|
|
К оглавлению
Глава 1. Понятие розыскного процесса и его юридические основания
§ 2. Ассиза
Ассиза (от позднелат. assisae) означает собрание, заседание. Она не-посредственно примыкает к общинному дознанию, но отличается от него прежде всего тем, что в суде уже присутствует не только местный (общин-ный) элемент, но и представительство центральной власти. Ассиза, таким об-разом, является компромиссом между общинным дознанием и администра-тивной расправой. Эту разновидность уголовной расправы иногда еще назы-вают предъявительным, или обвинительным жюри, хотя применение в дан-ном случае слова "жюри", как будет показано ниже, не совсем точно. Суть процедуры состояла в том, что "добрые мужи", представляющие общину, встречали приезжающих из центра судей и объявляли под присягой обо всех преступлениях, совершенных на территории общины и о подозреваемых в них лицах. Для этого, как и при общинном дознании, доказательства были не обязательны, достаточно было молвы. Вопрос о виновности обычно решался путем применения ордалий, но не поединка, который долго сохранялся в па-раллельном обвинительном суде (appeal в Англии и т.п.). Опыт использова-ния "присяжных, говорящих истину" известен со времен Карла Великого. После распада его империи и ослабления центральной власти он был утра-чен. Датские и исландские тинги VII-X вв. весьма напоминали по характеру своей судебной деятельности ассизу. Вместе с норманнами эта форма попала во Францию, Англию и, возможно, в Россию. В Англии первые сведения о подобном суде относятся к эпохе датской экспансии против англосаксов (IX-XI вв.). После нормандского завоевания применение ассиз сделалось еще бо-лее регулярным - сначала для разрешения земельных тяжб, а при Генрихе II Плантагенете, с принятием Кларендонских конституций 1166 г., - и в уго-ловном процессе. Первоначально процедура разрешения дел через местных людей называлась вполне на розыскной манер inquisitio, или исследование, - в империи франков и recognatio, то есть раскрытие, дознание - в Англии, где она одновременно именовалась еще и ассизой (assize) и только позднее, с переходом к решению вопроса о виновности посредством вердикта присяж-ных, получила название jury. Это нашло отражение в максиме: "Assisa vertitur in juratam" (лат.) - ассиза превращается в жюри. Итак, ассизу не вполне корректно отождествлять с жюри, так как в последнем присяжные из обвинителей превращаются в судей, а процесс благодаря этому поворачива-ется лицом к состязательности. Именно ассизы через жюри выросли впо-следствии в английский суд присяжных. В России формой, весьма напоми-нающей ассизу, являлся, в частности, сыск с применением так называемого повального обыска, то есть опроса судьями-обыщиками многих местных лю-дей по поводу виновности обвиняемого (ст. 160 - 166 главы X Соборного Уложения 1649 г.).
В настоящее время остатки ассизы можно обнаружить в институте большого жюри (grand jury) в процессе английского морфологического типа, которое может осуществлять публичное обвинение - presentment, то есть "непосредственно без предварительного исследования и жалобы, предать об-виняемого суду за лично известное ему преступление".
§3. Инквизиционный процесс
Хотя латинский термин "inquisitio" в переводе означает "исследова-ние", а значит, этимологически близок понятию "розыск", семантически по-нятие "инквизиционный процесс" ассоциируется с наиболее одиозной исто-рической разновидностью европейского розыскного процесса XV - XVI вв., периода становления абсолютизма. Имея общий для любого розыскного порядка признак - слияние функций уголовного преследования и юстиции в единую функцию розыска, инквизиционная процедура отличается от уголов-но-административной расправы. Во-первых, тем, что суд отделен от админи-страции, но, с другой стороны, и ответственен перед ней. Благодаря этому верховная государственная власть может публично спросить с судей за не-правильные решения, сама оставаясь незапятнанной. Однако функция розы-ска остается недифференцированной, то есть предварительного судебного следствия еще не существует, а все вопросы решаются непосредственно в су-дебном разбирательстве при полном составе суда. В этом еще видна историческая связь такого процесса с обвинительным порядком. Отсюда же остатки былой открытости судопроизводства, которое хотя и не может быть названо гласным, но все-таки допускает участие частного истца (челобитчика), присутствие в судебном заседании подсудимого, а иногда наличие в составе суда народного элемента в лице заседателей-шеффенов, и непосредственность исследования доказательств. Во-вторых, инквизиционный процесс в отличие от расправы законодательно достаточно подробно урегулирован. Это качество также изначально вытекает из первого признака - отделения суда от верховной власти, которая в период исполнения судебных функций не стесняла себя никакими регламентами, но, уйдя из суда, оставила взамен инструкцию-закон. Усмотрение судьи сводится к минимуму, а его действия определяются нормативными правилами. Господствует формальная (легальная) система доказательств в ее наиболее грубом и суровом обличии, ибо за основу доказывания принимается признание подсудимого, полученное под пыткой. Это пыточное доказывание в России весьма красноречиво называли "вымучиванием". Особая ценность признания под пыткой, этой "победительницы невиновности" (Ч. Беккариа) признается во всех инквизиционных законах. Если после пытки обвиняемый отказывался от своих показаний, вырванному у него признанию все же отдавалось предпочтение. Подобную разновидность формальной системы доказывания еще именуют позитивной на том основании, что при наличии доказательств определенного вида (так называемое "полное" доказательство, коим обычно и является признание под пыткой) вопрос о виновности должен быть обязательно разрешен положительно. Если же отсутствует "полное" доказательство, но имеется набор иных, "неполных" доказательств виновности, подсудимого все равно могут осудить, хотя, как правило, менее строго. Иначе говоря, все сомнения в таком процессе толкуются в пользу вывода о виновности. Позитивная система не является неизбежным следствием пыточного характера процесса, как это на первый взгляд можно предположить. Ведь из того факта, что под пыткой редко лгут, вовсе не вытекает, что не сознавшегося, несмотря на истязания, подсудимого надо все равно осудить. Напротив, логичен как раз противоположный вывод: если и под пыткой человек не признался, он, скорее всего, невиновен. Более веро-ятно, на наш взгляд, другое объяснение позитивной системы доказывания. Оно состоит в том, что эта система явилась атавизмом обвинительного по-рядка судопроизводства, в котором бремя доказывания лежало на обеих сто-ронах и обвиняемый, не сумевший полностью опровергнуть доказательства своей виновности, подлежал осуждению. Именно поэтому "неполные" дока-зательства все же годились здесь для обвинительного приговора.
Как и его коллега в обвинительном процессе, при инквизиционном порядке судья является в основном регистратором событий. Однако, в отли-чие от обвинительного, инквизиционный суд - не нейтральный наблюда-тель, а орудие единой публичной политики, проводимой в законе. Когда та-кой судья регистрирует факты, его пером движет не случай, а "длань госуда-рева". Поэтому инквизиционный процесс есть политическая разновидность розыска. Его историческая миссия состояла в укреплении средствами юсти-ции централизованного государства, сменяющего устаревшую феодальную систему. Инквизиционный процесс исторически зафиксирован лишь в Евро-пе, Азия же всегда довольствовалась в сфере розыскного процесса уголовной расправой. Инквизиционное нормотворчество может быть, с определенными оговорками, представлено ордонансом французского короля Людовика XII (1498 г.) и эдиктом Франциска I (1539 г.), Уголовно-судебным уложением "Священной Римской империи германской нации" (Каролина), принятом в (1532 г.). В России источником норм судопроизводства, наиболее близкого к инквизиционному, явилось петровское "Краткое изображении процессов или судебных тяжеб" (1715 г.). Оно обнаруживает бoльшее сходство с Каролиной (наличие истца и ответчика, непосредственность исследования доказа-тельств, применение пытки и т.д.), чем с законодательными актами "просве-щенного века". Что касается более ранних актов XVI-XVII вв., то они, во-преки бытующему мнению, фиксируют не инквизиционный розыск, а более ранние его модификации, такие как уголовно-административная расправа и ассиза ("сыск" через губных старост и наместников по Судебнику 1550 г., "обыщиков" по Соборному уложению 1649 г.).
§4. Следственный процесс
Следственный процесс можно охарактеризовать как бюрократиче-ский вид розыскного судопроизводства. Рациональность, безличность, стро-гая регламентированность процедуры, преобладание формы над содержани-ем, ограниченность ответственности - все эти признаки бюрократии в пол-ной мере присущи такому порядку производства. В нем впервые в истории уголовного процесса появляется официальное предварительное следствие как способ рационализации подготовки дел для судебного заседания (отсюда название - следственный). Предварительную подготовку дела ведет один из членов суда, выступающий при этом в роли следственного судьи. Он в каче-стве полномочного представителя суда выполняет все необходимые следст-венные действия. Ввиду этого суд в последующем заседании получает воз-можность разрешать дело не только без вызова свидетелей, но и в отсутствие самого подследственного. Это порождает бумажность, письменность, без-личность судебной процедуры, опосредованность исследования доказа-тельств. В то же время пытка в следственном процессе, исторически прихо-дящемся в Европе на период просвещенного абсолютизма, упраздняется, что сильно осложняет формальное доказывание. Следственный процесс тщетно пытался закрыть эту брешь путем детальной регламентации доказательств, введения их подробнейшей классификации по юридической силе и значе-нию. Закон и труды ученых-юристов, в которых получает развитие формаль-ная доказательственная система, кажется, намерены охватить ее казуистиче-скими путами все мыслимые жизненные ситуации. Можно сказать, что ле-гальная система доказательств была для следственного процесса своего рода "магическим кристаллом", с помощью которого он пытался открыть истину правосудия. Этот вид процесса был продуктом "разумного века", верившего в возможность построения миропорядка, управляемого единственно просве-щенной волей. Однако материальная истина ускользала из суда, ибо постав-ленная задача - a priori учесть все возможные варианты познания в такой сложной и многогранной сфере, как правосудие, была для него совершенно непосильной. Поэтому фактически вместо материальной истины следствен-ный суд вынужден был довольствоваться истиной формальной. Из регистра-тора полученных под пыткой фактов (каковым был его инквизиционный предшественник) он превращался в счетчика, складывающего дроби непол-ных доказательств для получения доказательства полного. Однако при этом следственный суд не нес никакой ответственности за результаты этих ариф-метических упражнений. Если при сложении дробей у него получалась еди-ница - хорошо, нет - еще лучше. В последнем случае подозреваемого по-ложено было оправдывать (так называемая негативная система формальных доказательств).
Следственный процесс осуществлялся по твердым и досконально разработанным правилам, а за личностью в нем признавались некоторые пра-ва (например, на участие в ходе производства по делу сословных представи-телей и т.п.). Он отражал уже не только интересы государства, но и потреб-ности гражданского общества, нарождающегося под опекой просвещенного абсолютизма, - прежде всего в стабильности и предсказуемости правоот-ношений. Следственный процесс объективно подготовляет почву для пере-хода к публично-исковой состязательности.
В числе законодательных памятников этой разновидности розыскно-го судопроизводства следует, в первую очередь, назвать немецкие и австрий-ские уставы XVIII - начала XIX вв., в частности баварское уложение 1813 г. - труд Ансельма Фейербаха. В России их примеру следовал Свод узаконе-ний Российской империи 1832, 1842, 1857 г. г. издания (2 кн. XV тома). Промежуточное положение между инквизиционным и следственным процессами занимает Большой уголовный ордонанс Людовика XIV во Франции (1670 г.), который уже предусматривал предварительное следствие, но сохранял еще позитивную систему формальных доказательств и даже применение пытки.
§5. Судебный приказ
Этот термин мы применяем для обозначения современной формы существования розыскного производства. Сфера ее применения ограничена делами о правонарушениях, не представляющих большой общественной опасности, то есть об уголовных проступках, и не охватывает производство о преступлениях. Это периферия уголовного судопроизводства, граничащая с административным процессом, поэтому применение административного ме-тода регулирования, характерного для процедур розыскного типа, здесь мо-жет быть уместно и целесообразно. Отличительным признаком судебного приказа является его подчиненное положение по отношению к состязатель-ности. Приговор в порядке судебного приказа сохраняет обязательную силу, как правило, лишь при согласии на то обвиняемого, в качестве добровольной альтернативы состязательному разбирательству, что является гарантией про-тив ущемления прав личности. При отказе обвиняемого от этой процедуры применяется обычное производство. Судебный приказ - разновидность ус-коренного и упрощенного, или целерантного (от лат. сelerantes - быстрый, стремительный), судопроизводства наряду с состязательными формами: не-посредственным вызовом обвиняемого в суд и суммарным производством. Это наиболее простая форма, причем простота достигается именно за счет применения розыскных начал: отсутствие сторон, устности и непосредствен-ности исследования доказательств. Сущность производства в порядке судеб-ного приказа состоит в том, что судья по представленным материалам, без вызова сторон и свидетелей, вне судебного разбирательства рассматривает дело об уголовном правонарушении и выносит решение (приказ), который становится обязательным для исполнения лишь после того, как с ним согла-сится обвиняемый. Примером производства в порядке судебного приказа можно считать немецкое "производство об издании приказа о наказании" (глава I Книги VI УПК ФРГ). От судебного приказа следует отличать еще одну целерантную несостязательную форму - так называемый "штраф по со-глашению." Налагается штраф прокурором, обычно по делам о малозначи-тельных преступлениях (исключение - Нидерланды, где подобная процедура применима по делам о преступлениях, за которые предусмотрено наказание до 6 лет лишения свободы) и только после проведения расследования, когда дело готово для передачи в суд. Если обвиняемый не согласен на уплату штрафа, дело передается в суд в обычном порядке. Например, в Шотландии, где этот порядок применяется довольно давно, 97 % граждан в сельских рай-онах и 55 % в городских соглашаются уплатить такой штраф и соответствен-но уплачивают его в 98% и 66% случаев.
§6. Система принципов розыскного процесса
Ранее мы говорили о том, что оба идеальных типа процесса - и со-стязательный и розыскной - имеют свои системы принципов, диаметрально отличающиеся друг от друга. Были рассмотрены принципы состязательного судопроизводства, причем за основу анализа принята система принципов публично-искового и постсостязательного видов процесса как наиболее зре-лых воплощений состязательной идеи. По этому же методу мы будем иссле-довать и систему принципов розыскных. Что же является венцом розыскного типа? Послушаем, что говорил по этому поводу Ю. Глазер:
"Как ни велико, по виду, различие между процессом Каролины и тем устройством его, которое принято уголовным судопроизводством, например в австрийском уголовном законе 1803 г., баварском 1813 г., в последнем по-лучили господство в более развитом, очищенном, сознательном виде те са-мые начала, которые в Каролине только еще начали пробиваться в виде чего-то неясного, непонятного и только терпимого".
Действительно, в следственном процессе начала XIX в. розыскной тип достиг своей зрелости. Инквизиционное производство, как было показа-но выше, еще оглядывается на обвинительный порядок, еще окутано тенью сакрального, а оправдание своей жестокой простоте находит в патримони-альном подходе к регулированию отношений, в абсолютной "отцовской вла-сти" (patria potestas) государства над своими подданными. В следственном процессе окончательно торжествует светский административный метод пра-вового регулирования, образующий юридическую душу розыска. Однако зрелость не абстрактное понятие, она может проявляться лишь по отноше-нию к чему-то, в данном случае к следующей, более социализированной форме судопроизводства (если, конечно, стоять на почве прогрессистского мировоззрения). Объективно подготавливая переход к публичной состяза-тельности, следственный розыск тем самым демонстрирует свою зрелость. Поэтому принципы следственной процедуры можно рассматривать как за-вершенную систему принципов процесса розыскного типа в целом, ибо в них получает развитие все "неясное и непонятое", то, что лишь проклевывалось в более молодых его видах и формах. Вместе с тем отдельные принципы розы-ска сильнее проявляются в ранних видах, а в следственном процессе лишь приобретают утонченную и системную форму. Поэтому, говоря о принципах розыскного типа процесса, мы будем прибегать в основном к следственной его разновидности, не отказываясь там, где это уместно, и от примеров из инквизиционного и иных видов розыскного судопроизводства.
Розыскной процесс руководствуется прежде всего фундаментальным принципом единства. Его можно считать отраслевым для уголовного судо-производства данного типа и отчасти даже межотраслевым началом, учиты-вая, что розыскные элементы, утвердившись в уголовной юстиции, имеют тенденцию проникать и в сферу гражданского судопроизводства. Начало единства предполагает прежде всего нерасчлененность функций уголовного преследования и юстиции, которые слиты в новый "сплав" - процессуаль-ную функцию расследования (розыска). Последняя не сводится к механиче-ской сумме функций обвинения, защиты и юстиции - она их просто "про-глатывает", образуя новую качественную определенность. Можно говорить лишь о задачах уголовного преследования, защиты и разрешения дела, со-средоточенных в руках розыскного органа. Однако применение к розыскно-му процессу понятия функции все же продолжает быть правомерным, так как главная заповедь функций действует и здесь - смешение запрещено! Функ-ция расследования не может смешиваться с функцией содействия расследо-ванию (других здесь нет), а если это все-таки происходит, следователь под-лежит отводу. Он поэтому не может быть ни свидетелем, ни экспертом, что в общем-то не возбраняется в процессе состязательном, - разумеется, если уголовный преследователь, свидетель и эксперт на одной стороне. Так про-является единство в инквизиционном и следственном видах розыскного про-изводства. Уголовно-административная расправа как наиболее примитивная и наименее дифференцированная разновидность розыска проникнута нача-лом единства еще глубже. К нерасчлененности обвинительных и судебных функций здесь прибавляется синкретическое сочетание государственно-управленческих и судебных полномочий в руках одного властного субъекта. С другой стороны, инквизиционный и особенно следственный виды процесса с лихвой компенсируют свой "недостаток" тем, что принцип единства обре-тает здесь изощренную форму инстанционности. Будучи результатом адми-нистративного взгляда на судопроизводство, розыскной процесс подменяет началом инстанционности независимость суда. Инстанционность предпола-гает существование системы подчиненных друг другу звеньев - государст-венных органов, где все дела рассматриваются и разрешаются, восходя по инстанциям, то есть исключительно в недрах единой бюрократической сис-темы. Так в российском уголовном процессе по Своду законов дела пере-сматривались в ревизионном порядке в палатах уголовного суда, департа-ментах Сената, в его общем собрании и даже в Государственном совете. Ин-станционность препятствует свободному доступу граждан к правосудию, ибо, с ее точки зрения, непосредственное, по своей воле обращение за судеб-ной защитой есть оскорбление иерархического порядка, недопустимая и опасная самодеятельность. Вопрос о том, передавать или не передавать дело для отправления правосудия, обычно решается судебно-следственной ин-станцией, без участия заинтересованного в судебной защите лица.
Гласность также чужеродна розыскному процессу, ибо при бюро-кратически-инстанционном методе управления информация обращается, не выходя за пределы самой системы. Взамен гласности, сначала как эпизод в инквизиционном, затем в качестве непременного атрибута в следственном процессе, появляется судебно-следственная тайна. Так, по Своду законов, су-дебное разбирательство проводилось без участия не только публики, но и подсудимого с потерпевшим. Самозасекречивание розыскного процесса объ-ясняется не только внутренними закономерностями замкнутой бюрократиче-ской системы. Учитывая политические корни розыскного процесса, причины этой сугубой конспиративности следует искать и в политике. Для авторитар-ной государственной власти всегда соблазнительно обратить скрытый меха-низм инквизиции против своих политических врагов, и обычно она бойко пользуется этой возможностью. "Кто может считать себя защищенным от клеветы, когда она вооружена непробиваемым щитом тирании - тайной", - писал Чезаре Беккариа.
С другой стороны, единство инстанционной системы позволяет ее верхним судебным звеньям пользоваться данными, полученными на нижних, судебно-следственных, уровнях. Поэтому состязательное начало непосредст-венности судебного исследования доказательств замещается правилом пись-менного производства. Особенно это свойственно следственному процессу. В нем, по сравнению с предыдущими видами розыска, появляется новая ин-станция - следственный судья. Как уже было отмечено выше, суд здесь как бы делегирует своего полномочного представителя для подготовки дела, и потому считается, что допрошенные этим представителем свидетели и даже подследственный могут вторично не вызываться в судебное заседание при итоговом рассмотрении дела - для этого достаточно ранее полученных про-токолов и иных документов.
Процессуальная экономия, составляющая одно из главных досто-инств динамичной состязательности, при инстанционном подходе совершен-но неуместна, ибо дело просто обязано пройти все положенные звенья су-дебной системы. В этом смысле известное латинское изречение: Fiat justitia, pereat mundus! - да свершится правосудие, хотя бы погиб мир - приобретает несколько зловещий оттенок, наводя на мысль об ужасной судебной волоки-те, по которой в истории правосудия розыскной процесс побил все рекорды.
Принцип авторитетности судебного решения, питаемый в состяза-тельном судопроизводстве началами независимости суда, равенства сторон и гласности, в розыскном процессе заменен ревизионным началом, в силу ко-торого всякое судебное решение предполагается сомнительным и подлежит обязательной и всесторонней проверке в вышестоящих инстанциях. В неко-торых случаях недоверие, выказываемое законодателем к судьям, заходило так далеко, что последние еще до принятия ими решения по делу обязаны были обращаться за указаниями к высшим властям, ученым-законоведам и т.п. "дабы не причинить никому несправедливости" (ст. СXXVII, ССXIX Ка-ролины).
Типичным для розыскного процесса принципом часто считают пре-зумпцию виновности. Однако данное начало характерно только для инквизи-ционной разновидности розыскного судопроизводства. В инквизиционном процессе обязанность доказывания возлагалась на подсудимого. "Если… об-виняемый отрицает приписываемое ему преступление, то его должно немед-ленно опросить, не может ли он предъявить доказательства своей невиновно-сти в данном преступлении", - предписывала Каролина (ст. XLVII). В слу-чае неуспеха его ждала пытка. Не только обязанность, но, как отмечалось выше, и бремя доказывания возлагалось в инквизиционном процессе на под-судимого, так как даже при дефиците "полного" доказательства его все равно часто ожидал обвинительный приговор. Другими словами, он презюмировал-ся виновным, причем не только законом, но и судом. Judex damnatur cum nocens absolvitur (лат.) - судья виновен, когда виновный оправдан. Это де-лает положение подсудимого практически безнадежным, что дало повод П.И. Люблинскому сравнить такое судилище с дантовым "Адом", на вратах кото-рого начертано: "Оставь надежду всяк сюда входящий". Но следственный процесс кардинально изменил положение личности - при недостатке дока-зательств подсудимого не осуждали, а лишь оставляли "в подозрении" (при-говор absolutio ab instantia) и приостанавливали дело до обнаружения допол-нительных доказательств. Таким образом, в следственном судопроизводстве нет презумпции виновности подсудимого, как это было в инквизиционном процессе. Однако здесь отсутствует и презумпция невиновности, ибо при не-достатке "полного" доказательства лицо на неопределенно долгое время ос-тается в "подвешенном" состоянии - ни наказания, ни оправдания. Предпи-сывалось "дело предать воле Божьей, пока оно само собой объяснится". Под-ход, исключающий какие-либо юридические фикции, наиболее соответствует административному методу регулирования, предполагающему не доказыва-ние, а исследование обстоятельств дела, которое в принципе может продол-жаться неопределенно долго.
Презумпция виновности в инквизиционном процессе, так же как и положительная система формальных доказательств, проистекает из обвини-тельного порядка, в котором бремя доказывания лежит на обеих сторонах, и обвиняемый, не сумевший опровергнуть тезиса о своей виновности, полага-ется виновным. Поэтому презумпция виновности имеет не розыскное проис-хождение и, следовательно, общим принципом розыскного процесса считать-ся не может. Больше оснований таким принципом полагать объективизм (взамен объективности!), то есть такой подход к предмету исследования, ко-торый ограничивается регистрацией событий, констатированием их необхо-димости. Следственный процесс констатирует наличие или отсутствие фор-мальных доказательств и необходимость установления истины, хотя далеко не всегда способен на это фактически, главным образом, по причине собст-венного формализма.
Принципы отдельных институтов розыскного процесса могут разли-чаться в зависимости от того, какой из его видов подвергается рассмотрению. Так, например, уголовно-административная расправа вообще не нуждается в системе институционных принципов, ибо сами правовые институты как обо-собленные группы юридических норм, выделяются лишь в развитых право-вых отраслях, чего нельзя сказать о примитивных модификациях розыска. В более развитых инквизиционном и следственном видах процесса уже имеется система отдельных институтов, а значит и положенных в их основу руково-дящих норм. Среди них наиболее отчетливо выделяются те, которые уста-навливают следующее:
1. Обязанность любого лица содействовать уголовному процессу. В первую очередь, это обязанность доносить властям о преступлении, оборот-ной стороной которой является ответственность за недонесение. Отказ от да-чи показаний, дача ложных показаний также рассматривались как нарушение этой обязанности. По российскому Своду законов, в следственном процессе донос был не только правом, но и обязанностью. При инквизиционном же построении на подозреваемого ложится бремя ответственности за дачу лож-ных показаний. Каролина предписывала: "Если…обнаружится, что признан-ные преступником обстоятельства не соответствуют истине, то должно ука-зать на эту ложь арестованному, угрожая сурово наказать за это" (ч. 2 ст. LIV). Во французском розыскном процессе также существовала практика, со-гласно которой обвиняемый должен давать показания под присягой и, соот-ветственно, отвечать за ее нарушение.
2. Оценка доказательств по заранее заданным формальным критери-ям. Как было показано ранее, розыск заимствовал эту идею из состязательно-го обвинительного процесса. Однако она пришлась ему как нельзя кстати благодаря склонности абсолютизма регламентировать каждый шаг своих подданных. Этот принцип появляется в инквизиционном процессе и достига-ет максимального развития в следственном. Синкретические разновидности его не знают.
3. Правило nemo agit in seipsum (лат.) - никто не действует против самого себя. Основой всей доказательственной системы розыскного процесса являлась презумпция о том, что никто, находясь в здравом уме, не будет сам себя оговаривать в совершении преступления. Из этой в общем-то верной, но отнюдь не универсальной фактической посылки адепты розыскного процесса спешили делать далеко идущий вывод. Считалось непререкаемым, что при-знание подозреваемым своей виновности есть наиболее совершенное доказа-тельство, "царица доказательств", лучшее доказательство "всего света" (Краткое изображение процессов или судебных тяжб 1715 г. и др.). Благодаря такой лестной аттестации признание во многих правовых системах рассмат-ривалось как обязательное доказательство. "Окончательное осуждение кого-либо к уголовному наказанию должно происходить на основании его собст-венного признания или свидетельства…, но не на основании предположений и доказательств", - сообщает Каролина (ч. 2 ст. XXII).
4. Ответственность за видимость зла. Данный принцип - попытка морально оправдать суровость розыскного судопроизводства, в частности подвести юридическое основание под применение пытки в инквизиционном процессе или тяготы бесконечного нахождения под подозрением в процессе следственном. Весьма красноречиво формулирует эту максиму немецкое Уложение: "Согласно праву, надлежит избегать не только совершения пре-ступления, но и самой видимости зла, создающей дурную славу или вызы-вающей подозрения в преступлении. Тот, кто не делает этого, является сам причиной своих собственных страданий…" (ч. 2 ст. LXI Каролины).
5. Принцип "король не делает зла". Он означает свободу государства от ответственности за напрасный вред, причиненный подследственному в ходе процесса. К примеру, Каролина освобождала судью за "правильное и допускаемое законом" применение пытки и в том случае, когда обвиняемый оказывался невиновным (ч.1 ст. LXI). Справедливости ради надо заметить, что без такой нормы, дающей судьям право на "производственный риск", ро-зыскной процесс просто не смог бы функционировать. Дело в том, что фор-мальный характер доказывания неизбежно ведет к осуждению некоторого числа невиновных. И чем дальше суд находится от истины, тем выше судей-ский иммунитет и тем менее общество склонно возмещать вред напрасно по-страдавшим от бездушного хода государственного механизма.
Что касается общеправовых принципов, которые играют столь большую роль в состязательном процессе, то по их богатству и разнообразию розыскной тип совершенно не может тягаться со своим извечным антиподом. Для развитой состязательности общеправовые принципы - это аксиомы гражданского общества. Розыск же всегда тяготел, в лучшем случае, к авто-ритарным политическим режимам, суть которых состоит в ограничении гра-жданского общества, подчинении его государственной диктатуре. Единст-венный общеправовой принцип, который признается розыскным производст-вом, точнее лишь его инквизиционным и следственным видами, - это за-конность. Розыск обычно насаждается в обществе именно под лозунгом энергичного наведения законности и порядка. Однако законность он понима-ет своеобразно, согласно своему внутреннему авторитарно-бюрократическому духу. Это не "должная правовая процедура", отвечающая критериям справедливости: равенства сторон и независимости суда, как в со-стязательном суде. Принцип законности выступает в розыскном процессе, во-первых, как инструктивность, то есть неуклонное, шаг за шагом соблюде-ние подробных предписаний процессуального закона (такая юридическая пе-дантичность жизненно необходима розыскному процессу, ибо в отсутствие спора заинтересованных сторон источником его движения может быть толь-ко "энергия" закона). Во-вторых, законность воспринимается и как офици-альность всей судебной процедуры, когда орган расследования действует не потому, что об этом его просят стороны (их здесь нет), а потому, что так по-велевает закон. При этом официальность еще именуется публичностью, что не должно вводить в заблуждение относительно сходства этого принципа с публичностью состязательной. Оно чисто номинально, ибо состязательный процесс понимает публичность как открытость судопроизводства, а офици-альность низводит до уровня институционного принципа.
Надо сказать, что истории известны случаи, когда в розыскной юс-тиции декларировались общеправовые принципы равенства граждан перед законом и судом, защиты их прав. Более того, при особо благоприятных по-литических условиях они могли здесь даже реализовываться, однако именно "могли", так как единственное, чего не в силах добиться перегруженное вла-стью розыскное судопроизводство, - это обеспечить эффективные и неиз-менные гарантии интересов личности. Правда, инквизиционный и следствен-ный процессы исторически приходятся на время абсолютизма, для которого характерно "негативное" политическое равенство всех подданных перед мо-нархом, и молот розыскного процесса порой сильнее обрушивался на головы знати, чем простонародья. Однако юридически розыскной процесс чаще сле-довал сословному принципу, дифференцируя в соответствии с ним силу до-казательств и суровость мер пресечения. Названные принципы не могут быть зачислены в его свиту, ибо они не связаны имманентно с сущностью розыска, более того - находятся с ней в противоречии. В самом деле, равенство, так же как и самостоятельная защита, несовместимы с административным ус-мотрением, составляющим сущность метода правового регулирования, вы-зывающего к жизни розыскной процесс. Косвенное упоминание об этих принципах в отдельных розыскных актах - скорее демагогический прием ловких законодателей, чем добросовестное намерение.
|
|
