|
|
К оглавлению
Раздел 2. ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ ФУНКЦИЙ
Палитра разночтений по основным компонентам теории процессуальных функций, украшенная то горячностью полемики, то холодностью суждений-аксиом, весьма сложна и на редкость своеобразна. Если перевести ее на обладающий наглядностью язык схем, то эту палитру можно представить в виде двух прямых линий, исходящих из одной точки, расстояние между которыми постепенно расширяется. Иными словами, такая схема похожа на равнобедренный треугольник, у которого пока отсутствует основание. Уходящие в разные стороны лучи символизируют все увеличивающийся объем разночтений по самым главным вопросам теории процессуальных функций, появление все новых и новых точек зрения не столько по существу самих функций, сколько по вопросам, связанным с их количеством в сфере уголовно-процессуальной деятельности и наименованиями.
Действительно, если оценивать сформулированное в процессуальной литературе понятие функций предварительно и только в самых общих чертах, то станет очевидным, что абсолютное большинство ученых суть процессуальной функции сводят к так называемому направлению уголовно-процессуальной деятельности. Поскольку эти ученые с предельно категорическим тоном делают акцент на термине «направление», то мне пришлось обратиться к «Словарю русского языка», чтобы разобраться в его смысловом значении. Приемлемыми в данном случае могут быть только два следующих значения этого термина: а) стремление к чему-либо и б) линия движения, путь развития1. В связи с этим под процессуальной функцией подразумевается определенное свойство уголовно-процессуальной деятельности, отражающее специфику ее развития по расследуемому и рассматриваемому уголовному делу, и это свойство у большинства ученых получило название «направление»2.
Вместе с тем, делая акцент на данном понятии, авторы подчеркивают модификационный нюанс, который прямо связан с термином «направление». Суть его сводится к желанию с учетом своего видения охарактеризовать направление как главное в содержании функции.
1 Ожегов С. И. Указ. соч. С. 353.
2 См. об этом: Муратова Н. Г., Чулюкин Л. Д., Гайнужов И. Ф. Механизм реализации уголовно-процессуальных функций. Казань, 2009.
В связи с этим одни ученые не сопровождают термин «функция» каким-либо прилагательным, уточняющим или подчеркивающим особые черты изучаемого явления1, другие же с не меньшей уверенностью считают, что функции - это не просто направления, а «отдельные» направления2, третьи не без категоричности относят к функциям только «основные» направления3. На первый взгляд этот нюанс покажется незначительным, хотя бы потому, что все авторы независимо от него в число функций включают защиту отправления правосудия. Иными словами, данные функции -и направление уголовно-процессуальной деятельности, и отдельные направления, и основные направления. И все же думается, что авторы таким нюансом пытались подчеркнуть некоторые особенности процессуальных функций.
Когда одни ученые отказываются сопровождать термин «направление» каким-либо из указанных прилагательных, то, очевидно, их следует понимать так: все существующие в сфере уголовно-процессуальной деятельности направления есть не что иное, как сами функции, и называются они так потому, что обладают определенными характерными чертами. Ученых, указывающих, что функции - это отдельные направления, можно понимать двояко:
а) отдельные - далеко не все, а только какая-то особая часть из
них;
б) отдельные - все направления, но отделенные друг от друга
какой-то гранью.
И наконец, есть ученые, которые подчеркивают, что функции -это основные направления, таким образом они группируют все направления на основные и не являющиеся таковыми, а роль функций отводят только тем, которые, по их мнению, относятся к основным.
Казалось бы, что такие уточняющие и конкретизирующие прилагательные в первую очередь должны быть фактором, стабилизирующим мнения о количестве и наименовании функций, однако получается все как раз наоборот.
1 См., например: Уголовный процесс РСФСР. Воронеж, 1968. С. 10; Уголовный процесс / под ред. М. А. Чельцова. С. 11; Советский уголовный процесс: учеб. пособие / под ред. И. В. Тыричева. С. 10.
2 Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. I. С. 188; Советский уголовный процесс / под ред. Д. С. Карева. С. 17; Шпилев В. Н. Содержание и формы уголовного судопроизводства. Минск, 1974. С. 56.
3 Зинатуллин 3. 3. Уголовно-процессуальные функции. Ижевск, 1994. С. 9.
Например, сторонники понятия функций как отдельных направлений существенно разошлись во мнениях по вопросу, сколько этих функций и как они называются1. Аналогичная ситуация сложилась и у ученых, которые при формулировке понятия процессуальных функций отказались от всяких характеристик направлений2.
Из сказанного можно сделать, по крайней мере, два вывода:
1) единство позиции в вопросе о существе функций отнюдь не обеспечивает единство взглядов по остальным основным компонентам теории процессуальных функций;
2) сама формулировка понятия функций мало что значит для определения их числа и наименований.
Изложенные выводы настолько очевидны, что вряд ли можно их опровергнуть. Полагаю, что как бы эти выводы не были неприятны, сколько бы они не задевали чувств, связанных с анализом своего научного потенциала, с ними следует согласиться и разделить мнение, что они могут быть следствием и таких далеко не утешительных явлений, как отсутствие необходимой строгости в исследовании или смешение личного, сугубо субъективного видения с объективными данными, а также наличие налета научной фантазии, когда желаемое принимается за действительное.
Конечно, наши предположения могут быть оспорены, и мы с удовольствием присоединимся к доводам опровержения, если они того заслуживают. Однако для того чтобы поставить все точки над «i», следует подвергнуть анализу высказанные в процессуальной литературе точки зрения по всем основным компонентам теории процессуальных функций.
Думается, целесообразно начать такой анализ с позиции, которая с чьей-то легкой руки получила название концепции размежевания функций обвинения, защиты и правосудия. Во-первых, данная точка зрения по сравнению со всеми другими имеет очень давнюю историю.
1 Так, если М. С. Строгович говорил о трех функциях (Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. I. С. 189), то Д. С. Карев утверждал, что в сфере уголовно-процессуальной деятельности этих функций не менее пяти (Советский уголовный процесс / под ред. Д. С. Карева. С. 17-18), В. Н. Шпилев настаивает на еще большем числе процессуальных функций (Шпилев В. Н. Указ. соч. С. 67-68).
2 В частности, И. И. Малхазов настаивает на трех функциях (Уголовный процесс / под ред. В. Е. Чугунова, Л. Д. Кокорева. С. 10). М. А. Чельцов полагал, что таких функций четыре (Уголовный процесс / под ред. М. А Чельцова. С. 11), а И. В. Тыричев говорил о восьми процессуальных функциях (Советский уголовный процесс: учеб. пособие / под ред. И. В. Тыричева. С. 10-11).
Ее долгая жизнь началась еще до так называемого революционного периода, она опиралась на характерные свойства уголовного судопроизводства, функционирующего с момента отмены крепостного права. В советское время она с настойчивостью, достойной подражания, отстаивалась известным ученым-процессуалистом, стоявшим всегда в своих научных изысканиях на платформе подлинного демократизма, М. С. Строговичем и одним из его последователей, обретшим популярность в научных кругах, В. М. Савицким1. Во-вторых, эта точка зрения развивалась не изолированно от других проблем уголовного судопроизводства, не сама по себе, чем, бесспорно, страдают другие позиции, она напрямую примыкает к состязательности уголовно-процессуальной деятельности, при этом сами функции обвинения, защиты и разрешения дела составляют суть состязательного начала. В-третьих, проявление данных функций наиболее ярко выражено в производстве по уголовному делу. Его кульминационным моментом являются прения сторон, значимость которых настолько велика, что они образуют относительно самостоятельную часть судебного разбирательства. В-четвертых, проявление трех названных функций имеет место во всех уголовных делах, переданных в суд для рассмотрения в судебном заседании по существу с постановлением обвинительного или оправдательного приговора.
Суть этой точки зрения сводится к следующим основным положениям:
1) уголовно-процессуальная деятельность обладает многофункциональным характером и охватывает три основные процессуальные функции: обвинение, защиту и разрешение дела;
2) процессуальные функции как отдельные виды или направления деятельности находятся в состоянии размежевания, вместе с тем они взаимосвязаны, проявляются в комплексе и по каждому без исключения делу, переданному в суд.
Данная точка зрения, господствовавшая в теории длительное время, вдруг стала объектом критики, и число оппонентов постепенно возросло по мере увеличения количества работ, посвященных проблематике процессуальных функций. Какие же основные недостатки этой концепции увидели ученые-процессуалисты в попытке сбросить ее со щита и доказать ее ошибочность?
1 Строгович М. С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М., 1951. С. 15, 66; Курс советского уголовного процесса. Т. I. С. 188-189; Савицкий В. М. Государственное обвинение в суде. С. 41; Савицкий В. М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. М., 1975. С. 30.
Прежде чем дать ответ на поставленный вопрос, целесообразно сделать оговорку в защиту (как это не покажется парадоксальным) указанной концепции и тех авторов, которые относили себя к числу ее оппонентов. Часть претензий к концепции, думается, можно снять, в связи с тем что существенным образом изменился уголовно-процессуальный закон, в который вновь введен термин «стороны» и подчеркнуты как функции обвинения и защиты, так и функция разрешения дела по существу1. Сейчас можно исключить из числа оппонентов В. Г. Даева, который по всей вероятности уже не стал бы настаивать на том, что в сфере уголовно-процессуальной деятельности отсутствует функция обвинения, поскольку прокурор не является ее носителем2. Поистине пророческими стали предупреждения В. М. Савицкого, который подчеркивал: «Нельзя ссылаться на непоследовательность нормативной регламентации как на аргумент в научной сфере, потому что, когда она будет устранена, аргумент бумерангом ударит по позиции, в обоснование которой он выдвинут»3.
Вместе с тем некоторые критические замечания в адрес концепции размежевания трех функций могут быть. Одним из первых ее критиков был М. А. Чельцов. По его мнению, оценивая концепцию трех процессуальных функций, следует признать, что такое понимание функции не раскрывает всего содержания деятельности каждого из государственных органов. Подобная оценка объясняется тем, что в этой концепции якобы произвольно сужается судебная функция и неоправданно исключается надзорная функция прокуратуры4.
Итак, уязвимость концепции размежевания трех функций М. А. Чельцов видел только в том, что функциональные свойства органов уголовного судопроизводства в ней не отражаются с достаточной полнотой. Вслед за М. А. Чельцовым с подобной критикой этой концепции выступил В. Н. Шпилев, который прямо заявил, что «теория трех основных процессуальных функций не в полной мере отражает содержание уголовно-процессуальной деятельности»5.
1 В данном случае имеются в виду ч. 3 ст. 123 Конституции РФ, п. 45 ст. 5. ч. 3 ст. 15 УПК РФ.
2 Даев В. Г. Указ. соч. С. 85.
3 Савицкий В. М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. С. 39.
4 Уголовный процесс / под ред. М. А. Чельцова. С. 14.
5 Шпилев В. Н. Указ. соч. С. 57.
Этот критический выпад автор объясняет тем, что «каждый участник процесса выполняет определенную функцию»1.
Через несколько лет эту же претензию к концепции размежевания трех функций повторил Я. О. Мотовиловкер, который, с одной стороны, настойчиво доказывал право на жизнь этой концепции, а с другой - утверждал следующее: «Но функции обвинения, защиты, правосудия вовсе не отражают всей полноты уголовно-процессуальной деятельности. За ее пределами оказывается деятельность (функции) таких участников процесса, как, скажем, свидетель или секретарь судебного заседания»2. Как представляется, замечания уважаемого ученого связаны с тем, что он - сторонник позиции крайнего упрощения сущности функции, которую он выразил так: «Функционировать означает работать, быть в действии (лат. func-tio означает деятельность). Можно поэтому утверждать, что любой участник уголовного процесса является носителем определенной функции»3.
При знакомстве с подобной позицией невольно вспоминается пословица о простоте и гениальности. Точка зрения Я. О. Мото-виловкера действительно может показаться предпочтительной хотя бы потому, что значительно облегчает труд ученых-процессуалистов. Она освобождает их от многих мыслительных операций, в том числе от поисков наиболее оптимальных формулировок понятия функций, решений вопросов об их названиях, количестве и др. Однако оставим пока в стороне достоинства и недостатки этой позиции и попытаемся определить, насколько верны сделанные в адрес концепции размежевания трех функций упреки в том, что она не отражает всей полноты уголовно-процессуальной деятельности.
Сразу согласимся, что эта концепция действительно не отражает всей полноты уголовно-процессуальной деятельности, и зададим ее оппонентам встречный вопрос: почему, собственно говоря, она обязана полностью отражать эту деятельность, почему ее сторонники участие, например, понятых должны оценивать как отдельную направленность в сфере данной деятельности, а роль переводчика приравнивать по своей направленности к функции правосудия?
1 Шпилев В. Н. Указ. соч.
2 Мотовиловкер Я. О. Функция осуществления правосудия и состязательное построение судебного разбирательства // Вопросы повышения эффективности правосудия по уголовным делам. Калининград, 1981. С .12.
3 Там же. С. 11.
Претензии оппонентов можно сравнить с производственной характеристикой, в которой сказано, что N прекрасно владеет своей профессией, но у него при этом есть существенный недостаток: он не овладел другими профессиями, которые так необходимы нашему производству.
Не исключено, что данное сравнение покажется утрированным, но ведь дело обстоит именно так. Концепция размежевания трех функций достаточно подробно исследует обвинение, защиту, судебную функцию, но никакого внимания не обращает на деятельность, например, секретаря судебного заседания. Разве это справедливо? Ведь секретарь тоже действует, а значит, и функционирует. А понятые, разве они не функционировали, когда подписывали протокол следственного действия? Думается, подобные упреки нельзя назвать обоснованными. Если мы словом «функция» будем именовать любые действия всех участвующих в деле лиц от эксперта, дающего показания по поводу данного им заключения, или свидетеля, дающего заведомо ложные показания, до специалиста, производившего освидетельствование, то зачем пользоваться термином «функция»? От таких действий никакой направленности не наблюдается, и вполне можно обойтись вопросами о правах и обязанностях участвующих в деле органов и лиц.
Вместе с тем в адрес концепции размежевания трех функций были высказаны претензии, от которых встречным вопросом уже не отделаешься, и чтобы на них отреагировать, требуется добротный аргументационный материал. Такого рода претензии, а они сыпались как из рога изобилия, со стороны ряда ученых были вызваны тем, что, по утверждению некоторых сторонников данной концепции, в руках следователя соединяются три противоположные по направленности и совершенно разные по содержанию функции обвинения, защиты и даже разрешения дела1, поскольку сама уголовно-процессуальная деятельность характеризуется тесным переплетением этих трех функций2.
1 Здесь надо подчеркнуть настойчивую последовательность В. М. Савицкого, с которой он отстаивал это мнение (Савицкий В. М. Государственное обвинение в суде. С. 48; Его же. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. С. ЪЪ-ЛА; Его же. О презумпции невиновности и других принципах уголовного процесса // Уголовный процесс России: лекции-очерки / под ред.В. М. Савицкого. М., 1997. С. 53-54).
2 Савицкий В. М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. С. 33.
Может показаться, что у сторонников этой концепции по указанному вопросу нет единого мнения, поскольку И. И. Малхазов, отстаивающий позиции существования только трех функций, прямо заявлял о своем несогласии с мнением В. М. Савицкого и подчеркивал, что встречающееся утверждение о том, что прокурор и органы расследования осуществляют функции (основное направление деятельности) и обвинения, и защиты, представляется неверным1. В то же время, очевидно, даже того не замечая, он непроизвольно допускает возможность соединения разных функций в руках одного органа. И это объясняется тем, что И. И. Малхазов, как и B.М. Савицкий, полагал, что все три процессуальные функции находятся в состоянии переплетения, и объяснял это следующим образом: «Прокурор, осуществляя функции обвинения, в силу закона обязан защищать интересы невиновного»2.
Эта фраза по существу верна, но она, думается, не столько объясняет тезис о переплетении функций, сколько запутывает его восприятие и понимание. Ведь если этот пример, по мнению автора, раскрывает картину о переплетении функций, то дальше согласно логике должны следовать такие соображения: функции переплелись, значит, они соединились, а соединились они в действиях одного органа, ведущего процесс (в данном случае - прокуратуры), поэтому прокурор в результате обязан осуществлять не одну функцию, а все те, которые переплелись3. Таким образом, в выводах И. И. Малхазова имеют место существенные противоречия, и читателю, очевидно, приходится гадать, где же автор ближе к истине: когда говорит о переплетении процессуальных функций или когда в противовес этому утверждает, что прокурор реализует именно и только функцию обвинения.
Многие оппоненты ни с тем, ни с другим выводом не согласны. Для опровержения тезиса о соединении в одних руках нескольких функций у них объявился мощный козырь. Они отыскали цитату К. Маркса, в которой тот подчеркивал, что соединение в одном лице судьи, обвинителя и защитника противоречит всем законам психологии4.
1 Уголовный процесс РСФСР / под ред. В. Е. Чугунова, Л. Д. Кокорева. С. 11.
2 Там же. С. 10.
3 Слово «переплестись» имеет два значения: 1) от слова «сплестись», что означает «соединиться»; 2) «перепутаться, смешавшись» (Ожегов С. И. Указ. соч. C. 465).
4 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 26.
Работы противников концепции размежевания трех функций сразу запестрели этой цитатой, хотя В. М. Савицкий в свое время сделал попытку объяснить, что данная цитата никакого отношения ни к следователю, ни к прокурору не имеет, однако его голос мало кто воспринял как серьезный довод1.
По поводу же осуществления прокурором только функции обвинения мнения разошлись и у оппонентов. Одни утверждали, что прокурор вообще не связан с обвинением2, другие говорили, что прокурор осуществляет функцию не только обвинения, но и надзора за соблюдением законов3.
Оставим пока в стороне вопрос о том, насколько все эти критические замечания были справедливы, хотя сразу можно подчеркнуть, что тезисы о переплетении функций и, как следствие, осуществлении одним лицом нескольких различных функций - действительно одно из самых слабых мест анализируемой концепции. Оно затушевывает главное назначение данной теории, а именно органическую связь с состязательностью. По мнению ряда сторонников этой концепции, следователь, реализуя разные функции, состязуется с самим собой.
К этим претензиям вернемся, когда будем исследовать другие точки зрения. Пока же перейдем к анализу пробелов в теории процессуальных функций. Основным пробелом является логическая незавершенность формулировок понятия процессуальных функций. Такие формулировки, как «отдельные виды», «отдельные направления» уголовно-процессуальной деятельности как бы оставляют за кадром ответы на напрашивающиеся вопросы: чем же конкретно обусловлены так называемые отдельные виды или отдельные направления, откуда и в связи с чем они появляются в сфере уголовно-процессуальной деятельности и какова отличительная грань между самой деятельностью и ее отдельными видами? Конечно, некоторые представители данной точки зрения стремились придать определению понятия функций несколько завершенный вид. Эта заслуга в первую очередь принадлежит И. И. Малхазову, который попытался ликвидировать существующую расплывчатость формулировки М. С. Строговича, придать ей четкость и необходимую в таких случаях конкретность.
1 Савицкий В. М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. С. А2-ЛЪ.
2 Уголовный процесс / под ред. В. Е. Чугунова, Л. Д. Кокорева. С. 11-14; Да
ев В. Г. Указ. соч. С. 85.
3 Советский уголовный процесс / под ред. Д. С. Карева. С. 17-19.
24
Выбранный им вариант определения понятия функций не просто сводится к направлению уголовно-процессуальной деятельности, а сопровождается еще указанием на то, что это направление осуществляется субъектами уголовного процесса в соответствии с преследуемыми каждым из них целями1.
Уточнение, сделанное И. И. Малхазовым, конечно, существенно, поскольку обращает внимание на новые свойства функции, но и оно окончательно не снимает перечисленные вопросы. Из формулировки И. И. Малхазова неясно, от чего у того или иного субъекта уголовного процесса зависит выбор цели, которой в конечном счете подчиняется сама функция. Эта недомолвка может позволить говорить о некотором соприкосновении мнения И. И. Малхазова с утверждением В. П. Нажимова. Последний как раз проблему процессуальных функций постарался осветить с позиции выбора функции и в связи с этим перешел на психологический аспект проблематики. В результате он пришел к выводу, что уголовно-процессуальный закон закрепляет строго определенные функции только за судом и защитником. За всеми остальными субъектами уголовного процесса якобы оставлено право выбора существующих в сфере уголовно-процессуальной деятельности функций2. Полагаю, что позиции В. П. Нажимова и И. И. Малхазова совпадают, поскольку первый прямо заявляет о наличии у некоторых субъектов уголовно-процессуальной деятельности возможности варьировать профессиональными функциями и по своему усмотрению в зависимости от обстоятельств выбирать ту, которую они считают наиболее приемлемой, а второй своей формулировкой, во всяком случае, не исключает подобного.
На наш взгляд, такая точка зрения не просто ошибочна, она неправильна по существу3. Конечно, нельзя утверждать, что многие ученые не замечали подчеркнутой логической незавершенности в формулировке понятия функций и поэтому делали и делают попытку объяснить обусловленность направлений уголовно-процессуальной деятельности. Однако и здесь не удалось избежать разночтений.
1 Уголовный процесс РСФСР / под ред. В. Е. Чугунова, Л. Д. Кокорева. С. 10.
2 Нажимов В. П. Об уголовно-процессуальных функциях. С. 73.
3 Справедливую критику позиции В. П. Нажимова см.: Элъкинд П. С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. С. 49.
Касаясь существа процессуальной функции, М. А. Чельцов писал, что «это направление деятельности, рассматриваемое законодателем как обязанность соответствующего органа или лица»1. Известно, что научный авторитет М. А. Чельцова был весьма высоким, поэтому вполне естественно было ожидать, что к его мнению, если не по всем, то хотя бы по отдельным компонентам теории процессуальных функций, присоединятся другие авторы. Однако ничего подобного не произошло. Хотя и имели место на страницах печатных изданий реплики, которые можно отнести к защитной реакции на критические замечания, адресованные в том числе М. А. Чельцову Назвать же их удачными можно только с натяжкой. В связи с этим ученый со своими решениями по всем компонентам данной теории оказался в одиночестве.
Почему так случилось? Не хотелось бы молчанием обойти этот вопрос и тем самым допустить, что точка зрения М. А. Чельцова или малоинтересна, или малоэффективна, или в ней отсутствует то, что принято называть рациональным зерном. Допустить такое -значит поступить вопреки справедливости. Сразу подчеркнем, что именно М. А. Чельцов один из первых попытался раскрыть механизм проявления процессуальных функций, определить главные, по его мнению, причины, обусловливающие наличие направлений в сфере уголовно-процессуальной деятельности, преодолеть логическую незавершенность формулировки понятия процессуальных функций.
По мнению М. А. Чельцова, процессуальные функции есть не что иное, как следствие выполнения процессуальных обязанностей, но не всеми, а только соответствующими органами и лицами. О том, кого автор конкретно относит к «соответствующим органам и лицам» мы узнаем из предлагаемого им перечня направлений, которые он относит к процессуальным функциям. В сфере уголовно-процессуальной деятельности он выделяет четыре функции:
а) судебная функция, принадлежащая только суду как органу правосудия;
б) функция надзора за точным применением закона, осуществляемая прокурором;
в) функция расследования, связанная с процессуальной деятельностью следователя и органа дознания;
г) функция защиты, которая принадлежит адвокатам и другим лицам, вовлекаемым в производство по уголовному делу в качестве защитников2.
1 Уголовный процесс / под ред. М. А. Чельцова. С. 11.
2 Уголовный процесс / под ред. М. А. Чельцова. С. 11-12.
Итак, мы видим, что мнение М. А. Чельцова значительно расходится с суждениями сторонников концепции размежевания трех функций. Например, у М. А. Чельцова отсутствует функция обвинения, однако при этом он настаивает на существовании функции защиты, а обвиняемый, по мнению автора, никак не связан с функцией защиты и не является носителем этой функции, поскольку уголовно-процессуальный закон не обязывает его защищаться от предъявленного обвинения. Это определяет специфику концепции процессуальных функций, предлагаемой М. А. Чельцовым. Конечно, если исходить из определения, которое автор дал функциям, то все эти специфические особенности выверенны и достаточно обоснованны. Вместе с тем они настолько спорны, что мало кто оценивает их как приемлемые потому, что автор ограничился только процессуальными обязанностями как обстоятельствами, обусловливающими функции.
Сведения в учебнике под редакцией М. А. Чельцова настолько скупы, что не раскрывают, чем вызвана такая позиция ученого. Но она подается как постулат без пояснений. Я далек от намерения упрекнуть автора в отсутствии аргументов, определяющих суть функций, так как это характерно для всех без исключения учебников и учебных пособий. Однако возьму на себя смелость вопреки возможным возражениям предположить, какие рассуждения М. А. Чельцова привели к указанному постулату. Не исключено, что автор, перед тем как сформулировать понятие процессуальной функции, рассуждал приблизительно так. Поскольку уголовно-процессуальная деятельность должна обладать определенными качественными характеристиками (существуют же такие понятия, как «качество предварительного следствия» или «качество судебного разбирательства» и т. п.), то, следовательно, функции как направления этой деятельности также должны отвечать требованиям в части их качественного состояния. Иными словами, все функции должны быть осуществлены на качественном уровне, который, бесспорно, зависит от процессуального статуса органов и лиц, и в первую очередь от содержания и объема их обязанностей. Поэтому, по мнению М. А. Чельцова, носителями процессуальных функций могут быть только такие органы и лица, которые обязаны реализовывать соответствующую направленность, чтобы влиять на ход и исход производства по делу, при этом их обязанность связана с требованиями определенного качества функций. Думается, примерно такие рассуждения привели автора к формулировке, которую он дал понятию процессуальных функций. В связи с этим становится понятным и его мысль, исключающая обвиняемого из числа носителей функции защиты. С точки зрения М. А. Чельцова, противоправно наделять обвиняемого ролью, которая характерна для защитника, да еще ждать от него качественного осуществления такой функции. Действительно, давайте представим такую картину: после окончания судебного разбирательства кто-либо из присутствовавших в зале сделал обвиняемому упрек, что он не выполнил свою функцию. Подобный упрек даже для человека, далекого от юриспруденции, покажется явно несправедливым. Он равносилен тому, когда прикованному к постели инвалиду, не умеющему плавать, пытаются поставить в вину то, что он не бросился в воду с целью спасти жизнь утопающему. С этих позиций точку зрения М. А. Чельцова понять можно, однако согласиться с ней очень трудно. Пожалуй, это как раз тот случай, когда между понятием и согласием стоит стена не совсем осознанного сопротивления.
Известно, что не так уж редки случаи (чтобы их совершенно не принимать во внимание), когда подсудимый по разным причинам, но совершенно добровольно отказывается от услуг защитника и сам защищает свои права и законные интересы. При этом его действия приобретают ту же направленность, которая бы ожидалась от действий защитника, если бы тот принял участие в производстве по уголовному делу.
Итак, то, что направленность уголовно-процессуальной деятельности, обусловленная действиями подсудимого, существует - неоспоримый факт. Однако если разделять мнение М. А. Чельцова, то следует признать, что функция защиты в данном случае отсутствует, и только потому, что в деле не принимает участия защитник. Позиция автора понятна: если признать за деятельность подсудимого факт осуществления им функции защиты, то необходимо согласиться, что функция даже при наличии ее носителя может проявляться, а может и не проявляться. Поэтому уже своим определением автор решительно исключает факультативный характер функций и, связывая их с обязанностью, он тем самым «отобрал» защиту у такого лица, которое является самым заинтересованным в защите. Конечно, М. А. Чельцов прав в том, что закон не обязывает обвиняемого (подсудимого) защищаться. Но он упускает из виду другое важнейшее положение, согласно которому закон предоставляет обвиняемому (подсудимому) реальную возможность обеспечить защиту своих прав и законных интересов, лично своими процессуальными правами (а не правами защитника) оспаривать обвинение в целом или в части, непосредственно своими действиями влиять на ход и исход производства по уголовному делу. Для чего это надо законодателю? Думается, ответ здесь один: чтобы именно подозреваемый и обвиняемый (подсудимый) могли осуществить предоставленную им самой природой уголовного судопроизводства функцию защиты, и защиты не вообще, как это трактовал М. А. Чельцов, а от конкретного обвинения, т. е. целенаправленной деятельности, вытекающей из уголовного преследования конкретного лица в связи с конкретным преступным деянием, имевшим место в действительности.
М. А. Чельцов настаивал на том, что обвинение как функция вообще не существует, а защита направлена против уже сделанного органами расследования вывода о том, что обвиняемый совершил преступление, которое сформулировано в специальном акте (постановлении). Такая позиция, хотя и спорна, вполне понятна (если ориентироваться только на стадию предварительного расследования, не принимая во внимание новые уголовно-процессуальные законы, принятые после 2000 г.), но совершенно неприемлема для судебного разбирательства, где ясно, отчетливо, рельефно проявляются в столкновении две противоположные функции: обвинения и защиты, - и отрицать этот факт невозможно.
Именно этим обстоятельством (а вернее, самой практикой как критерием истины) должна быть снята всякая полемика по данному вопросу. Да и сама процессуальная логика говорит, что без обвинения как функции не может быть ни подозреваемого, ни обвиняемого. Вовлечь без обвинения в сферу процессуальной деятельности защитника равносильно тому, чтобы заставить его ломиться в открытую дверь или представить его в виде боксера, ведущего бой с собственной тенью. Можно предположить, что основным препятствием, мешающим некоторым авторам признать функции обвинения, было положение, обязывавшее все без исключения органы уголовного судопроизводства, включая суд, всесторонне, полно и объективно исследовать обстоятельства дела. Однако если абстрагироваться от этого положения, то представляется, что ошибочность такой позиции заключается в отказе ее сторонников видеть отличие целевого предназначения органов уголовного судопроизводства от метода его осуществления.
Иногда полагают, что существование функции защиты без функции обвинения невозможно из-за того, что по неизвестным причинам подменяются разные явления, обозначаемые термином «обвинение». При этом об обвинении говорят как о функции и в подтверждение своих слов вдруг ссылаются на обвинение как на акт предварительного расследования. Так, В. Н. Шпилев, очевидно, защищая точку зрения М. А. Чельцова, заявил, что утверждение, согласно которому, где нет обвинения или подозрения, не нужна защита, не совсем правильно. Чтобы это заявление не выглядело голословным, он подтверждает его следующим доводом: «Закон знает обязательную защиту лиц, совершивших общественно опасные деяния в состоянии невменяемости, либо заболевших душевной болезнью после совершения преступления. Обвинение по этим делам не предъявляется»1.
В процитированной фразе все правильно. Действительно, по делам указанной категории обвинение не предъявляется, а участие защитника обязательно. Вместе с тем ее нельзя отнести к серьезному аргументу в пользу сделанного В. Н. Шпилевым заявления. Во-первых, вряд ли корректно вести научный спор, опираясь только на исключения из общих правил. Во-вторых, абсолютно нет оснований говорить об отсутствии функции обвинения только потому, что обвинение не предъявляется, так как предъявлением обвинения эта функция не исчерпывается.
Проблематичность, спорность выводов М. А. Чельцова сделали необходимой корректировку формулировок о понятии процессуальных функций, прежде всего для того, чтобы обвиняемого (подсудимого) считать носителем функции защиты. Для этого оказалось достаточно только увеличить число обстоятельств, непосредственно имеющих причинно-следственную связь с направлениями уголовно-процессуальной деятельности. К числу таких обстоятельств некоторые ученые стали относить не только обязанности, но и роль, и даже цель участников процесса2.
1 Шпилев В. Н. Указ. соч. С. 61-62.
2 См.: Советский уголовный процесс / под ред. И. В. Тыричева. С. 10; Уголовно-процессуальное право / под ред В. М. Лебедева. М., 2012. С. 48; Уголовный процесс / под ред. П. А. Лупинской. С. 47; Шпилев В. Н. Указ. соч. С. 65. К аналогичным точкам зрения можно отнести мнение В. Г. Журавлева (Советский уголовный процесс. Книга первая / под ред. А. С. Кобликова. М., 1982. С. 68).
Вместе с тем они почему-то оставили без объяснения, что такое роль участников процесса и чем конкретно определяется их цель, очевидно, полагаясь на абсолютную ясность явлений, обозначенных этими терминами. С расширением числа подобных обстоятельств ученые пошли на увеличение количества процессуальных функций и стали предлагать их перечень уже не из трех или четырех, а из гораздо большего числа. Некоторые ученые помимо судебной функции, обвинения и защиты, стали выделять расследование (а в некоторых случаях обнаружение, проверку и расследование общественно опасных деяний), прокурорский контроль за расследованием и еще две функции, именуемые рядом авторов «дополнительными», - поддержание гражданского иска и защиту от него.
Представляется, что введение термина «роль» для обозначения дополнительного обстоятельства, обусловливающего функцию, связано прежде всего с необходимостью расширить круг носителей функций за счет лиц, вовлеченных в сферу уголовно-процессуальной деятельности. Благодаря этому обстоятельству сторонники данной точки зрения настаивают на том, что процессуальные функции проявляются в результате действий подозреваемого, обвиняемого (подсудимого), которые осуществляют функцию защиты, а субъектами функций поддержания гражданского иска и защиты от него выступают соответственно гражданский истец и гражданский ответчик.
Нашли ли сторонники приведенной точки зрения наиболее оптимальный вариант решения основных проблем теории процессуальных функций? Данный вопрос поставлен отнюдь не случайно, а в связи с тем, что аналогичный перечень процессуальных функций дают авторы, несколько иначе толкующие понятие функции. В частности, П. С. Элькинд при формулировке понятия функции акцент делала не на направлении деятельности, а на назначении и роли субъектов уголовного судопроизводства1. Следовательно, основным содержанием уголовно-процессуальных функций она считала не вид и не направленность процессуальной деятельности, а назначение и роль ее субъектов. К такой формулировке понятия процессуальных функций П. С. Элькинд, очевидно, подтолкнули сведения из «Словаря русского языка» (на которые она для подтверждения правоты своего мнения ссылалась), где под функцией подразумевается круг деятельности, назначение, роль.
1 См.: Элькинд П. С. Сущность советского уголовно-процессуального права. Л.. 1963. С. 54-55; Ее же. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. С. 51.
Сопоставим это мнение с точкой зрения, высказанной И. В. Тыричевым: разница между ними в смещении акцентов и не более. Если И. В. Тыричев говорил о функциях как об отдельном направлении процессуальной деятельности, обусловленном назначением и ролью субъектов этой деятельности, то П. С. Элькинд утверждала, что суть функции заключается в определении ролей субъектов уголовного процесса, выраженных в направлении такой деятельности. Иначе говоря, от перемены мест слагаемых сумма не меняется. И на самом деле, как и И. В. Тыричев с В. Н. Шпилевым, П. С. Элькинд в одной из работ прямо подчеркивала, что в уголовном процессе насчитывается семь функций: расследование, обвинение, защита, надзор прокурора за законностью1, судебная, а также вспомогательная и побочная2.
Не кажется ли странным то, что при некотором различии определений понятия процессуальных функций вдруг обнаружилось единое понимание в части их числа и наименований? Такое положение наводит на мысль, что формулировка понятия функций мало влияет на их перечень, ибо он часто дается с довольно произвольных позиций, причем нередко без достаточных объяснений. Не секрет, что все существующие дефиниции понятия функций настолько расплывчаты, что позволяют рассматривать в качестве функций любое явление процессуального характера и по своему усмотрению определять их виды и число. Кроме того, суть функции зачастую сводится к компетенции органа или процессуальному интересу лица. Если следователь осуществляет стадию расследования, значит, он - носитель функции расследования. Если прокурор обязан осуществлять обвинение, следовательно, ему принадлежит соответствующая функция. Раз гражданский ответчик заинтересован в благоприятном для него решении вопроса о гражданском иске, то надо полагать, что им осуществляется отдельная процессуальная функция защиты, но только от гражданского иска, и т. д. Ориентируясь на подобные рассуждения, авторы не обращают внимания на то, в чем конкретно проявляется не сама деятельность, а направленность деятельности того или иного носителя предполагаемой ими процессуальной функции.
1 Ссылка на эту деятельность прокурора объясняется ретроспективным характером настоящего исследования.
2 См.: Уголовный процесс: учеб. / под ред. Н. С. Алексеева, В. 3. Лукашевича.П. С. Элькинд. М., 1972. С. 12-13.
В связи с этим в процессуальной литературе возникла ситуация, когда существует больше вопросов, чем ответов, причем вопросы появляются преимущественно тогда, когда авторами предлагается определенная концепция, причем с такой категоричностью, с которой могут соперничать, пожалуй, только аксиомы. Проиллюстрируем сказанное. Например, В. П. Божьев, касаясь реализации процессуальных функций, утверждал, что такие функции, как обвинение и защита, реализуются не одновременно, а последовательно1. По мнению автора, сначала полностью осуществляется функция обвинения, а уже потом наступает очередь функции защиты. Почему автор пришел к этому выводу, сказать трудно, поскольку никаких доводов он не приводит. Может быть, на такое решение его подтолкнула очередность судебных прений или то, что сначала в судебном следствии допрос ведет сторона обвинения, а затем сторона защиты. Если встать на эту позицию, то надо в целях соблюдения последовательности отстаивать мнение, согласно которому подозреваемый и его защитник не связаны с функцией защиты, поскольку в момент их вовлечения в сферу уголовно-процессуальной деятельности обвинению далеко до реализации. Думается, что утверждение о последовательном осуществлении функций обвинения и защиты ни в какой мере не согласуется с процессуальной логикой. Если обвинение уже реализовано, то для функции защиты «поезд уже ушел».
Приведем и другой не менее красноречивый пример в контексте сделанных нами замечаний. Одни ученые судебную функцию, т. е. функцию, осуществляемую только судом, называют «функцией правосудия»2, другие - «разрешением дела»3, третьи - «разбирательством дела в суде»4. Таким образом, либо эти названия по смысловому значению совершенно не отличаются друг от друга, либо, наоборот, каждый из авторов приводит именно свое виденье сути и диапазона судебной функции, так как их мнения были высказаны в виде аксиом. Поясним: в ст. 15 УПК РФ судебная функция вошла под названием «разрешение уголовных дел».
Представляется, что любой терминологический разнобой, часто не сопровождающийся объяснениями, может, если не прямо, то косвенно, сказаться на качестве процессуальной деятельности и процессуального закона.
1 См.: Уголовный процесс. Общая часть / под ред. В. П. Божьева. С. 8.
2 Уголовный процесс / под ред. И. В. Тыричева. С. 10.
3 Уголовный процесс. Общая часть / под ред. В. П. Божьева. С. 8.
4 Уголовный процесс / под ред. К. Ф. Гуценко. С. 19.
В 60-х гг., когда только набирала популярность точка зрения, согласно которой расследование считалось процессуальной функцией, М. С. Строгович предупреждал о допускаемой ее сторонниками терминологической путанице. Он писал: «Что касается расследования, то мы думаем, что это не уголовно-процессуальная функция, а стадия уголовного процесса - дознание и предварительное следствие»1. Замечание Михаила Соломоновича большинством сторонников указанной позиции было оставлено без внимания, а сама она стала распространенной2.
Очевидно, нельзя не задаться вопросом: почему же, не пренебрегая терминологической путаницей, большинство авторов решительно встало на сторону этой точки зрения и настаивает на существовании расследования в виде как стадии, так и функции?
На наш взгляд, не следует быть категоричным в этом вопросе, ибо при ответе на него действительно легко ошибиться, имея в распоряжении не столько доводы ученых, сколько аксиоматические утверждения, лишенные обоснования. Наши суждения по этому вопросу носят вероятностный характер, к тому же нельзя не принимать во внимание следующее обстоятельство.
Рассматриваемая точка зрения есть своеобразная и негативная реакция на утверждение, согласно которому органы предварительного расследования будто бы одновременно по одному и тому же делу осуществляют совершенно противоположные по направлению функции - обвинения и защиты. Известно, что соединение в одних руках этих функций характерно для инквизиционного уголовного процесса, для судопроизводства, функционирующего в условиях произвола и беззакония. В связи с этим мнение о реализации функции обвинения и защиты одним лицом было практически неприемлемо с позиции демократических преобразований уголовного процесса и настоятельно требовало надежного противовеса.
1 Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. I. С. 189.
2 Эту точку зрения разделяли очень многие ученые-процессуалисты (Рахунов Р. Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности по советскому праву.С. 47, 127; Элъкинд П. С. Сущность советского уголовно-процессуального права.С. 59-60; Иванов В. А. Прокурорский надзор в борьбе с преступностью. Л., 1964.С. 21; Шимановский В. В. Указ. соч. С. 175-178; Ратинов А. Р. Судебная психология для следователя. М., 1967. С. 50-51; Советский уголовный процесс / под ред. Д. С. Карева. М., 1968. С. 24; Жогин Н. В. Прокурорский надзор за предварительным расследованием уголовных дел. М., 1968. С. 97; Даев В. Г. Указ. соч. С. 79.Алексеев И. С, Лукашевич В. 3. Ленинские идеи в советском уголовном судопроизводстве. Л., 1970. С. 88-90; Шпилев В. Н. Указ. соч. С. 60 и др.
Самым мудрым решением могло быть, по мнению ряда авторов, такое, которое бы закрепляло за следователем только одну функцию, по характеру подобную судебной, совершенно нейтральную к обвинению и защите, чтобы она согласовывалась с требованием действовавшего тогда закона о всестороннем, полном и объективном исследовании обстоятельств дела.
Рецепт такого решения оказался до чрезвычайности прост и в самых общих чертах он сводился к следующей мыслительной операции: поскольку следователь обязан осуществлять предварительное расследование, то его деятельность целесообразно в плане теории процессуальных функций именовать расследованием. Рецепт стал приемлемым, поскольку расследование наряду с существующей стадией предварительного расследования можно рассматривать и как направленность уголовно-процессуальной деятельности, связанную именно с обязанностью органов предварительного расследования. Если обойтись без четкой, детальной и полной характеристики направленности уголовно-процессуальной деятельности, не проводить различия между деятельностью и ее направленностью, то указанное решение покажется действительно настолько удачным, что для многих авторов правильность его не потребует доказательств. Так в теории уголовного судопроизводства появились два понятия, обозначаемые единым термином «расследование»: «расследование-стадия» и «расследование-функция». В то же время нельзя сказать, что замечание М. С. Строговича о таком терминологическом смешении совершенно осталось без внимания и что никто из авторов не пытался на фоне этого замечания оправдать приведенное решение. В частности, отвести упрек М. С. Строговича попытался В. Н. Шпи-лев фразой довольно громоздкой, но заслуживающей того, чтобы привести ее здесь полностью. «Понятие „расследование", как нам представляется, в одной связи может означать стадию процесса, в другой - уголовно-процессуальную функцию. При анализе развития уголовно-процессуальной деятельности в ее поступательном движении „расследование" выступает как стадия процесса. Когда же исследуется вопрос, в каком направлении действуют органы расследования, в чем заключается их деятельность, „расследование" приобретает значение отдельного направления в процессуальной деятельности»1.
1 Шпилев В. Н. Указ. соч. С. 61.
Оставим в стороне логическую суть довода и обратим внимание на то, что автор придает этой проблеме сугубо теоретическое значение, и такими фразами, как «анализ развития деятельности», «исследование вопроса, в каком направлении действуют органы расследования», решительно отмежевал ее от практических нужд. Трудно сказать, что для следователя наиболее приемлемо: когда его деятельность исследуется как стадия или анализируется как функция. Что же касается процессуальной науки, то разобраться ученым в данной совершенно искусственно созданной отличительной черте непросто, подобная проблема вряд ли решима.
Представим, что какой-нибудь автор заявил, что он не будет анализировать деятельность следователя в ее поступательном движении, ибо эта проблема его не интересует, и займется вопросом, связанным не с динамикой деятельности, а с ее направлением. Трудно, наверное, предположить, какой получится труд. Переведя это в плоскость практической деятельности органов предварительного расследования, можно представить следователя в постоянном умственном напряжении в связи с попытками определить, осуществил ли он в конкретном случае (например, допрашивая свидетеля) эпизод стадии или выполнил часть функции.
Такую реакцию на доводы В. Н. Шпилева можно признать излишне резкой, но является ли она неверной? Для ответа на этот вопрос обратимся к тексту источников. Например, в одном и том же учебнике есть сведения о содержании расследования и как функции, и как стадии. О расследовании как функции сказано, что суть его сводится к собиранию и закреплению доказательств, тщательному исследованию всех обстоятельств дела1. Содержание расследования-стадии определяется как деятельность органов расследования по собиранию и закреплению доказательств, всестороннему исследованию всех обстоятельств дела2. Если же говорить об отличиях, на которых настаивал В. Н. Шпилев, то они сводятся к тому, что в расследовании-функции исследуются обстоятельства дела тщательно, а в расследовании-стадии эти обстоятельства исследуются всесторонне. Аналогичную картину можно наблюдать и в некоторых других изданиях3.
1 Уголовный процесс / под ред. И. В. Тыричева. С. 10.
2 Уголовный процесс / под ред. И. В. Тыричева. С. 120.
3 Уголовный процесс: учеб. / под ред. Н. С. Алексеева, В. 3. Лукашевича.П. С. Элькинд. С. 12, 234.
Конечно, ряд авторов понимают проблематичность точки зрения о существовании в сфере уголовно-процессуальной деятельности функции расследования, которую осуществляют, по мнению ее сторонников, органы дознания и следователь. Однако в противовес этой позиции в своем решении идут на другую крайность, заявляя, что у следователя не одна и даже не три, а гораздо больше процессуальных функций. Например, по мнению А. П. Гуляева, на долю следователя приходится восемь процессуальных функций:
1) рассмотрение заявлений и сообщений о преступлении;
2) исследование обстоятельств дела;
3) обвинение в совершении преступления;
4) ограждение граждан от неосновательного обвинения;
5) обеспечение возмещения материального ущерба, причиненного преступлением, и исполнение приговора в части конфискации имущества;
6) пресечение преступлений и принятие мер к устранению обстоятельств, способствующих совершению преступления;
7) розыск обвиняемых, местонахождение которых неизвестно;
8) разрешение уголовного дела1.
Полемизировать с автором по поводу числа процессуальных функций, осуществляемых только следователем, вряд ли целесообразно, однако отнюдь не потому, что с ним стоит согласиться, а потому, что его точка зрения, как нам видится, признания в процессуальной литературе не получила. И все же отметим следующее: если допустить, что следователь реализует восемь процессуальных функций, и добавить, что суд и прокурор также выполняют ряд функций2, то, пожалуй, нетрудно потерять счет всем существующим в уголовном судопроизводстве функциям. Заметим, что этот список сегодня пополнился и процессуальными функциями полиции.
В завершение обзора проблем теории процессуальных функций остановимся на одной из значимых работ, посвященных названной теории, - «Уголовно-процессуальные функции» 3. 3. Зинатуллина.
1 Гуляев А. П. Следователь в уголовном розыске. М., 1981. С. 23.
2 Например, В. М. Семенов говорил о трех судебных функциях: суда первой, второй и надзорной инстанций (Семенов В. М. Суд и правосудие в СССР. М., 1984. С. 77).
Конечно, здесь не место для развернутой рецензии этой книги, и все же хотелось бы подчеркнуть, что намерения автора исследовать сущность, правовую природу процессуальных функций в работе монографического плана, бесспорно, подлежат одобрению. Если не ошибаюсь, Зинур Зинатуллович первым написал монографию на данную тему, на основе анализа различных концепций и взглядов осветив проблему целиком, останавливаясь достаточно подробно на всех ее основных компонентах.
Сразу замечу, что наверняка есть ученые, которые аплодируют теоретическим положениям 3. 3. Зинатуллина. Не исключено, что он будет приобретать сторонников и в последующем, ибо в целом его суждения имеют право на жизнь. И все же у меня возникли серьезные замечания по ряду вопросов, освещенных в названной монографии.
Начнем с формулировки понятия процессуальных функций. Автор пишет следующее: «Уголовно-процессуальные функции есть не что иное, как основные направления уголовно-процессуальной деятельности участников уголовного процесса по решению стоящих перед ними задач»1. Думается, читатель обратил внимание на предельно категоричный тон формулировки. Используя выражение «не что иное» автор сразу опровергает значимость и истинность какого-либо иного суждения по этому вопросу и решительно относит его к ошибочным. Не исключено, что убеждения автора давали ему право на это. К таким основным направлениям он относит:
а) раскрытие преступления;
б) обвинение;
в) защиту;
г) осуществление правосудия;
д) возмещение вреда (ущерба), причиненного преступлением;
е) предупреждение преступлений, воспитание граждан в духе
соблюдения законов и уважения права общежития2.
С учетом понимания автором существа уголовно-процессуальных функций вступать с ним в полемику по поводу такого перечня процессуальных функций - это все равно, что спорить о существовании Бога. 3. 3. Зинатуллин настаивает на том, что следователь и прокурор реализуют такие противоположные функции, как обвинение и защита.
1 Зинатуллин 3. 3. Уголовно-процессуальные функции. Ижевск, 1994. С. 9.
2 Там же. С. 14.
«Не видеть того, - пишет автор, - что процессуальное действие и отношения, предпринимаемые следователем и прокурором, есть не что иное, как их участие в реализации уголовно-процессуальной функции защиты, представляется неправильным, нелогичным»1.
Заметим, что автор опять использует выражение «не что иное», чтобы обеспечить своему суждению предельную категоричность. Но ведь от этого приведенная цитата бесспорной не становится, и трудно ожидать, что, прочитав работу 3. 3. Зинатуллина, авторы, которые ранее были не согласны с подобным мнением, вдруг кардинальным образом изменят свою точку зрения, решительно откажутся от прежних взглядов и, как на покаянии, скажут, что до сих пор они были неправы. Очевидно, этого не будет, поскольку они могут упрекнуть 3. 3. Зинатуллина в том, что его суждение вряд ли согласуется с процессуальной логикой. Только вопреки логике можно не видеть неблагоприятные последствия, обусловленные печальным фактом, когда в одних руках соединились такие функции, как обвинение, защита и разрешение уголовного дела.
Бесспорно, ученый может утверждать, что его выводы основаны на характеристике предварительного расследования, анализе норм уголовно-процессуального закона, действующих во время написания книги, что его утверждения не вымысел, а факт, с которым надо считаться. Подобное объяснение вполне возможно, но чтобы его понять и разделить, необходимо согласиться со следующим: деятельность следователя постоянно меняет свое направление, причем то в одну, то в другую сторону, порой совершенно независимо от усмотрения следователя. Поясним сказанное примером. Допустим, следователь вызвал на допрос лицо в качестве свидетеля, заранее не зная, каковы будут его показания. Допрашиваемый дает показания в пользу обвиняемого (подозреваемого). Выходит, следователь в данном случае осуществляет защиту. Затем другой допрашиваемый свидетель говорит уже не в пользу обвиняемого (подозреваемого) - направление деятельности кардинально изменилось. Если ориентироваться в решении вопросов о процессуальных функциях на такой подход, то остается признать, что не только следователь, но и защитник может осуществлять различные по направленности функции. Допустим, защитник в целях выяснения обстоятельств, смягчающих наказание его подзащитному, задает вопросы другому подсудимому, ответами на которые тот изобличает самого себя в совершении преступления. Получается, одна функция сменилась другой? Ответить на этот вопрос утвердительно - значит поступиться логикой, а поэтому полагаю, что выводы уважаемого 3. 3. Зинатуллина все же ошибочны и не согласуются с положением вещей.
1 Уголовно-процессуальные функции. Ижевск, 1994. С. 43.
Итак, завершен анализ существующих точек зрения по главным вопросам теории процессуальных функций, т. е. о понятии функций, их количестве в сфере уголовно-процессуальной деятельности, а также числе носителей, субъектов, их осуществляющих. Вместе с тем подчеркнем, что некоторые работы, в той или иной мере освещающие данные вопросы, мы обошли молчанием, назвали не всех авторов, чьи научные интересы связаны с рассматриваемой проблематикой. Однако это молчание не означает, что названные труды недостойны внимания. Ряд из них заслуживают особого интереса, но больше в плане исследования только такой части уголовно-процессуальной деятельности, как, допустим, стадия предварительного расследования. Этим объясняется решение ограничиться указанным перечнем работ, поскольку он позволил сделать необходимые выводы о состоянии разработанности теории процессуальных функций, причем, как представляется, достаточно объективно отражающие действительное положение вещей.
Конечно, при формулировке выводов вряд ли возможно избежать повторений, думается, они могут быть даже оправданны. Выводы по данному разделу монографии можно подразделить на две группы: позитивные и негативные. К позитивным следует отнести следующие.
1. Наличие процессуальных функций в сфере уголовно-процессуальной деятельности - факт объективной действительности, который настоятельно нуждается в дальнейшем исследовании, причем с использованием новых знаний, полученных в результате привлечения других теорий науки уголовного судопроизводства.
2. Процессуальных функций несколько, к их числу относятся защита, обвинение и так называемая функция правосудия. Считается, что эта функция шире функции разрешения уголовного дела по существу, поскольку означает всю процессуальную деятельность суда (судьи).
Такие выводы обусловлены тем, что только за защитой и разрешением судом дел все авторы совершенно безоговорочно, без всякой тени сомнения признали значение уголовно-процессуальных функций1.
1 Следует заметить, что некоторые авторы эти две функции выделяют особо и подчеркивают наличие у них единого свойства, которое сводится к тому, что именно названные функции нормативно закреплены за соответствующими субъектами уголовно-процессуальной деятельности (Нажимов В. П. Об уголовно-процессуальных функциях. С. 75).
Остальные явления, которые выдвигались различными учеными на роль процессуальных функций выступают объектами полемик, поскольку признание их таковыми подвергается сомнению.
Выводы негативного свойства касаются существенных недостатков в исследовании вопросов теории процессуальных функций. К их числу мы относим такие.
1. При наличии многих весьма схожих формулировок о понятии процессуальных функций не выработан единый критерий, позволяющий определить роль того или иного явления как процессуальной функции. Причем не всегда перечень так называемых процессуальных функций согласуется с формулировкой о понятии функций. Поэтому к процессуальным функциям нередко относят явления, по свойствам больше различающиеся, нежели сходные. Например, наряду с утверждением, согласно которому защита выступает процессуальной функцией, о ней с такой же предельной категоричностью говорится как о функции удостоверения факта, содержания и результатов строго определенных следственных действий понятыми. Общее в этих явлениях только то, что они имеют место в сфере уголовно-процессуальной деятельности, и в связи с этим в их основе лежат правила процедурного характера. В то же время они отличны друг от друга. Защита напрямую связана с социальной ролью уголовного процесса, действия понятых здесь опосредованы. Защита действительно проявляется в определенной направленности уголовно-процессуальной деятельности, о действиях понятых этого никак нельзя сказать. Защита находит свою реализацию в нескольких стадиях процесса, и главным образом в такой решающей и основной, как судебное разбирательство. Понятые же участвуют только в одной стадии - предварительном расследовании, но не в судебном разбирательстве.
2. Этими же причинами можно объяснить разительные противоречия в части количества как функций, так и их носителей. Если одни настаивают только на трех функциях, то другие говорят о семи лишь в одной стадии - судебном разбирательстве. Если одни говорят, что один объект уголовно-процессуальной деятельности осуществляет при производстве по уголовному делу сразу несколько функций, то другие с такой же уверенностью утверждают, что одна функция обязательно осуществляется рядом носителей.
3. Существование взаимоисключающих суждений, причем далеко не всегда с сопровождением необходимого для этого докумен-тационного материала, свидетельствует о том, что еще не добыто достаточно знаний по всем компонентам теории процессуальных функций. Это обстоятельство в свою очередь можно объяснить тем, что в настоящий момент мы не располагаем необходимыми разработками методологического характера, которые бы, бесспорно, оказали благотворное влияние на процесс углубления знаний в области данной теории и сыграли бы роль руководящих положений в выработке подходов к решению всех ее вопросов.
Не исключено, что по поводу сказанного возникают категорические возражения, критические замечания. Суть таких замечаний может быть сведена к тому, что наличие разночтений есть явление естественное для науки, в частности уголовно-процессуальной. Оппоненты могут отмечать, что трудно найти в данной науке какие-либо кардинальные вопросы, на которые бы имелись однозначные ответы. В качестве примера сделают ссылку на проблематику, связанную, например, с принципами уголовного процесса, где тоже не совсем ясно, что такое принцип, сколько их и какова их роль1, или сослаться на теорию судебных доказательств и на другие проблемы с разночтениями2.
Конечно, наука всегда предполагает наличие различных мнений, в том числе противоположных по характеру, что настолько очевидно, что всякий спор по этому поводу совершенно бессмыслен.
1 О принципах уголовного судопроизводства см.: Агеева Г. Н. Принципы советского уголовного процесса, их сущность и значение // Проблемы укрепления законности и охраны прав личности в уголовном процессе: тр. ВЮЗИ. М., 1972. Т. XX; Добровольская Т. Н. Принципы советского уголовного процесса. М., 1971; Курс советского уголовного процесса / под ред. А. Д. Бойкова, И. Н. Карпеца; Нажимов В. П. Дискуссионные вопросы учения о принципах советского уголовного процесса // Вопросы организации суда и осуществления правосудия в СССР. Калининград, 1975. Вып. 4 и др.
2 Об этом подробно см.: Горский Г. Ф., Кокорев Л. Д., Элъкинд П. С. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе. Воронеж, 1978; Доказывание по уголовным делам: межвуз. сб. Красноярск, 1986; Зинатужин 3. 3. Уголовно-процессуальное доказывание. Ижевск, 1993; Карнеева Л. М. Доказательство в советском уголовном процессе. Волгоград, 1988; Теория доказательств в советском уголовном процессе. М., 1973; Трусов А. И. Основы теории судебных доказательств. М., 1960; Фаткуллин Ф. Н. Общие проблемы процессуального доказывания. Казань, 1976 и др.
Однако давайте абстрагируемся от теории процессуальных функций и обратим внимание на уровень разработанности других проблематик теории уголовного процесса. Представляется, что без труда можно обнаружить тенденцию к стабилизации мнений и существование так называемой господствующей концепции. Пока ничего подобного в области теории процессуальных функций нет, и такое положение можно в известной мере объяснить и тем, что не выработаны методологические положения, позволяющие в целях эффективности исследования определить подходы к проблемам теории процессуальных функций, и в первую очередь к вопросу о природе процессуальных функций как существующих в сфере уголовно-процессуальной деятельности явлений. Великий физик А. Эйнштейн писал: «Для применения своего метода теоретик в качестве фундамента нуждается в некоторых общих предположениях, так называемых принципах, исходя из которых, он может вывести следствие»1. Хотелось бы обратить внимание на вытекающие из данной цитаты моменты:
а) любой метод в исследовании должен покоиться на определенном фундаменте, на котором строится вся теоретическая конструкция, и прочность такой конструкции зависит от прочности самого фундамента;
б) фундамент теоретической конструкции - это положения принципиального характера, которые своими общими свойствами скрепляют каркас конструкции, и на данном каркасе выводятся более частные и специальные положения-следствия, которыми в конечном счете определяется глубина значений в соответствующей области.
Итак, эффективность исследования в любой области знаний зависит от разработки определенной совокупности закономерностей (принципов), которые в силу своих конструктивных свойств принимают на себя роль отправных моментов в исследовании. Естественно, сказанное относится и к теории процессуальных функций. Успех исследования находится здесь в прямой зависимости от уровня разработанности фундаментальных основ, в качестве которых выступают принципы методологического плана. Думается, методологические правила выступают средством, с помощью которого можно раскрыть тайну явлений, названных процессуальными функциями. Именно они будут рассмотрены в следующем разделе.
1 Эйнштейн А. Физика и реальность. М., 1965. С. 5.
|
|
