|
|
К оглавлению
Раздел 4. ПОНЯТИЕ И ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ ФУНКЦИЙ
Мы подошли к решению вопросов, вокруг которых до сих пор не снижается полемика. Эти вопросы, обрастая новыми мнениями, сегодня становятся все более покрыты завесой таинственности. Путь к их освещению оказался очень непростым, ибо первоначальное накопление интеллектуального капитала требовало анализа разрабатываемых точек зрения, обладания некоторым методологическим багажом для выдвижения следствий, наработки некоего арсенала средств исследования. Все, что было написано в предыдущих разделах, оправданно. Если для наглядности прибегнуть к сравнению, то все предыдущие разделы можно представить как взрыхление и сеяние почвы такими семенами, от которых можно получить пусть чрезвычайно редкие, необычайно хрупкие, но действительно желанные ростки новых знаний, очень необходимых для проникновения в секреты явлений, именуемых процессуальными функциями.
Применением словосочетания «новые знания» подчеркиваются три следующих момента. Во-первых, эти знания относительны и нередко в этом качестве они могут быть сведены только к новым смысловым граням уже известного явления. Во-вторых, под новыми знаниями в плане их подачи читателю подразумевается совокупность сведений о предмете исследования, выраженная в логической формулировке (правиле). В-третьих, каждая такая формулировка должна проходить испытание на прочность, чтобы исследователь мог избежать коварной опасности оказаться в плену ошибочных представлений, обольститься их привлекательностью и принять за истину то, что ей не является.
Чтобы избежать подобных ошибок или, по крайней мере, свести их к минимуму, каждый исследователь выбирает вспомогательные средства контроля. Уместно применить с этой целью в настоящем исследовании тот же прием: считающиеся в настоящее время неоспоримыми, не вызывающими сомнения положения, полученные из официальных источников самого высокого ранга, использовать в качестве отправных и по ним сверить свои выводы. К числу такого рода источников по вполне понятным причинам отнесем постановления Конституционного Суда Российской Федерации, связанные с толкованием Конституции РФ.
В связи с этим процитируем небольшую часть Постановления Суда от 28 ноября 1986 г., вынесенного по запросу Каратузского районного суда Красноярского края. «В уголовном судопроизводстве состязательность означает строгое ограничение функций обвинения и защиты, каждая из которых возложена на определенных участников процесса».
Поскольку процитированное положение используется в качестве отправного момента аксиоматического значения, то, думается, мы вправе считать совершенно достоверными следующие вытекающие из него выводы:
существование в уголовном судопроизводстве процессуальных функций обусловлено наличием такого свойства уголовно-процессуальной деятельности, как состязательность;
состязательность - это свойство уголовно-процессуальной деятельности, которое может проявляться не иначе, как при наличии сторон, выступающих в качестве носителей обязательно противоположных по характеру процессуальных функций, и это обстоятельство диктует категорический запрет на соединение различных функций в руках одного органа или лица;
распределение функций имеет место только среди строго определенных субъектов уголовно-процессуальной деятельности;
количество процессуальных функций, обусловленных принципом состязательности, равно трем: а) функция правосудия; б) функция обвинения (или уголовного преследования); в) функция защиты (или полного или частичного отрицания подозрения или обвинения, но не как функции, а как тезиса).
Таким образом, используя в качестве аргументационного материала процитированное положение из Постановления Конституционного Суда РФ, можно окончательно определиться в вопросе, связанном как с численностью, так и с наименованиями процессуальных функций.
В данном случае читатель может заявить, что мы открыли Америку. Действительно, как только зародилась теория процессуальных функций, так стали оперировать термином «сторона» в порядке развития составляющих ее компонентов, концепция размежевания названных трех функций сначала была просто-напросто единственной, а потом долго занимала господствующее положение.
Однако, как указывалось, в последующем отношение к этой концепции резко изменилось, и далеко не в лучшую сторону. Она с опасной быстротой теряла сторонников, хотя такие испытания выпали на ее долю совершенно незаслуженно. Думается, сейчас в силу известных обстоятельств ответы на вопросы о том, сколько процессуальных функций в сфере уголовно-процессуальной деятельности и как они именуются, лежат на поверхности, в связи с чем настала пора расставить все точки над «i» и доказать, что именно три названные процессуальные функции составляют предмет исследования рассматриваемой теории как неотъемлемой части науки уголовного судопроизводства.
Итак, имея представление о числе и наименованиях функций, можно ли начать разговор об их содержании? Этот вопрос поставлен далеко не случайно и отнюдь не из риторических соображений. С учетом проведенного анализа точек зрения о существе процессуальных функций заметим, что все сторонники данной теории безоговорочно относят защиту к числу процессуальных функций, и в то же время у них не сложилось единого понимания сути функции защиты. Попытка раскрыть причину сделана ранее. При этом следует ожидать, что ученые будут усугублять неразрешимые противоречия до тех пор, пока не достигнут согласия в главном - в сущности состязательности, основой которой служит принцип разделения процессуальных функций.
В предыдущем разделе подчеркивалось, что процессуальные функции - это зеркальное отражение состязательности. Это методологическое положение мы относим к закономерностям, из которых выводятся следствия. В этом плане, пожалуй, можно провести определенную параллель с физическим законом. Например, наблюдая приливы и отливы на море, происходящие в строгой последовательности дважды в сутки, мы тем самым воспринимаем действие закона о притяжении луны. Если убрать приливы и отливы, т. е. допустить, что их в природе не существует, то исчезнет и восприятие этого физического явления. Придание функциям свойства зеркального отражения состязательного начала уголовного судопроизводства подчеркивает, что процессуальные функции свидетельствуют о существовании состязательности и именно состязательностью мы объясняем наличие таких функций в сфере уголовно-процессуальной деятельности.
Конечно, мы имеем дело не с физическим явлением, а поэтому взаимодействие состязательности и процессуальных функций имеет специфические черты: состязательность реализует предназначение не сама по себе, а через процессуальные функции. Сказанное нуждается в уточнении, поскольку для обеспечения предназначенной для состязательного начала роли функции обязательно должны быть определенным образом организованы, отлажены.
Думается, следует согласиться с утвердившимся в процессуальной литературе мнением, согласно которому назначение состязательного начала можно свести к обеспечению условий, называемых «благоприятными», поскольку они объективно необходимы для достижения целей уголовного судопроизводства1. Функциональный характер организации уголовно-процессуальной деятельности достигается: а) наличием равноправных сторон как противоборствующих позиций в споре; б) безусловным размежеванием функций правосудия с функциями равноправных сторон. Благодаря организации уголовно-процессуальной деятельности на основе процессуальных функций обеспечивается внедрение в ее сферу элементов специализации, свидетельствующих о своеобразном разделении труда при производстве по уголовному делу. Естественно, труд каждого носителя процессуальной функции представляет собой уголовно-процессуальную деятельность. Нередко процессуальные действия равных сторон сходятся и по сути выступают в качестве составных элементов одного и того же процессуального акта (действия). Например, стороны одновременно участвуют в допросе одного и того же лица, в случаях назначения и производства в суде экспертизы одновременно формулируют вопросы эксперту, на правах именно носителей процессуальных функций принимают участие в осмотрах, следственных экспериментах и других судебных действиях следственного характера. Другими словами, с полной уверенностью можно утверждать, что, реализуя свои функции, их носители осуществляют процессуальную деятельность, а поэтому каждая процессуальная функция в отдельности и все они вместе тоже есть процессуальная деятельность, которая по природе носит полифункциональный характер. Проще говоря, уголовное преследование (обвинение), защита, отправление правосудия есть процессуальная деятельность2.
1 О роли состязательного начала в уголовном судопроизводстве см.: Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. I. С. 151; Уголовный процесс /под ред. П. А. Лупинской. С. 122; Мельников Э. Б., Савицкий В. М. Уголовный процесс России: лекции-очерки, М., 1997. С. 54.
2 В процессуальной литературе под терминами «обвинение» и «защита» некоторыми авторами подразумевается не сама деятельность, а некий ее локальный (именно для стороны) итог, поэтому эти понятия существуют и как тезисы обвинения и защиты. Особенно последовательно данная концепция разрабатывалась П. М. Давыдовым (Давыдов П. М. Обвинение и защита. Актуальные проблемы советского уголовного процесса. Свердловск, 1987. С. 21-26).
Нейтрализовать полемику по данному поводу можно, ответив на вопрос: что лежит в основе многофункционального характера уголовно-процессуальной деятельности и распределения перечисленных функций по строго определенным субъектам?
Для того чтобы облегчить ответ на поставленный вопрос, обратимся к ораторскому искусству. Возможно, подобный шаг будет воспринят как некий экскурс, ибо на первый взгляд может показаться, что мы в данном случае отступаем от главных вопросов исследуемой темы. Однако это не так. Обращение к существу ораторского искусства продиктовано тем, что некоторые его разделы не только непосредственно соприкасаются с основной идеей исследования, но и позволяют сформировать положение, используемое в качестве отправного момента.
Известно, что ораторское искусство состоит из различных родов красноречия, к числу которых относится и судебное красноречие, включающее обвинительную и защитительную речи1. Думается, мы не погрешим против истины, если скажем, что судебное красноречие, как и суд, зародилось в древности, и это совпадение не случайно.
Состязательность обусловила наличие в сфере уголовно-процессуальной деятельности процессуальных функций, что в свою очередь повлекло необходимость возникновения институтов обвинения и защиты. Наличие этих институтов позволило рассматривать красноречие как действие, как один из видов мастерства, и именно в этом плане оно оттачивалось веками. В центре внимания судебных ораторов постоянно находились и находятся вопросы, связанные с приемами привлечения и удержания внимания слушателей, убеждения судей и присяжных заседателей, а также содержанием и структурой судебной речи. Все это было подчинено одной цели -повысить эффективность осуществления процессуальной функции.
Сказанное дает основание сделать вывод о генезисе процессуальных функций. Состязательность как свойство уголовного процесса запрограммирована его социальным предназначением.
1 Подробно об этом см.: Апресян Г. 3. Ораторское искусство. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1972. С. 60-85.
Уровень развития этого свойства зависит от рода объективных и субъективных факторов. В принципе эти факторы общеизвестны1, на некоторых мы уже останавливались. Однако с целью демонстрации связи ораторского искусства с состязательностью уместно привести следующую цитату. Автор-составитель книги «Об ораторском искусстве» А. В. Толмачев заметил: «На примере древнего мира отчетливо прослеживается закономерность: красноречие процветало и набирало силу в периоды наивысшего расцвета демократии, культурной и политической жизни»2. Проводя аналогию, можно отметить, что развитие демократических начал уголовного судопроизводства, и в первую очередь состязательности, создавало благоприятную почву для совершенствования судебного красноречия, которое сразу же стало развиваться и осваиваться в двух формах: в виде обвинительной и защитительной речей.
Если представить, что судебное красноречие существует без указанных видов, то сразу станет ясно, что оно лишено стержня, который порождает импульсы для повышения ораторского мастерства. Конечно, можно предположить, что эти виды появились случайно, однако вряд ли это следует воспринимать серьезно. Все виды судебного красноречия, бесспорно, порождены наличием таких процессуальных функций, как обвинение и защита, которые в свою очередь явились следствием состязательного начала в среде уголовно-процессуальной деятельности. Эта причинно-следственная связь прослеживается довольно четко, и попытки опровергать ее тщетны.
Итак, состязательное начало как внутреннее свойство, присущее уголовно-процессуальной деятельности (если, конечно, насильственно не искажать ее суть и социальное предназначение, а также не приспосабливать к политическим пристрастиям), не может по природе проявляться иначе, как только в противоборстве двух сторон: стороны обвинения и стороны зашиты.
Конечно, чтобы окончательно поставить все точки над «i», вряд ли оправданным будет обойти молчанием напрашивающийся вопрос: если противоречивый характер функций напрямую свидетельствует о том, что между сторонами обвинения и защиты никакого «согласия» нет, то не станут ли усилия сторон и суда (при закреплении функций за строго определенными субъектами уголовно-процессуальной деятельности) такими же тщетными, как у героев известной басни И. А. Крылова, которые взялись с поклажей воз вести?
1 См.: Алиев Т. Т. и др. Состязательность и равноправие сторон в уголовном судопроизводстве. М., 2003; Шестакова С. Д. Состязательность уголовного процесса. М., 2001 и др.
2 Об ораторском искусстве / авт.-сост. А. В. Толмачев. 4-е изд., перераб. и доп.М., 1973. С. 10.
Мы далеки от мысли рассчитывать только на сугубо риторическую роль поставленного вопроса, ибо не так уж много прошло времени с тех пор (если ориентироваться на высокую степень устойчивости стереотипа в мышлении), когда на него можно было получить однозначный ответ.
Автору этих строк пришлось присутствовать на одном из совещаний правоохранительных органов в конце 80-х гг. с участием и ученых-юристов, и членов коллегии адвокатов. Обычно все доклады и выступления были связаны с главным вопросом: как усилить накал борьбы с преступностью в регионе, достичь наивысшей эффективности в ней, чтобы сначала приостановить рост уровня преступных посягательств, а потом добиться снижения этого социального зла? И вот к числу «недостатков» в борьбе с преступностью, которые необходимо, если уж не совсем искоренить, то, во всяком случае, свести к минимуму, некоторые прокурорские работники, не раз выступавшие в качестве государственных обвинителей, отнесли то, что в судебных прениях мнения выступающих разительно расходятся. Данное обстоятельство вызывает у людей, находящихся в зале суда, чувство недоумения, они теряются в догадках, почему нет у судебных ораторов единого понимания обстоятельств судебного дела, не исключено, что кто-то из них, а может быть, и оба либо что-то путают, либо умышленно извращают суть обвинения. Прокурорские работники, кто с сожалением, а кто с нескрываемым негодованием, «клеймили» защитников, старающихся опровергать доводы обвинения.
Как ни странно, но такие речи нашли понимание у большинства участников совещания, причем не только у прокуроров и следователей, но и у некоторых судей. Последние обвинили защитников в необъективности, якобы они идут на поводу у подсудимого и, несмотря на массу обвинительных доказательств, в след за своим подзащитным отстаивают его невиновность.
Может быть, сейчас, когда состязательность и равноправие сторон провозглашены Конституцией РФ, такие речи наверняка будут восприниматься как нонсенс, а в то время они были вполне объяснимы и принимались за серьезные доводы по усилению борьбы с преступностью. Подоплека таких выступлений в общем-то не была откровением в условиях тоталитарного государства, когда деятельность всех без исключения органов уголовного судопроизводства осуществлялась под эгидой политического руководства КПСС. Считалось, что органы предварительного расследования, прокуратуры и суда представляют собой единую систему правоохранительных органов и в связи с этим обязаны действовать как единый отлаженный механизм. Такое положение давало повод рассматривать судебное разбирательство как своеобразное по направленности предварительное расследование, но только уже под руководством не прокурора, а суда и в иных процессуальных условиях.
Такое положение не было плодом воображения и результатом одних лишь политических пристрастий. Оно в известной мере опиралось на правовую базу, что позволяло испытать его в качестве практического руководства. Главную роль в этом сыграли некоторые процессуальные нормы действовавшего тогда УПК РСФСР. В порядке иллюстрации к сказанному сошлемся на ст. 232 УПК РСФСР, в которой перечислены основания для возвращения дела из суда для дополнительного расследования. В частности, в п. 1 данной статьи говорилось, что судья направляет дело для дополнительного расследования в случае неполноты предварительного расследования, но только такой неполноты, которая не может быть восполнена в судебном заседании.
Не правда ли весьма странное положение? Если неполнота может быть восполнена в ходе судебного следствия, то судья лишается права на возвращение дела на дополнительное расследование, на нем лежит ответственность осуществить деятельность за органов судебного расследования. Спрашивается, можно ли в таком случае вести речь о разделении процессуальных функций, если судья вынужден вместо разрешения дела по существу восполнять неполноту предварительного расследования.
Комментируемое положение закона можно объяснить рядом факторов. Главный из них - сложившееся ошибочное мнение, согласно которому органы расследования, прокуратуры и суда составляют единую систему с единой направленностью, дабы не уподобиться упомянутой крыловской тройке: раку, лебедю и щуке.
К чему это привело на практике, известно. Оправдательные приговоры практически исчезли из практики судов, постановлять их даже при наличии совершенно бесспорных оснований суды не осмеливалась, чтобы их не обвинили в том, что они борются не с преступностью, а с предварительным расследованием. Колонии и тюрьмы стали пополняться безвинно осужденными к лишению свободы, а нередко - к исключительной мере наказания, которая, к большому сожалению, не заставляла себя долго ждать.
Конечно, судебные ошибки выяснялись (правда, порой слишком поздно), неправосудные приговоры отменялись, находились виновники, чьи действия повлекли такие ошибки, но «машина» продолжала работать на тех же положениях, и пока они лежали в основе уголовно-процессуальной деятельности, практически ничего не менялось, либо изменения были незначительны.
Думается, в сказанном содержится ответ на поставленный вопрос. И здесь, видимо, нечего противопоставить выводу, что, как нельзя экспериментировать над природой, чтобы властвовать над ней, так недопустимо не только игнорировать, но и недооценивать свойства, запрограммированные самой «природой» уголовно-процессуальной деятельности. Трагичность последствий их игнорирования или недооценки не оправдывает никакой во всех отношениях привлекательной цели.
Итак, еще раз подчеркнем: процессуальные функции в самом общем виде представляют собой процессуальную деятельность, осуществляемую в связи с производством по уголовному делу строго определенными субъектами.
Понятно, что данный вывод нуждается в дальнейшей конкретизации, прежде всего для того, чтобы провести отличительную черту между существующими функциями, поскольку каждая из них является уголовно-процессуальной деятельностью1.
Для этой цели обратимся к судебному разбирательству, где названные функции особенно ярко, рельефно выражены, и состязательное начало в связи с этим проявляется весьма негативно, с элементами наглядной демонстрации. В качестве примера используем протокол судебного заседания в той части, когда носители функций участвуют в допросе одного и того же свидетеля.
Вопрос государственного обвинителя:
- Давайте уточним, свидетель. Я Вас правильно понял, что Вы лично видели как именно подсудимый, а не иное лицо, взял чемодан в зале ожидания?
1 Ковтун Н. Н., Кузнецов А. Н. Сущность и содержание функций уголовного правосудия в уголовном процессе России // Рос. судья. 2004. № 6. С. 29-31.
Ответ свидетеля:
-Да, я действительно был очевидцем того, как подсудимый взял чемодан, о чем я говорил и раньше на предварительном следствии.
Вопрос защитника:
Итак, мы выяснили, что зал был слабо освещен, чемодан находился от Вас на приличном расстоянии, зрение у Вас слабое. Причем Вы признались, что очки у Вас немного запотели, так как Вы вошли в зал при морозной погоде. Что же, при таких обстоятельствах Вы исключаете возможность ошибки?
Ответ свидетеля:
Конечно, полностью я ошибку свою не исключаю. Возможно, что я другое лицо принял за подсудимого.
Вопрос судьи:
Давайте уточним, какие же Ваши показания совпадают с действительностью, ответ на вопрос прокурора, или то, что сейчас Вы говорили защитнику?
Итак, мы видим, государственный обвинитель, защитник и судья допрашивают одного свидетеля по одному и тому же обстоятельству, а целенаправленность вопросов всех носителей процессуальных функций разная. Попробуем ответить на вопрос: какая отличительная грань лежит между процессуальными функциями?
Один из ответов на этот вопрос уже известен: каждая функция имеет своих носителей. Под носителями процессуальных функции подразумеваются все субъекты уголовно-процессуальной деятельности, которые либо участвуют в качестве сторон, либо являются органами правосудия. Таким образом, понятие «носитель» процессуальной функции по смысловому значению более широко, нежели понятие «сторона». Поскольку каждый из носителей выполняет только одну строго определенную функцию, то в принципе функцию разрешения дела можно именовать судебной функцией. При определенной доле условности функцию защиты можно обозначить функцией защитника, так как именно защитник обязан осуществлять данную функцию. В суде первой инстанции функцию обвинения вполне можно назвать функцией прокурора или государственного обвинителя, ибо именно прокурор профессионально связан с этой функцией. Однако такую замену сугубо терминологического толка вряд ли можно считать оправданной и целесообразной, поскольку носителей процессуальных функций значительно больше, нежели самих функций.
Для того чтобы определить точное число носителей процессуальных функций, обратимся к помощи действующего УПК РФ, в котором этот вопрос решен правильно и исчерпывающим образом. В порядке детализации разделим всех носителей процессуальных функций на две группы: 1) органы и лица, которые участвуют в производстве по уголовному делу в качестве сторон; 2) органы, не являющиеся участниками состязательности сторон.
Согласно гл. 6 УПК РФ участниками уголовного судопроизводства со стороны обвинения являются: руководитель следственного органа, начальник подразделения органа дознания, дознаватель, потерпевший (частный обвинитель), гражданский истец, представитель потерпевшего, гражданского истца и частного обвинителя.
Сторона защиты представлена следующими субъектами: подозреваемый, обвиняемый (подсудимый), законные представители несовершеннолетнего подозреваемого и обвиняемого, защитник, гражданский истец, представитель гражданского ответчика. Итак, в соответствии с УПК РФ перечислены все носители процессуальных функций, которые выступают в среде уголовно-процессуальной деятельности в качестве сторон.
Вторую группу носителей уголовно-процессуальных функций составляют судебные органы (суд, судья), которые стороной в уголовном процессе не являются.
Если обратить внимание на приведенную группировку носителей уголовно-процессуальных функций с позиции факторов, объединяющих каждую сторону и судебные органы, то можно наблюдать еще одну отличительную грань: в каждой функции в отдельности сосредоточен строго определенный интерес, существенным образом отличающийся от интересов других процессуальных функций. Бесспорно, подобного рода интересы органически связаны с функциональным характером уголовно-процессуальной деятельности, а поэтому обращение к ним можно считать одной из активных задач, которую исследователи почему-то упорно обходят вниманием. Этим интересам посвящено продолжение исследования.
|
|
