Уголовный процесс |
Главная | МАСП | Публикации| Студентам | Библиотека | Гостевая | Ссылки | Законы и юрновости | Почта |
---|
|
1-е изд. | 2-е изд. | 3-е изд. | 4-е изд. | 5-е изд. | 6-е изд. | 7-e изд | 8-е изд. |
Это принцип публичного уголовного процесса. Частно-исковое производство, в противовес публичному, не слишком нуждается в истине, ибо рассчитано на общественного субъекта, которого интересует, в первую очередь, собственное "Я". Наивысшая ценность для частно-искового процесса - решение не истинное, а устраивающее обе стороны. Главной целью такого суда является сохранение в обществе "мира", так же как для предшествовавшего ему обвинительного процесса было характерно стремление предотвратить общественное "смятение". Однако частно-исковой способ судебного разбирательства, в отличие от своего "предка", пытается сохранять "приличия". Он не заменяет правду случайностью, а утверждает, что знает истину. Однако для него это не "грубая" истина факта, а истина формально-юридическая. Частно-исковой процесс полон юридических фикций (презумпции, сделки). Fictio est contra veritatem, sed pro veritate habetur (лат.) - фикция противостоит истине, но фикция признается за истину. Вместе с тем нельзя категорически утверждать, что частно-исковой процесс совершенно чурается истины. Установление фактов такими, какие они есть, для него все же более предпочтительно, чем подмена их лукавой игрой презумпций. Однако этот интерес к истине факта не стоек, не принципиален. Альтернатива - истина или фикция - обычно решается в пользу последней. Дефицит средств познания, связанный с отсутствием предварительного расследования, эгоистической природой частного интереса, вынуждает допустить использование в процессе формальных средств, приводящих к формальной, или юридической, истине. Так, дореволюционные российские авторы И. В. Михайловский, Н. Н. Розин считали, что состязательному процессу, который они фактически понимали как частно-исковую процедуру, не может быть свойственно неограниченное стремление к материальной истине, что здесь уместно говорить лишь об истине юридической, а вместо требования безусловного установления фактов такими, какие они есть, действует "принцип доказанности обвинения".21 Подобная точка зрения в последнее время получила своих сторонников и в нашей современной процессуальной литературе, которые отказываются видеть то, что она применима лишь к частно-исковой разновидности судопроизводства.22 К сожалению, подобная позиция нашла отражение и в новом УПК РФ, из которого почти полностью исключены упоминания об установлении истины в ходе уголовного судопроизводства.
Иное дело, когда процесс достигает публичной степени зрелости. Здесь действует уже другой принцип: fictio cedit veritati (лат.) - фикция уступает истине, или фикция не имеет силы, когда ей противостоит истина. Публичность правосудия, понимаемая как открытость процесса, нуждается не в формально-юридической, но в материальной, или объективной истине. Точное знание фактов такими, какие они есть, позволяет более тонко регулировать общественные отношения, экономить уголовную репрессию, сокращать социальные издержки, неизбежные при функционировании механизма судопроизводства. Все это, в конечном счете, поднимает социальное значение правосудия.
Поскольку российский уголовный процесс имеет ярко выраженный публичный характер, он объективно не может устраниться от цели установления по делу истины, причем в первую очередь истины материальной, а не формальной. Принцип объективной истины сохраняет в нем свое значение. Так, согласно ч. 4 ст. 152 "предварительное расследование может производиться по месту нахождения обвиняемого или большинства свидетелей в целях обеспечения его полноты, объективности (курсив мой. - А. С.)". В ч. 2 ст. 154 сказано: "Выделение уголовного дела в отдельное производство для завершения предварительного расследования допускается, если это не отразится на всесторонности и объективности предварительного расследования и разрешения уголовного дела". В ч. 6 ст. 340 говорится: "Стороны вправе заявить в судебном заседании возражения в связи с содержанием напутственного слова председательствующего по мотивам нарушения им принципа объективности и беспристрастности". Но требование объективности, всесторонности и полноты исследования обстоятельств дела - это и есть содержание принципа объективной истины.23
Но что есть истина? Этот вопрос задается в уголовном суде от Понтия Пилата до наших дней. Если истина - это соответствие наших знаний реальной действительности, то судить об этом соответствии мы можем только посредством своего внутреннего убеждения. Обоснованное убеждение в истинности знания есть достоверность. "Истина… в уголовном процессе выражается в достоверности (уверенности), что такой-то факт существует или не существует", - писал классик французского уголовного процесса Фостен Эли.24 "Фактической достоверности не существует объективно, - она есть только известное состояние нашего убеждения", - считал Л. Е. Владимиров.25 Слово "достоверный" значит верный, не вызывающий сомнений. Итак, достоверность - впрочем, так же, как и вероятность, - это лишь представление об истине в нашем сознании, характеристики доказательности знания, и потому, на наш взгляд, не прав М. С. Строгович, считавший, что "достоверность - это то же самое, что истинность. То, что достоверно, то и является истинным, так как находится в соответствии с действительностью". 26
Где же искать критерий достоверности, мерило того состояния убеждения, которое мы принимаем за истину? Таким критерием может быть только опыт, практика, ибо ничего другого для суждения об истине в распоряжении человека нет. Если мы не можем отыскать ни единого исключения из имеющегося в нашем распоряжении опыта, наш вывод должен считаться достоверным. Причем имеется в виду весь наличный опыт, включая, прежде всего, добытые по делу доказательства, а также заимствованные познания, в том числе знание закономерностей окружающей действительности, а также опыт, зафиксированный в правилах логического мышления. Но поскольку объем опыта у разных людей не одинаков, то что достоверно для одного человека, другому может показаться недостаточно убедительным. Поэтому в судопроизводстве значение имеет не столько индивидуальный, сколько общественный опыт. Именно отсюда проистекают стадийность (инстанционность) процесса и необходимость не просто познания, но особого удостоверительного познания, т. е. доказывания фактов. Нормы доказательственного права служат в судопроизводстве одним из важнейших средств приведения индивидуального опыта к общественному стандарту.
Следуя относительному опыту, достоверность также относительна и не исключает вероятности. Фостен Эли писал по этому поводу: "Человеку не дано достигать абсолютной достоверности; он должен удовлетворяться относительной достоверностью, которую он достигает только через все страсти и все свои несовершенства".27 Достоверность и вероятность, конечно, противоположности, однако противоположности диалектические - не противоречия, а дополнения. Вероятность дополняет достоверность, которая постоянно несет в себе абстрактную, скрытую возможность иного вывода - ведь объем подтверждающего достоверность опыта всегда ограничен. Поэтому питавший в свое время бурные теоретические дискуссии28 вопрос о том, что является целью судебного познания - достоверность или вероятность, поставлен не вполне корректно. Любой достоверный вывод одновременно является и вероятностным. Вот только вероятность при этом не конкретно-практическая, а абстрактная. Достоверности страшна лишь практическая вероятность, т. е. вероятность, основанная на конкретных, добытых по делу данных и общепризнанных закономерностях.
Так, например, несколько свидетелей защиты - сослуживцы подсудимого - подтверждают в суде его алиби, а именно то, что в момент совершения преступления (разбойного нападения) он находился на службе. Никаких доказательств заинтересованности этих свидетелей в исходе данного дела, влияния на них подсудимого или иных лиц в целях склонения к даче ложных показаний не представлено, существенные противоречия в показаниях свидетелей отсутствуют. Абстрактно можно предположить, что свидетели все-таки выгораживают подсудимого из корпоративной солидарности, чувства симпатии к нему или антипатии к правоохранительным органам и т. п. Однако поскольку каких-либо конкретных данных, которые бы указывали на эти обстоятельства, не добыто, то вывод об алиби обвиняемого следует считать достоверным.
Достоверным является вывод, в отношении которого не возникает разумных сомнений,29 т. е. отсутствуют какие бы то ни было исключения из индивидуального и общественного практического опыта, находящегося в распоряжении субъекта познания.
Итак, достоверные знания имеют для нас значение объективных истин. При этом используются такие понятия, как "оценка" и "внутреннее убеждение". Именно внутреннее убеждение субъекта принятия процессуального решения - в первую очередь суда, созревающее в результате оценки доказательств, субъективно отражает наступление момента истины.
Однако состязательность благоприятствует достижению истины ("в споре рождается истина"), но не любой ценой и лишь в тех пределах, ради соблюдения которых и создан состязательный процесс. Истина, добытая вне судебного состязания либо в условиях, когда стороны были поставлены в заведомо неравное положение, считается нелегитимной, запретной. Степень ограничений на средства и способы достижения истины различается в зависимости от вида состязательности. В частно-исковом процессе, где познавательные возможности суда лимитированы узкими рамками судебного заседания, истина часто предстает в формально-юридической оболочке. Публичный состязательный процесс, как мы сказали, напротив, предпочитает материальную истину, однако, и он отдает определенную дань формальным средствам доказывания. К их числу относятся: а) презумпции; б) преюдиции, в) формальные соглашения; г) правила об исключении доказательств. О них будет подробно рассказано в § 7 гл. 7 учебника. Здесь же необходимо лишь заметить, что существование в российском уголовном судопроизводстве формальных средств установления обстоятельств дела свидетельствует о сохранении в нем определенного места для формально-юридической истины. Однако она имеет подчиненный характер по отношению к объективной (материальной) истине. Формальная истина занимает свое место в процессе только тогда, когда: а) материальная истина объективно не может быть установлена, несмотря на принятие всех необходимых следственных и иных предусмотренных законом действий; либо б) требование материальной истины снимается в установленных законом случаях по соглашению сторон или ввиду предписаний закона считать истинными выводы ранее состоявшегося по делу решения.
Михайловский И.В. Основные принципы организации уголовного суда. Томск, 1905. С. 93; Розин Н.Н. Уголовное судопроизводство. СПб., 1914. С. 303.
См.: Состязательное правосудие. Труды научно-практических лабораторий. Часть I. М., 1996. С. 236-240, 278-281; Золотых В.В. Проверка допустимости доказательств в уголовном процессе. Росто-на-Дону,1999. С. 34-37.
См.: Н.С. Алексеев, В.Г. Даев, Л.Д. Кокорев. Очерк развития науки советского уголовного процесса, с. 46.
Helie. Traite de l'instruction criminelle, ou Theorie du Code d'instruction criminelle. En 3 vol. V. I. Bruxelles, 1863. P. 5.
Владимиров Л.Е. Суд присяжных. Харьков, 1873. С. 99.
Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. М., 1955. C. 33-39.
Helie. Traite de l'instuction criminelle, ou Theorie du Code d'instruction criminelle. V. II. P. 311.
Тадевосян В.С. К вопросу об установлении материальной истины в советском процессе. // Советское государство и право. 1948. № 6; Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе, с. 19 -158 и др.
В английском процессе для обозначения критерия доказанности обвинения используется выражение: "вне разумного сомнения" (beyond a reasonable doubt). По существу, это требование достоверности, а не вероятности.
См. также Комментарий к УПК РФ / Под ред. А.В. Смирнова.