|
|
К оглавлению
Раздел V. Очерк типологического развития российского уголовного процесса
§ 3. Судебно-правовая реформа в России и типология процесса
Решить задачу модернизации нашего уголовного судопроизводства была призвана судебная реформа. Первые ее шаги были сделаны еще в конце 80-х - начале 90-х годов союзным законодателем. Сначала Основами зако-нодательства о судоустройстве от 13 ноября 1989 г., а затем Законом СССР от 10 апреля 1990 г. "О внесении изменений и дополнений в Основы уголов-ного судопроизводства Союза ССР и союзных республик" любому обвиняе-мому было дано право пользоваться помощью защитника с момента предъ-явления обвинения. Такое же право впервые было предоставлено и подозре-ваемому при задержании или аресте. Правда, если в Основах законодательст-ва о судоустройстве говорилось об участии защитника уже с момента задер-жания и ареста (ч.1 ст. 14), то по процессуальному закону от 10 апреля 1990 г. защитник допускался лишь с момента объявления подозреваемому прото-кола задержания или постановления об аресте, "но не позднее двадцати че-тырех часов с момента задержания" (ч. 1 ст. 22 Основ уголовного судопроиз-водства в редакции 1990 г.). Позднее положение о допуске защитника с мо-мента объявления протокола задержания или постановления об аресте (хотя и без 24-часовой оговорки) было перенесено в УПК РСФСР (ч. 1 ст. 47).
Означает ли свободный доступ защитника к участию в предвари-тельном расследовании, что состязательность усилила здесь свой плацдарм? Безусловно да. Ведь институт защиты от обвинения, в том числе участие в деле на стороне обвиняемого профессионального юриста, имеет состязатель-ное происхождение. Может быть, предварительное расследование сделалось состязательным лишь в результате допуска защитника? Такое утверждение было бы чересчур оптимистичным, поскольку состязательный процесс пред-полагает наличие трехстороннего правоотношения, когда между уголовным преследованием и защитой стоит нейтральный арбитр - судебный орган, который принимает решения по делу. В отсутствие такого арбитра обвиняе-мый и защитник находятся в неравном положении с органами предваритель-ного расследования и прокурором. Какой бы объем прав ни был продеклари-рован законом для обвиняемого и защитника, их практическая реализация в этих условиях слишком во многом будет зависеть от усмотрения органа уго-ловного преследования, ведущего процесс. Таким образом, несмотря на до-пуск защитника, предварительное расследование по-прежнему имеет в рос-сийском уголовном процессе розыскной характер, если смотреть на него с точки зрения соотношения функций. Правда, тем же Законом от 23 мая 1992 г. УПК был дополнен ст. 2201 и 2202, которыми вводилась процедура судеб-ного обжалования ареста или продления сроков содержания под стражей.
В судебном заседании по проверке законности и обоснованности ареста или продления его сроков участвуют стороны (ч. 3 ст. 2202). Однако можно ли назвать данную процедуру вполне состязательной? Состязатель-ность предполагает непосредственное исследование судом и лицами, участ-вующими в деле, доказательств. В ином случае трудно гарантировать дейст-вительное равенство сторон, а также полную объективность и независимость суда - эти несущие конструкции всякого состязательного процесса. В ходе же судебной проверки ареста исследуются только письменные "материалы, подтверждающие законность и обоснованность" этой меры пресечения (ч. 3 ст. 2201), которые, как правило, отличаются стандартной скупостью. Участ-ники заседания лишь "заслушиваются" (ч. 5 ст. 2202) для обоснования жало-бы или, напротив, правомерности ареста: о даче показаний обвиняемым, по-дозреваемым, свидетелями и т.п. речь не идет. Кроме того, на практике обви-няемого и защитника часто даже не знакомят с названными материалами, так как законодатель, обозначив такое их право, не позаботился указать, кто и когда должен организовывать ознакомление. Но судебный спор "вслепую" еще более далек от состязательности, чем отступления от принципа непо-средственности.
Не менее решительным шагом по пути реформирования уголовного процесса было включение в УПК правила о том, что доказательства, полу-ченные с нарушением закона, не имеют юридической силы (ч. 3 ст. 69). Дан-ная норма, принятая во исполнение требования п. 2 ст. 50 Конституции, по существу является заимствованием правила об исключении доказательств из процесса английского типа. Однако в уголовном процессе Англии и особенно США оно не имеет универсального характера, распространяясь лишь на от-дельные ситуации, связанные с получением тех или иных видов доказа-тельств (недопустимость показаний с чужих слов и результатов предъявле-ния опознания без участия защитника, "правило Миранды" и т.д.) Норма же, закрепленная в ч. 3 ст. 69 УПК, звучит категорически и при буквальном ее толковании охватывает все без исключения случаи процессуальных наруше-ний, допущенных при собирании и проверке доказательств, невзирая на то, насколько существенным является каждое из них. Решение этого вопроса на теоретическом и законодательном уровне - одна из острейших проблем не только российского уголовного судопроизводства.
Кульминационным моментом судебной реформы считается воссоз-дание в российском уголовном процессе суда присяжных (Закон РФ от 16 июля 1993 г.). Вместе с тем нельзя сказать, чтобы возвращение в Россию это-го института напоминало триумфальное шествие. Скорее наоборот, суд при-сяжных даже не был допущен в столицы и, словно провинциальный актер, "гастролирует" на периферии. Это не может объясняться лишь недостатком средств: ведь, скажем, в Иванове, Саратове или Рязани средств для организа-ции суда присяжных найти не легче, чем в Москве или Санкт-Петербурге. Вероятнее другое - внедрение в повседневную юридическую практику суда присяжных вызывает опасения у многих работников правоохранительных органов, ибо, будучи лишен корпоративных пристрастий и неизбежно притя-гивая к себе цвет российской адвокатуры, он может развеять миф о "высоких показателях раскрываемости преступлений и качества предварительного рас-следования". На торможении процесса введения суда присяжных сказывают-ся и некоторые недоработки его собственной процессуальной формы. Это недостаточная продуманность вопросов о защите присяжных от незаконного воздействия, о целесообразности продолжения участия присяжных в деле в случае признания подсудимым своей виновности, о структуре и порядке ве-дения судебного следствия в случае, когда подсудимый отрицает виновность, о последовательности представления и исследования доказательств сторона-ми обвинения и защиты и др. Если учесть все это, то становится понятным, почему эта судебная форма явно пробуксовывает на российском правовом бездорожье.
На фоне преобразований кажется курьезом метаморфоза, случив-шаяся со стадией предания суду, которая стала называться "Полномочия су-дьи до судебного разбирательства дела и подготовительные действия к су-дебному заседанию". Были ликвидированы также распорядительные заседа-ния как форма предания суду и зачем-то исключен ранее содержавшийся в ст. 221 и 227 УПК полезный запрет на предрешение в данной стадии вопроса о виновности обвиняемого. Практически все полномочия судей по проверке дела и подготовке его к судейскому разбирательству сохранились. Стремле-ние законодателя избавиться от распорядительных заседаний еще можно как-то понять: это предохраняет ранее участвовавших в них народных заседате-лей от формирования скороспелого мнения о виновности подсудимого; кро-ме того, отсутствие распорядительных заседаний экономит время для судеб-ного разбирательства. Непонятно только, кому помешало яркое и точное на-звание стадии - "предание суду"? Ничего "несостязательного" или зазорно-го в нем не было и нет - ведь слово "предание" не одно и то же, что "преда-тельство". Рассмотрение судьей после передачи дела в суд вопросов, связан-ных с контролем за произведенным предварительным расследованием и на-значением судебного разбирательства, есть не что иное, как стадия предания суду, в точном соответствии со смыслом этого словосочетания. Предание су-ду не имеет форму самостоятельной стадии в единственном случае, когда этот вопрос решает сам обвинитель, например прокурор.
Существенной новацией явился Закон "О внесений изменений и до-полнений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР" от 7 августа 2000 г., которым урегулировано производство у мирового судьи и порядок апелляци-онного пересмотра вынесенных им приговоров и постановлений, не всту-пивших в законную силу. Этим законом в российском уголовном процессе восстановлена мировая юстиция в формах, напоминающих те, которые суще-ствовали по Уставу уголовного судопроизводства 1864 г. Процесс у мирово-го судьи в типологическом отношении является частно-исковым. Даже всту-пление в дело прокурора не лишает стороны права на примирение (ст. 468 УПК). Закон предусматривает прекращение дела при неявке частного обви-нителя (ч. 3 ст. 474), возможность сокращенного судебного следствия при со-гласии сторон (ст. 475). Вместе с тем, производство у мирового судьи не предполагает таких традиционных состязательных атрибутов, как: вызов свидетелей и экспертов по усмотрению сторон, а не суда; право сторон опре-делять последовательность исследования представленных ими доказательств; перекрестный допрос свидетелей и экспертов. Инициатива мирового судьи о примирении сторон почему-то ограничивается лишь делами так называемого частного обвинения (ч. 4 ст. 470), несмотря на то, что и по делам о преступ-лениях небольшой тяжести, отнесенных к подсудности мировых судей, закон предусматривает возможность примирения сторон (ст. 9 УПК РСФСР).
Оценивая все названные выше изменения, призванные, по мысли за-конодателя, вдохнуть дух состязательности в бывший советский уголовный процесс, можно заметить, что многие из них сами уже нуждаются в рефор-мировании. Они разрозненны, не составляют единой органической системы и напоминают новые заплаты, от которых, как известно, ветхая ткань рвется еще быстрее. Российской судебной реформе не хватает стержня, вокруг ко-торого она бы естественно развивалась. О том, что это не голословное ут-верждение, свидетельствует удивительный феномен, очевидцами которого мы все являемся, - подлинный фейерверк решений Конституционного Суда РФ второй половины 90-х, а также 2000 годов, многие из которых посвящены уголовному судопроизводству. Можно сказать, что благодаря этим решениям инициатива в проведении судебной реформы перешла от законодателя к са-мой судебной системе.
Нельзя сказать, что все постановления Конституционного Суда иде-альны - некоторые дают пищу для критики, - но нельзя отрицать их три интересные особенности. Во-первых, обычные граждане, даже обвиняемые и подозреваемые в совершении преступлений, получили определенную воз-можность, опираясь на рычаг права, влиять не только на исход своего кон-кретного дела, но и непосредственно на закон. Во-вторых, Конституционный Суд посредством этих решений фактически приступил к осуществлению то-го, что принято называть судебным надзором в интересах закона, когда кон-кретное дело не пересматривается по жалобе, но из него извлекается вывод, имеющий на будущее обязательную силу. В данном случае общие принципы извлекаются Конституционным Судом из Конституции и международного права. Поскольку эти принципы, как правило, сформулированы широко, Конституционный Суд пользуется определенной свободой в их толковании. В-третьих, некоторые из этих решений прямо влияют на типологическую ха-рактеристику российского уголовного процесса. Попробуем дать им общую оценку именно с этой точки зрения, выделив те решения, которые наиболее значимы с точки зрения типологии.
Так, следует прежде всего отметить постановления Конституцион-ного Суда, направленные на освобождение суда от несвойственных для него в состязательном процессе полномочий, относящихся к функции уголовного преследования, а именно, по возбуждению уголовного дела и направлению его для дополнительного расследования, что истолковывается соответствен-но как участие суда в уголовном преследовании и возложении на него ответ-ственности за качество расследования. Эти решения усиливают состязатель-ность на стадии судебного разбирательства, очищая ее от розыскных наслое-ний. Другие постановления нацелены на гарантирование прав сторон, в пер-вую очередь, права обвиняемого на защиту, а также права потерпевшего на участие в поддержании обвинения и т.д. Значительно меньше решений, кото-рые касаются типологического содержания стадии предварительного рассле-дования. Принципиально важно здесь постановление по делу о проверке кон-ституционности положений ст. 133, ч. 1 ст. 218 и ст. 220 УПК РСФСР от 23 марта 1999 г., которым Конституционный Суд признал правомерность обжа-лования в суд действий и решений органа дознания, следователя или проку-рора, связанных с производством обыска, наложением ареста на имущество, приостановлением производства по уголовному делу и продлением срока предварительного расследования. По всей видимости, рассмотрение судом таких жалоб в дополнение к уже ранее данным полномочиям по проверке за-конности и обоснованности ареста, выдаче разрешений на проведения дейст-вий, связанных с необходимостью проникновения в жилище против воли проживающих в нем лиц, и ограничения права граждан на тайну переписки и т.д. (ч. 2 ст. 23, ст. 25 Конституции РФ) призвано сделать и эту стадию рос-сийского процесса состязательной. Надо признать, что именно эта задача должна быть, на наш взгляд, приоритетной в судебной реформе, ибо досу-дебные стадии наиболее нуждаются в состязательной реконструкции. На-сколько же предпринятые законодателем и Конституционным Судом шаги достаточны для достижения этой цели?
После всех описанных преобразований наше предварительное рас-следование начинает до некоторой степени напоминать современный гер-манский морфологический тип. Как и там, общий судебный орган в лице од-ного из своих судей разрешает определенные вопросы, возникающие на ста-дии предварительной подготовки, как правило, не принимая дело к своему производству, то есть не становясь следователем. Хозяином процесса как в Германии, так и в России на предварительном расследовании остается про-курор Herr des Ermittlungsverfahren, (нем). - господин дознания. Однако имеются и существенные различия. Германский участковый судья есть пре-жде всего судья-дознаватель, главной его задачей являются "судебные след-ственные действия" (richterliche Untersuchungshandlungen), и он не занимает-ся рассмотрением жалоб. Российский суд теперь, напротив, рассматривает жалобы, и в этом отношении наш процесс проявляет известное сходство с французской формой, где уделяется повышенное внимание обжалованию действий судебной полиции и решений следственного судьи в обвинитель-ную камеру апелляционного суда. Впрочем, и здесь обнаруживается то же самое принципиальное различие, что и при сопоставлении российского по-рядка с германским типом. Судья, действующий на французском предвари-тельном следствии, есть в первую очередь следователь, поэтому судебное присутствие здесь имеет активный характер. В чем смысл этого противопос-тавления? В том, что российский судья только разрешает жалобы, в то время как французский и немецкий их предотвращают! Они способны на это имен-но потому, что непосредственно участвуют в доказывании, внося в него (больший или меньший) элемент состязательности и тем самым предотвра-щая многие из возможных конфликтов. Они обеспечивают непосредствен-ность исследования доказательств судебным органом уже на стадии предва-рительной подготовки, что делает возможным получать здесь судебные дока-зательства. Тем самым, хотя и в разной степени, удается смягчить то, что И.Я. Фойницкий называл основной ошибкой смешанного процесса, когда "две последовательные части одного и того же производства строились по началам диаметрально противоположным".
Вместе с тем, последовательное проведение состязательного начала требует, чтобы действия суда на предварительном расследовании не превра-щались в фактическое участие в уголовном преследовании за счет превраще-ния судьи в ведущего дело следователя. Не делает предварительную подго-товку целиком состязательной и эпизодическое подключение судьи к рассле-дованию для закрепления по требованию полиции и прокуратуры доказа-тельств или для судебного контроля за мерами процессуального принужде-ния. Предварительное следствие, как, впрочем, и весь уголовный процесс, может стать полностью состязательным только в том случае, когда арбит-ральный метод регулирования проникнет во все основные правоотношения, и судебное участие будет здесь перманентным и решающим фактором. Опре-деление путей решения этой проблемы нуждается в анализе тенденций ре-формирования уголовного судопроизводства не только в национальном мас-штабе, чему и будет посвящен следующий раздел данной работы.
|
|
