к оглавлению
ГЛАВА 3. МЕХАНИЗМ ВОЗМЕЩЕНИЯ
ИМУЩЕСТВЕННОГО ВРЕДА РЕАБИЛИТИРОВАННОМУ
И ПУТИ ЕГО СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ
§ 1. Основания и условия возникновения права
реабилитированного на возмещение имущественного вреда
Вопрос об основаниях и условиях возникновения права на возмещение имущественного вреда реабилитированному является краеугольным, так как он определяет исходные начала механизма рассматриваемых правоотношений.
Согласно ст. 133 УПК право на реабилитацию, наряду с устранением последствий морального вреда и восстановлением в иных правах, включает в себя право на возмещение имущественного вреда. Поэтому нам представляется возможным рассматривать основания для реабилитации в качестве оснований для возмещения имущественного вреда реабилитированному. Однако, учитывая отношение указанных двух понятий как общего и частного, основания возмещения имущественного вреда обладают рядом дополнительных признаков.
Статья 133 УПК, именуемая «Основания возникновения права на реабилитацию», четко не определяет, что следует понимать под указанными основаниями. В данной статье содержатся лишь общие положения о содержании права на реабилитацию, дан перечень лиц, обладающих правом на возмещение вреда и обстоятельств, исключающих признание такого права.
В толковых словарях термин «основание» определяется как причина, достаточный повод, оправдывающий что-нибудь1; то, что составляет ядро чего-либо, является исходным материалом образования, создания чего-либо2.
В науке уголовного процесса данный вопрос является дискуссионным. Так, некоторые авторы отмечают, что основанием возникновения права на реабилитацию, и как следствие права на возмещение имущественного вреда, является осуществление уголовного преследования3.
Данный подход, на наш взгляд, отражает фактическую сторону рассматриваемых отношений, указывает на конкретные действия, влекущие возникновение соответствующего права. Вместе с тем считаем необходимым уточнить, что таким основанием может служить не всякое уголовное преследование, так как само по себе оно не влечёт необходимость возмещения вреда. В данном случае следует говорить о таких характеристиках уголовного преследования, в результате которых несправедливо пострадало лицо, невиновное в совершении преступления. Такими характеристиками являются «незаконность» и «необоснованность». Именно незаконное или необоснованное уголовное преследование, согласно ст. 133 УПК, является основанием возникновения права на реабилитацию.
На данное обстоятельство указывает В. Н. Григорьев, который пишет, что основанием возникновения права на реабилитацию, в том числе и на возмещение вреда, служат любые незаконные или необоснованные действия стороны обвинения, в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления4.
Рассмотрим каждую из названных характеристик основания возникновения права на реабилитацию в отдельности.
Понятие «незаконный» - это действия, совершенные вопреки требованию конкретных норм закона, причем эти действия должностных лиц могут быть расценены либо как преступление, либо как дисциплинарный поступок, либо как ошибка5.
На наш взгляд, незаконной считается такая деятельность, которая не соответствует требованиям закона, противоречит ему, влечёт нарушение прав и законных интересов граждан.
Как отмечает С. В. Супрун, при раскрытии и расследовании преступлений должностными лицами могут ущемляться имущественные права граждан не только посредством действий, не соответствующим требованиям закона, но и путем несоблюдения правовых предписаний, закрепленных в ведомственных правовых актах6 (например, в приказах МВД России, Генеральной прокуратуры Российской Федерации и т.п.). В этом случае указанные действия не охватываются термином «незаконный», так как нарушаются не законодательные, а подзаконные нормы. В этой связи С. В. Супрун считает необходимым, говоря о конкретных действиях должностных лиц по незаконному или необоснованному привлечению невиновных лиц к уголовной ответственности, использовать термин «неправомерные действия». Данный термин является более широким и включает в себя не только нормы, содержащиеся в законе, но и в любых других правовых источниках, например, актах государственных органов исполнительной власти.
Полагаем, нельзя полностью согласиться с данным мнением, так как, говоря об основаниях возникновения права на возмещение имущественного вреда, целесообразно использовать устоявшуюся формулировку «незаконное или необоснованное уголовное преследование». В указанном случае не имеет решающего значения, нарушались ли при этом подзаконные или законодательные акты. Ведь роль подзаконных актов сводится к детализации законодательных норм, выработке механизма их реализации, поэтому нарушение первых, как привило, приводит к нарушению последних. Здесь во главу угла ставится сам факт причинения вреда лицу, невиновному в совершении преступления. А потому все последующие действия (даже полностью соответствующие всем предписаниям закона и ведомственным нормативным актам) согласно правилу «плоды отравленного дерева» признаются в целом незаконными.
Следующей важной характеристикой основания возникновения права на возмещение имущественного вреда является «необоснованность» уголовного преследования.
Под термином «необоснованное уголовное преследование» следует понимать такую деятельность по изобличению лица, совершившего преступление, которая основана на предположении, слухе, домысле, других, не имеющих должных поводов, соображениях, т.е. осуществлялась без достаточных к тому оснований (доказательств). Такая деятельность может быть вызвана поспешностью принятия решения о возбуждении уголовного дела и уголовного преследования, неудовлетворительным качеством проведенных проверочных действий, ошибок допущенных следователем или дознавателем при проведении следственных и других процессуальных действий в установлении фактических обстоятельств дела. Каждый случай прекращения уголовного дела по реабилитирующим основаниям свидетельствует о допущенном браке в работе следственных органов, поэтому расценивается прокурорами, руководителями следственных органов и начальниками органов дознания как чрезвычайное происшествие.
Однако даже самое тщательное и глубокое изучение всех обстоятельств совершенного преступления не может однозначно гарантировать, что начатое уголовное преследование будет доведено до своего логического завершения. Это позволяет лишь минимизировать возможность наступления негативных последствий для лиц, невиновных в его совершении.
Зачастую установить действительные события без возбуждения уголовного дела не представляется возможным. После возбуждения уголовного дела появляется возможность задействовать весь процессуальный арсенал следователя, позволяющий более точно определить истинную ситуацию происшествия. На начальном этапе расследования, несмотря на дефицит имеющейся информации о происшествии, следователю необходимо принимать процессуальные решения, в том числе способные повлечь ограничение прав граждан. Такими действиями, например, могут быть задержание подозреваемого, обыск в жилище и т.п. Конечно, в ходе дальнейшего расследования могут возникнуть новые обстоятельства, свидетельствующие о невиновности данного гражданина, и все действия, отвечающие требованиям обоснованности на момент принятия соответствующих процессуальных решений, могут перестать быть таковыми. Эти ситуации можно назвать неизбежными, они объективно возникают в правоприменительной практике.
Следует согласиться с мнением Н. В. Ильютченко, что необоснованность действий следователя или дознавателя практически всегда незаконна7, так как уголовно-процессуальный закон либо прямо предусматривает конкретные основания применения тех или иных процессуальных действий (например, основания задержания - ст. 91 УПК), либо закрепляет обобщенные формулировками (например, «при наличии достаточных данных» - ст. 11 УПК, «при наличии оснований полагать» - ст. 44 УПК и т.п.). В любом случае исходным началом совершения тех или иных процессуальных действий служит необходимый (с точки зрения достаточности) объём достоверных данных, в том числе обличенных в форму доказательств.
Уголовное преследование, согласно п. 55 ст. 5 УПК, представляет собой процессуальную деятельность, осуществляемую стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления.
Если следовать указанному определению, основанием возникновения права на реабилитацию, и как следствие права на возмещение имущественного вреда, могут служить любые незаконные или необоснованные действия и решения, предпринятые стороной обвинения, направленные на изобличение в совершении преступления лица, поставленного в процессуальное положение подозреваемого и обвиняемого.
Однако, как известно, суд, не являясь стороной обвинения, не осуществляет уголовное преследование. А из содержания ст. 133 УПК вытекает, что правом на реабилитацию также обладают лица, пострадавшие не только от незаконных действий следователя или дознавателя, но и суда. В частности, речь идет об осужденном, в отношении которого полностью или частично был отменен обвинительный приговор (п. 4 ч. 2 ст. 133 УПК), а также о лице, к которому незаконно или необоснованно были применены принудительные меры медицинского характера (п. 5 ч. 2 ст. 133 УПК).
Поэтому, называя основания возникновения права на возмещение имущественного вреда, следует указывать не только на незаконное или необоснованное уголовное преследование, но незаконное или необоснованное осуждение, применение принудительных мер медицинского характера, а также принудительных мер воспитательного воздействия. Если первые три основания с необходимостью вытекают из содержания ст. 133 УПК, то последнее будет нами обосновано ниже.
Вместе с тем, само незаконное или необоснованное уголовное преследование, на наш взгляд, может являться лишь предпосылкой возникновения права на возмещение имущественного вреда. Ведь необходимость возмещения такого вреда заключается не столько в незаконных или необоснованных действиях дознавателя, следователя или суда, сколько в негативных последствиях таких действий – имущественном вреде.
В этой связи считаем возможным утверждать, что незаконное или необоснованное уголовное преследование, не повлекшее причинение имущественного вреда, не будет являться основанием для возникновения соответствующего права реабилитированного.
Подтверждением тому служит правило, выработанное в решении Европейского Суда по правам человека по делу «Вассинк против Нидерландов», согласно которому «хотя лицо может стать жертвой нарушения ст. 5 Европейской Конвенции, но не может стоять никакого вопроса о «компенсации», если не был нанесен материальный или моральный вред, который должен быть возмещен»8.
Методологически причинно-следственная связь – это один из видов детерминации. Детерминация, в свою очередь, представляет собой взаимосвязь явлений, при которой одно явление (причина) определяет появление другого (следствие). При этом во временном разрезе первое всегда предшествует наступлению второго.
Применительно к предмету нашего исследования детерминантом является незаконная или необоснованная деятельность, осуществляемая стороной обвинения или судом, а порождаемое явление – имущественный вред, причинённый реабилитированному.
Особенностью уголовно-процессуальных отношений, в отличие главным образом от уголовно-правовых, заключается в том, что такая связь является объективной, т.е. предполагает её исследование независимо от вины дознавателя, следователя, прокурора или суда (ч. 1 ст. 133 УПК).
Оценка причинно-следственной связи в рамках института возмещения имущественного вреда реабилитированному следует теории адекватного причинения вреда. Оценить это можно, поставив вопрос: каково было бы имущественное положение лица, если бы оно не подверглось уголовному преследованию? И только в случае, если положение такого лица было бы лучше либо не ухудшилось при отсутствии нарушений его прав, можно говорить о наличии причинно-следственной связи.
Так, не возмещается вред, причинённый лицу увольнением с работы не в связи с постановлением следователя об отстранении от должности, а по собственной инициативе администрации9.
Исследуя вопрос адекватной причинно-следственной связи, А. Бланкенагель и И. Калинина отмечали, что она имеет место тогда, когда иное развитие событий могло иметь место исходя из общих представлений, а не только из особенностей (например, реакции) потерпевшего в конкретном случае10. Адекватная связь может отсутствовать, если реабилитированный оказал влияние на случившееся необычным и беспричинным поведением и создал тем самым новую предпосылку к возникновению ущерба (например, в случае самооговора). Так, согласно абз.1 ст.626 УПК Франции11 незаконно осужденный имеет право на возмещение вреда, причиненного ему осуждением, если только он не мог в надлежащее время представить суду новые детали или неизвестные документы по делу. Исходя из того, насколько осужденный был информирован об этих деталях, возмещение ущерба производится полностью или частично.
Таким образом, наличие объективной и адекватной причинно-следственной связи между незаконным или необоснованным уголовным преследованием и причиненным имущественным вредом является необходимым элементом основания возникновения права на возмещение указанного вреда.
Обратившись к справедливому суждению Б. Т. Безлепкина о том, что «в уголовном процессе основанием возникновения имущественных правоотношений всегда являются юридические факты в виде действий»12, сделаем вывод, что обязательными элементами основания возмещения имущественного вреда являются:
1) незаконное или необоснованное уголовное преследование, осуждение, применение принудительных мер медицинского характера, а также принудительных мер воспитательного воздействия;
2) наличие причинённого реабилитированному имущественного вреда;
3) причинно-следственная связь между указанными действиями и наступившими последствиями.
Трудно согласиться с мнением некоторых авторов, которые под основаниями возникновения права на возмещение вреда, причинённого незаконным или необоснованным уголовным преследованием, понимают решение дознавателя, следователя или суда о признании соответствующего права (ч. 2 ст. 133 и ч. 1 ст. 134 УПК)13. Такой подход, на наш взгляд, не отражает сущностных причин возникновения прав реабилитированного. В данном случае происходит подмена исходных оснований – действий, влекущих причинение вреда, внешними обстоятельствами, с которыми закон связывает возможность реабилитированным реализовать своё право на возмещение имущественного вреда. Такие обстоятельства в уголовно-процессуальной науке принято называть условиями14.
В толковых словарях под условием принято понимать «обстоятельство, от которого что-нибудь зависит»15. Применительно к исследуемому вопросу условием является то, благодаря чему начинают действовать основания возмещения вреда.
Анализ различных подходов к определению момента возникновения права на реабилитацию позволяет выявить в нём материальный и процессуальный аспекты: первый, являясь причиной возникновения рассматриваемых отношений, – отражает объективно возникшую необходимость в возмещении причинённого вреда; второй – обусловлен установленным уголовно-процессуальным законом порядком признания незаконности или необоснованности уголовного преследования и последующим возмещением причинённого имущественного вреда.
Таким образом, следует заключить, что условиями возникновения права на возмещение имущественного вреда являются:
1) официальная констатация факта незаконного или необоснованного уголовного преследования, выраженная в принятии соответствующего процессуального решения (ч. 2 ст. 133 УПК);
2) отсутствие обстоятельств, исключающих признание права на реабилитацию (ч. 4 ст. 133 УПК).
Первое условие возникновения права на возмещение имущественного вреда, причинённого незаконным или необоснованным уголовным преследованием, законодатель определил в ч. 2 ст. 133 УПК.
Перечень решений компетентных органов и должностных лиц, влекущих право на реабилитацию, является исчерпывающим. Поэтому во всех иных случаях вопросы, связанные с возмещением вреда, разрешаются в порядке гражданского судопроизводства (ч. 5 ст. 133 УПК).
Вынесение любого из решений, указанных в ч. 2 ст. 133 УПК, имеет строго определенные фактические и соответствующие им правовые основания:
1. Основаниями для постановления оправдательного приговора в соответствии с ч. 2 ст. 302 УПК являются: 1) не установление события преступления; 2) подсудимый не причастен к совершению преступления; 3) в деянии подсудимого отсутствует состав преступления; 4) в отношении подсудимого коллегией присяжных заседателей вынесен оправдательный вердикт.
Как верно отмечает И. Л. Петрухин, между этими основаниями должно существовать логическое соответствие с тем, чтобы они не пересекались и охватывали все случаи, когда вынесение оправдательного приговора действительно необходимо16.
Оправдательный приговор независимо от оснований оправдания полностью реабилитирует подсудимого и создает юридическое условие для применения процедуры реабилитации. Однако, как следует из п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 апреля 1996 г. № 117, если подсудимый обвиняется в совершении нескольких преступлений и по одному из них признаётся виновным, а по другим – невиновным, суд выносит один приговор, в котором указывается об осуждении подсудимого за одно преступление и об оправдании подсудимого за другие преступления. В целом же такой приговор является обвинительным.
Следуя буквальному толкованию п. 1 ч. 2 ст. 133 УПК, где условием возникновения права на возмещение имущественного вреда является вынесение именно оправдательного приговора, вынесение обвинительного приговора при оправдании в части предъявленного обвинения не может повлечь реабилитацию лица. Очевидно, такого же мнения придерживается Верховный Суд Российской Федерации, который указывал, что по смыслу закона право на реабилитацию имеют лишь лица, полностью оправданные по предъявленному им обвинению и не осужденные по другому обвинению18.
Примером тому является случай, когда Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации отказала в возмещении вреда Т., которая, будучи осужденной по п.п. «ж», «к» ч. 2 ст. 105 УК, требовала признать за ней право на реабилитацию в связи с ее частичным оправданием по ч. 1 ст. 112 УК19.
Однако представим ситуацию, когда лицо, одновременно обвинявшееся в совершении убийства (ч. 1 ст. 105 УК) и оскорбления (ч. 1 ст. 130 УК), будет оправдано по первому обвинению и осуждено по второму. Следуя практике, выработанной Верховным Судом Российской Федерации, даже если такое лицо на протяжении всего времени предварительного расследования и судебного разбирательства было заключено под стражу, оно не сможет рассчитывать на возмещение вреда в результате незаконного или необоснованного уголовного преследования. Полагаем, несправедливость такого вывода очевидна.
В этой связи Конституционный Суд Российской Федерации указал, что «ни в п. 1 ч. 2 ст. 133 УПК, ни в других статьях Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации не содержится положений, исключающих возможность возмещения вреда лицу, которое было оправдано по приговору суда или в отношении которого было вынесено постановление (определение) о прекращении уголовного преследования, на том лишь основании, что одновременно это лицо было признано виновным в совершении другого преступления. По смыслу закона, в таких ситуациях суд, исходя из обстоятельств конкретного уголовного дела и руководствуясь принципами справедливости и приоритета прав и свобод человека и гражданина, может принять решение о возмещении вреда, причинённого в результате уголовного преследования по обвинению, не нашедшему подтверждения в ходе судебного разбирательства»20.
В целях установления соответствия правоприменительной практики по реабилитации всех, кто незаконно или необоснованно подвергся уголовному преследованию указанным конституционным принципам, полагаем необходимым п. 1 ч. 2 ст. 133 УПК изложить в следующей редакции: «1) подсудимый, в случае его полного или частичного оправдания;».
2. Основанием прекращения уголовного преследования в отношении подсудимого в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения, согласно ч. 7 ст. 246 УПК является убежденность государственного обвинителя, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение.
Однако достаточно ли одной убежденности государственного обвинителя, т.е. по сути субъективной оценки собранных по делу доказательств как недостаточных, для принятия столь значимого процессуального решения для последующей реабилитации лица? Полагаем, что нет.
Как верно отмечает Д. П. Туленков, в сфере уголовно-процессуального познания внутреннее убеждение познающего субъекта является критерием правовой истины; при этом «внутреннее убеждение субъекта познания представляет собой единство субъективного (убеждения как такового) и объективного (совокупности доказательств), которые предполагают и дополнительные регуляторы познания в виде закона, совести и здравого смысла… Для внутреннего убеждения характерен переход от области чувств к области интеллекта, тесное взаимодействие логической и психологической, рациональной и эмоциональной составляющих21.
Следуя указанной логике, законодатель в ч. 7 ст. 246 УПК установил, что отказ государственного обвинителя от обвинения влечёт за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части по основаниям, предусмотренным п.п. 1 и 2 ч. 1 ст. 24 и п.п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 УПК.
Анализ перечисленных оснований позволяет сделать вывод, что не все они касаются вопроса достаточности доказательств. Часть из них связаны с наличием в деле объективных обстоятельств, исключающих возможность дальнейшего производства по делу не зависимо от мнения государственного обвинителя, а также по своему смыслу не являющиеся реабилитирующими. Такими основаниями являются: - истечение сроков давности уголовного преследования;
- смерть подозреваемого или обвиняемого (п. 3 и 4 ч. 1 ст. 24 УПК).
Полагаем, что в таком случае нельзя говорить об отказе государственного обвинителя от обвинения как безусловном обстоятельстве, влекущим возникновение права на реабилитацию. Поэтому норма, закрепленная в действующей редакции п. 2 ч. 2 ст. 133 УПК, нуждается в уточнении.
В данном случае нам видится два варианта решения указанной проблемы:
1) изложить п. 2 ч. 2 ст. 133 УПК в следующей редакции: «2) подсудимый, уголовное преследование в отношении которого прекращено в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения, повлекшее прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части по основаниям, указанным в пункте 3 части второй статьи 133 настоящего Кодекса;»;
2) исключить п. 2 ч. 2 ст. 133 УПК из перечня условий для реабилитации, как не имеющий самостоятельного значения для реабилитации. Ведь итоговым решением, влекущим возникновения права на реабилитацию, станет прекращение уголовного преследование по одному из оснований указанных в п. 3 ч. 2 ст. 133 УПК.
3. Реабилитирующими основаниями для прекращения уголовного преследования, согласно п. 3 ч. 2 ст. 133 УПК являются п.п. 1, 2, 5 и 6 ч. 1 ст. 24 и п.п. 1 и 4-6 ч. 1. ст. 27 УПК.
Данный перечень оснований для прекращения уголовного преследования, влекущих возникновение у реабилитированного права на возмещение имущественного вреда, является исчерпывающим и может быть изменен только федеральным законом.
Вместе с тем наблюдается явное не соответствие оснований прекращения уголовного преследования, влекущих реабилитацию лица, закрепленных в п. 3 ч. 2 ст. 133 и ч. 2 ст. 212 УПК.
В ч. 2 ст. 212 УПК закреплено, что в случаях прекращения уголовного дела по основаниям, предусмотренным п.п. 1 и 2 ч. 1 ст. 24 и п. 1 ч. 1 ст. 27 УПК, следователь или прокурор принимает предусмотренные гл. 18 УПК меры по реабилитации лица. Анализ указанной нормы, позволяет прийти к выводу, что в случае прекращения уголовного дела по иному не указанному в ч. 2 ст. 212 УПК основанию, но являющимся согласно п. 3 ч. 2 ст. 133 УПК реабилитирующим, обязанности к принятию мер по реабилитации незаконно или необоснованно привлеченного к уголовному преследованию лица у следователя или прокурора не возникнет.
Так, основываясь на указанном несоответствии, О. Н. Грашичева предлагает разделить основания прекращения уголовного преследования на основания, влекущие и не влекущие реабилитацию лица22.
Нам трудно согласиться с данным выводом, ведь если в первом случае официальная констатация факта прекращения уголовного преследования по реабилитирующему основанию обеспечивается обязанностью следователя или прокурора принять меры по реабилитации, то во втором случае признание факта незаконного или необоснованного уголовного преследования остается лишь необеспеченной никакой гарантией декларацией. Такой подход, безусловно, приведёт к нарушению конституционных прав и свобод реабилитированных.
Кроме того, следуя правилам юридической техники, полагаем, что перечень реабилитирующих оснований прекращения уголовного дела должен содержаться в одной норме (статье) в рамках специальной главы, регулирующей вопросы реабилитации. Такой нормой является п. 3 ч. 2 ст. 133 УПК. Поэтому нормы, содержащиеся в ч. 2 ст. 212 УПК, закрепляющие процедурные вопросы прекращения уголовных дел, не должны вторгаться в сферу регулирования главы 18 УПК и тем более противоречить закрепленным в ней нормам. В целях установления единого перечня реабилитирующих оснований для прекращения уголовного преследования, влекущих, с одной стороны, безусловное право реабилитированного требовать возмещения причинённого вреда, и с другой – обязанность следователя, прокурора, а также дознавателя принять меры к реализации реабилитированным своего права, предлагаем ч. 2 ст. 212 УПК изложить в следующей редакции: «2. В случаях прекращения уголовного дела по основаниям, указанным в пункте 3 части второй статьи 133 настоящего Кодекса, следователь или прокурор принимает предусмотренные главой 18 настоящего Кодекса меры по реабилитации лица».
Аналогичный подход используется в законодательстве некоторых зарубежных странах. Так, например, ч. 2 ст. 39 УПК Республики Казахстан23 предписывает суду и органам уголовного преследования принять все меры по реабилитации лиц, указанных в ч. 1 данной статьи, и возмещению вреда.
В правоприменительной практике распространено мнение, согласно которому прекращение уголовного дела является «браком» в работе, результатом некачественно проведенной доследственной проверки, предварительного расследования в целом. Однако, как справедливо отмечает О. В. Мичурина, прекращение уголовного дела не всегда свидетельствует о необоснованности возбуждения последнего, как часто считают на практике. Особенно категоричное отношение выработалось к фактам прекращения уголовных дел по основаниям отсутствия события и состава преступления: если намечается тенденция к увеличению доли прекращенных дел по указанным основаниям, это рассматривается как серьезное снижение качества предварительного следствия и дознания24. Прекращение уголовного дела, напротив, в определенной мере устраняет вред, причинённый его необоснованным возбуждением, поскольку органу предварительного расследования удалось внести ясность в сложные и запутанные обстоятельства и установить, что преступления в действительности не было, либо выявить данные, требующие прекращения уголовного дела.
Такого же мнения придерживаются следователи и дознаватели. Называя наиболее типичные причины прекращения уголовных дел по реабилитирующим основаниям, 62 % опрошенных отметили в качестве таковых объективные обстоятельства в виде ошибочных показаний потерпевших, свидетелей, отсутствия предмета преступления и иные причины; 57 % опрошенных также считают прекращение уголовного дела результатом недостаточного количества собранных по делу обвинительных доказательств; 46 % – неудовлетворительное качество проведенной оперативными сотрудниками доследственной проверки; 15 % – допущенные следователем или дознавателем процессуальные ошибки, повлекшие существенное нарушение прав подозреваемого (обвиняемого); 3 % – «заказной» характер некоторых уголовных дел, когда расследование ориентировано не на результат, а на процесс. Следует отметить, что только 1 % опрошенных ответил положительно на вариант ответа «Заблуждение дознавателя, следователя или суда относительно виновности подозреваемого (обвиняемого)».
Полагаем, что сведения об уголовных делах, прекращенных, в том числе по реабилитирующим основаниям, не должны являться показателями отрицательной работы органов предварительного расследования. Не случайно ст. 6 УПК указывает, что уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитации каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию.
4) Основания полной или частичной отмены вступившего в законную силу обвинительного приговора суда и прекращения уголовного дела, по основаниям, предусмотренным п.п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 УПК, могут быть различными в зависимости от того, в какой форме осуществлялось производство по пересмотру вступившего в законную силу обвинительного приговора.
Как следует из раздела XV УПК, таких формы две: производство в надзорной инстанции и возобновление производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. Соответственно, основания полной или частичной отмены вступившего в законную силу обвинительного приговора суда и прекращения уголовного дела при его рассмотрении в порядке надзора, указаны в ч. 1 ст. 409 (со ссылкой на ст. 379) УПК, а ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств – в ст. 418 УПК.
Мы согласны с мнением Т. Н. Москальковой о том, что частичная отмена вступившего в законную силу приговора суда и прекращение уголовного дела по основаниям, предусмотренным п.п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 УПК является единственным предусмотренным законом случаем частичной реабилитации25.
Вместе с тем в отечественном УПК, в отличии законодательства некоторых зарубежных стран (например, Казахстана26, Узбекистана27), термин частичной реабилитации не используется. По-разному понимается ее сущность в теории уголовного процесса.
Некоторые авторы, считают, что под частичной реабилитацией следует понимать такую ситуацию, когда лицо, подлежащее реабилитации, отказалось от возмещения вреда28. Нам трудно согласиться с данным мнением, так как в данном случае лицо, отказываясь от возмещения вреда, формально такого права не лишается. В этом случае следует говорить не о частичной реабилитации, а о лице, имеющем право на реабилитацию, но по ряду каких-то причин отказавшееся его реализовать.
Большинство учёных склоняется к мнению, что под частичной реабилитацией следует понимать возмещение вреда лицу, в отношении которого частично прекращено уголовное преследование по реабилитирующим основаниям или в случае его частичного оправдания29. В этом случае во главу угла ставится вопрос о процессуальном условии возникновения права на частичную реабилитацию.
УПК прямо предусматривает лишь один случай частичной реабилитации - частичную отмену вступившего в законную силу обвинительного приговора суда.
Предположим, что осужденный полностью отбыл срок лишения свободы, назначенный судом первой инстанции, а затем суд надзорной инстанции признал незаконным или необоснованным осуждение в какой-либо части предъявленного обвинения и снизил ранее назначенное наказание. В данном случае справедливость возмещения вреда такому осужденному ни у кого не вызывает сомнение30.
Как верно отметила И.А. Зайцева, существенное отличие подобных ситуаций от оправдания состоит в том, что ошибка в виде уголовного преследования невиновного обнаруживается позже, т.е. при пересмотре обвинительного приговора в апелляционном, кассационном, надзорном порядке или ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств. Если обвинительный приговор отменен и уголовное дело прекращено не полностью, а частично, то и правоотношения, связанные с реабилитацией, также складываются в той части обвинительного приговора, в которой он отменен31.
Вместе с тем считаем неоправданным тот факт, что в п. 4 ч. 2 ст. 133 УПК предусмотрено условие для реабилитации в случае полной или частичной отмены обвинительного приговора суда лишь вступившего в законную силу, но не в случае отмены приговоров в порядке апелляционного или кассационного производства. Ведь очевидно, что по своим последствиям неправосудный обвинительный приговор, не вступивший в законную силу, может повлечь не меньший ущерб для осужденного, чем вступивший в законную силу.
Кроме того, в п. 4 ч. 2 ст. 133 УПК законодатель, указывая на п.п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 УПК, как реабилитирующие основания для прекращения уголовного дела, допустил неточность, ведь названная статья предусматривает прекращение именно уголовного преследования, а не уголовного дела. Последнее, как справедливо отмечает О. В. Волынская, представляет собой «одну из форм окончания уголовно-процессуального производства», в то время как прекращение уголовного преследования – «завершение стороной обвинения в соответствии с предусмотренными в законе основаниями процессуальной деятельности, направленной на изобличение лица в совершении преступления»32.
Более того, анализ указанных в п. 4 ч. 2 ст. 133 УПК оснований, как и в случае отказа государственного обвинителя от обвинения, позволяет утверждать, что часть из них, по своей правовой сущности, не являются реабилитирующими (истечение сроков давности уголовного преследования, смерть подозреваемого или обвиняемого (п.п. 3, 4 ч. 1 ст. 24 УПК)).
Поэтому в целях установления единого подхода к определению реабилитирующих оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования, полагаем необходимым закрепить их исчерпывающий перечень в п. 3 ч. 2 ст. 133 УПК.
Учитывая выше сказанное, полагаем необходимым п. 4 ч. 2 ст. 133 УПК изложить в следующей редакции: «4) осужденный - в случаях полной или частичной отмены вступившего или не вступившего в законную силу обвинительного приговора суда и прекращения уголовного преследования по основаниям, предусмотренным пунктом 3 части второй статьи 133 настоящего Кодекса».
5. Постановление о применении принудительных мер медицинского характера признаётся незаконным и необоснованным и подлежит отмене при отсутствии следующих обязательных условий его вынесения:
1) совершение лицом деяния, запрещенного уголовным законом,
2) наличие у этого лица во время совершения деяния и (или) после его совершения тяжелого психического расстройства, исключающего способность осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими;
3) необходимость лечения такого лица вследствие его психического состояния, вызывающего опасность причинения вреда себе или окружающим.
Принудительные меры медицинского характера рассматриваются как особая уголовно-правовая форма государственного принуждения. Она предполагает лечебно-реабилитационные меры в отношении только тех психически больных лиц, которые совершили общественно опасные деяния и нуждаются по своему психическому состоянию в принудительном наблюдении или лечении33. Указанные меры не являются каким-либо видом уголовного наказания, и назначаются взамен последнего или в дополнение к нему. Их цель - излечение лиц, страдающих психическими заболеваниями (ст. 97 УК), или улучшение психического состояния этих лиц, а также предупреждение совершения ими новых деяний, запрещенных уголовным законом (ст. 98 УК)34.
Вместе с тем, принудительные меры медицинского характера влекут существенное ограничение конституционных прав и свобод граждан, поэтому их применение возможно только на основании судебного решения, основанного на совокупности собранных доказательств с достоверностью подтверждающих наличие указанных в ч. 2 ст. 434 УПК обстоятельств.
На необходимость применения принудительных мер медицинского характера лишь при доказанности совершения лицом, общественно опасного деяния, содержащего признаки конкретного преступления, указывается также в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 26 апреля 1984 г. № 435.
В случае же незаконности или необоснованности применения рассматриваемой принудительной меры лицо должно иметь право на возмещение вреда.
Однако следует учитывать, что не всякое незаконное или необоснованное применение к лицу принудительных мер медицинского характера связано с совершенно необоснованным ограничением его прав и свобод. Ведь применение данных мер возможно вместо наказания (к лицу, у которого после совершения преступления наступило психическое расстройство). Причём факт совершения общественно опасного деяния именно данным лицом может быть полностью доказан, в то время как основания для применения к нему принудительных мер медицинского характера могут отсутствовать (например, в случае если результаты судебно-психиатрической экспертизы были фальсифицированы). Возникает вопрос: возможно ли в таком случае говорить о реабилитации виновного в совершении преступления лица, к которому незаконно или необоснованно применены принудительные меры медицинского характера? Полагаем, что нет, так как это нарушило бы саму природу реабилитации – возмещения вреда каждому, кто безвинно пострадал от незаконных или необоснованных действий органов государственной власти или их должностных лиц.
Поэтому полагаем необходимым п. 5 ч. 2 ст. 133 УПК изложить в следующей редакции: «5) лицо, к которому были применены принудительные меры медицинского характера, - в случае отмены незаконного или необоснованного постановления суда о применении данной меры с последующим вынесением оправдательного приговора или прекращением уголовного преследования по основаниям, предусмотренным пунктом 3 части второй статьи 133 настоящего Кодекса».
Еще одной мерой уголовно-правового характера, применяемой только по решению суда (п. 3 ч. 1 ст. 29 УПК), являются принудительные меры воспитательного воздействия.
Как верно отметил С. М. Зубарев, принудительные меры воспитательного воздействия являются специфической формой уголовно-правового принуждения, применяемой только к несовершеннолетним36. Данные меры по своей юридической природе могут быть видом освобождения не только от уголовной ответственности (ст. 90 УК), но и от наказания, особой формой индивидуализации уголовной ответственности (ст. 92 УК).
Такие меры являются психолого-педагогическими, особой формой индивидуализации ответственности несовершеннолетних. Они не влекут судимости, содержат минимум элементов кары, обусловленной их принудительным характером, обязательностью исполнения и контролем за исполнением, возлагаемым по постановлению судьи на специализированный орган, обеспечивающий исправление несовершеннолетнего. Данные меры хотя и не являются наказанием, однако по своей правовой природе близки к нему, все они носят государственно-властный принудительный характер, влекут неблагоприятные последствия для лица, совершившего преступление, в виде ограничения его прав и свобод.
Следует согласиться с мнением Т. В. Трубниковой, что данное производство является самостоятельным особым уголовно-процессуальным производством37. Ведь основанием для возбуждения указанного производства является убеждение органа, прекращающего уголовное преследование, в том, что исправление несовершеннолетнего может быть достигнуто путем применения принудительных мер воспитательного воздействия. Таким образом, анализируемое производство возникает не на пустом месте; оно является логическим продолжением производства по уголовному делу.
Поэтому нам представляется необоснованным тот факт, что законодатель, устанавливая в ч. 2 ст. 133 УПК перечень реабилитирующих условий, упустил возможность реабилитации несовершеннолетнего в случае незаконного или необоснованного применения к нему принудительных мер воспитательного воздействия. Такого же мнения придерживаются некоторые опрошенные нами дознаватели, следователи и судьи (12 %). Предусматривается в качестве реабилитирующего обстоятельства незаконное применение данной меры в законодательстве некоторых зарубежных государств (например, Казахстана38).
В тоже время, незаконное или необоснованное применение рассматриваемых мер далеко не всегда свидетельствует о том, что несовершеннолетний не совершал инкриминируемого ему преступного деяния. Вполне допустима ситуация, когда незаконность и необоснованность может выражаться в необходимости применения к несовершеннолетнему не принудительных мер воспитательного воздействия, а уголовного наказания (например, в случае отсутствия процессуальных оснований для применения рассматриваемых мер, в силу неверной квалификации совершенного несовершеннолетним деяния как преступления небольшой или средней тяжести).
Поэтому, по аналогии с правилом реабилитации лиц, к которым были применены принудительные меры медицинского характера, считаем необходимым возмещать вред только в случае окончательного отказа государства от уголовного преследования несовершеннолетнего по реабилитирующим основаниям.
Учитывая выше сказанное, предлагаем дополнить ч. 2 ст. 133 УПК пунктом 6 следующего содержания: «6) лицо, к которому были применены принудительные меры воспитательного воздействия, - в случае отмены незаконного или необоснованного постановления суда о применении данной меры с последующим вынесением оправдательного приговора или прекращением уголовного преследования по основаниям, предусмотренным пунктом 3 части второй статьи 133 настоящего Кодекса».
Вторым условием возникновения права на возмещение имущественного вреда является отсутствие обстоятельств, исключающих признание права на реабилитацию (ч. 4 ст. 133 УПК). Под такими обстоятельствами следует понимать объективные условия прекращения уголовного преследования или наказания, при наличии которых, исходя из природы установления государственной ответственности за действия органов расследования и суда, исключается возможность признания права на реабилитацию. Это, прежде всего, обусловлено нереабилитирующим характером названных обстоятельств, отказом государства, от привлечения к ответственности лица, виновного в совершенном преступлении.
Данные обстоятельства главным образом указаны в ч. 4 ст. 133 УПК. К ним отнесены случаи, когда примененные в отношении лица меры процессуального принуждения или постановленный обвинительный приговор отменены или изменены ввиду:
1) издания акта об амнистии. Акт амнистии имеет, как правило, универсальный характер. Он может быть применен как к лицам, находящимся под следствием, так и к осужденным. В первом случае решается вопрос об освобождении лица от уголовной ответственности, а во втором - об освобождении от наказания. Вполне естественно, что в данном случае нельзя говорить о реабилитации, ведь речь идет о лице, совершившем преступление. Государство в этом случае и так предоставляет лицу привилегию, освобождая его либо от уголовной ответственности, либо от наказания;
2) истечения сроков давности. Чем меньше проходит времени между преступлением и наказанием, тем, как правило, выше эффективность его воздействия. И напротив, наказание лица через значительный промежуток времени после совершения им преступления по общему правилу становится нецелесообразным с точки зрения достижения целей наказания39.
Прекращение уголовного дела в связи с истечением сроков давности предусмотрено в качестве самостоятельного нереабилитирующего основания (п. 3 ч. 1 ст. 24 УПК). Необходимость включения его в ч. 4 ст. 133 УПК обусловлено возможностью истечения сроков давности уже после постановления обвинительного приговора, когда прекратить уголовное дело станет невозможным. В этой связи законодатель ещё раз подчеркнул, что отказ от уголовного преследования лица, совершившего преступление, не может повлечь право на реабилитацию;
3) не достижения возраста, с которого наступает уголовная ответственность, а также в отношении несовершеннолетнего, который хотя и достиг возраста уголовной ответственности, но вследствие отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими в момент совершения деяния, предусмотренного уголовным законом. Эти обстоятельства, исключающих признание права на реабилитацию, связаны с психовозрастными особенностями несовершеннолетних, совершивших преступление.
Необходимость установления в законе минимального возраста уголовной ответственности (16 лет, а при совершении ряда тяжких преступлений, перечисленных в ч. 2 ст. 20 УК, - 14 лет) обусловлена, прежде всего, тем, что это обстоятельство неразрывно связано со способностью лица осознавать значение своих действий и руководить ими.
Для привлечения лица к уголовной ответственности требуется, чтобы у него были известный уровень правового сознания, способность оценивать не только фактическую сторону своих поступков, но и их социально-правовую значимость. Поэтому ч. 3 ст. 20 УК устанавливает так называемую «уменьшенную вменяемость».
В этой связи Верховный Суд Российской Федерации указал, что при наличии данных, свидетельствующих об умственной отсталости несовершеннолетнего, в силу ст.ст. 195 и 196, ч. 2 ст. 421 УПК судам необходимо назначать судебную комплексную психолого-психиатрическую экспертизу для того, чтобы установить, какому возрасту соответствует развитие несовершеннолетнего40.
Наличие хотя бы одного из рассматриваемых обстоятельств влечёт обязательное прекращение уголовного дела. Ведь в этом случае необходимо констатировать отсутствие одного из обязательных признаков состава преступления – субъекта. Поэтому дознаватель, следователь должен прекратить уголовное дело в связи с отсутствием состава преступления (п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК), а суд вынести оправдательный приговор по тому же основанию (п. 3 ч. 2 ст. 302 УПК). Данные основания, в свою очередь, является реабилитирующими, что позволяет некоторым учёным говорить о необходимости признать за такими подростками, право на возмещение вреда, причинённого вследствие применения к нему мер процессуального принуждения (задержание, заключение под стражу и др.)41.
Конечно, недопустимо привлечение несовершеннолетнего к ответственности за действия, опасность которых он не осознает. В тоже время, было бы неверным признавать за таким лицом право на реабилитацию. Ведь несовершеннолетним совершается запрещенное уголовным законом деяние, и его последствия от того не становятся менее общественно-опасными. В таких условиях было бы абсурдным говорить о необходимости возмещения вреда малолетнему «преступнику» избежавшему уголовной ответственности лишь в силу своего возраста42.
Как верно отметил Б. Т. Безлепкин: «извинения со стороны государства по адресу одиннадцатилетнего или семнадцатилетнего убийцы, либо тринадцатилетнего разбойника и возмещение причинённого им вреда выпадают из формулы справедливости и противоречат здравому смыслу»43.
Другое дело, что если по уголовному делу одновременно с отсутствием состава преступления в связи с не достижением возраста уголовной ответственности установлены другие основания прекращения уголовного преследования – отсутствие события преступления и непричастность лица к совершению преступления, то должны быть применены именно они, а не отсутствие состава;
4) принятия закона, устраняющего преступность или наказуемость деяния. Данная норма основана на закрепленном в ч. 2 ст. 54 Конституции Российской Федерации правиле об обратной силе закона: если после совершения правонарушения ответственность за него устранена или смягчена, применяется новый закон.
Причинами подобного явления, именуемого в науке декриминализацией, служит устранение в ранее запрещенном уголовном законе деянии такого признака как общественная опасность. Указанное деяние по своему внутреннему содержанию уже не способно причинить серьезный вред охраняемым законом интересам, а соответственно не должно влечь за собой уголовную ответственность. В таких условиях применение к лицу уголовного наказания становится несоразмерным и несправедливым.
Процесс декриминализации связан не с признанием ошибки государства в необходимости уголовного преследования за определенные деяния, а с закономерным развитием общественных отношений нуждающихся в определенные исторические периоды в повышенной правовой охране. Поэтому вполне естественно, что такое лицо не может требовать возмещения причинённого вреда.
Однако вызывает сомнение обоснованность сформулированного законодателем в ч. 2 ст. 24 УПК правила о необходимости прекращать уголовное дело в рассматриваемом случае по основанию, предусмотренному п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК - отсутствие в деянии состава преступления. Принятие закона, устраняющего преступность или наказуемость деяния, само по себе не может устранить факт состоявшегося преступления. Ведь на момент его совершения присутствовали все признаки запрещенного уголовным законом деяния. В данном случае процесс декриминализации влечёт за собой исключительно правовые последствия, выраженные в освобождении такого лица от уголовной ответственности. И нет объективных предпосылок связывать данное основание с отсутствием каких-либо признаков состава преступления. Поэтому, на наш взгляд, его следует выделить в качестве самостоятельного нереабилитирующего основания прекращения уголовного дела.
Еще одним дискуссионным вопросом в уголовном процессе является возможность возмещения вреда лицу, в случае самооговора44.
Нормы современного законодательства данный термин практически не используют. Также не предусматривает его действующий УПК в качестве обстоятельства, исключающего право на реабилитацию (в ч. 4 ст. 133). В этой связи некоторыми учёными делается предположение об отсутствии правовых оснований для отказа в возмещении вреда лицу, которому он причинён уголовным преследованием в результате самооговора45.
Как пишет T. H. Москалькова, в отличие от предшествующего законодательства самооговор не указан в качестве препятствия к возмещению вреда, причинённого реабилитированному. Таким образом, уголовно-процессуальное законодательство в этой части приведено в соответствие с положениями ст. 53 Конституции и ст. 1070, 1100 ГК, которые не содержат подобных ограничений46.
Действительно, в абз. 3 ч. 2 Указа от 18 мая 1981 г. указано: «не подлежит возмещению ущерб, причинённый гражданину в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу, если гражданин в процессе дознания, предварительного следствия и судебного разбирательства путем самооговора препятствовал установлению истины и тем самым способствовал наступлению указанных последствий».
В п. 4 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 23 декабря 1988 г. № 15 в свою очередь раскрывалось понятие самооговора, под которым понимались заведомо ложные показания подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, данные с целью убедить органы предварительного расследования и суд в том, что именно им совершено преступление, которое он в действительности не совершал.
Положения о самооговоре, как обстоятельстве, исключающем возмещение вреда, также можно встретить в законодательстве некоторых зарубежных стран (например, Германии47, Казахстана48, Белоруссии49).
Мысль о самооговоре как обстоятельстве, не исключающем реабилитацию, основана на принципе всесторонности, объективности и полноты расследования и судебного разбирательства, независимо от позиции сторон. В УПК этот принцип заменен состязательностью, хотя суд и не свободен от обязанности проверить обоснованность признания обвиняемым своей вины. Признание обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств (ч. 2 ст. 77 УПК), поэтому привлечение к уголовной ответственности лишь на основании «признательных» показаний означает принятие дознавателем, следователем или судом незаконного и необоснованного решения.
Согласно п. 4 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 апреля 1996 г. № 1 «О судебном приговоре», признание подсудимым своей вины, если оно не подтверждено совокупностью других собранных по делу и исследованных в судебном заседании доказательств, не может служить основанием для постановления обвинительного приговора.
Кроме того, нередко лица при обращении за защитой в ходе судебного разбирательства указывают, что «оговор» являлся следствием незаконного физического и психического воздействия на гражданина, что относится к разновидности пытки, а ст. 21 Конституции Российской Федерации запрещает пытки и иное, унижающие человеческое достоинство обращение50.
Так, Ш. предъявил иск к Управлению федерального казначейства о возмещении вреда в связи с его незаконным уголовным преследованием. После заявления собственником дома о совершенной у него краже, ранее судимый за аналогичное преступление Ш. был задержан милицией. На первых допросах он дал признательные показания дознавателю. Следователь, принявший дело к производству, сообщил Ш., что в доме потерпевшего обнаружен его отпечаток пальца. В суде Ш. заявил ходатайство о повторной дактилоскопической экспертизе, по результатам которой отпечаток был признан непригодным для идентификации. Ш. был освобожден из-под стражи, а затем вскоре обратился в суд за компенсацией вреда, указав на незаконность ареста, на то, что он себя оговорил в результате физического воздействия на него при допросе. Суд требования удовлетворил51.
Вместе с тем было бы неверным признавать всякий самооговор в качестве «реабилитирующего обстоятельства», ведь не редки случаи, когда самооговор вызван стремлением подозреваемого или обвиняемого помочь избежать ответственности другому лицу, которое совершило преступление, либо обусловлен целью быть привлеченным к уголовной ответственности за совершение преступления небольшой тяжести, чтобы уйти из поля зрения правоохранительных органов в связи с совершением особо тяжкого преступления. При таких обстоятельствах было бы несправедливым признавать за лицом право на реабилитацию и возмещать причинённый вред, ведь оно собственными виновными действиями способствовало привлечению его к уголовной ответственности.
Как верно отметил И. Л. Петрухин, проверенное судом признание вины несовместимо с реабилитацией, за исключением самооговора, вызванного принуждением, домогательствами и другими нарушениями закона со стороны органов расследования и судей. Если подобные обстоятельства установлены, осужденный имеет право на реабилитацию52.
На необходимость признания самооговора в качестве обстоятельства, исключающего право на реабилитацию, указывают положения, закрепленные в ст. 3 Протокола № 7 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и п. 6 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, согласно которым: если лицо на основании окончательного решения было осуждено за совершение уголовного преступления, а вынесенный приговор был впоследствии пересмотрен или это лицо было помиловано на том основании, что какое-либо новое или вновь открывшееся обстоятельство доказывает, что имела место судебная ошибка, то оно получает компенсацию, если не будет доказано, что ранее неизвестное обстоятельство не было своевременно обнаружено полностью или частично по его вине.
Вина пострадавшего, как психическое отношение к совершенному деянию, в данном случае может быть выражена в умышленном введении в заблуждении компетентных органов и должностных лиц относительно своей причастности к совершенному преступлению, сообщении заведомо ложных сведений относительно юридически значимых обстоятельств характеризующих его как лицо, совершившее преступление.
Здесь прослеживается некоторая аналогия с потерпевшим, который не вправе требовать возмещения вреда, если вред причинён ему в результате его собственного умысла (п.1 ст.1083 ГК).
Такой подход поддерживают большинство правоприменителей. Результаты проведенного нами опроса показали, что 93 % следователей, дознавателей и судей считают невозможным возмещения вреда лицу, если оно себя оговорило. При этом 51 % из них допускают возможностью возмещения только в случае если, самооговор был совершен под принуждением; 42 % - не допускают такую возможность в любом случае.
Учеными-процессуалистами неоднократно делались попытки выделить критерии нереабилитирующего самооговора.
Самооговор, исключающий возмещение ущерба, должен быть добровольным, имеющим цель запутать следствие и зафиксированным в материалах уголовного дела, - справедливо отмечала Л. А. Прокудина53.
В. М. Савицкий отмечал, по крайней мере, три условия, при которых самооговор не может повлечь реабилитацию: внешне самооговор должен быть выражен в показаниях обвиняемого, зафиксированных в протоколе допроса; самооговор должен быть актом умышленным (если же он явился следствием неосторожности обвиняемого (например, дача ложных показаний ввиду растерянности или эмоционального стресса), то данное обстоятельство не должно лишать его права на компенсацию); когда самооговор не был вынужденным (когда ложное признание получено путем насилия или психического давления, под угрозой ареста или, наоборот, ввиду обещания освободить из-под стражи и т.п., то такой самооговор не может служить причиной отказа в возмещении вреда)54.
Разработка и дальнейшее закрепление данных критериев в действующем уголовно-процессуальном законе имеет значение для практики, где правила о самооговоре, согласно ч. 2 Указа от 18 мая 1981 г., по-прежнему применяют55.
Таким образом, в зависимости от обстоятельств, при которых подозреваемый или обвиняемый оговаривает себя, самооговор может иметь как реабилитирующий, так и нереабилитирующий характер. Полагаем, можно выделить следующие критерии самооговора, исключающего возникновение права на реабилитацию:
1) подозреваемый, обвиняемый собственными действиями изобличает себя в совершении преступления;
2) в действительности преступление им не совершалось;
3) сообщаемые им сведения являются заведомо ложными;
4) действия совершаются умышленно, при этом преследуется цель убедить органы предварительного расследования или суд в том, что именно он совершил преступление;
5) действия совершаются добровольно, без принуждения со стороны органов предварительного расследования, суда или иных лиц;
6) своими действиями подозреваемый или обвиняемый препятствует установлению истины по уголовному делу;
7) действия подозреваемого или обвиняемого зафиксированы в установленном УПК порядке и находят отражение в материалах уголовного дела;
8) показания подозреваемым или обвиняемым не отрицаются в течение всего предварительного расследования и судебного разбирательства;
9) сообщаемые подозреваемым или обвиняемым обстоятельства совершения им преступления подтверждаются иными доказательствами по данному уголовному делу;
10) дознавателю, следователю и суду неизвестны обстоятельства, прямо указывающие на невиновность подозреваемого или обвиняемого.
Считаем, что при отсутствии одного из названных критериев, лицу, совершившему самооговор, не может быть отказано в праве на реабилитацию.
В целях объединения всех случаев, исключающих право на реабилитацию, в рамках одной правовой нормы, и установления их единообразного правоприменения, полагаем необходимым указать самооговор в ч. 4 ст. 133 УПК.
В тоже время для исключения возможности злоупотребления данным обстоятельством для необоснованного отказа в праве на возмещение вреда, полагаем необходимым в УПК закрепить его четкое определение: дополнить ст. 5 УПК пунктом «39.1) самооговор – добровольное умышленное изобличение себя подозреваемым или обвиняемым в совершении преступления, которое в действительности он не совершал, выраженное в сообщении им заведомо ложных сведений, подтвержденных иными доказательствами и препятствующими установлению истины по уголовному делу, в целях убедить дознавателя, следователя или суд в том, что именно он совершил преступление».
Подводя итог, отметим:
1. Основанием возникновения права реабилитированного на возмещение имущественного вреда являются неблагоприятные имущественные последствия, находящиеся в объективной и адекватной причинно-следственной связи с незаконным или необоснованным уголовным преследованием, осуждением, применением принудительных мер медицинского характера или принудительных мер воспитательного воздействия.
2. Условиями возмещения вреда являются официальная констатация факта незаконного или необоснованного уголовного преследования, выраженная в принятии соответствующего процессуального решения, признающего право на реабилитацию, а также отсутствие обстоятельств, исключающих признание права на реабилитацию.
Сноски и примечания
1 Ожегов С. И. и Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. С. 463.
2 Словарь русского языка. – М.: Русский язык, 1986. Т. II. С. 650.
3 См.: Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный) (под общей ред. В. И. Радченко) 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Юстицинформ, 2004; Уголовный процесс. Общая часть: Учебник / Под ред. А. В. Гриненко. С. 368.
4 Григорьев В. Н. Справочник следователя. С. 388.
5 Прокудина Л. А. Возмещение ущерба, причинённого незаконными действиями правоохранительных органов (научно-практический комментарий) – 2-е изд., перераб. и дополн. / Л. А. Прокудина. – М.: «Городец», 1998. С. 19.
6 Супрун С. В. Возмещение материального ущерба, причиненного гражданам причиненного при раскрытии и расследовании преступлений: уголовно-процессуальный и оперативно-розыскной аспекты : дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 2001. С. 69.
7 Ильютченко Н. В. Незаконный арест: проблемы возмещения вреда // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. – 2002. – № 1. – С. 43.
8 Постановление Европейского Суда по делу «Вассинк против Нидерландов» (Wassink v. the Netherlands) от 27 сентября 1990 г., Series A, № 185-A, §38.
9 Уголовный процесс. Общая часть: Учебник / Под ред. А. В. Гриненко. С. 374.
10 Бланкенагель А., Калинина И. Возмещение вреда, причиненного неправомерными действиями государства в ФРГ: от личной ответственности государственного служащего к ответственности государства через черный ход // Законодательство и экономика. – 2005. – № 12. – С. 78-81.
11 Уголовно-процессуальный кодекс Франции. Редкол.: Лунгу П. Ф., Марченко М. Н., Суханов Е. А. Издательство: Юрид. колледж МГУ, М.: 1996.
12 Безлепкин Б. Т. Имущественные правоотношения ... С. 4-5.
13 См.: Татьянин Д. В. Реабилитация в уголовном процессе России … С. 82; Амирбекова Г. Г. Институт реабилитации в уголовном процессе: теория и практика реализации (по материалам республики Дагестан) : дис. ... канд. юрид. наук. Махачкала, 2008. С. 74.
14 См.: Уголовный процесс. Учебник для студентов юридических вузов и факультетов (под ред. К. Ф. Гуценко); Уголовный процесс. Общая часть: Учебник / Под ред. А. В. Гриненко. С. 368; Григорьев В. Н. Уголовный процесс: Учебник / В. Н. Григорьев, А. В. Победкин, В. Н. Яшин. – М.: Эксмо, 2008. С. 289.
15 Ожегов С. И. и Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. С. 839.
16 Петрухин И. Л. Оправдательный приговор и право на реабилитацию. С. 94.
17 Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 апреля 1996 г. № 1 «О судебном приговоре» (в ред. от 6 февраля 2007 г. № 7) // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. – 1996. – № 7. – С. 2.
18 Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за второй квартал 2004 г. (по уголовным делам) : утв. постановлением Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 6 октября 2004 г.
19 Кассационное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 8 июня 2004 г. № 4-004-70 // Гарант: Эксперт 2010 [Электронный ресурс].
20 Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 16 февраля 2006 г. № 19-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина И. А. Мухина на нарушение его конституционных прав п. 1 ч. 2 ст. 133 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Гарант: Эксперт 2010 [Электронный ресурс].
21 Туленков Д. П. Внутреннее убеждение как критерий истины в уголовном процессе // Российский судья. – 2007. – № 2. – С. 31-32.
22 Грашичева О. Н. Прекращение уголовного преследования на предварительном следствии с реабилитацией лиц : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2009. С. 20.
23 Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан от 13 декабря 1997 г. № 206-I (в ред. от 6 октября 2010 г. № 343-IV ЗРК) // Ведомости Парламента. – 1997. – № 23, ст. 335.
24 Мичурина О. В. Обеспечение прав и свобод личности при производстве дознания: Учебное пособие. – М.: Московский университет МВД России, 2007. С. 82.
25 Научно-практический комментарий к УПК / Под. ред. М. В. Лебедева. – М.: Спарк, 2004. С. 289.
26 См.: ст. 42 Уголовно-процессуального кодекса Республики Казахстан от 13 декабря 1997 г. № 206-I (в ред. от 6 октября 2010 г. № 343-IV ЗРК).
27 См.: ст. 303 Уголовно-процессуального кодекса Республики Узбекистан от 29 августа 2001 г. № 255-II (в ред. от 17 сентября 2009 г. № ЗРУ–221) // Ведомости Верховного Совета Республики Узбекистан. – 1995. – № 2, ст. 5.
28 См.: Ильютченко Н. В. Возмещение ущерба … С. 30-31.
29 См.: Татьянин Д. В. Реабилитация в уголовном процессе России … С. 130; Корнеев О. А. Институт реабилитации … С. 8; Кузнецова Н. В. Проблемы частичной реабилитации при наличии совокупности преступлений или изменения обвинения в сторону смягчения // Вестн. Российской правовой академии. – 2005. – № 1. – С. 57; Петрухин И. Л. Оправдательный приговор и право на реабилитацию. С. 178-179 и др.
30 См.: Петрухин И. Л. Реабилитация // Законодательство. – 2004. – № 3.
31 Зайцева И. А. Глава 11. Реабилитация // Уголовный процесс. Общая часть: Учебник / Под ред. А. В. Гриненко. С. 370-371.
32 Волынская О. В. Прекращение уголовного дела и уголовного преследования: теоретические и организационно-правовые проблемы : дис. ... докт. юрид. наук. М., 2007. С. 105.
33 Меджидова А. Б. Принудительные меры медицинского характера // Рос. юстиция. – 2007. – № 1.
34 Существует также мнение, что принудительные меры медицинского характера являются одной из форм реализации уголовной ответственности (Горобцов В. И. Теоретические проблемы реализации мер постпенитенциарного воздействия. Орел, 1996. С. 29).
35 Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 26 апреля 1984 г. № 4 «О судебной практике по применению, изменению и отмене принудительных мер медицинского характера» // Бюллетень Верховного Суда СССР. – 1984. – № 3.
36 Комментарий к ст. 90 УПК Применение принудительных мер воспитательного воздействия // Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (под ред. В. И. Радченко, А. С. Михлина). – «Питер», 2007.
37 Трубникова Т. В. Виды особых производств в уголовном процессе России // Правовые проблемы укрепления Российской государственности: Сб. статей. Ч. 6. Томск, 2000. С. 133-135.
38 См.: п. 4 ч. 2 ст. 39 Уголовно-процессуального кодекса Республики Казахстан от 13 декабря 1997 г. № 206-I (в ред. от 6 октября 2010 г. № 343-IV ЗРК).
39 Курс уголовного права. Том 2. Общая часть. Учение о наказании (под ред. доктора юридических наук, профессора Н. Ф. Кузнецовой, кандидата юридических наук, доцента И. М. Тяжковой) – М.: ИКД «Зерцало-М», 2002.
40 Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2000 г. № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» (с изм. от 6 февраля 2007 г.) // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. – 2000. – № 4.
41 Багаутдинов Ф. Н. Обеспечение имущественных прав личности при расследовании преступлений. – М.: Юрлитинформ, 2002. С. 220; Петрухин И. Л. Оправдательный приговор и право на реабилитацию. С. 98.
42 Вряд ли справедливо реабилитировать малолетнего С., который совместно с Г. и Ш. после распития спиртных напитков используя незначительный повод - отказ Ф. дать денег на спиртное, с целью убийства избили его, нанеся множественные удары ногами по туловищу и в голову. Затем они отвели потерпевшего в безлюдное место, где продолжили реализацию совместного умысла на убийство с особой жестокостью, нанеся ему множественные удары кулаками, ногами и деревянным бруском по различным частям тела и в голову (не менее 50). Положив на шею потерпевшего деревянный брусок, Г. и Ш. одновременно встали на него. В результате механической асфиксии наступила смерть Ф. (См.: Постановление Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 13 декабря 2006 г. № 637-П06ПР // Гарант: Эксперт 2010 [Электронный ресурс]).
43 Безлепкин Б. Т. Уголовный процесс России. – М.: Велби, 2004. С. 294.
44 Под самооговором понимается ложное обвинение самого себя, взятие на себя чужой вины // Ожегов С. И. и Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. С. 695.
45 Коротков А. П., Тимофеев А. В. 900 ответов на вопросы прокурорско-следственных работников по применению УПК. М., 2004. С. 222.
46 Москалькова T. H. Комментарии к главе 18 УПК // Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (под общ. ред. В. М. Лебедева; науч. ред. В. П. Божьев) – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: «Юрайт-Издат», 2007.
47 См.: § 467 УПК ФРГ / Федеративная Республика Германия. Уголовно-процессуальный кодекс. М.: Издательская фирма «Манускрипт», 1994. С. 164-165.
48 См.: ч. 4 ст. 40 Уголовно-процессуального кодекса Республики Казахстан от 13 декабря 1997 г. № 206-I (в ред. от 6 октября 2010 г. № 343-IV ЗРК).
49 См.: ч. 2 ст. 461 Уголовно-процессуального кодекса Республики Беларусь от 16 июля 1999 г. № 295-З (в ред. от 5 мая 2010 г. № 122-З).
50 Предусматривал необходимость возмещения вреда лицу в случае самооговора п. 3 Инструкции по применению Положения, если он явился следствием применения к гражданину насилия, угроз и иных незаконных мер.
51 Обзор практики рассмотрения судами Московской области споров о возмещении вреда, причиненного незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда (Московский областной суд) // Гарант: Эксперт 2010 [Электронный ресурс].
52 Петрухин И. Л. Реабилитация // Законодательство. – 2004. – № 3.
53 Прокудина Л. А. Возмещение ущерба … С. 25.
54 Савицкий В. М. Имущественные последствия реабилитации // Правоведение. – 1982. – № 6. – С. 56-57.
55 Так, 29 ноября 2006 г. Кузьминский районный суд г. Москвы, признавая законным и обоснованным постановление прокурора об отказе в удовлетворении ходатайства Б. о возмещении ему ущерба, причиненного в результате уголовного преследования, указал, что в действиях Б. суд усматривает самооговор, выразившийся в его явки с повинной. Применения насилия, угроз и иных незаконных мер со стороны сотрудников милиции к Б. судом не установлено. Кассационным определением Судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда данное постановление было отменено, в связи тем, что в материалах дела не усматривается, какие причины побудили Б. оговорить себя в совершении особо тяжкого преступления, суд поверхностно подошёл к проверке законности и обоснованности постановления следственных органов, не привёл убедительных доводов в обоснование принятого решения (Уголовное дело № 22-13653 // Архив Кузьминского районного суда г. Москвы. – 2006).
|
