Уголовный процесс
Сайт Константина Калиновского

Александров А.С., Александрова И.А. Круглов В.И. Назначение уголовного судопроизводства и наказания.
Нижний Новгород: Нижегородская академия МВД РФ, 2005.

Глава 1. Научная догма о назначении уголовного процесса

В данной главе мы хотим сделать краткий обзор имеющихся в процессуальной науке представлений о задачах, целях, но также и о назначении уголовного судопроизводства. Может так статься, что под каждым из этих имен кроется одно и то же. Но полной уверенности нет: а вдруг, в самом деле, есть что-то принципиально различное между сущностями, которым даются столь различные названия. Будем разбираться. Хотя будет нелегко - вопрос этот сильно запутан. И может быть даже нарочно. Впрочем, это только наша догадка. Без сомнения, терминологическая неразбериха в законодательстве не сильно способствовала его прояснению. Однако есть, наверное, и более серьезные причины, и идеологического, и чисто прагматического свойства. Ведь надо же процессуалистам как-то оправдать свое существование в глазах общества. Как ни наивно покажется последнее соображение, его тоже надо иметь в виду. Особенно если вспомнить с какой даже некоторой страстностью наши коллеги вели и продолжают вести дискуссии в области данной тематики1.

Мы считаем, что тема о назначении, социальном и правовом, уголовного процесса имеет обратную сторону в виде оправдания уголовного процесса. В связи с этим полагаем полезным напомнить читателю одну истину, которая была сформулирована давно и не нами. Речь идет о том, что идеологический нерв уголовного процесса выражают два противоположных интереса: публичный и частный. Они находятся диалектическом единстве и борьбе противоположностей. Публичный интерес состоит в том, чтобы наказать виновного: "impunitum non relinqui facinus". Частный инстерес заключается в создании гарантий гражданских прав и свобод на защиту: "innocentem non condamnari".

Интересы государственной и общественной безопасности требуют активной, наступательной деятельности публичной власти в борьбе с преступностью. Узко понятый публичный интерес влечет отрицание ценности формальных ограничений и отодвигает на второй план права личности. Напротив, интересы свободы гражданина требуют сдержанности в преследовании обвиняемого и известного критицизма в рассмотрении и разрешении уголовных дел; требуют скорее оправдания виновного, чем осуждение невиновного2.

В предложении выхода из проблемы о том, как увязать эти интересы, желательно с учетом национальных традиций общежития, и состоит ответ на вопрос, в чем состоит назначение уголовного судопроизводства. Свои предположения на этот счет могут иметь и официальное лицо, "власть придержащее", и просто индивид, размышляющий над причинами устройства государственно-правового мира, в котором он пребывает. В идеале всем носителям разума было бы хорошо придерживаться общей позиции. Но такое невозможно, и кто-то всегда недоволен. Однако разве это как-то сказывается на общем мощной и величественной поступе уголовного процесса. Деревья могут сколько угодно мечтать о покое - ветер не станет от этого тише. Уголовный процесс был, есть и будет происходить, заставляя спорить многие поколения ученых о том, куда собственно он стремится.

На наш взгляд, каждый субъект, взявшийся рассуждать на данную тему, стремится выразить, в той или иной мере, или публично-правовую, государственно-охранительную, консервативную идеологию, или частно-правовую, либеральную, индивидуалистическую. Все зависит от условий воспитания и степени приближенности к власти (а значит - ангажированности) этого субъекта.

Законодательная, уголовная политика тоже колеблется между указанными центрами смыслового притяжения. Данные маятниковые движения, отбрасывали (и отбрасывают) отблеск официозной правоверности на мнения одних авторов, и ввергали в бездну забвения других. Правда, есть и такие, кто остается на плаву при всех зигзагах законодательной и правоприменительной практики.

Если Вы, читатель, уяснили вышесказанное, Вам будет легко понять потаенную суть высказываний писателей, которые будут изложены ниже.

В отечественном законодательстве и процессуальной литературе имеется достаточно большой материал, чтобы проиллюстрировать самые разные позиции. Тщательный анализ научных подходов по данной проблематике делается, например, в исследовании Т.А Левиновой. Она выделила семь научных подходов к определению цели уголовного процесса: 1) достижение истины по делу, в том числе "материальной", "объективной"; 2) разрешение правового спора; 3) кара виновного, применение справедливого уголовного наказания к тем, кто совершал преступления; 4) установление для конкретного случая существования права государства на наказание; 5) раскрытие преступления, установление виновного лица и применение к нему законного и справедливого наказания; 6) дуализм цели уголовного процесса; 7) удовлетворение потребности в реализации уголовной ответственности3.

Однако если внимательнее присмотреться к перечисленным позициям, то можно заключить, что весь их спектр укладывается между двумя крайностями. С одной стороны, находится публичное начало, с другой - частное. На особицу, правда, стоят взгляды тех ученых, которых стремились уйти от однозначного выбора в пользу той или другой идеологической ценности или примирить их - в идеале истины4.

Видимо есть смысл изложить имеющийся в нашем распоряжении материал в хронологическом порядке, чтобы представить взгляды различных ученых в контексте изменявшегося уголовно-процессуального законодательства.

Нам кажется глубоко правильной одна мысль известного историка русского уголовно-процессуального и уголовного права Г.Г. Тельберга. Он писал: "Слово "суд" на языке московских всякого чину людей имело вполне определенный смысл: им обозначалась совокупность процессуальных правил издавна установившихся и в полной мере знакомых населению, унаследованных московской судебной практикой от времен безраздельного господства состязательных начал в процессе. Следовательно, "суд истинный" - это суд, протекающий с соблюдением всей совокупности этих правил […] С другой стороны, повально замечаемое у московских людей всякого чину тяготение к личному царскому суду, связанное с обходом посредствующих учреждений и приказных людей. … Это стремление запало в душу московского обывателя от тех далеких времен, когда древний Ярослав в строгом согласии с народным обычаем и под бдительным контролем общественного мнения творил суд и расправу"5.

В одном из первых русских практических пособий по ведению уголовных дел было написано: "Предмет следствия есть преступление, или происшествие; обнаружение же истины, кем и каким образом оно произведено, или произошло - есть цель оного"6. В этом же пособии изложена руководящая идея относительно назначения уголовного наказания в ее сочетании с процессуальным порядком. "Уголовные законы не ищут жертв для наказаний; но предмет их есть прекращение страхом наказания, того зла, которое нарушает, законами предписанный. Почему Воинских процессов пятой главы в девятом пункте пером самого человеколюбия изображено так: "лучше 10 виновных простить, нежели одного виновного наказать"… и Указом 1801 августа 8, где повелено предоставлять подсудимому все средства к его оправданию; в оном изображено так: "Если Я хочу, чтоб преступление было обнаружено и получило должное возмездие, то еще больше желаю, чтоб невинность находила в том же самом законе и суде все средства к своему оправданию"7.

В русской процессуальной науке царского периода существовала точка зрения о том, что целью или одной из целей уголовного процесса является осуществление карательного права государства на наказание преступника; приведение в действие тех уголовных законов, которыми это право определяется8. Данный подход отражает отдание приоритета публичному началу в объяснении природы уголовного процесса: уголовное право есть право наказания в статическом состоянии, уголовный процесс - это право наказывать в динамическом состоянии. "Право государства на наказание осуществляется через уголовное судопроизводство"9

Последовательный сторонник данного подхода - Д.Н. Стефановский полагал, что "каждое уголовное производство преследует практическую цель - покарать виновного"10.

Н.В. Муравьев (генерал-прокурор Российской империи) писал: "Уголовный суд может быть назван санкциею уголовного закона, необходимым условием его действительности. Уголовное судопроизводство и уголовное право стоят друг к другу в отношении средства к принципу, для которого оно создано. И если средство без цели и принципа есть орудие гибельное и бессмысленное, то наоборот, и принцип без средства есть начало безжизненное и бесполезное"11.

Весьма показательно в этом плане и высказывание министра юстиции И.Г. Щегловитова: "Очевидно, необходима сила, которая применяла бы веления уголовного закона к жизни, закрепляла бы содержащуюся в ней карательную норму in concreto и тем самым осуществляла бы карательную власть государства. Силу эту и составляет уголовный суд, которому по самому свойству и важности охраняемых им благ и интересов принадлежит, конечно, выполнение одной из существеннейших задач государственной власти в правоохранительной деятельности"12.

Впрочем, надо сказать, что односторонний подход к трактовке цели уголовного процесса был в общем-то нехарактерен. Уже с 18 века в правовой идеологии возобладала точка зрения о необходимости учитывать при отправлении правосудия интересы обвиняемого. Это в полной мере отразилась в первых трудах, посвященных уголовному процессу. Так, Я. Баршев считал, уголовное судопроизводство есть объем всех тех действий, которые должны предпринять следователь и судья для того, чтобы или, открыв преступление и преступника и, наказав сообразно его вине, удовлетворить чрез это требованию правды, или открыв невиновность подсудимого поставить его под защиту правды и справедливости13.

Преобладающая часть дореволюционных ученых признавала, что уголовный процесс имеет двойную цель: он служит не только для того, чтобы государство могло осуществить свою карательную власть, но также и для того, чтобы оградить невиновного от произвольного преследования и несправедливого обвинения. Так, по убеждению С.В. Познышева, П.В. Макалинского и многих других организация правосудия должна происходить таким образом, чтобы наказание поражало тех и в той степени, на кого и как оно должно падать согласно велениям уголовного закона14.

Значительная часть ученых "золотого века" русской уголовно-процессуальной науки, включая П.И. Люблинского, И.В. Михайловского, Г.С. Фельдштейна, придерживалась либерально-правовых убеждений и видели в уголовном процессе в первую очередь систему гарантий прав личности или систему сдержек для ограничения активности обвинительной власти15. "Устав уголовного судопроизводства есть, прежде всего, свод прав граждан, которые ему предоставлены по отношению к деятельности судебной власти"16. По словам того же П.И. Люблинского, "для спорящих процесс является средством прекращения спора, для государства - основанием осуществления карательного права"17. В этих словах имеется указание на еще одну либеральную разновидность трактовки назначения уголовного процесса.

Н.Н. Розин, Г.С. Фельдштейн, А.М. Кулишер цель уголовного судопроизводства трактовали как разрешение уголовно-правового спора между государством и обвиняемым в связи с предположением о совершении последним преступления18. Главный вклад в разработку данной позиции внес Н.Н. Розин, поскольку она составляла органический момент его теории процесса, как трехчленного юридического отношения. Он разграничивал задачи уголовного процесса (разрешение правового спора), задачу уголовного суда (возможно точное и надежное установление всех элементов виновности) и задачу юрисдикционной деятельности (констатирование существования и объема объективного и субъективного права)19.

Стоит отметить, что подавляющая часть исследователей так или иначе связывали назначение уголовного процесса с установлением истины по делу. То, что задачей/целью уголовного суда является раскрытие истины во всех ее оттенках, прямо указывали К.К. Аресеньев, Л.Е. Владимиров, М.В. Духовской, А. Квачевский, А.Ф. Кистяковский, И.Г. Щегловитов, В.К. Случевский, И.Я. Фойницкий и другие20. Характерным для этой позиции то, что она совмещалась и с либеральными, и консервативными представлениями. Так, например, либерал Г.С. Фельдштейн писал: "Цель уголовного процесса в том, что он стремится к раскрытию истины в смысле установления факта преступления и вместе с тем к определению вытекающих из него последствий"21. Однако и сенатор В.К. Случевский, и министр юстиции И.Г. Щегловитов и прочие видные государственные деятели придерживался такого же мнения22.

Л.Е. Владимиров писал, что уголовное судопроизводство имеет две цели: исследование происшедшего факта и применение определенного в законе наказания. Вторая цель оказывает весьма слабое влияние на организацию процесса. Первая цель есть тот организующий принцип, который оказывает коренное влияние не только на судопроизводство, но и судоустройство. Так как достоверность происшедшего факта констатируется путем расследования доказательств, то весь уголовный процесс "есть не что иное, как способ эксплуатации этих доказательств, с целью восстановить перед судьею происшедшее событие, в наивозможно верных и подробных чертах"23.

Типичным можно считать следующее рассуждение о связи материального и процессуального уголовного права. Д.Ф. Червонецкий отмечал, что из публично-правовой природы преступления и наказания вытекают два основных начала в области уголовного процесса: начало публичное и принцип материальной истины. В силу официальности государство обязано преследовать всякого нарушителя уголовного предписания. Стремясь к материальной истине, оно может карать только того, кто действительно совершил преступление. Суд не пассивный наблюдатель, а активно воздействует на формирование доказательств24.

Таким образом, в науке царского периода, рафинированной части общественного правосознания того времени, были сформулированы и обоснованы главные подходы к пониманию цели уголовного судопроизводства.

Однако сложившиеся подходы к пониманию уголовного правосудия и его цели подверглась критическому пересмотру в связи со сломом прежнего государственно-правового механизма. Точку зрения новой власти на предназначение уголовного суда первым выразил А.Н. Луначарский, которому СНК поручил написать Декларацию к Декрету о суде № 1. В своей статье "Народный суд", которую, по-видимому, следует считать текстом неопубликованной Декларации, он писал о том, что новый революционный суд должен стать "оружием" против классового врага. Это подсказывает революционерам естественный боевой инстинкт25.

Первоначальные высказывания большевистских авторов относительно назначения уголовного правосудия носили радикальный публичный характер. А.Я. Вышинский, Н.В. Крыленко высказывали мнение, что целью уголовного процесса является применение уголовной репрессии к антигосударственным элементам, способом расправы над ними26.

П.И. Стучка, один из тех, кто реально формировал уголовно-судебную политику в годы гражданской войны, писал: "Трибунал не есть судебное учреждение, а, по идее своей, орган чисто политической борьбы"27.

С предельной откровенностью Н.В. Крыленко признавал: "Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа это - одно, а суд - другое. Ничего подобного. Суд есть та же расправа, а расправа есть тот же суд… Суд есть упорядоченная форма расправы … уложенная в определенные нормы"28.

Таким образом, на первоначальном этапе советского строительства преобладала репрессивная трактовка уголовного правосудия. Оно рассматривалось как инструмент подавления противников советской власти.

Позднее, с введением новой экономической политики и либерализацией советского режима, В.С. Ундерович отмечал: "Задачей процессуального законодательства является обеспечить максимум классовой целесообразности в применении судом правовых норм и минимум возможных ошибок при этом применении"29. Интересно его замечание о том, что состязательная форма технически гораздо выше розыскной формы процесса. Поэтому технически ее использование гарантирует наилучшую работу суда в деле отыскания "судебной истины", и ее надо использовать в интересах социалистического строительства30.

Две идеи красной нитью проходили через дискуссии о развитии советского уголовного процесса в 20-е годы прошлого века: 1) губернский суд должен быть исключительным судом расправы над контрреволюционерами - "нельзя либеральничать с классовыми врагами"31 (проблема виделась лишь в том, что он пока не стал им)32; 2) умаление значения процессуальной формы, как чисто технических правил, сведение их к такому минимуму, который будет доступен каждому: "реформа недостаточна … в смысле упрощения … мы будем стоять перед еще большим упрощением, которое приведет к тому, что наши законы будут действительно усвоены массами"33. Характерно еще одно высказывание П.И. Стучки, сделанное во время этой дискуссии, о том, что процессуальные гарантии прав личности суть словесная форма, фиговый лист классовой юстиции, "совершенно поглощающая все культурные завоевания, скрывающиеся за этими формами"34.

Своеобразно понимал цель советского уголовного судопроизводства А. Сольц, "совесть партии", как о нем говорили, член Ревтрибунала Республики. Он говорил, что совершенно невыгодно и не нужно сохранять тот порядок, который был у буржуазии. Не может быть речи о независимости суда, прокуратуры. Участие защиты и состязательная форма не должны мешать суду решать вопрос о том, надо ли судить и есть ли за что судить. Ни обвинитель, ни защитник не нужны суду для выполнения триединой функции государства: обвинения, защиты и разрешения дела35. Такой же точки зрения придерживались и некоторые другие участники той памятной дискуссии: С.М. Прушицкий, А.П. Павлов.

Ф.В. Шумятский (деятель ревтрибунала и прокуратуры) обозначил проблему соотношения УПК и правил, регулирующих применение наказания. Это соотношение, по его мнению, на тот момент было неудовлетворительно разрешено. Он отмечал: "Нам говорили: "Заверти гайку и покрепче, насчет законности" - перед нами ставили определенную политическую задачу, и мы ее выполнили. Теперь другое… Мы не сумели вовремя изменить линию, перевести стрелку"36.

Итог дискуссии о направлении развития советского уголовного процесса и задачах, которые он призван решать, был подведен А.Я. Вышинским в середине 30-х годов.

В советский период своего творчества А.С. Тагер (один из трех членов комиссии по созданию первой редакции УПК РСФСР (1922 г.), который наряду с проф. Гродзинским выступал "специалистом", а "комиссаром" при них был Н. Крыленко) сформулировал позицию телеологического плюрализма в определении целей уголовного процесса. Одной из целей уголовного процесса, по его словам, является борьба с преступностью. Однако грубой ошибкой было бы подчинение всего процесса, всех его институтов только этой цели. Различные институты уголовного процесса сплошь и рядом выполняют противоречащие друг другу цели37.

По мнению известнейшего русского и советского процессуалиста Н.Н. Полянского, цель или одна из целей уголовного процесса состоит в осуществлении карательного права государства в приведении в действие тех уголовных законов, которыми это право определяется38. Он писал: "Цель уголовного процесса заключается в установлении для конкретного случая существования (т.е. существует ли) права государства на наказание и эвентуально (т.е. если оно существует) тех пределов, в которых оно подлежит осуществлению"39. Еще он говорил о том, что определение цели уголовного процесса как констатирования карательного права, не дает ни малейшего повода для допущения, что этим определением выдвигается на первый план удовлетворение частных интересов, ибо речь всегда идет о карательном праве государства, ибо "процесс организован в первую очередь в интересах общежития, а не в интересах участников процесса"40. Вместе с тем он признавал, что уголовный процесс служит обеспечению частных и общественных интересов от нарушения их преступными действиями41.

Позже, в результате многолетней "перековки", он отказался от своих прежних взглядов: "процесс прежде всего - средство для наказания преступника, но вместе с тем он - защита от ошибочного наказания того, кто не совершил преступления, или от наказания несправедливого, свыше меры содеянного"42. Он же обосновал условное разграничение между понятиями "задачи" и "цели" уголовного судопроизводства (еще до принятия УПК РСФСР (1960г.). Под задачами уголовного судопроизводства, по его мнению, следовало бы понимать задачи, которым служит осуществление правосудия по всем вообще уголовным делам. Вопрос о цели уголовного процесса - это вопрос о том, на что должна быть направлена деятельность суда в каждом конкретном уголовном процессе и что достигается в последней стадии уголовного процесса. Достижение цели уголовного процесса в конкретном деле - путь к осуществлению задач правосудия43.

Интересную позицию по вопросу о цели уголовного процесса занимал другой советский классик - М.С. Строгович. В одной из своих первых работ М.С. Строгович писал: "Уголовный процесс есть порядок деятельности судебно-следственных органов в деле выявления социально-опасных деяний и применения для их парализовывания указанных материальным уголовным правом мер социальной защиты … Этот порядок должен быть целесообразен, т.е. максимально соответствовать достижению … цели - выявлению и установлению социально-опасного явления. Следовательно, уголовный процесс есть порядок производства по уголовным делам, признаваемый государственной властью наиболее целесообразным для правильного их разрешения. Иными словами, процесс - это совокупность правил, соблюдение которых презюмирует правильность разрешения уголовного дела"44. В этой же работе М.С. Строгович констатировал, что главное в понимании сущности уголовного процесса - это вопрос о его цели. Советский уголовный процесс, по его мнению, отличается ярко выраженным публичным целевым характером. Он писал: "Чем же определяется то направление, по которому движется процессуальное отношение? Сказать, что оно определяется нормами процесса - ничего не сказать. Направление процесса определяется его целью, а целью процесса является раскрытие материальной истины, т.е. правильное по существу разрешение дела… Цель процесса - правильно разрешить дело, установить действительно имевшие место факты преступления и действительных преступников. Эта цель может быть выражена термином "материальная истина", т.е. установление положения вещей в том виде, как оно имело место в действительности. Понятием материальной истины всецело определяется цель уголовного процесса: для этой цели уголовный процесс существует, и его нормы должны быть сформулированы таким образом, чтобы максимально гарантировать раскрытие истины по каждому конкретному делу"45.

В дальнейшем М.С. Строгович последовательно упирал на то, что целью уголовного процесса является именно раскрытие материальной истины, т.е. установление виновности и назначение справедливого наказания46. В 1958 году академик писал: "Целью уголовного процесса по каждому делу является прежде всего установление совершенного преступления и совершившего его лица"47. А ниже: "Таким образом, целью советского уголовного процесса является установление истины по делу, изобличение и наказание совершившего преступление лица и ограждение невиновного человека от неосновательного обвинения и осуждения"48. Этот тезис был воспроизведен им в последующей работе49.

Надо заметим, что громадное большинство советских авторов, как правило, признавали сложность однозначного объяснения целевого назначения уголовного процесса, поэтому наиболее распространенным был подход, в котором признавалось наличие множественности (или, по крайней мере, дуализм) целей (задач) уголовного судопроизводства. При этом указывалось на важность одновременного достижения и карательных целей государства, и обеспечение прав личности; защита частных и общественных интересов от нарушениях их преступными действиями, ограждения от уголовной репрессии лиц, невиновных или чья вина была не доказана в установленном порядке50.

Идея, обоснованная М.С. Строговичем и другими советскими учеными, о том, что непосредственной целью уголовного процесса является установление объективной истины, а задачами - как привлечение к уголовной ответственности виновного, так и оправдание и реабилитация невиновного, незаконно, необоснованно подвергнутого уголовному преследованию51, оказалась воспринята современным законодателем и легла в основу определения назначения российского уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК РФ). Справедливость такого утверждения, очевидна, если стоять на умеренной позиции, допускающей в той или иной мере, ценность и публичного, и частного начала.

На наш взгляд, утверждение о том, что целью уголовного судопроизводства является установление истины по делу, есть оттенок вышеуказанной позиции, весьма удачный, надо признать. М.С. Строгович явился выразителем взглядов целого научного направления в трактовке цели уголовного процесса. Правда, надо помнить, что он имел предшественников в лице К.К. Арсеньева, А. Квачевского, Н.Н. Розина, И.Я. Фойницкого, В.К. Случевского, Г.С. Фельдштейна и многих других52, даже А.Я. Вышинского53. Таким образом, суть этого научного подхода можно выразить, по словам Гаро, как попытку совместить, гармонизировать публичный и частный интересы в идеале достижения истины.

Вехой в официальной трактовке цели советского уголовного процесса явилось принятие Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик (25 декабря 1958 г.) и УПК РСФСР (1960 г.). Статья 2 Основ уголовного судопроизводства излагала задачи уголовного судопроизводства и содержала "четкое выражение ленинского указания о необходимости обеспечения неотвратимости наказания"54. В. Болдырев, в предисловии к первому комментарию, писал: "Весь Уголовно-процессуальный кодекс, все его нормы и институты проникнуты идеей, выраженной в Основах уголовного судопроизводства в ст. 2 УПК РСФСР: расследование и судебное разбирательство уголовных дел должно вестись таким образом, чтобы каждый, совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден"55.

Нельзя не упомянуть о том, что в советской процессуальной науке позднейшего периода (периода "зрелого социализма" и "развернутого строительства коммунизма") имела место перманентная и в целом бесплодная дискуссия о целях и задачах уголовного процесса. Это было обусловлено тем, что законодатель в ст. 2 УПК РСФСР (1960 г.) говорил о задачах уголовного судопроизводство, категория цели им не упоминалась. Поэтому большинство советских авторов вслед за законодателем говорили о конечном результате уголовного процесса, используя категорию "задачи", по смыслу ст. 2 УПК РСФСР, т.е. признавая дуализм в его назначении56. Впрочем, иногда делался акцент на то, что советский уголовный процесс "есть правовая борьба органов государства с преступными нарушениями правопорядка"57. "Будучи орудием всего народа в его правовой борьбе с преступностью, советский уголовный процесс служит целям социалистического правосудия: "Применяя меры уголовного наказания, суд не только карает преступников, но также имеет своей целью их исправление и перевоспитание (ст. 3 Основ законодательства о судоустройстве Союза ССР, союзных и автономных республик)"58.

Некоторые ученые (П.С. Элькинд, Е.Б. Мизулина, Н.А. Власова, С.И. Гирько), возражая против попыток сформулировать в теории уголовного процесса, а тем более - законодательстве, две системы соответствующих категорий, считают бессмысленным спор о разграничении понятий "цель" и "задача"59. Так, П.С. Элькинд, подвергнув детальному анализу категории "цели" и "задачи", уголовного процесса, пришла к выводу, что существует только система целей: перспективные и ближайшие, цели процесса в целом и отдельных стадий и пр.60 "Говоря о целях, - отмечает она, - мы ссылаемся на правовую норму, формулирующую задачи советского уголовного процесса"61.

Однако другие процессуалисты (В.Т. Томин, М.П. Поляков, С.П. Сереброва, Л.А. Кротова, Л.Л. Каневский, В.М. Кобяков, В.М. Корнуков), разграничивая цель и задачи уголовного процесса, по-разному соотносили эти понятия друг с другом и, соответственно, давали им различные дефиниции62. Но все они исходили из смысла предписаний ст. 2 УПК РСФСР.

К числу тех, кто настаивал на необходимости различать задачи и цели уголовного процесса, относится В.Т. Томин и многие его ученики. Эта позиция весьма близка позиции, занятой в свое время Н.Н. Полянским, первым проведший анализ данной дихотомии63. В.Т. Томин исходит из того, что "во всякой отрасли человеческой деятельности цель первична и нет никаких оснований делать исключение для уголовно-процессуальной деятельности"64. Цель уголовного процесса, по В.Т. Томину, - это цель производства по данному уголовному делу. О задачах же следует говорить применительно к уголовному судопроизводству, как отрасли государственной деятельности. Достижение целей уголовного процесса по подавляющему большинству дел обеспечивает выполнение задач уголовного судопроизводства - тех, которые сформулированы в п.п. 1, 2 ст. 2 УПК РСФСР65. Комментируя часть 1 ст. 2 УПК РСФСР В.Т. Томин предлагал рассматривать в качестве цели уголовного процесса быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона в тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ин один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден. Положения части второй названной статьи он трактовал как задачи уголовного процесса, "которые естественно решаются при успешном достижении цели по большинству уголовных дел"66.

Сходной позиции придерживается проф. М.П. Поляков67.

Впрочем, некоторые ученые критически относятся к такому пониманию целей и задач уголовного судопроизводства, полагая, что соотношение этих понятий должно быть прямо противоположным: решение задач обуславливает достижение цели процесса68.

Авторы Курса советского уголовного процесса (1989г.), подводя итоги дискуссии о целях-задачах уголовного процесса, пришли, на наш взгляд, к обоснованному выводу о том, что предпринимавшиеся попытки теоретического обоснования наличия различий между целями и задачами уголовного процесса не привели к убедительным решениям69.

Видимо, в чем-то правы те, кто обращал внимание на то, что в дискуссиях по поводу дихотомии "цель-задача" терминологический аспект заслонил существо проблемы, а именно: для чего осуществляется уголовный процесс, на что он направлен70. Сама Т.А. Левинова, которая разделяет подобный взгляд, отмечает необходимость определения общей (генеральной) направленности уголовного процесса, с одной стороны, и наличия в ней двух равнозначимых составляющих: карательную и реабилитационную71.

Знаковый характер для становления системы современных представлений о назначении уголовного судопроизводства имели работы Е.Б. Мизулиной, в которых ею разрабатывалась концепция самоограничения государства72. Она писала: "Таким образом, уголовный процесс как технология правосудия представляет собой систему взаимозависимостей суда, государства (обвинителя) и обвиняемого, фиксируемую уголовно-процессуальным законом, через запреты или ограничения процессуальной независимости в пределах презумпции невиновности - для суда (следователя); запреты или ограничения процессуального принуждения обвиняемого вне суда - для государства (обвинителя); дозволения защищаться (отрицать обвинение) в тех пределах, в которых государству дозволяется обвинять - для обвиняемого, а в целом независимость суда от государства или право человека на невиновность"73. Таким образом, скорее личность и ее права, чем общество и государство, скорее индивидуальное начало, чем публичное, стали базовыми ценностями, которые отечественные реформаторы стремились положить в основу уголовно-процессуального права. Эта индивидуалистическая идеология образует контекст для понимания современного уголовно-процессуального права, текста УПК.

С. Пашин в пояснительной записке к проекту УПК РФ, подготовленному ГПУ при Президенте РФ, писал: "Уголовное судопроизводство - не инструмент борьбы с преступностью и подавления преступников, а прежде всего правовая рамка, позволяющая установить на основе доказательств, имеют ли следователь, прокурор, суд дело с преступлением либо безразличным для уголовного права поступком, с виновным или невиновным в совершении запрещенного уголовным законом деяния лицом. При этом правовая форма работы всеобща, обязательна и самоценна, а отход от нее не может быть оправдан никакими практическими конъюнктурными соображениями"74. В этом же документе содержится и другое принципиальное высказывание: "Единственная функция суда - осуществление правосудия, т.е. рассмотрение и разрешение в рамках надлежащей правовой процедуры уголовного дела или материала. Бремя доказывания лежит на сторонах, спорящих перед судом"75.

И еще один штрих к тому законотворческому процессу, который привел к принятию статьи 6 УПК РФ, в ее современном виде. Статья 6 проекта УПК РФ "Задачи уголовного процесса", одобренному Государственной думой в 1997 г. в первом чтении, гласила: "(1) Задачами уголовного процесса обеспечение строгого соблюдения установленного порядка производства по уголовным делам и процессуальных норм, гарантирующих защиту личности, ее прав и свобод, интересов общества и государства от преступлений, путем быстрого и полного раскрытия преступлений, изобличения и привлечения к уголовной ответственности лиц, их совершивших, справедливого судебного и правильного применения уголовного закона. (2) Установленный законом порядок производства по уголовным делам должен обеспечивать защиту от необоснованного обвинения и осуждения, от незаконного ограничения прав и свобод человека и гражданина, а в случае обвинения или осуждения невиновного - незамедлительную и полную его реабилитацию, а также способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению преступлений, формированию уважительного отношения к праву"76.

Как видим термины легко меняются: "задачи", были заменены "назначением", но определение "генеральной направленности", общее представление о том, чему служит уголовный процесс не сильно от этого пострадало. Понимание сущности уголовного судопроизводства не может быть достигнуто без осознания того, какова его цель. Очевидно, что для законодателя приоритетом является защита прав и свобод личности, прежде всего обвиняемого. Данная идея легла в основу определения назначения российского уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК РФ).

Впрочем, есть мнение и о значимости терминологического нововведения в виде "назначения". "Позитивная сторона действующей законодательной формулировки социального назначения уголовного судопроизводства состоит, во-первых, в том, что она лишает нормативной почвы тезис о борьбе с преступностью как цели процессуальной регламентации функционирования уголовной юстиции. Во-вторых, сам термин "защита" как бы противостоит "карательным угрозам" уголовного закона (недаром уголовное право принято рассматривать как меч в руках государства, а уголовный процесс как щит, которым защищается личность). В-третьих, с учетом десятилетиями сложившегося на практике (прежде всего в управленческой) отрицательного отношения к прекращению уголовного преследования и оправданию подсудимого законодатель предпринял попытку изменить ситуацию. Об этом свидетельствует ч. 2 ст. 6 УПК…"77.

Что нового можно добавить после всего сказанного по поводу "понимания правильного смысла" положений статьи 6 УПК РФ?

Комментируя статью 6 УПК РФ, проф. Томин отмечает, что в качестве головного назначения уголовного судопроизводства является защита потерпевших от преступлений. По его мнению, в состав назначения отечественного уголовного судопроизводства входит также охрана государства и гражданского общества. "Основанием для такого вывода наряду с толкованием п. 1 ч. 1 коммент. ст. является содержание ст. 2 УК, поименованной "Задачи Уголовного кодекса Российской Федерации". Среди них: охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений"78. В.Т. Томин делает остроумное замечание о том, что из текста статьи 6 УПК следует, что "оправдание виновного в той же мере есть отступление от назначения УСП, как и наказание невиновного"79.

Г.Н. Королев приходит к выводу, что то, ради чего осуществляется уголовное судопроизводство в целом, его предназначение закреплено в ст. 6 УПК, а цели (задачи) деятельности конкретных субъектов в уголовном процессе должны быть предусмотрены в специальных законах, регламентирующих их правовой статус и функционирование80.

А.В. Смирнов придерживается того взгляда, что стороны в процессе преследуют свои цели, цель суда - назначение виновным справедливого наказания либо реабилитация невиновных; в случаях, предусмотренных законом, освобождение обвиняемых от ответственности и наказания, а также защита конституционных прав и свобод участников уголовного судопроизводства. Соединенные воедино в рамках процесса, эти цели обеспечивают достижение общей правозащитной цели судопроизводства, означенной в ч. 2 ст. 6 УПК. По мнению А.В. Смирнова, кроме правозащитной цели уголовного судопроизводства можно говорить также и о такой цели, как восстановление общественного мира81

Всецело разделяя идеологию УПК РФ, но также и использованную юридическую технику, И.Б. Михайловская (которая, видимо, причастна к написанию текста статьи 6 УПК) разъясняет нам, что социальное назначение системы уголовной юстиции заключается в разрешении конфликтов между личностью и государственной властью с наименьшими негативными последствиями для общества82.

Как отмечает профессор И. Б. Михайловская, назначение уголовного судопроизводства должно достигаться путем "разрешения конфликтов между личностью и государственной властью с наименьшими для общества последствиями"83, что возможно только путем защиты прав и свобод лиц и организаций, вовлеченных в процесс. Назначение уголовного судопроизводства, выраженное в пунктах 1 и 2 части 1 статьи 6 УПК РФ, подчеркивает то, что "в одинаковой мере следует заботиться о правах и интересах как потерпевшего от преступления (сторона обвинения) так и обвиняемого (сторона защиты),…забота о потерпевшем предполагает необходимость раскрытия преступления и наказания виновного"84.

По ее мнению, есть основания для построения следующей иерархии ценности, защищаемых процедурой судопроизводства: 1) защита невиновного от уголовного преследования; 2) соблюдение процессуальной формы как особой социальной ценности; 3) достоверное установление вины лица в совершении преступления и назначения ему справедливого наказания85.

Сходную линию проводит в своих рассуждениях по данному поводу П.А. Лупинская . Она отмечает, что законодатель, определяя "назначение уголовного судопроизводства", придал ему основополагающий характер для определения типа уголовного процесса и реализации в нем тех основных правовых начал, которые именуются принципами уголовного судопроизводства86. Уголовное судопроизводство, по ее мнению, имеет своим назначением: 1) защит прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступления; 2) защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод87. "Вместе с тем уголовное судопроизводство нельзя рассматривать как деятельность, имеющую своей задачей борьбу с преступностью, поскольку преступность - социальное явление, имеющее различные причины и множество факторов, ее определяющих, а в уголовном процессе речь идет о конкретном преступлении и человеке, его совершившем"88.

В развитие подобных взглядов ученик П.А. Лупинской - О.А. Максимов заявляет о переориентации назначения уголовного судопроизводства, которая влечет за собой необходимость создания и совершенствования механизмов защиты от неправомерных действий или решений государственных органов и должностных лиц89.

Конечно, есть правда в подобной, последовательно "правозащитной", "человеколюбивой" позиции. Но тут надо сказать, что "общечеловеки" слегка оторвались от суровой российской действительности.

С недавних пор Конституционный Суд РФ для обоснования своих выводов стал использовать такие категории, как "принципы справедливости, соразмерности и правовой безопасности", "справедливый баланс между интересами лица и необходимостью гарантировать эффективность системы уголовного правосудия", "баланс конституционно защищаемых ценностей, в том числе прав и законных интересов осужденных, с одной стороны, и прав и законных интересов других лиц, публичных интересов - с другой"90. Прямо скажем, такого внимания к интересам государства ранее от этого судебного органа не замечалось. А теперь он прямо предписывает: "государство обязано обеспечить посредством правосудия защиту значимых для общества ценностей"91. Большой интерес, на наш взгляд, представляет Постановление Конституционного Суда от 14 июля 2005 г. № 9-П, где констатируется необходимость "достижения стабильности правопорядка, правовой определенности, устойчивости сложившейся системы правоотношений", обеспечения "баланса публичных и частных интересов", недопустимости причинения ущерба "правомерным публичным интересам"92. Известна и другая сентенция Конституционного Суда РФ: "Из Конституции РФ, гарантирующей каждому судебную защиту его прав и свобод, в том числе и от неправосудного приговора … - в целях обеспечения права на справедливое судебное разбирательство - не нарушали справедливый баланс между интересами лица и необходимостью гарантировать эффективность системы уголовного правосудия. Иное приводило бы к нестабильности правовых отношений, произвольности изменения установленного судебными решениями правового статуса их участников и тем самым - к нарушению общепризнанного принципа правовой определенности"93. "В случае выявления допущенных органами дознания или предварительного следствия процессуальных нарушений суд вправе, самостоятельно и независимо осуществляя правосудие, принимать в соответствии с уголовно-процессуальным законом меры по их устранению с целью восстановления нарушенных прав участников уголовного судопроизводства и создания условий для всестороннего и объективного рассмотрения дела по существу. Тем самым, лицам, участвующим в уголовном судопроизводстве, прежде всего обвиняемому и потерпевшему, обеспечивается гарантированное статьей 46 Конституции РФ право на судебную защиту их прав и свобод, также другие права, закрепленные в ее статьях 47-50 и 52"94.

Впрочем, и ранее Конституционный Суд РФ исходит из того, что суд должен обеспечить полное и всестороннее исследование всех обстоятельств дела в целях принятия правосудного, т.е. законного, обоснованного и справедливого решения: "именно этот орган, разрешая дело на основе полного и всестороннего исследования в судебном заседании всех его обстоятельств, осуществляет проверку процессуальных актов и других материалов досудебного производства"95. Суд, осуществляя доказывание, обязан принимать в установленных процессуальных формах все зависящие от него меры к тому, чтобы были получены доказательства, подтверждающие как виновность, так и невиновность лица в совершении инкриминируемого ему преступления96. Так, что нынешняя его позиция кажется вполне логичной: "Суд как орган правосудия призван обеспечивать в судебном разбирательстве соблюдение требований, необходимых для вынесения правосудного, т.е. законного, обоснованного и справедливого решения по делу. В рамках уголовного судопроизводства это предполагает, по меньшей мере, установление обстоятельств происшествия, в связи с которым было возбуждено уголовное дело, его правильную правовую оценку, выявление конкретного вреда, причиненного обществу и отдельным лицам, и действительной степени вины (или невиновности) лица в совершении инкриминируемого ему деяния"97.

Итак, видно, что подвижки в понимании целевой направленности правосудия и уголовного процесса, в том числе, намечаются: в сторону большей публичной эффективности.

Что же касается нас, то наш ответ будет двояким. Видимо, если оставаться на исключительно юридической позиции (а значит -формальной), то цель уголовного процесса можно определить как принятие окончательного правильного решения по уголовному делу, т.е. разрешение уголовного дела в порядке, установленном законом. Суд обязан разрешить уголовное дело и вынести по нему окончательное решение, если угодно поставить точку в деле. Со своей стороны обвинительная власть также может прекратить дело. К принятию окончательного решения по делу, которым исчерпывается правовой вопрос, и целенаправлен уголовный процесс. Таким образом, юридическая цель уголовно-процессуальной деятельности, результат, на который она направлена и чем она завершается - это приговор или иное окончательное решение по уголовному делу.

Используя категорию "уголовный иск", можно сказать еще и так: целью уголовного судопроизводства является разрешение судом уголовного иска; проверка и удостоверение обоснованности уголовно-правовых притязаний обвинительной власти к обвиняемому или отказ обвинительной власти от предъявления суду иска.

Сказанное касается назначения уголовного процесса, уголовного правосудия в целом, как правовых институтов. Для независимого суда цель процесса состоит в обеспечении интересов правосудия - правильного рассмотрения и разрешения уголовного дела, защиты прав и свобод человека и гражданина. Что же касается цели сторон, то понятно, она состоит в выигрыше дела, иначе - в достижении процессуальными средствами своих или представляемых интересов. Говоря о прокуроре, можно заметить, что для него правильно понятый личный, карьеристский интерес должен сочетаться с интересами государства, общества, потерпевшего которые он представляет и требованиям нравственности. В чем состоит цель защиты также очевидно - защититься от обвинения, избежать привлечения к уголовной ответственности. У других участников процесса также могут быть цели, но для права они по общему правилу малозаметны и становятся предметом специального попечения.

Однако сказать, что проблематика назначения уголовного судопроизводства рассматривается в нашей науке исключительно с нормативистских позиций нельзя. В литературе предпринимались и предпринимаются попытки рассмотреть целевую проблематику уголовного судопроизводства через призму категорий "потребность", "интерес" и некоторые другие социологические категории.

Современный исследователь А.А. Варяник пишет, что социальный институт уголовно-процессуального права имеет совершенно конкретную, объективную социальную ценность и значимость. Если уголовный процесс осуществляется, значит это кому-нибудь нужно. Это нужно, прежде всего, обществу, его членам, нужно и непосредственным участникам процесса, чьи права и интересы связаны с объективным, всесторонним и полным исследованием обстоятельств по делу, принятием законного, обоснованного и справедливого решения по делу. Из допущения, что уголовный процесс есть социальное явление, вытекает, что оно укорененное в самой природе его и так или иначе вовлеченное в обслуживание интересов членов социума. Следовательно, надо выйти на категорию, которая проясняет социальное назначение уголовного судопроизводства98.

По мнению С.Д. Милицина, в основе формулирования законодателем задач уголовного судопроизводства лежит "потребность в реализации уголовной ответственности, установленной нормами права, или освобождение от нее в необходимым случаях"99. Поэтому продуктивным является подход, который позволяет при определении назначения уголовного судопроизводства увязать в единое целое такие категории, как "интересы", "ценности" и "потребности"100.

Сторонником подобного подхода является и профессор Н.Н. Ковтун, справедливо указывающий на диалектику осознания потребности в интересах и закрепления их в системе ценностей права101. Цель и интерес - это взаимосвязанные моменты, которые находят отражение в нормах права, а последние, в свою очередь, оказывают на них обратное воздействие102.

С точки зрения М.К. Свиридова, уголовный процесс имеет двойственное предназначение: с одной стороны, он нужен для того, чтобы оберегать от беспричинного вмешательства в жизнь лиц, невиновных в совершении преступления; а с другой стороны, уголовный процесс предназначен для того, чтобы обеспечить необходимую работу с лицами, совершившими преступление103. Он высказал весьма оригинальную и смелую для своего времени идею о том, что назначением института прекращения уголовных дел по нереабилитирующим основаниям является "декриминализация" некоторых деяний, формально предусмотренных уголовных законом104. Эта мысль созвучна идее, давно высказанной проф. А.А. Жижиленко: "Уголовный кодекс должен ясно указать, что борьба с преступностью не сводится лишь к применению наказаний и что наряду с наказанием или взамен него уместно применение и других мер"105.

Вывод о том, что уголовный процесс служит не только целям наказания, но и применению иных мер ответственности, возмещению вреда, восстановлению нарушенных преступлением общественных отношений, достаточно интересен и он находит все больше сторонников среди современных исследователей.

Вызывает интерес и аргументация, которую приводят в пользу новой прагматики уголовного процесса, Х.Д Аликперов, Х.В. Бопхоев, А.А. Варяник, И.В. Круглов, А.Ф. Кучин, А.Г. Смолин и ряд других авторов. В своих исследованиях они приходят во многом к общим выводам о назначении уголовного процесса, прежде всего в том, что касается обвинительной практики и практики наказывания106.

Так, отмечается, что для общества полезна уголовно-процессуальная деятельность, связанная, условно говоря, с "декриминализацией" части уголовно-наказуемых деяний. Речь идет не об изменении уголовного закона, а об избирательном применении, предусмотренной им санкции в виде наказания, к некоторым лицам, совершившим преступления.

Развивая эту мысль, А.Ф. Кучин пишет: "Определенный государственно-правовой механизм, который можно уподобить иммунной системе организма, должен противостоять хаосу в лице преступности. Организация структурности немыслима без публичной власти. Социальная власть не существует помимо организационных форм подавления, надзора, контроля, и репрессии в отношении антисоциальных явлений. Без специальной - обвинительной власти, осуществляющей систематическое правовое насилие по отношению к антисоциальным элементам, нельзя помыслить себе существование социальной структуры"107.

Как указывает А.А. Варяник, из содержания ст. 6 УПК РФ вытекает, что для общества равноважен результат производства по уголовному делу, как в виде применения наказания, так и в виде не применения его. Очевидно, что ценность для общества представляет правильное применение наказания, т.е. когда уголовно-правовыми средствами достигается надежная защищенность общественного и частного интереса. По мнению А.А. Варяника, категория уголовного преследования неразрывно связана с обязанностью государства защищать общество от социально-опасных проявлений, т.е. бороться юридическими средствами с преступностью, привлекать к установленной законом уголовной ответственности лиц, чья вина в совершении преступлений доказана108.

Такие авторы, как А.А. Варяник, И.В. Круглов, А.Ф. Кучин неоднократно подчеркивали, что цель обвинительной публичной власти и власти судебной состоит в том, чтобы процессуальными средствами удерживать общество от распада. Чем более развитой является власть, тем более она отходит от методов прямого неприкрытого насилия, к методам неявного, косвенного манипулирования общественным поведением. При этом, важное значение приобретают такие качества власти, как легальность и легитимность. Это непосредственно относится к борьбе с преступностью. От неприкрытых насильственных (в некоторые моменты - демонстрационных, изощренно жестоких) форм уголовной репрессии, публичная власть переходит к юридическим. Юридическая форма легализует применение уголовного наказания к антисоциальным элементам. Борьба с уголовной преступностью происходит в форме уголовного судопроизводства, т.е. с соблюдением правовых обрядов и процедур, установленных уголовно-процессуальным правом. Таким образом, налаживание правового механизма уголовного преследования должно рассматриваться в качестве важной задачи демократического правового государства. Ибо без него нормальное существование общества немыслимо. Легитимизация деятельности официальной обвинительной власти означает заручение поддержкой со стороны народа, как формального субъекта права, источника и носителя публичной власти109.

Как пишет И.В. Круглов, власть должна, если не пользоваться поддержкой, то признаваться народом. Это справедливо и по отношению к уголовной политике. Формы легитимизации мер социальной защиты таковы: привлечение населения к осуществлению уголовного судопроизводства, внедрение других форм, обрядов, правил, призванных обеспечить доверие общественности к тому, как осуществляется в обществе уголовное наказание, насколько справедлив и эффективен механизм применения уголовных репрессалий110.

Согласимся с тем, что уголовный процесс связывает преступление и наказание отношениями знания и истины, демонстрирует связь между ними через справедливость, законность, обоснованность принятого процессуального решения о виновности и наказуемости. У людей, составляющих общество, должно быть согласие относительно приемлемости используемых мер социального принуждения к индивидам с антисоциальным поведением.

При данных условиях, в данном историческом контексте всякий отдельный уголовно-правовой вопрос о применении наказания допускает только одно истинное, справедливое, целесообразное решение, по сравнению с которыми все другие будут неистинными, неправильными, произвольными (в том числе и в смысле "произвола власти"). В каждом уголовном деле есть какая-то своя истина, которой достойно общество, создавшее соответствующую систему судоустройства и судоговорения. И в этом смысле судебная истина, очевидно, носит инструментальный характер. Как и наказание, на которое она бросает свет законности, обоснованности, справедливости, гуманизма111.

Действительно, будет ли кто спорить с тем, что обществу накладно содержать пенитенциарную систему, которая с экономической точки зрения неэффективна и мало способствует социальной реабилитации лиц, проходящих через нее? Зачем подвергать уголовным наказаниям лиц, которые могут материально загладить преступный вред, причиненный обществу и лицу, и не представляют общественной опасности?

Наверное, надо позволить заинтересованным сторонам, под контролем государства - в лице обвинительной, следственной и судебной властей, чаще договариваться об условиях восстановления общественных отношений, нарушенных преступлением. Обществу, государству это выгоднее, чем исполнять наказание в отношении осужденных преступников. Именно такую возможность и открывают основания для прекращения уголовного дела (уголовного преследования), предусмотренные ст. 25, 28, 427 УПК112.

Мы разделяем выводы А.А. Варяника о том, что (1) главное назначение института прекращения уголовного преследования по нереабилитирующим диспозитивно-дискреционным основаниям, предусмотренным статьями 25, 28, 427 УПК РФ, состоит в альтернативном, договорном порядке разрешения уголовно-правового спора, который родственен "сделке о признании" (гл. 40 УПК РФ); (2) Уголовное судопроизводство имеет одним из своих назначений применение в особой процессуальной форме альтернативных мер ответственности, заменяющих уголовное наказание, в частности: принудительных мер воспитательного воздействия, выполнение обвиняемым гражданско-правового деликтного обязательства перед потерпевшим по заглаживанию вреда, причиненного преступлением113.

Однако нельзя не заметить, что для того, чтобы сделать такую "договорную" практику привлечения к уголовной ответственности обычной надо, конечно, пересмотреть всю идеологию уголовной политики. Но этому мешают некоторые теоретические и идеологические предрассудки, до сих пор ограничивающие возможности по использованию компромиссных, договорных форм борьбы с преступлениями, в том числе с особо опасными экономическими преступлениями, которые в настоящее время представляют главный тормоз развития страны.

Поэтому совершенно прав А.Г. Смолин, который указывает на то, что принципиальность придания институту, регламентированному главой 40 УПК РФ, конструкции "сделки о признании уголовного иска" состоит в создании новой идеологемы уголовной политики нашего государства: борьба с преступностью через компромисс, договор. Без сделки о признании уголовного иска концепция компромисса лишена своего стержня. Следует легализовать возможный торг между стороной обвинения и стороной защиты относительно оснований уголовной ответственности и заключение сделки о признании обвинения на условиях предложенных обвинителем114.

Многие специалисты по уголовному праву допускают заключение материально-правовой сделки между государством и преступником, когда это в интересах общества115. В частности, Х. Аликперов, комментируя новеллы УК РФ, предусматривающие освобождение от уголовной ответственности, справедливо писал о том, что "недостаток главы об освобождении от уголовной ответственности видится в том, что в ней не предусмотрена специальная норма, которая позволяла бы освобождать от уголовной ответственности отдельных членов преступных формирований в обмен на их свидетельские показания, изобличающие организаторов и других активных участников организованных преступных групп. А как показывает практика последних лет, отсутствие такой нормы существенно осложняет работу по выявлению организованных преступных групп (преступных сообществ), изобличению их организаторов и активных участников в совершенных ими преступлениях"116. Аналогичные идеи, высказывались в уголовно-процессуальной науке А.С. Александровым, и другими авторами117.

А.Г. Смолин заключает, что правовой институт, предусмотренный гл. 40, должен стать не исключительной, а обычной, самой распространенной формой реализации государственного уголовного преследования по делам публичного и частно-публичного обвинения. Это радикальным образом ускорило бы уголовное судопроизводства и позволило бы сократить как судебный, так и следственный аппараты. Данный институт должен стимулировать преступников идти на сотрудничество с обвинительной властью. Тактическое назначение института сделки о признании видится нами в ее способности служить средством "развязывания языка" обвиняемого. Прокурор может обещать обвиняемому применить этот институт взамен на сотрудничество с обвинительной властью, дачу показаний против, скажем, организаторов преступления118. Предметом сделки, следовательно, может быть "деятельное раскаяние", принятие обвиняемым на себя обязательств по оказанию помощи органам уголовного преследования в раскрытии преступления, изобличении других соучастников, возмещение вреда, предотвращение новых преступлений и т.п.

Как верно подметил Н.С. Шатихин, в данном случае компромисс выступает в виде "сделки между государством и преступником в рамках охранительного уголовного правоотношения" и, соответственно, решает общесоциальные задачи: снижение уровня латентности преступлений и др.119

А А.Г.Смолин приходит к следующим знаменательным выводам:

1. Назначение института "сделки о признании" состоит в разрешении уголовно-правового спора на взаимоприемлемых для сторон в деле (а в широком контексте - для общества и частных лиц, заинтересованных в исходе дела), условиях;

2. Прокурор при заключении "соглашение о признании" с обвиняемым, вправе исключить из обвинения отдельные эпизоды или квалифицирующие признаки, отказаться частично от обвинения лица в совершении преступления, перейти на более мягкое обвинение, в обмен на оказание обвиняемым "способствования" органам уголовного преследования в раскрытии преступления. Главным для обвинительной власти в лице прокуратуры при достижении соглашения со стороной защиты является обеспечение конкретных прав и свобод личности, приоритетных публичных ценностей, а не достижение абстрактно понимаемой законности и неотвратимости ответственности за каждое преступление, поэтому прагматические соображения эффективности, целесообразности, но одновременно, и справедливости (а не "объективная истина") должны составлять идеологию данного института;

3. Заключение "сделки о признании" и утверждение ее судом, есть одна из альтернативных форм реализации уголовного преследования и возмещения преступного вреда, а также способ установления судебной истины и разрешения уголовного дела120.

Можно отметить, что прагматический поворот в определении назначения уголовного судопроизводства состоит в том, чтобы этот правовой инструмент стал более гибким, позволял более дифференцированно и эффективно осуществлять уголовную политику; в том числе позволял сосуществовать криминальному миру и миром законопослушных граждан. Этот поворот, на наш взгляд, вполне назрел и нуждается только в соответствующем научном и идеологическом обеспечении.

Раз уж затронули тему эффективности и целесообразности уголовно-процессуальной деятельности нельзя не упомянуть о взглядах тех ученых, которые рассматривают вопрос о назначении уголовного процесса в свете категорий его эффективности, полезности. Исходная посылка и в самом деле привлекательна: любой юридический институт всегда есть средство удовлетворения потребности общества, его значимость определяется социальной значимостью - способностью служить обществу.

Как справедливо указывают проф. В.Т. Томин и его ученик А.П. Попов, цели перед системой ставятся не ею самой, а метасистемой121. Они делают примечательное признание: "Будем честными - достижение цели уголовного процесса по всем уголовным делам, оказавшимся в производстве, невозможно. Законодатель из этого исходит. К такому выводу приводит, в частности, формулирование им оснований к прекращению уголовного дела"122.

На наш взгляд, говорить об "эффективности" уголовного преследования можно тогда, когда его механизм будет срабатывать по крайней мере в большинстве случаев, когда преступление было действительно совершено. Устройство уголовного преследования должно быть настолько эффективным, чтобы общество было гарантированно защищено от наиболее опасных антисоциальных проявлений. Полагаем, что в условиях буржуазного общества речь должна идти, прежде всего, о преступлениях против собственности. Значит необходимо постоянно совершенствовать систему правовых средств, регулирующих реализацию функции обвинения, в том числе в такой специфической форме как прекращение по нереабилитирующему основанию.

Правильно в свое время писали в своей коллективной монографии И.Л. Петрухин, Г.П. Батуров, Т.Г. Морщакова о том, что в понятие эффективности находит выражение способность системы хорошо приспосабливаться к условиям окружающей среды, извлекать из нее ресурсы, необходимые для существования развития123. Считаем, правда, необходимым подчеркнуть экономический аспект эффективности. Именно категория "экономической эффективности" в наше время должна применяться для оценки механизма уголовного судопроизводства в целом, а также его отдельных институтов. Надежная защита частной собственности лежит в основе определения эффективности государства, в том числе обвинительной и судебной его властей.

В правовом государстве власть ограничена в наборе средств, которыми она может осуществлять меры социальной защиты. Она ограничена не только законом, но и теми ресурсами, которые общество отпускает ей для борьбы с преступностью. В этих условиях неминуемо возникает проблема выбора: как обеспечить защиту общества в условиях дефицита возможностей. Полагаем, что этот дефицит умышленно заложен в устройство обвинительной власти: система сдержек, ограничений является гарантией не столько даже от произвола, сколько от неадекватного расхода государственных ресурсов там, где можно обойтись без этих расходов - за счет частных средств. На несоответствие между ростом преступности и возможностями обвинительной власти обратил в свое время внимание Н.Н. Полянский. Он считал это объективной закономерностью и делал вывод о неизбежности обращения официальной власти к альтернативным средствам, в том числе вовлекающим общественный элемент, реализации уголовного преследования124. Эта точка зрения является доминирующей в современной западной научной литературе125.

Заметим, что в условиях демократии репрессивный аппарат у государства может быть только таким (по стоимости), каким его желают содержать налогоплательщики. Как метко было подмечено проф. В.Т. Томиным, "уголовный процесс /уголовное судопроизводство/ можно назвать эффективным лишь в том случае, если он выполняет свои задачи, затрачивая лишь те средства, которые были выделены ему бюджетом. Деньги, затраченные в ходе УСП - это бюджетные деньги. Сколько их выделено - во столько и надо уложиться. Лучше, конечно, чтобы таких денег было больше. И чтобы тратились они рационально"126.

Ограничение возможностей (материальных, идеологических, политических, законодательных) обвинительной власти объективно вынуждают ее действовать избирательно127. Возможен только контроль над преступностью, а не ее искоренение. При этом обвинительная власть должна уметь сконцентрироваться на борьбе с наиболее опасными для общества преступлениями. Власть вынуждена просчитывать экономические, политические и, если угодно, психологические последствия своих шагов.

Президент РФ В.В. Путин подчеркнул, что правоохранительные органы "до тех пор действуют правильно, пока не выходят за рамки закона, но при этом, конечно, должны сопоставлять все свои шаги с реальными последствиями в политической сфере, в экономической"128. Обвинительная власть должна осознать, что она может позволять себе только такие меры, которые выгодны обществу, содержащему ее. Следует объяснить обществу мотивы избирательного привлечения к уголовному преследованию отдельных лиц, которых принято называть "олигархами": в чем состоит их опасность для общества по сравнению с другими. Абсолютивистское понимание законности, как требование точного и неуклонного соблюдения законов всеми субъектами, не практично и не убедительно в современных условиях. Нужно идеологически обосновать практику избирательного применения уголовного закона к лицам, чьи действия представляют наибольшую опасность для общества. Законность может быть только такой, какая по карману государству. Законность - это состояние умов, которые лучше всего убеждаются ссылками на выгоду. Здесь мы позволим себе не согласиться с мнением проф. В.Т. Томина, который полагает, что "уголовное судопроизводство не может быть эффективным, если его исход непосредственно зависит от финансовых и иных внесудебных возможностей стороны"129. Право, как известно, использует равный масштаб к неравным людям. На практике всегда было, есть и будет неравенство сил в процессуальной борьбе. И государству, полагаем, иногда проще договориться с сильным противником, чем пытаться сломить его. Речь идет, конечно, прежде всего, об экономических преступлениях.

Опыт показывает, что возможен только контроль над преступностью, а не ее искоренение. При этом обвинительно-следственная власть должна уметь сконцентрироваться на борьбе с наиболее опасными для общества преступлениями. Экономические преступления в буржуазном обществе являются одними из наиболее распространенных и опасных. С другой стороны, экономические санкции являются наиболее эффективными в отношении собственников. Правоприменитель должен исходить из того, что не меры личной ответственности, а ответственности имущественной приобретают превалирующее значение в обществе, основанном на частной собственности и частно-собственнической же идеологии.

Власть вынуждена просчитывать экономические последствия своих шагов по борьбе с преступлениями, прежде всего экономическими преступлениями, которые приносят материальный вред государственной и частной собственности. Полагаем, что большинство обывателей согласится с тем тезисом, что всем будет выгоднее, чтобы олигарх "откупился" от уголовного наказания, возместил ущерб, чем содержать этого же олигарха, "справедливо" приговоренного к наказанию в виде лишения свободы, в исправительном учреждении, между тем как "денежки", по выражению Л. Невзлина, будут "в надежном месте". Пусть платит и катится на все четыре стороны. Но пусть платит как можно больше. Условия, но также и "материальное основание" освобождения от уголовного наказания должны быть предметом торга, сделки между стороной обвинения и стороной защиты. Институт, предусмотренный главой 40 УПК, предусматривает такую возможность по любому уголовному делу об экономическом преступлении130.

Помимо экономической целесообразности есть и, конечно, и другие составляющие его эффективности, которые носят нематериальный характер. Как прозорливо отмечает проф. Томин, эффективным может быть названо такое уголовное судопроизводство, которое "своими результатами в состоянии удовлетворить чувство справедливости"131. Он говорит, что "речь идет, как об общественном, так и индивидуальном (большинства жителей страны, как прибегавших к такой форме обслуживания их государством, как уголовный процесс, так и нет) чувстве справедливости"132.

Устройство демократического правового государства предполагает ответственность публичной власти перед гражданским обществом. Демократическая власть не может подобно авторитарной власти игнорировать общественное мнение. Напротив, она должна уметь объясняться, аргументировать свои решения, чтобы общество воспринимало их как справедливые. А раз так, то возрастает значение диалога между обществом и властью по поводу тех репрессивных мер, которые принимаются к некоторым членам общества в связи с предположением о совершении ими преступлений.

Как указывает Х. Перельман в правовом государстве формального требования того, что закон должен строго и неуклонно соблюдаться, уже недостаточно133. Закон, равно как и практика его применения, должны опираться на естественное право, и приниматься обществом как правильные, справедливые. У людей должна быть вера в то, что государственно-правовые институты обеспечивают их безопасность, нужны им. Иначе, неизбежно, "диктатура закона превращается в закон диктатуры".

Однако сейчас у российской власти (ее обвинительной ипостаси) есть проблема в том, чтобы убедить общество в "правости" закона и справедливости его применения в связи с предполагаемыми фактами нарушения его некоторыми лицами. Имеется в виду рассматриваемое сейчас в суде уголовное дело в отношении М.Б. Ходорковского и других. У общества есть осознание того, что порядок надо наводить. Но мнения о том, как это делать, разделились134. Эту опасность власть, очевидно, осознает, но почему-то продолжает цепляться за старые схемы общения и обращения с обществом. А общество между тем превратилось из объекта манипулирования, в аудиторию, от решения которой зависит судьба самой власти. Так, во всяком случае, должны строиться отношения между гражданским обществом и правовым государством.

В период первоначального накопления капитала конфигурация отношений власти бизнеса и общества была такова, что систематическое нарушение закона в экономической сфере стало нормой. Для избранных. Так сложилось. Так сложилось, что острие карательной механизма было обращено против тех, кто оказался "вне раздачи". С другой стороны образовался круг неприкасаемых135. "Они были вовлечены в создание вертикали власти, под которой ... оказались погребены самостоятельность и региональное свободомыслие, а "откаты" и "заносы" остались. Они же создали те самые управляемые "органы", которыми теперь управляют другие, выписывая ордеры на арест. Так получилось... Они обеспечили сохранность тем, по телефонному звонку которых немедленно выезжала "бригада" и "валила". Лицемерие было возведено в добродетель не в момент падения независимых телеканалов и избрания культовых губернаторов, а годами раньше, когда на административном ресурсе получали квоты, бюджетные ссуды и целые отрасли. И при этом они не озаботились созданием той самой политической системы, того общества, которое могло бы им гарантировать так недостающий сейчас независимый суд и обезопасить от резких движений прокуроров. Но общество молчит. А олигархи 1990-х, особенно бизнес-гиганты, уже никогда не смогут снискать народного понимания, пусть даже потратив миллионы на пиар. Поэтому по экономическим обвинениям теперь будут скорее сажать, а не брать подписку о невыезде"136. Полагаем, что это тупиковый путь, он приведет в конце-концов к экономической катастрофе. Совковыми средствами, на совковой идеологии не решить тех проблем, которые стоят сейчас на пути дальнейшей модернизации нашей правоохранительной системы, а это напрямую влияет и на бизнесклимат в стране. Пока можно с сожалением констатировать, что нет идеологии борьбы с преступностью, которая объединяла бы власть и общество в понимании того, что происходит. Поэтому невозможно и риторическое обеспечение принятия обвинительной властью решений и их реализации. Ведь общество имеет речевое устройство, и пиар является необходимым условием любого общественного проекта, когда люди имеют право принять его или отвергнуть.

В состязательном уголовном судопроизводстве обвинительная власть должна обладать свободой распоряжения уголовным преследованием, в рамках установленных законом. Прокурор является субъектом диспозитивности. Диспозитивность - это свобода стороны в деле распоряжаться правом на уголовный иск и своими процессуальными правами, включая права по доказыванию, в своих процессуальных интересах. Распоряжение уголовным иском означает, что инициатива возбуждения уголовного преследования, определение его предмета и решение вопроса о его продолжении или прекращении принадлежит обвинителю или соглашению сторон, а не только по требованию закона или суда происходит137.

*Обвинительная власть отказывается от реализации уголовного преследования в форме предварительного расследования с целью добиваться от суда применения уголовного наказания к обвиняемому. Вместе с тем, она, оставаясь на утверждении о виновности лица, модифицирует свою обвинительную деятельность, добиваясь полного возмещения преступного вреда и рублем наказывая виновника преступления.

Можно предположить, что альтернативные, медиационные юридические средства разрешения уголовно-правовых конфликтов составляют неразрывное целое с устройством обвинительной власти. Обвинительная власть демократического государства должна быть наделена такими полномочиями диспозитивного характера, которые позволяли бы ей гибко осуществлять уголовное преследование, с учетом всего спектра юридически значимых обстоятельств и избирательно подходить к возможности реализации тех или иных мер юридической ответственности, предусмотренной к лицам, нарушившим уголовный закон. А в некоторых случаях ей вообще можно отказаться от постановки перед судом вопроса о привлечении обвиняемого к уголовной ответственности, перевести разрешения правового конфликта в другой правовой режим.

Законность - это ведь разумный формализм, т.е. допускающий целесообразность в выборе средств и форм государственного принуждения к правонарушителям. Не случайно современный законодатель свел понятие законности к нескольким конкретным требованиям, содержащимся в ст. 7 УПК. Конечно, общее требование легальности необходимо для состязательного процесса, как условие равенства противоборствующих сторон, как гарантия прав личности. Но только сочетание идей легальности и целесообразности делает состязательный уголовный процесс правовым явлением в его истинном значении, как обеспечивающий гармоничное сочетание интересов публичных и интересов личности в разрешении правового вопроса о назначении уголовного наказания.

Процессуальный принцип целесообразности - это предусмотренная законом свобода правоусмотрения стороны в деле (в том числе обвинителя) предпринять то или иное процессуальное действие, использовать то или иное процессуальное право, сообразуясь исключительно соображениями эффективности, экономии и выгоды для достижения процессуального интереса в деле. Государственный обвинитель руководствуется в выборе уголовно-процессуальных средств, естественно, публичным интересом. А общественный интерес отнюдь не всегда состоит в том, чтобы уголовному преследованию и привлечению к уголовной ответственности подвергался каждый, кто совершил преступление.

В состязательном уголовном судопроизводстве обвинительная власть может ставить вопрос не только об обязанности, но и целесообразности его уголовного преследования. Принцип целесообразности (карательной экономии) предполагает учитывать соображения, касающиеся личности обвиняемого, его деяния, вреда, интересы потерпевшего и других, заинтересованных в исходе дела лиц, а также соображения, связанные с возможными социальными, экономическими и пр. последствиями реализации уголовного преследования. Быстрое и энергичное преследование серьезных экономических преступлений не должно страдать от того, что прокурор вынужден большую часть своей рабочей силы тратить на выявление, расследование менее серьезных или значительных проступков в сфере экономики. Преследование лиц, совершивших такого рода деяния, дороже обходится самому обществу.

Целесообразность ведет к прагматичности, избирательности уголовного преследования и применения наказания. Это следует открыто признать нашему законодателю, последовав примеру законодательству многих стран. Надо сделать элементом идеологии и принципом деятельности правоохранительных органов допущение компромисса не только в том, что касается определения пределов ответственности и размеров наказания, но и конструирования оснований и самой возможности возникновения уголовно-правового отношения.

На наш взгляд, это приведет не к произволу. Напротив, как это не парадоксально, целесообразность ведет к большей ответственности обвинительной власти перед обществом - универсальной аудитории, к которой обращено каждое действие и решение публичной власти138. Публичная власть понуждается к открытому объяснению, мотивировке целесообразности своих действий, убеждению в их правильности, для этого должны быть предусмотрены соответствующие процедуры. Тогда только у общества не возникает отчуждение к действиям властей. Тогда только и можно говорить о том, что Законность и Право имеют глубокие основания в сознании народа. Ибо, как правильно некогда было сказано, "чтобы жить в праве, надо чтобы право жило в нас". В идеале Истины и Справедливости, разделяемые обществом с уголовным судом и другими правоохранительными институтами оправданно существование института наказания. И для нас очевидно, что в условиях противодействия равновеликих процессуальных сил, наиболее вероятным результатом состязательного процесса будет взаимоприемлемый для сторон компромисс, оформленный приговором или постановлением суда. Таким образом, в судебной истине, как знаменателе общественного мнения, выражается идея общественного договора о том, что принято считать истиной и кто в свете этой истине подлежит наказанию.

Итак, делаем промежуточные выводы. Уголовное преследование ведется специально уполномоченными на это государственными органами для достижения целей уголовного судопроизводства, определенных в законе (ст. 6 УПК РФ). Из содержания ст. 6 УПК РФ вытекает, что назначению уголовного судопроизводства отвечают как уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания, так и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождения их от наказания. Однако альтернатива "наказание - не наказание", является неполной. Она не учитывает специфики института прекращения уголовного преследования, дела по нереабилитирующим основаниям, когда происходит отказ от уголовного преследования обвиняемых в совершении преступлений и применение к ним иных мер ответственности помимо наказания. Значит, уголовное судопроизводство имеет одним из своих назначений применение в особой процессуальной форме альтернативных мер ответственности, заменяющих уголовное наказание, к лицам, обвиненным в совершении преступления. Механизм уголовного судопроизводства, встроенный в систему власти правового государства, неизбежно воплощает в себе идею компромисса, договорного начала, а именно: не все и не каждый, нарушивший уголовный закон, должен быть неизбежно наказан. Однако ни один случай нарушения уголовного закона не должен не остаться без реакции со стороны государства, общественных институтов, потерпевшего и, наконец, любого гражданина. Применение уголовного наказания - один из способов управления деструктивными процессами, происходящими в любом обществе.

Можно в целом согласиться с тем, что механизм уголовного судопроизводства представляет собой устройство, основное предназначение которого состоит в том, чтобы обеспечивать поддержание общества в состоянии правовой определенности, что равнозначно поддержанию баланса сил, гармонизации частного и публичного интересов. В поддержании правопорядка посредством уголовного процесса в равной степени заинтересованы и индивид, и общество, и публичная власть.

На наш взгляд, вполне разумным является подход, при котором в устройство уголовного судопроизводства закладывается правовая возможность осуществлять защиту интересов общества и его граждан возможно большим числом различных правовых способов и средств. Публичная власть и отдельно взятые граждане (потерпевший в первую очередь, но и специальные общественные институты) должен обладать набором инструментов разрешения уголовно-правового спора и применять каждый из них в зависимости от обстоятельств конкретного дела. Эффективность уголовного преследования невозможна без предоставления обвинительной власти права на распоряжение уголовным иском с учетом необходимости обеспечения частного интереса. Естественно государственные органы уголовного преследования могут прекращать уголовные дела, руководствуясь мотивами целесообразности, только в ограниченных пределах, регламентированных указанием закона об условиях и основаниях проявления таковой.

Целесообразность предлагает разумную меру в практике наказания. Уголовная политика не может не учитывать идеологические, социальные, экономические и прочие издержки применения репрессий. В правовом государстве результаты борьбы с преступностью не могут не носить избирательного характера. Далеко не все, преступившие уголовный закон, привлекаются к уголовной ответственности в установленном уголовно-процессуальным законом порядке. Значит, систему уголовно-правовых и уголовно-процессуальных средств надо рассматривать в качестве средства контроля за преступностью, удержания ее в приемлемых (нужных?) для общества, прежде всего его элиты, пределах.