|
|
К оглавлению
Глава 2. Процессуальная экономия как принцип уголовного судопроизводства
§ 2.2. Принцип процессуальной экономии в свете важнейших проблем современного уголовного процесса
Для понимания существа принципа процессуальной экономии необходимо также посмотреть на него с точки зрения важнейших (сопутствующих) проблем судопроизводства. Особенно значимыми нам видятся проблемы дифференциации, целеполагания и эффективности уголовного судопроизводства.
Нередко дискутируя по вопросам, касающимся проблем дифференциации и унификации уголовно-процессуальной формы, ученые для аргументации своих позиций используют термин «процессуальная экономия». Зачастую те, кто отстаивает унификацию, допускают различие процессуальных форм лишь в плане их усложнения, отказывают идее процессуальной экономии не только в праве претендовать на статус принципа, но и вообще в праве на существование. Рациональный порядок уголовного судопроизводства, по их мнению, «не имеет ничего общего с «процессуальной экономией», которая способна приводить лишь к нарушению законности при расследовании преступлений и разрешении уголовных дел» , а упрощение процедуры уголовного судопроизводства неминуемо влечет за собой ограничение процессуальных гарантий.
Их оппоненты, отстаивая идею о необходимости дифференциации форм уголовного судопроизводства, напротив, выступают сторонниками широкого использования процессуальной экономии, наделяя ее статусом принципа уголовного процесса.
Полагаем, что неверно однозначно связывать процессуальную экономию как с упрощением отдельных уголовно-процессуальных форм, так и с их усложнением. Уголовно-процессуальный закон никогда не ограничивался общим порядком уголовного судопроизводства. Наиболее ярким примером тому является подразделение форм предварительного расследования преступлений на дознание и предварительное следствие. Помимо этого, законодатель установил особый порядок судебного разбирательства при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением и особый порядок принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве, предусмотрел особенности производства по уголовным делам в отношении несовершеннолетних, а также отдельных должностных лиц государства, зафиксировал в нормах УПК РФ институты частного обвинения, мировой юстиции и присяжных заседателей - вот далеко не полный перечень «отклонений» от общего порядка уголовного судопроизводства.
Вопрос о рациональности существования всех перечисленных институтов уголовного процесса чрезвычайно сложен, и их соответствие принципу процессуальной экономии в каждом конкретном случае должно рассматриваться отдельно. Однако, полагаем, не вызовет споров утверждение о том, что, вводя в процедуру уголовного судопроизводства некоторые из перечисленных институтов (дознание, особый порядок судебного разбирательства при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением, мировой юстиции, частного обвинения и др.), законодатель исходил из соображений ускорения и упрощения судопроизводства, учитывая относительную простоту соответствующей категории уголовных дел. Устанавливая же особый (усложненный) порядок уголовного судопроизводства в отношении отдельных категорий лиц , законодатель закрепил для них дополнительные гарантии уголовно-процессуальной защиты.
Уголовный процесс должен развиваться не только по пути усиления процессуальных гарантий, но и в сторону своего упрощения, ускорения и удешевления. Необходимо разумное сочетание обоих процессов. Подчеркнем еще раз - упрощение процедуры, как правило, сопровождается отказом от отдельных процессуальных гарантий, усложнение - их установлением. Но надо помнить, что отмененные гарантии могли быть действительно необходимыми, а вновь введенные - при ближайшем рассмотрении излишними.
Естественно, выбирая в каждой конкретной ситуации (регламентируя тот или иной институт уголовного судопроизводства) один из этих путей (упрощение процесса или введение дополнительных гарантий), законодатель исходил из соображений рациональности уголовного судопроизводства, находя, по его мнению, золотую середину. В случае упрощения процесса, одновременно сокращая процессуальные гарантии, законодатель посчитал, что отдельные из них излишни и можно безболезненно от них отказаться. В другом, по мысли законодателя, существующие гарантии в имеющемся количестве и качестве не обеспечивают надлежащую защиту участников процесса и не способствуют в должной мере достижению целей судопроизводства. «В правовом государстве, - отмечали авторы Концепции судебной реформы в РСФСР, -функционирует полноценная система сдержек и противовесов, где почетную роль играет правосудие, способное сглаживать конфликты и примирять законность с целесообразностью в каждом конкретном случае»134.
В качестве важного момента следует выделить акцент, который сторонники упрощенных форм судопроизводства делают на рациональной стороне процессуальной экономии. Правда, делают они это оригинально, через критику позиции оппонентов, упрекая последних в том, что ими «понятие рационального использования процессуальных средств и предложения в этом направлении отвергаются как что-то «надуманное», как посягательство на процессуальные гарантии, как «упрощенчество», как нечто несовместимое с этикой и демократическими принципами правосудия»135.
Упор на рациональную сторону принципа процессуальной экономии очень важен для понимания существа этой идеи. Полагаем, что противники дифференциации возражают лишь против словесной формулы «процессуальная экономия», но не против скрывающейся за ней идеи. Во всяком случае анализ работ этих ученых показывает, что их вряд ли стоит причислять к числу противников рационализации уголовного судопроизводства, однако представление о рациональном порядке судопроизводства у них иное.
Полагаем, что подобный разброс мнений обусловлен односторонним подходом к толкованию сущности процессуальной экономии. В советской и постсоветской юридической литературе термин «процессуальная экономия» употребляется, как правило, лишь в контексте упрощения уголовно-процессуальной формы, изъятия из уголовного судопроизводства отдельных его элементов, сокращения процессуальных сроков, издержек и прочего, причем подобное однобокое толкование исследуемой категории характерно как для сторонников, так и для противников этой идеи.
В качестве нехарактерного примера можно привести позицию П.С. Элькинд. Являясь противником дифференциации форм уголовного судопроизводства в сторону их упрощения, она, тем не менее, считает экономичность важнейшим требованием, предъявляемым к средствам достижения целей судопроизводства. И понимание этой экономичности главным образом с позиции рациональности привело ее к выводу о том, что экономичность средств достижения этих целей не исключает возможности (а иногда необходимости) их усложнения .
Вопрос о процессуальной экономии всегда тесно связан с проблемой упрощения процессуальной формы и ее пределами. В свое время в литературе были популярны предложения о целесообразности проведения упрощенного судопроизводства по уголовным делам, по которым факт совершения преступления не вызывает сомнения, преступник известен или задержан с поличным и есть свидетели - очевидцы. Ярким сторонником подобного подхода был П.Ф. Пашкевич (его не без оснований считают «отцом протокольной формы досудебной подготовки материалов»), предлагавший направлять уголовное дело по указанной категории преступлений в суд «сразу же после составления акта или протокола, в котором были бы указаны свидетели преступления и который был бы дополнен необходимыми данными о личности правонарушителя и его судимости»137.
Однако позиция эта представляется во многом спорной. По мнению М.С. Строговича, следует признать «несостоятельной самую мысль о какой-то категории «простых», «ясных дел», «дел об очевидных преступлениях» и т. п. и, прежде всего, потому, что такая характеристика дела без его расследования и досудебного рассмотрения субъективна и способствует предвзятости в его разрешении... Если дело действительно простое, его расследование и разрешение не будут связаны с большими трудностями и произойдут быстро, но ни в коем случае не путем «свертывания» процессуальной формы и сокращения процессуальных гарантий» .
Позиция М.С. Строговича нам более близка. Действительно, недопустимо наделение субъекта расследования правом относить конкретное уголовное дело к категории «простых» или «ясных», что неизбежно привело бы к злоупотреблениям. С большой натяжкой можно говорить разве что о «простых составах преступления»139, исчерпывающий перечень которых приведен в ч. 3 ст. 150 УПК РФ. Исключением будут являться лишь те конкретные уголовные дела (об иных, кроме перечисленных в ч. 3 ст. 150 УПК РФ, преступлениях небольшой и средней тяжести (выделено нами. -Авт.)), которые по письменному указанию прокурора направляются для производства дознания. Однако и в том и в другом случае речь идет о полноценной процедуре предварительного расследования (в форме дознания), но никак не о немедленном направлении дела в суд.
Теперь о процессуальной экономии и целесообразности. С позиции экономии, эффективности, выгоды для достижения процессуального интереса А.С. Александров пишет об уголовно-процессуальном принципе целесообразности, определяемом им как «предусмотренная законом свобода правоусмотрения стороны в деле (в том числе обвинителя) предпринять то или иное процессуальное действие, использовать то или иное процессуальное право»140. Такая трактовка, безусловно, не безосновательна, однако понимание целесообразности главным образом в качестве «элемента диспози-тивности» отвлекает внимание от главного.
Традиционно целесообразность в уголовном процессе исследуется в соотношении с принципом законности. Высказывались мнения как о приоритете законности над целесообразностью, так и наоборот. Казалось бы, все просто. Утверждение о возможности преступить закон, исходя из соображений целесообразности, абсурдно. Отсюда целесообразность должна связываться лишь с выбором правоприменителем оптимального процессуального действия (из предложенных или не запрещенных законом) исходя из конкретной судебно-следственной ситуации. Да и вся предусмотренная законом процедура судопроизводства должна ориентироваться на достижение этой цели. Мы же заявляем о некорректности соотнесения законности и целесообразности. Ведь цель уголовного судопроизводства и есть цель деятельности ведущих процесс государственных органов и должностных лиц. Очевидно, что эта цель не может быть незаконной, в отличие от способов ее достижения. Рациональность же способов ее достижения для понятия «целесообразность» значения не имеет. Ведь целесообразность - это только соответствие поставленной цели, а не оптимальность используемых для ее достижения средств.
В то же время оптимальный вариант поведения правоприменителя в конкретной ситуации должен быть целесообразен, и в этом смысле, как представляется, требование целесообразности должно рассматриваться в качестве элемента принципа процессуальной экономии, а не наоборот, как утверждает ряд авторов141. Заметим также, что достижению цели уголовного судопроизводства (УСП) должна способствовать и вся установленная законом его (УСП) процедура. В противном случае провозглашенная цель - не более чем голая декларация, не подкрепленная механизмом ее обеспечения.
Заметим, что говоря о целесообразности применительно к уголовному судопроизводству, следует вести речь лишь о целесообразности процессуальной деятельности государственных органов и должностных лиц, ведущих процесс. Цели иных участников судопроизводства, их «свобода правоусмотрения» в данном случае значения не имеют.
Наряду с этим, нужно признать и право на существование цели уголовного судопроизводства вообще. И хотя цель эта окончательно достигнута не будет, она станет ориентиром для правоприменителя в процессе его деятельности и залогом ее достижения в рамках каждого уголовного дела.
М.С. Строгович выделяет общую и частную цель уголовного процесса. Общая цель уголовного процесса, по его мнению, так же как и цель правовой системы государства вообще, состоит в защите интересов общества и государства и охране установленного правопорядка. Однако собственная, «непосредственно процессуальная» цель уголовного процесса им связывается с раскрытием каждого конкретного преступления, установлением фактических обстоятельств каждого конкретного уголовного дела и привлечением виновного к уголовной ответственности.
Приблизительно в том же ключе и П.С. Элькинд писала о перспективных и ближайших целях уголовно-процессуального регулирования . Уголовное преследование и наказание виновных в совершении преступления лиц, а также отказ от уголовного преследования и освобождение от наказания невиновных М.С. Строгови-чем относится не к целям или задачам уголовного судопроизводства, а к его необходимым условиям, обеспечить которые призвана система процессуальных гарантий143.
В этой же связи О.В. Полстовалов пишет о недопустимости отождествления конечной цели доказывания с назначением уголовного судопроизводства в целом. Конечную цель доказывания он связывает с достижением объективной истины, отвергая «софизмы типа "консенсуальная истина" или "конвенциальная истина"». Истина, по его мнению, является и «единственно возможным ориентиром уголовно-процессуального познания»144. Одновременно с этим, наряду с доказыванием по уголовному делу и установлением истины, исходя из реалий современных условий, можно говорить и о таком направлении достижения назначения уголовного судопроизводства, как процессуальный компромисс между сторонами обвинения и защиты через сделки с правосудием. И это направление, как справедливо отмечает О.В. Полстовалов, далеко не всегда связано с доказыванием145.
Прежний уголовно-процессуальный закон был более категоричен в выводах о возможности достижения объективной истины по делу: в УПК РСФСР даже сама категория «истина» употребляется мнократно, в УПК РФ - ни разу. Более того, УПК РФ, по сравнению с УПК РСФСР, чаще признает вероятность совершения ошибки в виде необоснованного уголовного преследования невиновного, назначения ему наказания (ч. 2 ст. 6 УПК РФ), незаконного задержания, лишения свободы или помещения в медицинский или психиатрический стационар (ч. 2 ст. 10 УПК РФ).
Несколько иная позиция у авторов Концепции судебной реформы в РСФСР, которые видели цель уголовного процесса не в борьбе с преступностью, а в реализации уголовного закона. Однако этой целью, по их мнению, обусловливается предназначение уголовного судопроизводства: выявить, пресечь и раскрыть преступление; осудить виновного; предотвратить необоснованное привлечение к уголовной ответственности, а также осуждение и наказание лица, чья виновность не доказана.
Мы склонны согласиться с авторами Концепции в том, что уголовный процесс является средством, способом реализации уголовного закона. Однако цель процесса состоит не просто в реализации уголовного закона, а именно в его оптимальной реализации. Эта оптимальность подразумевает, с одной стороны, достаточную «защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений» (п. 1 ч. 1 ст. 6 УПК РФ), незамедлительное реагирование на информацию о совершенном преступлении, принятие правильного и обоснованного итогового решения по уголовному делу на основе установления объективной истины. С другой - «защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод» (п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ), в том числе выражающуюся в «отказе от уголовного преследования невиновных, освобождении их от наказания, реабилитации каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию» (ч. 2 ст. 6 УПК РФ) и заботе о недопустимости не вызванного необходимостью ограничения законных интересов личности, причем как подозреваемого (обвиняемого, подсудимого), так и лица, обратившегося к государству за защитой своих прав, да и всех других вовлеченных в процесс граждан тоже.
«Взаимоотношения» обозначенных аспектов цели уголовного процесса по причине стремления каждого из них направить весь уголовный процесс в сторону своей реализации характеризуются конфликтностью и конкуренцией. Процессуальная экономия призвана их уравновесить на основе разумного компромисса.
Предназначение процессуальной экономии состоит в экономичном (т. е. быстром, недорогом и простом) и при том максимально возможно полном достижении цели уголовного судопроизводства.
Однако, характеризуя процессуальную экономию, нельзя забывать и о непосредственно не связанных с целью процесса и доказыванием по уголовному делу чисто технических моментах, призванных сэкономить выделяемые государством на сферу уголовного судопроизводства силы и средства, например, правила хранения некоторых категорий вещественных доказательств (ст. 82 УПК РФ) и др.
Обсуждая проблему достаточности уголовно-процессуальных средств достижения целей судопроизводства, мы довели ее до абсурдного по своей сути утверждения, предположив, что наиболее экономичный процесс вообще может обойтись без всякой процедуры. Признав нереальность подобного положения вещей, мы пришли к выводу о том, что средств этих должно быть достаточно (но не предостаточно, а по возможности и вовсе следует ограничиться минимальным их набором) для достижения цели уголовного процесса по каждому уголовному делу.
Процессуальная экономия напрямую связана с проблемой эффективности уголовного судопроизводства и ее критериями. П.Ф. Пашкевич определял эффективность судопроизводства как наиболее высокую степень достижения его целей и задач146. Внесем некоторые уточнения. Понятие эффективности в словарях связывается с достижением какого-либо эффекта или результата . При этом степень достижения желаемого результата может быть различной.
Эффективность является мерой, характеризующей полезный эффект от затрат тех или иных ресурсов. Проще говоря, эффективность - это коэффициент полезного действия. Чем более высокий результат достигается при затрате определенного количества ресурсов или чем меньших затрат необходимо для достижения результата, тем выше уровень эффективности, т. е. увеличение эффективности будет иметь место там, где процесс организован таким образом, что для достижения того же результата будет затрачено меньше ресурсов, или при расходовании того же количества ресурсов будет достигнут более высокий результат. Таким образом, результат (достижение цели уголовного судопроизводства) зависит от двух факторов - от эффективности и от затрат. Так, суть идеи процессуальной экономии состоит в достижении конечного результата с наименьшими затратами, что возможно только путем использования наиболее рациональной технологии судопроизводства. Как верно подметил А.Б. Карлин, процессуальная экономия заключается в возможности сэкономить на процедуре не в ущерб качеству .
П.Ф. Пашкевичем отвергалась концепция И.Л. Петрухина и Т.Г. Морщаковой, полагавших, что цели и задачи уголовного судопроизводства заключаются лишь в правильном разрешении поступивших в суд уголовных дел, а критерии его эффективности - в количественных показателях (в частности в количестве судебных ошибок) и выступавших против включения в показатели эффективности уголовного судопроизводства процессуальных сроков, расходов и трудозатрат по их производству149. Соглашаясь с П.Ф. Пашкевичем, необходимо признать, что цели и задачи уголовного судопроизводства не сводятся к правильному разрешению поступивших в суд дел. Подобную позицию нельзя было признать правильной и полной в контексте действовавшего в то время уголовно-процессуального закона. Неприемлема она и сегодня.
Статья 2 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 года и ст. 2 УПК РСФСР 1960 года относили к его задачам быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию, и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден. Здесь же отмечалось значение уголовного судопроизводства для укрепления законности и правопорядка, предупреждения и искоренения преступлений, охраны интересов общества, прав и свобод граждан, а также его нравственно-воспитательная роль. Действующий УПК РФ назначение уголовного судопроизводства видит, с одной стороны, в защите прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, и в защите личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод - с другой. Очевидно, что даже законодательно сформулированные цели и задачи уголовного судопроизводства правильностью разрешения поступивших в суд уголовных дел явно не исчерпываются.
По мнению П.Ф. Пашкевича, «эффективное осуществление судопроизводства... достигается тогда, когда все его цели - и ближайшие, и конечные - выполнены с наименьшим ущербом для различных социальных ценностей, с меньшими экономическими затратами, в наиболее короткий срок»150. Нужно однако уточнить, что достижение целей и задач уголовного судопроизводства возможно (в большей или меньшей степени) лишь в рамках конкретного уголовного дела. Во-первых, в ранее действовавшем уголовно-процессуальном законе речь шла не о быстром правосудии, а о быстром и полном раскрытии преступлений, что, конечно, не одно и то же. Во-вторых, определение действующим УПК РФ назначения уголовного судопроизводства как защиты прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, и защиты личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод вряд ли стоит рассматривать как надежду законодателя на возможность достижения такого состояния общества, когда все без исключения права граждан будут защищены как от преступных посягательств, так и от неправомерных действий государства и в дальнейшем никогда нарушаться не будут. То же самое можно сказать и о полном, окончательном и бесповоротном искоренении преступности. В рамках же конкретного уголовного дела деятельность государственных органов, ведущих процесс, непременно должна отталкиваться от указанных требований, т. е. от назначения правосудия, сформулированных в ст. 6 УПК РФ.
Профессор В.В. Лазарев, говоря об эффективности актов реализации права, употребляет термин «полная эффективность правоприменительного акта». Она может быть достигнута только в том случае (и в этом его мнение совпадает с мнением П.Ф. Пашкевича), если «все его цели - и ближайшие, и отдаленные, и конечные достигнуты с минимальным ущербом для общества, небольшими экономическими затратами, в оптимальные сроки»151.
Вопросам эффективности правовых норм уделяют внимание и другие исследователи . В качестве одного из элементов или критериев этой эффективности нередко называют и их экономичность153, которая связывается, однако, как правило, лишь с материальными затратами, необходимыми для их функционирования. Думаем, что эта экономичность должна рассматриваться более широко, а именно в качестве синонима их оптимальности, которую профессор В.М. Баранов определяет как «самый рациональный из всех возможных способов достижения намеченных нормой права целей»154.
Соглашаясь с мнением П.Ф. Пашкевича о бесплодности попыток вывести коэффициент эффективности правосудия, критерии его эффективности вполне можно обозначить. По мнению П.Ф. Пашкевича, к ним следует относить материальные затраты, объем выполняемой соответствующими субъектами работы, сроки совершения тех или иных процессуальных действий, уровень воспитательно-предупредительного воздействия на правосознание граждан155.
Авторы же критикуемой П.Ф. Пашкевичем концепции -И.Л. Петрухин и Т.Г. Морщакова - не считают возможным отнести указанные характеристики судопроизводства к критериям его эффективности, ограничивая круг последних лишь количественными, статистическими показателями, что не приемлет П.Ф. Пашкевич. По мнению И.Л. Петрухина и Т.Г. Морщаковой, и материальные затраты, и объем выполняемой работы, и процессуальные сроки являются лишь средствами достижения целей правосудия. Нам же обе эти позиции оппонентов представляются односторонними. Надо признать, что сроки, материальные и трудозатраты - это средства, с помощью которых достигаются как цели уголовного судопроизводства, так и критерии его эффективности.
Одновременно нельзя отказаться и от количественных ее критериев. Это и количество судебных ошибок, о которых пишут И.Л. Петрухин и Т.Г. Морщакова, и показатели роста или снижения числа зарегистрированных преступлений, на опасность которого указывал П.Ф. Пашкевич, и общий процент раскрываемости преступлений, до недавнего времени применяемый в системе МВД России для оценки его деятельности156. Возможно использование и иных критериев. Хотя, по сути, мы говорим не о конкретных критериях эффективности правосудия, а лишь об отдельных показателях работы правоохранительной системы, которые во многом являются оценочными, и их актуальность (да и сама система критериев) в разных ситуациях различна (в диапазоне от эффективности правосудия в государстве в целом до оптимальной процедуры судопроизводства по какой-либо категории уголовных дел и даже конкретного дела). Естественно, ни о какой формуле расчета или о выведении коэффициента эффективности судопроизводства речь не идет.
Говоря об эффективности уголовного процесса, В.Т. Томин в значительной степени раскрывает содержание принципа процессуальной экономии. Он, в частности, выделяет четыре направления увеличения производительности труда в уголовном судопроизводстве: 1) несовершение действий, без которых можно обойтись; 2) увеличение отдачи от тех действий, которые производятся; 3) последовательное освобождение работников высокой квалификации от совершения действий, которые могут быть выполнены работниками более низкой квалификации; 4) последовательная замена «универсалов» при производстве следственных и судебных действий специалистами157.
Опираясь на эти направления повышения производительности уголовно-процессуальной технологии, мы можем сделать вывод о том, что процессуальная экономия заключается не только в ускорении процесса путем удаления из него нерациональных элементов, но и в добавлении в него дополнительных инструментов (например, специалистов) в целях недопущения превращения экономии в ситуацию, описанную в поговорке «скупой платит дважды». По большому счету появление любых новых институтов уголовного судопроизводства должно приводить к рационализации уголовного процесса, экономии уголовно-процессуальных средств и процедур в организации деятельности уже существующих институтов.
Быстрота и разумность как важнейшие составляющие принципа процессуальной экономии Значение быстроты судопроизводства в юридической науке понимается неоднозначно. Одни авторы (А.С. Кобликов, М.С. Строгович, А.П. Гуляев) видят его в приближении момента наказания к моменту совершения преступления, подчеркивая тем самым воспитательно-предупредительное воздействие скорого уголовного процесса на общество. Последнее обстоятельство побуждает нас говорить о том, что указанные авторы ведут речь о криминологическом аспекте быстроты .
Другие исследователи (П.Ф. Пашкевич, В.А. Стремовский, М.А. Чельцов) выделяют криминалистический аспект быстроты: обосновывают необходимость ускорения процесса информационными потребностями, в частности опасностью утраты доказательств.
В практическом уголовном процессе данные аспекты тесно переплетаются. Это дает повод для неоднозначной трактовки быстроты процесса и с сугубо уголовно-процессуальных позиций. По мнению авторов, необходимо различать быстроту реагирования следственных органов на каждое совершенное преступление и быстроту уголовного судопроизводства в целом. Реагирование на информацию о совершенном или готовящемся преступлении должно быть незамедлительным - это процессуальная аксиома. Однако вопрос о необходимости ускорения всего процесса (равно как и отдельных его стадий) должен решаться, исходя из особенностей конкретной жизненной ситуации.
Вместе с тем, в каждом случае необходимо действовать в русле достижения цели уголовного судопроизводства. Мы в первую очередь выделяем информационную составляющую целеполагания. Держа в уме достижение объективной истины как ориентир, приходим к выводу о том, что быстрота уголовного судопроизводства выступает неотъемлемым элементом его цели159. Добавим, что не только быстрота, но полнота тоже. Быстрота и полнота должны оцениваться в контексте конечного результата производства по уголовному делу. Если быстро проведенное расследование и быстротечное судебное следствие в итоге превратятся в отмененный приговор, то говорить о пользе такой экономии не приходится.
Уголовный процесс как функциональная система должен развиваться в соответствии с законом устремленности к идеалу. Идеальный вариант процесса заключается в оптимальном количестве процедур и их оптимальном же содержании. Этот момент должен быть установкой для правотворчества. Нормативная база должна создавать предпосылки для интенсивной реализации уголовно-процессуальных функций. Данная направленность развития уголовного процесса вытекает из присущего его природе стремления к простоте и эффективности. Здесь в одинаковой мере должны быть востребованы дифференцированный и унифицированный подходы. Отечественный уголовный процесс должен стремиться не к нагромождению нерациональных процедур, а к разумной экономии процес-суальности.
Акцент здесь должен быть сделан на разумном балансе используемых уголовно-процессуальных средств и комплексе процессуальных гарантий. И того и другого должно быть достаточно для правильного и эффективного осуществления судопроизводства.
Примером максимального упрощения и ускорения процесса, сопровождающегося отказом от процессуальных гарантий, могут служить положения Отдела седьмого УПК РСФСР 1923 года, определявшего (вплоть до его отмены ) исключительный порядок расследования и рассмотрения дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти (глава 33 УПК) и дел о контрреволюционном вредительстве и диверсиях (глава 34 УПК). По этим категориям дел предусматривалось немедленное приведение приговора в исполнение, запрет на кассационное обжалование приговора и вручение обвиняемым обвинительного заключения за сутки до рассмотрения дела в суде. Кроме этого, по делам террористической направленности следствие должно было быть закончено в срок до 10 дней, а само дело слушалось без участия сторон.
Попытаемся взглянуть на эти положения с нейтральной информационной стороны. Даже априори можно сделать вывод о том, что данная категория дел представляет большую сложность для расследования (с информационно-познавательной точки зрения) и его процедура должна быть более сложная, нежели в случаях с общеуголовными преступлениями, и в том числе и из-за жесткости санкции, когда судебную ошибку исправить уже невозможно.
С современных гуманистических позиций указанные нормы кажутся абсолютно необоснованными. По сути, здесь реализован главный концепт военно-революционной специфики констатации преступления, запечатленный в формуле: «без суда и следствия». Однако это впечатления в первом приближении. Если учесть контекст эпохи, а также неплохо поставленную оперативно-розыскную работу по выявлению злоумышленников, то можно несколько иначе взглянуть на ситуацию.
В данном случае быстрота и прочие атрибуты процессуальной экономии имели четкую, хотя и гипертрофированную политическую заданность, обостряемую сложностью внешнеполитической ситуации. Вместе с тем, и такая «молниеносная процедура» не освобождала следственные органы от необходимости обоснования принимаемых решений, что, несомненно, требовало от них большей мобилизации сил и непроцессуальных ресурсов.
Заметим, что идея быстроты процесса весьма чувствительна к внешним факторам социального напряжения. В этой связи еще один пример. Во время Великой Отечественной войны в районах военных действий и в местностях, объявленных на военном положении, процедура уголовного судопроизводства (в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 года «Об утверждении Положения о военных трибуналах в местностях, объявленных на военном положении, и в районах военных действий»161) имела ряд существенных особенностей, призванных обеспечить большую быстроту процесса. В частности, военным трибуналам предоставлялось право рассматривать дела по истечении 24 часов с момента вручения обвинительного заключения. О приговорах военных трибуналов, присуждающих к высшей мере наказания, немедленно сообщалось по телеграфу Председателю Военной коллегии Верховного Суда, Главному военному прокурору Красной Армии или Главному прокурору Военно-Морского Флота СССР по принадлежности. В случае неполучения от них в течение 72 часов с момента вручения телеграммы адресату телеграфного сообщения о приостановлении приговора, последний приводился в исполнение. Остальные приговоры приводились в исполнение немедленно. При этом, по мысли законодателя, задачи уголовного судопроизводства и его принципы, закрепленные УПК РФ, должны были остаться в неизменном виде. Конечно, в условиях войны это было продиктовано суровой необходимостью, но очевидно, что, прибегая к такому чисто механическому ускорению и упрощению процедуры уголовного судопроизводства, невозможно должным образом обеспечить достижение его цели и реализацию даже установленных законом процессуальных гарантий.
Подчеркнем еще раз, что в приведенных примерах процессуальная экономия использована для решения не столько уголовно-процессуальных, сколько политических вопросов. Здесь цель уголовного процесса (как вид государственной цели) подчинялась государственным целям более высокого порядка. Но процессуальная форма и здесь оставалась формой. М.С. Строгович писал: «В различных условиях, в обстановке войны процессуальные формы могут меняться. Но в этом измененном виде они сохраняют свою силу, и их строгое соблюдение даже в трудных условиях войны исключает и делает нетерпимым проявление процессуального упрощенчества, которое является недопустимым ни при каких условиях и ни в каком виде» . Хотя ни для кого не секрет, что, устанавливая такую исключительную процедуру судопроизводства для данной категории дел, законодателем преследовалась цель, конечно, не сэкономить на мерах уголовной репрессии, а, применяя метод устрашения, предупредить совершение указанных преступлений.
Сегодня, даже в условиях военного или чрезвычайного положения, практически не предусматривается никаких отклонений от установленного порядка судопроизводства, за исключением при необходимости изменения территориальной подсудности дел в случае невозможности осуществления правосудия судами, действующими на территории, на которой введено военное или чрезвычайное положение, и некоторых особенностей, касающихся задержания граждан, их личного досмотра, досмотра их вещей, жилища и транспортных средств . Более того, Федеральный конституционный закон о чрезвычайном положении прямо запрещает учреждение каких-либо форм или видов чрезвычайных судов, а равно применение любых форм и видов ускоренного или чрезвычайного судопроизводства.
Нередко, особенно после вступления в действие УПК РФ, авторы которого отказались от употребления в каких бы то ни было контекстах категории «быстрота», ряд процессуалистов предпочитают заменять его термином «оперативность»164. Не лишая термин «быстрота» применительно к уголовному судопроизводству права на существование, следует признать, что термин «оперативность», пожалуй, более удачен, ведь изначально связан с рациональностью165.
Совсем недавно в уголовном процессе актуализировалась еще одна проблема, плотно соприкасающаяся с принципом процессуальной экономии. Это проблема разумных сроков.
Л.В. Борисова, исследуя проблему установления разумных сроков в гражданском судопроизводстве, упоминает в связи с этим о принципе разумности166, вытекающем из содержания п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года, согласно которой «каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок (выделено нами. - Авт.) независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона».
Надо отметить, что только разумность прямо именуется принципом судопроизводства в Гражданском процессуальном кодексе РФ (ст. 107) . Требование разумного срока судопроизводства недавно появилось и в УПК РФ (ст. 6.1). Положения ст. 6.1 УПК РФ не ставят под сомнение обоснованность и разумность существующих уголовно-процессуальных сроков. Однако законодательная идея разумных сроков обращает внимание правоприменителя на нецелесообразность выжидательной позиции (принятия решений в самом конце установленных законом сроков). Данная статья дает концептуальную установку на необходимость совершения процессуальных действий в тот срок, который является действительно необходимым, исходя из правовой и фактической сложности уголовного дела, поведения участников уголовного судопроизводства и иных обстоятельств. Часть 4 ст. 6.1 УПК РФ ориентирует должностных лиц и органы, осуществляющие уголовное судопроизводство, на такую организацию своей работы (как с точки зрения ведомства в целом, так и в рамках производства по конкретному уголовному делу), чтобы все сроки принятия ими процессуальных решений и совершения процессуальных действий не превышали разумных.
Вместе с тем, подобное требование в полной мере может быть отнесено лишь к тем процессуальным срокам, которые законом не регламентированы. Во всех иных случаях срок совершения процессуальных действий и принятия процессуальных решений, не превышающий установленного законом, не может быть признан неразумным. Более того, в соответствии с ч. 2 ст. 1 Федерального закона от 30 апреля 2010 года № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок»168, в связи с реализацией которого и появилась ст. 6.1 УПК РФ, даже нарушение установленных законодательством Российской Федерации сроков рассмотрения дела или исполнения судебного акта само по себе не означает нарушения права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок. Заметим также, что Конвенцией о защите прав человека и основных свобод требование разумных сроков судебного разбирательства трактуется более широко и обращено не только к правоприменителю, но и к законодателю, обязывая последнего более взвешенно подходить к нормативному установлению процессуальных сроков.
Частями 5 и 6 указанной статьи конкретизируется только такое нарушение разумного срока осуществления уголовного судопроизводства, как необоснованное затягивание рассмотрения поступившего в суд уголовного дела. Пожалуй, на этом этапе производства по делу вероятность судебной волокиты особенно высока, поскольку данная стадия в гораздо меньшей степени связана заранее определенными сроками. Наряду с этим, в соответствии с последней редакцией ч. 2 ст. 123 УПК РФ при нарушении разумных сроков уголовного судопроизводства в ходе досудебного производства по уголовному делу участники уголовного судопроизводства, а также иные лица, интересы которых затрагиваются, могут обратиться к прокурору или руководителю следственного органа с жалобой, которая должна быть рассмотрена в порядке и в сроки, установленные ст. 124 УПК РФ.
Указание на соблюдение разумного срока судебного разбирательства не содержит в себе критериев такой разумности. Этот вопрос должен решаться правоприменителем всякий раз индивидуально на основе его внутреннего убеждения. Аналогичным образом принимается и решение о признании права на судопроизводство в разумный срок нарушенным. Однако возможность обжалования участниками уголовного судопроизводства предположительно нарушающих указанное право действий (бездействия) и решений органов и должностных лиц, ведущих процесс, должно расцениваться не как попрание процессуальной независимости последних, а в контексте дополнительной гарантии обоснованности их процессуального поведения.
Здесь же заметим, что реализация положений Федерального закона «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» должна способствовать более быстрому восстановлению на национальном уровне нарушенных несоблюдением требования разумного срока судопроизводства прав граждан, не доводя до обращения в Европейский Суд по правам человека, который физически не в состоянии оперативно рассмотреть весь объем поступающих от российских граждан жалоб. Однако полностью решить эту проблему на национальном уровне вряд ли удастся, поскольку компетенция Европейского Суда по правам человека не ограничена рассмотрением жалоб на действия (бездействие) и решения государственных органов и должностных лиц. Нередко предметом обжалования становятся несоответствующие (по мнению подающего жалобу) принципу разумности нормы российского законодательства. Поэтому государство должно таким образом организовать свою правоохранительную систему, чтобы вся сфера уголовного судопроизводства отвечала требованиям разумности и рациональности.
Необходимо учитывать и то, что, удаляя из процесса нерациональные элементы, мы, тем самым, его сокращаем, а значит, времени и иных ресурсов на совершение тех же действий требуется меньше, однако невозможно заставить правоприменителя трудиться эффективнее, не сократив законодательно сроки на эти операции. Признавая важность организационных мер обеспечения процессуальной экономии, все же следует признать, что если речь идет об ускорении уголовного судопроизводства, то основополагающим средством здесь является установление в уголовно-процессуальном законе определенных сроков для совершения тех или иных процессуальных действий. В этой связи нельзя согласиться с теми исследователями, которые предлагают отказаться от нормативного закрепления процессуальных сроков.
Еще И. Бентам полагал, что «определить напередъ продолжительность процесса столько же возможно, сколько возможно напередъ определить продолжительность болезни или морскаго путешествія», ссылаясь на то, что возможны ситуации, «когда какой нибудь свидетель отлучится, когда какой нибудь документъ затеряется, когда нужно искать доказательства въ отдаленной стране, когда какое нибудь дЬло находится въ зависимости отъ нЪсколькихъ другихъ»169. Установление процессуальных сроков, по мнению И. Бентама, привело бы «въ большей части случаевъ ... ко многимъ злоупотребленіям» . Однако к несоизмеримо большим злоупотреблениям привело бы их отсутствие, а процесс превратился бы в бесконечную волокиту, тем более, что обоснования необходимости отказаться от установления процессуальных сроков, приведенные И. Бентамом, не кажутся существенными. Во всяком случае, сегодня. К тому же действующий уголовно-процессуальный закон предусматривает возможность восстановления пропущенного по уважительной причине срока.
Строгович М. С О единой форме уголовного судопроизводства и пределах ее дифференциации // Социалистическая законность. - 1974. - № 9. - С. 51.
Хотя мы и не разделяем точки зрения законодателя о том, что производство по уголовным делам в отношении отдельных категорий лиц (в том числе несовершеннолетних) необходимо было помещать в часть четвертую УПК РФ «Особый порядок уголовного судопроизводства». Думается, что порядок здесь все-таки общий, пусть и отличается определенными особенностями, связанными с необходимостью дополнительных процессуальных гарантий. Собственно, особый порядок уголовного судопроизводства, по нашему мнению, имеет место лишь в случае с производством о применении принудительных мер медицинского характера.
136 См.: Элькинд П.С. Категории «цель» и «средство» в сфере уголовно-процессуального регулирования // Советское государство и право. - 1972. -№8.-С. 103.
Строгович М. С. О единой форме уголовного судопроизводства и пределах ее дифференциации // Социалистическая законность. - 1974. - № 9. - С. 51.
См., напр.: Уголовный процесс России: Учебник / А.С. Александров, Н.Н. Ковтун, М.П. Поляков, СП. Сереброва; Науч. ред. В.Т. Томин. - М., 2003.-С. 101.
См., напр.: Уголовный процесс России: Учебник / А.С. Александров, Н.Н. Ковтун, М.П. Поляков, СП. Сереброва; Науч. ред. В.Т. Томин. - М., 2003. - С. 95-101; Полянский Н.Н. К вопросу о праве частных лиц на субсидиарное обвинение // Юридический вестник. Издание Московского Юридического Общества. - 1914. - № 6 (2). - С. 156; и др.
См.: Элькинд П.С. Категории «цель» и «средство» в сфере уголовно-процессуального регулирования // Советское государство и право. - 1972. -№8.-С. 99, 101.
См.: Ожегов СИ. Толковый словарь русского языка: 80 ООО слов и фразеологических выражений / СИ. Ожегов, Н.Ю. Шведова. - 4-е изд., доп. -М., 1998. - С. 914; Большой толковый словарь русского языка / Сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. - СПб., 1998. - С. 1528.
http://izvestia.ru/politic/article2667371/
152 Батуров Г.П. Теоретические основы эффективности правосудия / Г.П. Ба-туров, Т.Г. Морщакова, И.Л. Петрухин. - М., 1979; Кузнецова Н.Ф. Эффективность уголовного закона и ее значение в борьбе с преступностью // Вестник Московского государственного университета. - Серия: Право. - М., 1974. - № 4. - С. 11-13; Шикин Е.П. Основные условия эффективности применения права: Автореф. дис... канд. юрид. наук. - Свердловск, 1971; и др.
Отметим, что впервые о воспитательном значении незамедлительности наказаний писал родоначальник криминологии Ч. Беккариа. См.: Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях // http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/ Bekkar/ ОЗ.р?р
Указом Президиума ВС СССР от 19 апреля 1956 года (Ведомости ВС СССР. - 1956. - № 9. - Ст. 193).
См.: Великая Отечественная война (1941-1945): 65-летию Победы посвящается: Сборник нормативно-правовых актов / Под общ. ред. В.В. Аврамце-ва. - Н. Новгород, 2010. - С. 89-92.
Строгович М.С. Уголовный процесс: Учебник для юридических школ. -М., 1944.-С. 13.
Федеральный конституционный закон от 30 января 2002 года № 1-ФКЗ «О военном положении» // Российская газета. - 2002. - 2 февраля; Федеральный конституционный закон от 30 мая 2001 года № 3-ФКЗ «О чрезвычайном положении» // Российская газета. - 2001. - 2 июня.
Об иных принципах в ГПК РФ не упоминается. http://www.rg.ru/2010/05/04/razumnisrok-dok.html
Бентам И. О судоустройстве. - СПб., 1860. - С. 164.
Бентам И. О судоустройстве. - СПб., 1860. - С. 164.
|
|
