ("Незаконное лишение свободы"); ст. 133 УК РФ ("Понуждение к действиям сексуального характера"); ч. 1 ст. 137 УК РФ ("Нарушение неприкосновенности частной жизни"); ч. 1 ст. 138 УК РФ ("Нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений"); ч. 1 ст. 139 УК РФ ("Нарушение неприкосновенности жилища"); ст. 140 УК РФ ("Отказ в предоставлении гражданину информации"), ч. 1 ст. 146 УК РФ ("Нарушение авторских и смежных прав"); ч. 1 ст. 147 УК РФ ("Нарушение изобретательских и патентных прав"; ч. 1 ст. 157 УК РФ ("Злостное уклонение от уплаты средств на содержание детей или нетрудоспособных родителей"); ч. 1 ст. 158 УК РФ ("Кража"); ч. 1 ст. 167 УК РФ ("Умышленное уничтоже6нне или повреждение имущества"); ч. 1 ст. 168 УК РФ ("Уничтожение или повреждение имущества по неосторожности"); ч. 1 ст. 213 УК РФ ("Хулиганство"); ст. 244

УК РФ ("Надругательство над телами умерших и местами их захоронения"); ст. 330 УК РФ ("Самоуправство"). При этом 48,3% респондентов считают, что органы предварительного расследования должны иметь право на возбуждение уголовных дел частного и частно-публичного обвинения, 49,7% высказались за оставление прежней практики, 2,0% воздержались от комментариев.

Стратегия сокращения сферы деятельности уголовной юстиции отчасти может быть достигнута посредством корректировки следственной и судебной практик, дифференциацией форм уголовного процесса, расширением возможностей для досрочного завершения уголовных дел по (не-) реабилитирующим основаниям в различных стадиях УСП за счет более интенсивного использования "мировых соглашений", в том числе с привлечением государственно-правовой реституции181.

Реституция по существу есть категория гражданско-правовой сферы регулирования общественных отношений, и, стало быть, наибольшее практическое преломление находит в "юридическом быту" населения. Однако, как представляется, она весьма успешно может быть воспринята и государственно-правовой политологией борьбы с преступностью.

Юридический энциклопедический словарь рассматриваемый термин раскрывает в следующим образом: "Реституция (от лат. Restitutio - восстановление) - 1) в гражданском праве возврат сторонами, заключившими сделку, всего полученного ими по сделке в случае признания ее недействительной. При невозможности возвратить полученное в натуре возмещается его стоимость в деньгах, если иные последствия недействительности сделки не предусмотрены в законе. В гражданском праве общим правилом является двусторонняя реституция, то есть ситуация, когда каждая из сторон возвращает другой все полученное по сделке, а при невозможности это сделать возвращает его стоимость в деньгах. В тех случаях, когда одна сторона при заключении сделки умышленно действовала во вред другой, нарушая ее права и законные интересы, или с целью, заведомо противной интересам государства и общества, применяется лишь односторонняя реституция - в отношении потерпевшей стороны. Таковы же последствия сделки, совершенной под влиянием обмана, угроз. Только виновная сторона возвращает все полученное ею и возмещает понесенные расходы, а полученное потерпевшим от виновной стороны взыскивается в доход государства182.

Думается, что возможности реституции вполне приложимы и к области УСП, поскольку, по справедливому замечанию В. А. Тархова, причинение имущественного вреда определенному лицу при наличии требуемых законом условий всегда представляет собой гражданское правонарушение. Независимо от этого, если причинившее вред деяние является общественно-опасным, оно составляет преступление183.

Нельзя сказать, что правовой институт реституции неизвестен в теории уголовно-процессуального права. Так, авторы академического издания "Уголовно-процессуальные основы деятельности органов внутренних дел" при анализе уголовно-процессуальных средств, применяемых в стадии предварительного расследования для возмещения материального ущерба, причиненного преступлением, среди способов восстановления нарушенного имущественного состояния при производстве по уголовному делу упоминают "…обнаружение, изъятие и возврат собственнику (владельцу) предметов, явившихся объектами преступных действий (ст. 83-86 УПК РСФСР) - уголовно-процессуальную реституцию"184.

Таким образом, реституция, понимаемая как восстановление в прежнем правовом и имущественном положении, должна предполагать возврат собственности, выплаты (компенсацию) за причиненный вред или ущерб, возмещение расходов, понесенных в результате преступления, предоставление услуг и восстановление в правах. Вот только кого следует признавать адресатом?

В уголовном праве РФ категория реституции обусловлена проблемой судебной ответственности за преступление, реализуемой в режиме уголовно-процессуальных правоотношений, имеющих целью, как принято считать, установление уголовных правоотношений между государством и лицом, совершившим преступление. У государства, таким образом, появляется, якобы, право подвергнуть лицо за совершенное им преступление государственно-принудительному воздействию, предусмотренному уголовно-правовой нормой, которую он нарушил, и в то же время обязанность применить именно это воздействие, а не иное, а у лица, совершившего преступление, - обязанность подвергнуться этому воздействию и право на применение именно этого воздействия185.

Приведенная точка зрения является наиболее популярной в теории уголовного права России, хотя она не в малой степени игнорирует факт существования уголовно-процессуальных правоотношений. С другой стороны, если посмотреть на удобства, предоставляемые реституцией с чисто прагматической точки зрения, нельзя не учитывать, что за последние 5 лет количество заключенных в Российской Федерации выросло более чем в полтора раза, при общем увеличении уровня регистрируемой преступности на 20-22%. Расходы только на УИС МЮ РФ, представляющую собой завершающий цикл УСП и УИСП в 1996 году из Федерального бюджета превысили

8,5 триллионов рублей или около 2% всей расходной части бюджета и 0,4% ВВП. Общие же ресурсы, которые уходят на содержание заключенных, пенитенциарных и некоторых других сопутствующих служб, приближаются к

2% ВВП. Понятно, что и для стран с гораздо более благополучной экономикой подобные расходы являются неподъемными.

Ученые юристы, специализирующиеся в области УИК РФ, предлагают всевозможные пути сокращения "тюремного населения", нередко игнорируя общесоциальные ценности и интересы "коллективного участника уголовных правоотношений", проблему ресоциализации лиц, освобождающихся из мест лишения свободы, неоправданное увеличение нагрузки на органы уголовной юстиции, обусловленное безысходной активностью амнистированных, приводящее к возрастанию так называемой "отрицательной работы" правоохранительной системы в целом.

Наиболее дешевыми способами сокращения числа заключенных, отбывающих наказание в УИС МЮ РФ, на их взгляд являются: декриминализация части "традиционных" видов преступлений, расширение в законодательстве видов наказаний, альтернативных лишению свободы, использование института досрочного освобождения, сокращение относительного количества приговоров к лишению свободы, снижение санкций статей УК РФ, дальнейшее развитие института условного осуждения, отсрочки исполнения приговора и т. п.

Согласно заверениям сторонников рассматриваемых стратегий, указанная доктрина конечно требует дополнительных средств на развитие и функционирование структур, обеспечивающих надзор за правонарушителями, исполнение наказаний, не связанных с лишением свободы и проч. Но и эти расходы, в расчете на одного обвиняемого или осужденного, в 10-20 раз ниже затрат на создание новых тюремных мест и содержание заключенных в местах лишения свободы186.

Вместе с тем, ученые, занимающиеся исследованием ГППбП в РФ, пишут о серьезных, присущих ей, изъянах. Об этом, на их взгляд, свидетельствует такой парадоксальный факт, как значительная либерализация судебной практики по уголовным делам в условиях разрастания криминальной стихии. Так, если в 1989 году средний срок наказания в виде лишения свободы составлял 5,5 лет, то в 1996 году он снизился до 4,7. Доля приговоренных судами к лишению свободы среди осужденных с 37% в 1993 году сократилась до 34, 6% в 1996 году. Получила широкое распространение практика назначения наказания ниже низшего предела, предусмотренного законом, в том числе за взяточничество, хищения в особо крупных размерах и другие тяжкие преступления187.

На фоне применявшегося ранее инструментария, термин "направления" в приложении к ГППбП и уголовно-процессуальному праву, вряд ли может вызвать недоумение. В толковом словаре русского языка максимально приемлемая его дефиниция для нас - 2) линия движения, путь развития188.

Большинство юристов, занимавшихся исследованием этих вопросов, сходятся во мнении, что рассмотрение узкоотраслевых ее аспектов (например, подсистемы уголовно-процессуального права) в канве более общих, фундаментальных теорий открывает для ученых "новое видение старых проблем". И хотя Г. Клаус отмечал, что формирование старых понятий в рамках более широкой теории всегда дает нечто большее, чем простое повторение, интерпретация известного в новой системе часто открывает новые перспективы исследования189, следует учитывать другую опасность, в соответствии с которой анализ уголовно-процессуального права с позиций ГППбП может сам по себе новых смыслов и не рождать, а только (почти по Б. Спинозе) "…поверхностно их множить"190.

В контексте изложенного выражение "направления ГППбП" может пониматься и понимается по-разному.

Так, например, в учебнике "Криминология" (1997), в частности, отмечается, что борьба с преступностью представляет собой органическое единство трех направлений: 1) общей организации борьбы; 2) предупреждения преступности; 3) правоохранительной деятельности191.

Несколько в другом ракурсе и в приложении к другой проблематике использует термин "направления" П. Н. Панченко. Он отмечает, что уголовная политика может дифференцироваться на отрасли и по категориям преступлений, преодоление которых и является целью этих отраслей. В юридической литературе с полным основанием пишут об уголовной политике в области охраны природы, борьбы с неосторожными преступлениями, рецидивной преступностью и т. д.192

В другом месте этой же работы ученый выделяет три направления исследования уголовной политики: уголовная политика как составная часть внутренней политики государства; уголовная политика в ее чисто правовом выражении (законодательство, на основе которого осуществляется борьба с преступностью); уголовная политика как теория уголовно-правовой (!) борьбы с преступностью193.

В криминологической и уголовно-правовой теории существует точка зрения, согласно которой основным направлением борьбы с преступностью должно стать не физическое противостояние криминальному миру и усиление карательной практики, а воздействие на причины и условия преступности, с одновременным пресечением процессов самодетерминации преступности, выявлением и прекращением деятельности организаторов преступных формирований194.

Думается, что данная точка зрения в большей степени представляет блок интересов криминологической (предупредительной, профилактической) подсистемы, нежели ГППбП в целом.

Устранение первопричин преступности является задачей социально-экономической деятельности государства. Как верно замечает И. А. Исмаилов, - расширение сферы уголовной политики путем включения в нее мер, косвенно способствующих успеху в борьбе с преступностью, не имеет под собой достаточных оснований и лишает эту политику требуемой конкретности и специфичности195.

Ряд авторов борьбу с организованной преступностью включают в число направлений современной уголовной политики196.

К их числу, в частности, А. М. Царегородцев, относит: реформу уголовного законодательства, реализацию комплекса предупредительных мер; устранение причин и условий организованной преступности и группового совершения опасных преступлений, улучшение работы органов правосудия, прокурорского надзора, юстиции и внутренних дел в борьбе с групповыми преступлениями; совершенствование правоприменительной практики197.

В отдельных странах создаются национальные программы сдерживания преступлений. Наблюдается стремление создать концепции региональной уголовной политики - в частности, западноевропейской. Выделяются, к примеру, политика уголовного правосудия; предупреждения преступлений; исправительная политика; политика борьбы с отдельными видами преступлений (например, связанных с наркоманией); политика использования отдельных инструментов общей части УК в борьбе с преступностью и т. д.198

В ряде работ наблюдается стремление ученых нейтрализовать расплывчатое понятие "направления уголовной политики". Применяются дополнительные, более объемные формулировки типа: основные направления "развития"199, "реализации"200, "совершенствования" уголовной политики" и т. п.

Говоря об основных направлениях реализации ГППбП, обычно выделяют такие сферы как: защита личности, экономики, общественной безопасности и общественного порядка, государственной власти; борьба с преступностью несовершеннолетних, с рецидивной и профессиональной преступностью; защита работников ОВД от преступных посягательств; развитие международного сотрудничества.

При этом справедливо говорится о внутренней противоречивости предписаний ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, которая констатирует, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ являются составной частью ее правовой системы. При их противоречии нормы международного права и международные договоры имеют приоритетное значение. Такое положение означает, что Россия самоограничивает собственный суверенитет в интересах развития и поддержания международного сотрудничества государств, в том числе в сфере борьбы с преступностью201.

О необходимости соблюдения субординации между Основным Законом и УПК РФ ранее уже отмечалось при освещении перспектив развития протокольной формы досудебной подготовки материалов. Однако перечень "претензий" к отраслевому законодательству в этом контексте можно было бы и продолжить.

Так, в соответствие с Конституцией РФ приведено отраслевое законодательство. Срок уголовно-процессуального задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, стал ограничиваться 48-ю часами (ч. 2 ст. 22 Конституции РФ; ст. 10, 91 - 96 УПК РФ). В связи с этим сразу возникает вопрос о том, насколько удобно будет применять рассматриваемую принудительную меру следователям всех правоохранительных ведомств по четвергам и пятницам? Указ Президента РФ от 14 июня 1994 года "О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности" предписывал задерживать подозреваемых, а по смыслу ч. 1 и обвиняемых в совершении тяжких и особо тяжких преступлений на срок до 30-и суток, поэтому, отчасти, он, наверное, и был отменен.

Что же касается собственно УПК РСФСР, то статья 122, регламентирующая процессуальный порядок уголовно-процессуального задержания, сама нуждается в серьезном научном анализе. Известно, что в среде следователей и оперативных уполномоченных уголовного розыска (ОЭП) нередко можно услышать профессионально-жаргонное изречение "тормознуть по сотке" (дань уважения старому УПК), которое используется ими при обосновании необходимости уголовно-процессуального задержания лица, подозреваемого в совершении преступления. При этом максимальный срок реализации рассматриваемой принудительной меры, при его исчислении, как правило, определяется в 72 часа или трое суток, несмотря на то, что буквальное толкование ст. 122 никаких предпосылок к этому, строго говоря, не предрасполагает. Так, ее третья часть, в частности, гласит, что о всяком случае задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, орган дознания (!) обязан составить протокол с указанием оснований, мотивов, дня и часа, года и месяца, места задержания, объяснений задержанного, времени составления протокола. Из данных предписаний, равно как из рекомендаций, изложенных в ч. 1 этой же статьи, усматривается, что субъектом, обладающим правом уголовно-процессуального задержания, является лишь орган дознания, что проистекает из регламентации данной процедуры в главе IХ "Дознание", в развитие института неотложных следственных действий, производимых соответствующими подразделениями по уголовным делам, подследственным органам предварительного следствия (ч. 1 ст. 119 УПК РСФСР). Таким образом, законодатель в данном случае явно игнорирует процессуальные правомочия следователя, приоритет которого относительно органов дознания представляется очевидным. (В ст. 91 УПК РФ этот недостаток устранен).

"…и в течение 24 часов", - читаем далее, - "…сделать письменное сообщение прокурору" (подразумевается - уведомление - С. Б.). Это, во-первых. Во-вторых, подобная редакция ст. 122 УПК РСФСР, на наш взгляд требует переосмысления и переоценки, поскольку уведомление прокурора может быть осуществлено сразу же по составлению протокола, а также в его присутствии, в течение каждого последующего, в том числе последнего часа первых суток. Да и сам прокурор, по смыслу закона, вправе, воспользовавшись предоставленными ему правами (п. п. 4 и 5, ч. 1 ст. 211), лично принять участие в производстве отдельных следственных действий (в их числе - уголовно-процессуального задержания и допроса подозреваемого) и провести их от своего имени. Возникает вопрос, в пределах каких сроков с момента составления протокола задержания ему следует разрешать вопрос по существу относительно лица, помещенного в изолятор временного содержания (ИВС)?

Неопределенность анализируемой нормы УПК РСФСР усугубляется по мере дальнейшего ее прочтения, поскольку ч. 3 ст. 122 несколькими строчками ниже определяет, что в течение сорока восьми часов с момента получения (уже!) извещения о произведенном задержании прокурор обязан дать санкцию на заключение под стражу либо освободить задержанного. В данном случае непонятно, почему регламентируя процессуальное поведение органа дознания в плане принятия первоначального решения, законодатель бремя ответственности за его последствия возложил на прокурора? И по какой, собственно, причине прокурор обязан? Ведь по смыслу ст. 89 УПК РСФСР, избрание меры пресечения, в том числе и особенно ареста, является правом, а не обязанностью органа дознания, следователя, прокурора и суда?

Аналогичные претензии можно высказать и к ст. 91-96 УПК РФ, которые за незначительными изменениями морфологического толка "старые проблемы" сохранили. А ведь смысл этого следственного действия можно выразить буквально в трех строчках, косвенно предваряя затраты УСП, рассматриваемые с позиций законодательной техники.

Надо заметить, что в теории уголовно-процессуального права РФ статус подозреваемого - обвиняемого до сих пор в должной мере не определен. Так, в соответствии со ст. 46 УПК РСФСР обвиняемым признается лицо, в отношении которого в установленном законом порядке вынесено постановление о привлечении в качестве такового (ч. 1); (п. 1, ч. 1 ст. 47 УК РФ). Подобные рекомендации законодателя, надо думать, были ориентированы на возникновение возможных в следственной практике ситуаций, когда лицо, совершившее преступление, на основании имеющихся доказательств, предполагается объявить в розыск. По логике закона, таким образом, получается, что мера пресечения, в том числе, арест, может быть избрана в отношении лица, совершившего преступление, при наличии уголовно-правовых и процессуальных оснований, сразу же после вынесения постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого и до предъявления обвинения. При этом выпадает процедура разъяснения ему прав, поскольку ч. 1 ст. 148 УПК РСФСР определяет, что предъявление обвинения должно последовать не позднее двух суток с момента вынесения постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого. И хотя на практике никакой уважающий себя следователь не будет делать подобных услуг законодателю, вряд ли оправдано наличие в действующем УПК РСФСР (РФ) такого правового поля.

Рассматриваемую проблему можно было бы продолжить, поскольку сотрудники органов предварительного расследования, при доставлении к ним разыскиваемого обвиняемого, довольно часто выносят "новое" постановление о привлечении лица в качестве обвиняемого, стремясь максимально сблизить по срокам дату вынесения такого решения с датой доставления обвиняемого из розыска. Подобное толкование УПК порождает сверхнормативную формализацию УПД.

Говоря о направлениях развития ГППбП и уголовно-процессуального права, ни в коей мере не следует их отождествлять с направлениями "уголовно-правовой политики". В противном случае к числу последних можно было бы отнести деятельность правоохранительных органов по расследованию преступлений, включаемых в тот или иной раздел Особенной части УК РФ. Так к направлениям "уголовно-правовой политики" традиционно относят борьбу:

а) с государственными преступлениями; б) с преступлениями против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности; в) с преступлениями против политических, трудовых, иных прав и свобод граждан; г) с преступлениями против собственности; д) с хозяйственными преступлениями и т. п.

В этой классификации, в свою очередь, можно выделить борьбу с преступлениями несовершеннолетних, с организованной преступностью, в том числе, с бандитизмом, коррупцией, взяточничеством, рецидивной преступностью, общественно опасными деяниями невменяемых, преступностью иностранцев, международными преступлениями и т. п.

Однако применительно к интересующему нас вопросу эти направления приобретают сугубо отраслевой характер. При этом термин "направления" не должен сопровождаться какими-либо дополнительными инсинуациями. Поскольку политика вообще, и "уголовная политика", частности, есть, прежде всего, деятельность государственных органов "публичного обвинения и преследования", а также суда, то говоря о ее направлениях, следует подразумевать ориентиры этой деятельности, объективно нацеленные на скорейшее достижение реальных общественно-полезных результатов.

Строго говоря, основные направления борьбы с преступностью в России были обозначены Президентом РФ в ежегодном послании Федеральному Собранию - парламенту России. Среди них выделены: необходимость обеспечения защиты государственной власти; борьба с преступлениями против внешней безопасности страны; борьба с коррупцией и т. п. Как уже отмечалось, данную классификацию общественно опасных деяний следует рассматривать в качестве объекта, представляющего интерес для "уголовно-правовой политики" государства. В числе же направлений собственно ГППбП, на наш взгляд, целесообразно указывать следующие:

- утверждение нравственного аспекта;

- развитие и совершенствование ее научно-теоретических основ;

- установка на жесткую спецификацию и взаимосоответствие законодательных подсистем "уголовно-правового блока";

- сведение к минимуму подзаконного (меж-)ведомственного нормативного регулирования;

- совершенствование правоохранительной деятельности;

- совершенствование правоохранительной системы;

- повышение эффективности образовательной политики РФ в области подготовки кадров для органов уголовной юстиции;

- выработка единого терминологического словаря для наук, составляющих остов государственно-правовой политологии борьбы с преступностью.

В настоящее время положение на рассматриваемом фронте осложнено тем, что правоохранительные органы, учитывая ограниченность их физических и ресурсных возможностей, постепенно теряют контроль над преступностью, не в состоянии одинаково активно реагировать на все регистрируемые преступления. Сопротивление со стороны преступников приобрело новое качество - опору на структуры государства и институты гражданского общества. Этому в значительной степени способствует отсутствие должного финансирования программ борьбы с преступностью, - считает профессор А. И. Долгова202.

Обусловленный подобными фундаментальными причинами, сегодня, по сути дела, происходит постепенный отказ от "слепой непримиримой борьбы" и отдается предпочтение "воздействию" на преступность со стороны органов уголовной юстиции. Принципиальная разница в отмеченных подходах заключается в том, что если в первом случае решение любых задач, стоящих перед обществом и государством, осуществляется черед попытки применения сугубо принудительных мер, то отличительной стороной второго подхода является максимальный учет возможностей государства, прежде всего, правоохранительной системы, и экономического потенциала, детерминирующего негативные процессы. Другими словами, для достижения позитивных результатов предпочтение отдается преимущественно компромиссным средствам воздействия203.

Новое уголовно-процессуальное законодательство страны, - полагают Х. Д. Аликперов и М. А. Зейналов, - должно не только "ретранслировать", то есть облекать в процессуальные формы, материально-правовые нормы о компромиссе, но и предусматривать "чисто" процессуальные формы его реализации.

Отсутствие в действующем УПК необходимого минимума норм, допускающих компромисс между органами предварительного следствия и обвиняемым, часто создает труднопреодолимые, а порой и невозможные, препятствия на пути установления по делу всех обстоятельств преступления, его организаторов, активных участников и т. д.204

Нельзя сказать, что институт компромисса не известен уголовно-процессуальному законодательству РФ. Скорее, наоборот, можно констатировать, что процесс ликвидации правовых норм и институтов, содержавших элементы указанной стратегии, продолжает прогрессировать в полном соответствии с логико-теоретическими обоснованиями, которые всегда находят приют в арсенале любителей схоластических споров.

Тем не менее, стратегия компромисса, понимаемого на стыке УСП, УИСП, криминалистики, теории ОРД, должна приобретать своих сторонников.

Как считает А. С. Александров, в условиях сосуществования с организованной преступностью прокурору с практической точки зрения следует иметь право предоставления юридического иммунитета лицам, способствовавшим раскрытию тяжких преступлений. А это и есть форма мировой сделки публичного обвинителя с обвиняемым205.

Изложенное предопределяет основные направления совершенствования уголовно-процессуального законодательства РФ, к числу которых на современном этапе в первую очередь следует относить:

- расчет пределов оптимального регулирования правоотношений в области УСП с точки зрения затратности судебно-следственных процедур;

- жесткое определение спецификации отраслевого законодательства;

- примат статутного права перед прецедентным;

- максимум законодательной регламентации, минимум подзаконного ведомственного регулирования;

- установление субординации норм международно-правовых актов, Конституции РФ, Основ уголовного судопроизводства и УПК РФ;

- разработку методических рекомендаций по калькулированию себестоимости УСП;

- сопряжение уголовно-процессуального законодательства РФ с системой принципов ГППбП, имеющих межотраслевое значение.

О принципах ГППбП и в их числе, о принципе возмездности затрат УСП, - следующий параграф.

Далее.